-
увидишь   их   все  целиком  на  одном  из   телеканалов   с
соответствующими  комментариями. Органы тоже  в  стороне  не
останутся,  будь  спокоен.  Контрольный  звонок  с  перечнем
условий - завтра с 22.00 до 22.15".
      Я  не  боялась, что меня можно вычислить: письмо  было
написано  четкими  печатными  буквами,  не  имеющими  ничего
общего  с  моим  почерком, да и, пожалуй,  им  будет  не  до
графологической  экспертизы.  Кроме  того,   круг   знакомых
Туманова  патологически широк, в его орбиту вовлекаются  все
новые  и  новые люди, я лишь одна из многих: только на  моих
глазах   Володька  познакомился  с  добрым  десятком  нужных
g%+."%g*." самого разного калибра.
      ...Разместив текст на двух сторонах невинной  открытки
"С днем рождения" - лохматый щенок и утенок в матроске, -  я
сожгла  все черновики и выбросила в мусоропровод фломастеры,
которыми писала, - никаких улик, никаких улик.
      Для  того  чтобы сделать копию, мне пришлось прикупить
самый  дешевый  видеоплейер  - не  стоит  возбуждать  лишних
подозрений  ни у кого. На куске пленки в течение пяти  минут
умирала несчастная Юленька.
      Я  отправилась к Володьке, хорошо зная его сегодняшнее
расписание: отборочные туры районного конкурса,  а  потом  -
клуб,  где у него была назначена встреча с ведущим  светской
хроники московского дециметрового канала.
      Никого  не  встретив в подъезде, я добрых  пять  минут
звонила  в  дверь - на случай непредвиденных  обстоятельств.
Потом открыла ее и вошла.
      Квартира  в  отсутствие Володьки выглядела  еще  более
неухоженной, а женщины на плакатах - потерянными: им  некому
было демонстрировать свои стриженые лобки. Вещи в отсутствие
хозяина   тихонько  сходили  с  ума,  собирались   в   самые
невероятные  группы,  сидели на корточках  у  тротуара,  как
праздные  узбеки,  пожевывали табак - в  общем,  делали  что
хотели.
      Я  вставила кассету в видеомагнитофон, поставив ее  на
начало, и положила письмо туда, где Володька сразу же найдет
его  - в огромный холодильник. По приезде он всегда трескает
пиво,  я  очень хорошо усвоила эту его привычку. Я поставила
письмо и прижала ее упаковкой пива.
      Я  задержалась лишь на секунду - меня пронзила шальная
мысль: еще можно все переиграть, дать отбой, забрать письмо,
забрать кассету; спать с Володькой, а в перспективе с кем-то
другим,  не  таким толстым, но таким же ласковым  -  кого  я
смогу  полюбить;  пить вино в клубе, внедриться  в  одну  из
частных   телекомпаний  в  качестве  ведущей   какого-нибудь
развязного  шоу.  Выйти замуж, поменять фамилию  -  никто  и
концов не найдет...
       Но   я   тут  же  вспомнила  вчерашний  день,   когда
переписывала  финал съемки: ты не имеешь  права,  Юленька  с
перерезанным  горлом  уже  не сможет  за  себя  отомстить  -
значит, это должен сделать кто-то другой. А кто-то другой  -
это я.
      ...Я  выбросила  в  мусорный  бак  возле  своего  дома
дубликаты ключей, а вечером уже была в клубе. Туманов еще не
приезжал,  хотя до встречи с модным телевизионным тусовщиком
оставалось  всего полчаса. Я напропалую кокетничала  с  моим
любимым    официантом-тореро,   позвали    Ролик;    клевала
"бандерильяс", к которым пристрастилась, и ждала Володьку.
     Наконец он появился - по его жизнерадостно запыхавшейся
туше я поняла, что дома он еще не был. Что ж, тем лучше: эта
ночь   была   нашей,   и   я  вполне   смогу   увидеть   его
непосредственную реакцию.
      Володька  облобызал  меня, отпустил  пару  стандартных
шуток по поводу девочек в подмосковных городках и отправился
в  туалет - "подмыть вспотевшую харю и лесистые подмышки". Я
'-  + , что у него в кабинетике висит целый ворох рубашек  и
пара костюмов, - сейчас он переоденется, встретится с нужным
человечком  с  ТВ, пропустит с ним кувшинчик вина,  коснется
мягкой  ладонью моих сосков, как раз перед тем  как  швейцар
распахнет дверь в стылую ночь, мы сядем в машину и...
     Произошло именно так. Или почти так.
      В  три часа мы уже подъезжали к Володькиному дому.  Он
был оживлен, как никогда, и шутил так удачно, что я смеялась
всю дорогу, отбросив всякую снисходительность. Телевизионщик
предложил  Володьке делать программу на  одном  из  каналов.
Программа  должна была быть авторской, руководство  компании
готово было инвестировать в нее немалые суммы и предоставить
Туманову полную свободу.
     - Карт-бланш, любовь моя, - веселился Володька в тесном
салоне  машины, - они дают мне карт-бланш! Ты и я  -  вместе
сможем  сделать  из  этой приторной затеи  нечто  совершенно
фантастическое.   Мода,  кино,  красивые   шейки,   красивые
щиколотки.
     - Я-то здесь при чем?
      -  При мне, крошка, при мне! Разве я не говорил  тебе,
что  стал тосковать в твое отсутствие? Придется выдать  тебе
запасные ключи от квартиры.
      Поздно.  Мне  уже  не нужны запасные  ключи  от  твоей
квартиры.
      Мы  завалились  в квартиру, и, едва скинув  сапоги,  я
сразу  же  отправилась  в душ - продекларированный  жест,  к
которому Володька уже привык.
      Струи  отчаянно хлещущей воды заглушали  все  звуки  в
квартире, я подставляла воде лицо и напряженно ждала. Но все
равно - появление Володьки оказалось неожиданным.
     Напрягшейся спиной я почувствовала, что он открыл дверь
в ванную и остановился на пороге.
       -   Что  случилось,  милый?  -  проворковала  я,   не
поворачивая  головы, хотя больше всего мне  хотелось  сейчас
посмотреть  на  него.  Прошло  достаточно  времени  -  ровно
столько, чтобы потянуться за пивом в холодильник, обнаружить
письмо, прочитать его и просмотреть кассету: я всегда мылась
достаточно долго.
     Ответа не последовало.
      -  Решил  изменить  правила и нюансы  совокупления?  -
Вопрос был вполне естественным, до сих пор Володька ни  разу
не  входил  в  ванную, когда я находилась там,  -  очевидно,
считал,  что  каждый человек имеет право в  частном  порядке
подбрить подмышки и волоски на ногах...
     И снова молчание.
      -  Раздевайся, посмотрю на твою тушку при свете, -  не
унималась   я,   стараясь,   чтобы   вытянувшаяся    хлыстом
напряженная  спина не выдала меня. И это  тоже  было  вполне
естественно: я никогда не видела Туманова голым  при  свете,
он называл это стыдливым кодексом японских гейш.
      Никакой реакции - хотя я чувствовала, что он никуда не
ушел,  его  тяжелое дыхание заполнило маленькое пространство
ванной и отразилось в бледных кафельных плитках.
     Теперь пора.
     Я медленно завернула краны и сказала, не поворачиваясь:
     - Подай мне халат.
     Но и этого он не сделал.
      Тогда  я  наконец повернулась и увидела его  смазанное
страшное лицо: такое выражение бывает у одинокой беспомощной
женщины,  оставшейся один на один с насильником  -  нож  уже
занесен,   и  помощи  ждать  неоткