зать  точно:  это  была   привлекательность
неотвратимой развязки.
   Сидя на корточках перед грудой реквизита (правило номер два:  никогда  не
употреблять слово ?реквизит?,  вспомнила  я  Бубякина),  он  о  чем-то  тихо
переговаривался со своим спутником - холеного вида бюргером.  Бюргера  звали
Лутц,  я  поняла  это  из  отрывистых  реплик  на   искаженном   русском   и
отвратительном английском. Я никогда не была сильна в языках, но общий пафос
беседы уловила: каннский триумфатор беззастенчиво втюхивал  немцу  коллекцию
пасхальных яиц.
   - Фаберже, - втолковывал Братны, пощелкивая тонкими пальцами.
   - Я, я... Андестэкд, Фаберже, - кивал немец круглой бритой  головой  и  с
сомнением рассматривал яйца.
   - Мы же с вами не первый день работаем...  Никаких  фальшивок.  Все  вещи
подлинные, золотой фонд русской культуры... Андестэнд?
   - Я, я... - вяло отбивался недоверчивый Лутц.
   - Вот, смотри, бундес чертов... Лук эт ми, герр Лутц.  -  Анджей  взял  в
руки тусклое, припорошенное временем и  не  очень  выразительное  пасхальное
яйцо. И тут произошла удивительная вещь: в  его  ладони  оно  преобразилось,
заиграло яркими красками, в самой его  сердцевине  возник  теплый  и  ровный
свет.
   Несколько секунд я не  могла  оторвать  взгляда  от  этого  удивительного
зрелища. Но еще большие метаморфозы происходили с  немцем:  лицо  его  пошло
красными пятнами, выдававшими крайнюю степень  волнения.  Он  протянул  было
руку к волшебному маленькому предмету, но яйцо моментально исчезло в  ладони
Братны.
   - Так как? Берете? - тоном змея-искусителя спросил режиссер.
   - Я, я! - Немец еще  больше  покраснел,  на  какую-то  долю  секунды  мне
показалось, что его хватит апоплексический удар. - Хау мач?
   Братны раскрыл  ладонь  -  яйца  там  больше  не  было:  стандартный  ход
иллюзиониста на летнем отдыхе в райцентре средней полосы, но как эффектно! Я
даже сглотнула слюну  от  удовольствия  и  с  трудом  удержалась,  чтобы  не
зааплодировать.  Растопырив  пальцы,  Братны  старательно  указал  немцу  на
пятерню:
   - Пять штук за каждое. Файв саузенд фо ич. Почти даром. Андестэнд?
   - Я, я, - все повторял  немец  и  не  мог  остановиться.  Братны  вытащил
сложенный вчетверо листок и  ткнул  его  немцу.  -  Заодно  и  соглашение  о
сотрудничестве подпишем. Парализованный манипуляциями режиссера,  герр  Лутц
послушно достал из нагрудного кармана роскошный ?Паркер?, чиркнул что-то  на
листке и водрузил ручку на  место.  Режиссер  проводил  ?Паркер?  задумчивым
взглядом профессионального карманника и похлопал немца по плечу.
   - Вот и отлично, герр Лутц, вери гуд. Все формальности  потом,  а  сейчас
извините... Эскьюз ми. Работа. О наших расписных баранах  поговорим  сегодня
вечером. Тудей ин ивнинг. О'кей?
   - Я, я...
   - Я провожу вас.
   Когда они, все так  же  похлопывая  друг  друга  по  плечам  и  выказывая
чрезмерное расположение друг другу, прошли  мимо  меня,  я  уже  знала,  что
?Паркера? в нагрудном кармане немца не окажется. Ушлый режиссер  обязательно
сопрет его. С самым невинным выражением лица. Точно с таким  же  выражением,
точно с таким же изяществом в движениях я  в  свое  время  обносила  дорогие
бутики - только из хулиганских  побуждений.  Братны  тоже  был  хулиганистым
парнишкой, это я поняла сразу, вот  только  масштаб  его  шалостей  потрясал
воображение. Если он снимает кино так же, как крадет вещи, если все, к  чему
он прикасается, так же вспыхивает внутренним светом (а я сама видела это)  -
кинематограф заполучил действительно потрясающую личность.
   Прости меня, Иван...
   Я вернулась к старухам,  к  своему  ?Шекспиру?,  оставленному  на  стуле.
Теперь я кое-что знала о Братны,  и  сведения  эти  не  были  почерпнуты  из
солидных академических изданий. А спустя некоторое время  в  зоне  видимости
появился и он сам: теперь уже в сопровождении маленького лысого  человека  в
сатиновых конторских нарукавниках.  И  тотчас  же  весь  павильон  пришел  в
движение, жизнь с бешеной скоростью завертелась вокруг Братны, он втягивал в
свою орбиту все новых и новых людей. Даже старухи  занервничали  и  вытянули
жилистые шеи в сторону пришедшего режиссера.
   - Сом пришел. Явился, слава Богу. Теперь быстрее пойдет,  -  слышался  их
нестройный ропот.
   Братны оккупировал кресло, вальяжно развалившись в  нем,  и  придал  лицу
скучающее выражение. Его спутник скромно расположился рядом, разложив  перед
собой крошечные, остро сверкающие ювелирные инструменты.  За  спиной  Братны
тотчас же оказалась блеклая инфанточка с подозрительно высоким лбом, сводная
сестра гашишницы Светика: женщины в съемочной группе  Братны  не  отличались
разнообразием. Инфанточка держала в руках талмуд и поедала  глазами  затылок
режиссера. Тут же, невдалеке, пасся стреноженный  и  притихший  от  ощущения
собственной значительности Федя Бубякин.
   - Давайте сюда бабулек, - скомандовал Братны, - и в темпе, пожалуйста,  у
меня сегодня пробы.
   Очередь пришла в движение, старух выдергивали  по  одной  и  подводили  к
столу. Лысый ювелир прекрасно знал свое дело:  он  рассматривал  принесенные
украшения сквозь лупу, о чем-то шептался с Братны и  тихим  голосом  выдавал
резюме. Я не слышала, о чем он говорил старухам: видимо, это были не  совсем
лестные  комментарии  по  поводу  качества   изделий.   Большинство   старух
моментально теряло царственную осанку и отползало в сопровождении инфанточки
к другому  столу,  за  которым,  обложившись  бумагами  и  тонкими  стопками
наличных  денег,  сидел  юный  прощелыга  в   хорошо   отглаженном   костюме
банковского клерка. Такому типу я не доверила бы  и  скомканной  десятки  из
своего кошелька. Сладенько улыбаясь, клерк  вручал  старухам  наличные,  они
ставили подпись в каких-то ведомостях, получали расписки и тихонько исчезали
из павильона.
   Вся технологическая цепочка - от ювелира до  юного  прощелыги  -  безумно
заинтересовала меня. Я уже видела, как легко Братны разделался с  доверчивым
немцем. А  беспомощные  пожилые  женщины  представлялись  совсем  уж  легкой
добычей.
   - Вы что-то принесли для съемок? - осторожно спросила я у своей соседки.
   Старушка оказалась разговорчивой.
   - Вот, объявление прочла, - шепотом пояснила она, -  требуются  настоящие
украшения... За приличные деньги, напрокат... А  сейчас  такое  время,  сами
знаете. Я одна, а пенсия крохотная. К тому же ее задержали... У  меня  очень
стесненные обстоятельства, очень. А здесь обещали... Говорят, режиссер очень
известный. А у меня от прабабки осталось кольцо, сапфир чистой воды.  Я  его
даже в войну сберегла. А теперь вот... Взгляните, дама.
   Она вытащила из сумки коробочку и открыла ?е. Кольцо, уютно  свернувшееся
на вытертом бархате, поразило меня:  это  действительно  был  сапфир  редкой
красоты. По его краям  вились  стилизованные  виноградные  листья  -  золото
высшей пробы, не потускневшее от времени. Люди капитана Лапицкого,  которого
я так беззастенчиво предала, научили меня разбираться  в  камнях,  это  было
одним из составляющих моей подготовки.
   - Очень красивое, - выдохнула я, - великолепная вещь.
   - Да, - грустно подтвердила старушка, - тридцать лет его  носила.  Теперь
не могу, суставы распухли, у меня артрит, знаете ли...
   Высоколобая инфанточка  поманила  мою  соседку  пальцем,  и  та  послушно
двинулась к столу.
   - Я с вами, - шепнула я старушке, предчувствуя недоброе.
   - Как хотите, - равнодушно ответила она, сейчас  ее  интересовала  только
сумма,  которую  она  может  выручить  за   сданную   в   прокат   фамильную
драгоценность. - Спустя минуту лысый  ювелир  уже  внимательно  рассматривал
кольцо, а я не спускала глаз с Братны. По его полуприкрытым векам  пробежала
тень, он потер подборо, - док и хмыкнул: чуть громче, чем было необходимо.
   - Хорошая работа, - осторожно произнес ювелир, не отрываясь  от  лупы,  -
золото вполне приличное. Не высшей пробы, конечно. Вы когда-нибудь проводили
ювелирную оценку кольца?
   - Нет, - старушка непонимающе посмотрела на ювелира, - а нужно было?
   - С камнем должен вас разочаровать, - сразу же приободрился лысый черт  в
сатиновых нарукавниках.
   - А что с ним такое?
   - Это не драгоценный камень, - вынес он  приговор  и  пустился  в  долгие
многословные объяснения. - Очень хорошая имитация, но это не сапфир.  Больше
похоже на сапфирин, разновидность халцедона, а это уже  поделочный  вариант,
он практически ничего не стоит. Хотя оправа  выполнена  очень  искусно.  Вот
что: мы можем купить у вас кольцо,  тем  более  что  никакой  художественной
ценности оно не представляет. Но за золото можно заплатить вполне  достойную
сумму.
   Ювелир метнул быстрый взгляд  на  Братны.  Тот  забарабанил  пальцами  по
подлокотнику.
   - Скажем, рублей семьсот. В любом другом месте вам дадут гораздо  меньше,
если вообще что-то дадут. А семьсот рублей по нашим временам  -  очень  даже
неплохо.
   На старушку жалко было смотреть:  губы  ее  запрыгали,  как  у  маленькой
девочки, из глаз выкатились две одинокие слезинки.
   - Как же так?  -  прерывающимся  голосом  спросила  она.  -  Это  же  наш
фамильный камень, он из поколения в поколение передавался. Моя прабабка...
   - Ну, - развел руками ювелир, - подделок хватало во все времена.
   Сбитая с толку старушка нерешительно потянула к себе кольцо.
   - Не может быть. Это настоящий сапфир, - обреченно сказала она.
   - Я занимаюсь ювелирным делом тридцать лет, а здесь выступаю  только  как
консультант. Но любой специалист, даже оценщик ломбарда, скажет вам о  камне
то же самое. Я понимаю ваши чувства,  но...  Еще  раз  повторяю  -  подделок
хватало во все времена. Соглашайтесь, бабушка, не прогадаете.
   - Нет-нет... Я...
   - Я могу взять кольцо с  собой,  под  расписку.  Провести  дополнительную
экспертизу. Но, боюсь, результат будет тем же.
   Ювелир цепко  держал  кольцо  в  руках,  не  выказывая  никакого  желания
расстаться с ним. Пора было вмешаться.
   - Подделок хватало во  все  времена,  это  точно,  -  вкрадчивым  голосом
произнесла я, - а вот мошенников сейчас  стало  гораздо  больше.  Их  у  нас
просто засилье. Не продохнешь.
   Ювелир вздрогнул и выронил лупу из глаза.
   - Значит, занимаетесь ювелирным делом тридцать лет? -  так  же  вкрадчиво
продолжила я.
   - А вы, собственно... - начал было он, но тотчас же  замолчал,  повинуясь
жесту Братны: тот соизволил наконец открыть глаза и  пристально  смотрел  на
меня.
   - А вам советую, - обратилась я непосредственно к режиссеру,  -  поискать
себе другого эксперта.
   - Я не понимаю, - хорохорился ювелир, - меня в чем-то подозревают? Вы кто
такая, собственно? Вы с бабушкой? Бабушка, эта дама с вами?
   - Нет-нет, не со мной, - сдала меня с потрохами старушка. И скосила глаза
в сторону клерка с наличными. Искушение взять деньги было слишком велико.
   - Это настоящий сапфир, - обратилась я к ней, - вас просто решили надуть.
Будет лучше, если вы заберете кольцо и больше никогда сюда не придете.
   - Какого черта? - наконец-то разлепил губы Братны. - Почему посторонние в
павильоне?
   -  Почему  же  посторонние?  -  нагло  спросила  я.  -  Когда  под  носом
обстряпывают грязные  делишки  и  сомнительные  люди  проводят  сомнительную
экспертизу, невозможно остаться в стороне.
   - Я попросил бы оградить меня... - струхнул ювелир.
   - Вы откуда? Как вы сюда попали? - Братны настороженно посмотрел на меня:
никакого испуга в холодных глазах, только легкая досада.
   -  Как  и  все.  Через   центральную   проходную.   Кстати,   по   поводу
тридцатилетнего стажа. У вас есть  документы?  -  цыкнула  я  на  притихшего
ювелира и снова обратилась к старушке:
   - На вашем месте я  бы  потребовала  удостоверение  личности  эксперта  и
лицензию как минимум.
   Жизнь в павильоне замерла: все незаметно подтянулись к месту  неожиданной
склоки, в задних рядах партера я даже увидела изрядно испуганного  Бубякина.
Я испортила гениальному режиссеру всю обедню с сапфиром; если выяснится, что
на студию меня приволок дядя Федор, - его задница  моментально  загорится  и
рухнет в бездну, как самолет капитана Гастелло.
   - Интересное кино, - ни к кому не обращаясь, произнес Анджей Братны.
   - Ну, что вы! Ваше куда интереснее.
   - Поклонница таланта?
   - Некоторым образом.
   Теперь он внимательно рассматривал меня. Он даже соизволил поменять позу.
   - Разбираетесь в камешках?
   - Некоторым образом. Во всяком случае,  вполне  могу  отличить  настоящий
камень от подделки.
   - Если мне не верят... Если меня в чем-то подозревают,  -  снова  затянул
свою волынку ювелир, но Братны резко пресек его;
   - Заткнись!
   Сбитая с толку старушка переводила взгляд с Братны на  меня  и  никак  не
могла понять, что же здесь происходит. Наконец она решилась взять слово:
   - Ас кольцом-то, с кольцом-то что?
   - Действительно, что с  кольцом?  -  поддержала  старушку  я,  откровенно
издеваясь над Братны.
   Ситуация злила его, я это видела. Мне  хватило  нескольких  минут,  чтобы
просчитать комбинацию Братны. Подменить драгоценности или просто максимально
занизить их стоимость - такие вещи практиковались в среде нечистых  на  руку
ювелиров. Но чтобы преступная лавочка развернула свою деятельность  в  самом
сердце непорочного  ?Мосфильма?!  Это  было  слишком  даже  для  увенчанного
лаврами режиссера.
   - Если вы не доверяете нам, - с нажимом произнес Братны.
   - Я доверяю, доверяю, - тихо сказала старушка.
   -  Если  вы  не  доверяете  нам,  воспользуйтесь   услугами   независимых
экспертов.
   Словосочетание ?независимый эксперт? ввергло пожилую женщину в ступор.
   - Я согласна, - наконец сказала она. - Но деньги мне выдадут?
   Братны с торжеством посмотрел  на  меня.  Я  проиграла.  Черт  возьми,  я
проиграла, сейчас сапфир уплывет в бескрайний океан реквизита фильма ?Забыть
Монтсеррат?  и  будет  мирно  покачиваться  на  волнах  рядом   с   немецким
золотоголовым ?Паркером?. Сам ?Паркер? уже торчал в кармане пиджака  Братны.
Что и требовалось доказать.
   - Конечно, конечно. Муза, проводи женщину.
   Инфанточка подхватила мою неожиданную подопечную, и  они  продефилировали
мимо меня.
   "Съела, стерва?? - сказали  мне  глаза  Братны,  чуть  затуманившиеся  от
неожиданно легкой победы.
   "Ты скотина, типичный пальмовый вор?, - сказали  Братны  мои  собственные
глаза, чуть затуманившиеся от неожиданно легкого поражения.
   - Вас я тоже не задерживаю.
   - Жаль. А я хотела предложить вам кое-какие ценности. - Я не  могла  уйти
просто так.
   Никто не может уйти от тебя просто так, Анджей Братны, и ты  знаешь  это!
Сукин сын, пряничный рождественский разбойник, сахарная голова, до  чего  же
ты хорош! Я поймала себя на мысли,  что  весь  мой  праведный  гнев  куда-то
улетучился. На Братны положительно нельзя было сердиться. Ему сошло бы с рук
даже ограбление ризницы Московской Патриархии. В его бледных польских скулах
не было никакой цыганщины,  но  я  почти  уверилась  в  том,  что  он  может
загипнотизировать кого угодно.  Загипнотизировать  и  таскать  за  собой  на
коротком поводке, лишь изредка отпуская на свидание  с  родными.  Интересно,
сколько таких поводков у него в руках?..
   - Вот как? Рубиновый гарнитур императрицы Александры Федоровны?
   - Не совсем. Пара картин, только и всего.
   - Рубенс? Левитан? Томас Гейнсборо?
   - Нет. Современный художник. Братны закинул руки за голову.
   -  Угу...  Федор!  -  Братны  выдернул  из  толпы   Бубякина,   очевидно,
отвечающего за современное изобразительное искусство:
   - Ты привел?
   - Кого? - трусливо спросил дядя Федор.
   - Эту женщину. Как она здесь оказалась?
   - Впервые вижу. - Глаза дяди Федора умоляюще округлились, ему не хотелось
попадать в немилость к кинематографическому  царьку  из-за  такой  случайной
дряни, как я. - Вы как сюда попали, голубушка?
   - Прочла объявление в газете, - пожалела я Федора, вспомнив  о  том,  что
говорила мне старушка.
   - Ладно, показывайте ваши полотна, - снизошел наконец  Братны,  -  только
живенько, и закончим на сегодня.
   - Вот и отлично, - с подъемом ответила я, -  значит,  я  буду  последней,
кого вы попытаетесь объегорить.
   - Радостное совпадение наших желаний. Только отойдем в сторону, чтобы  не
мешать группе подготовиться к пробам.
   Мы с Братны направились в тот  самый  райский  уголок,  где  он  обставил
немца. Стараясь не смотреть на пасхальные яйца псевдо-Фаберже,  прикорнувшие
среди других экспонатов, я распаковала планшет и вынула своего ?Шекспира?.
   - Здесь не очень хорошее освещение, - заметила я, извиняясь.
   - Ничего, я соображу,  что  к  чему.  Несколько  минут  Братны  задумчиво
рассматривал каныгинскую картину - - Кто автор?
   - Один молодой человек. Сейчас, к сожалению, он не работает.
   - Жаль. Я беру эту картину. Есть  еще  что-нибудь?  Я  достала  ?Шутов  и
кардиналов?.  Братны  мельком  взглянул  на  них  -  только  из   брезгливой
вежливости. Точно так же взглянула бы на них и я. ?Шуты и кардиналы? мне  не
нравились, слишком много бездумного пурпура, как раз в марийском  самогонном
стиле.
   - Эти не пойдут.
   - Не соответствуют гражданскому пафосу киношедевра?
   - Именно. Как называется первая штучка?
   - ?Шекспир на сборе хвороста?.
   - Я так и подумал. Сколько вы за нее хотите?
   - Я не продаю эту картину.
   Братны посмотрел на меня и улыбнулся:
   - Что, вещица неоднократно спасала вас от самоубийства?
   У меня даже в глазах потемнело от такой проницательности. Не хватало еще,
чтобы этот самоуверенный простодушный гений вскрыл мою черепную коробку!
   - С чего вы взяли?
   - Меня бы спасла... Как вас зовут?
   - Какая разница? Ева. -  Я  давно  не  произносила  своего  имени  вслух,
состарившиеся губы с трудом вытолкнули его на поверхность.
   - Значит, Ева. Поклонница Аль Бано и Рамины Пауэр и замшелой  итальянской
эстрады конца восьмидесятых. Завбиблиотекой  школы  для  детей  с  задержкой
умственного развития.
   - Не совсем. Я работаю в видеопрокате.
   - Почти угадал. Я беру вашу картину для съемок. Я молчала.
   - Мы заплатим вам. Сумма не очень большая....
   - Но по нашим временам очень даже неплохо, - закончила я за Братны.
   - Я напишу расписку. Можете быть спокойны - ничего с  вашей  картиной  не
случится.
   - Ваша практика говорит об обратном,  но  хотелось  бы  верить...  -  Мне
нравилось дерзить ему.
   Братны вытащил целый ворох листов, выбрал  подходящий  и  расправил  его.
Факс с эмблемой Венецианского фестиваля - я успела  разглядеть  реквизиты  в
правом   верхнем   углу.   Клочок   бумаги,   неотразимо   действующий    на
экзальтированных  журналисток  из  приблатненно-богемного  изданьица   ?Семь
дней?. Вот тут-то ты и попался, голубчик Анджей  Братны!  Немецкий  ?Паркер?
уже несколько минут покоился в рукаве моей  старой  кофты  с  обтрепавшимися
рукавами. Это был немудреный трюк, точно такой же, какой проделал  Братны  с
герром Лутцем.  Но  в  моем  случае  имела  место  более  тонкая  работа,  я
приблизилась к Анджею лишь однажды, чутко отреагировав  на  реплику  об  Аль
Бано и Рамине Пауэр. Я действительно их любила.
   Братны похлопал себя по карманам, но не выказал особого беспокойства.
   - У вас есть ручка? - наконец спросил он.
   - Конечно. - Я была сама невинность. Истинная  Ева  перед  грехопадением.
Продолжая мило улыбаться, я протянула ему ?Паркер?. Игра ?вор у вора дубинку
украл? продолжалась. Я лидировала с перевесом в несколько очков.
   Он взял ручку, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Подумав несколько
секунд, он что-то быстро написал на листке и  протянул  его  мне.  И  только
потом воззрился на лутцевский трофей.
   - Дорогие у вас принадлежности для письма. Долларов на двести потянут.
   - Мне это не стоило ничего, - резонно заметила я.
   -  Мне  тоже.  -   Он   вернул   мне   ?Паркер?   и   широко   улыбнулся,
продемонстрировав ряд восхитительно неровных белых зу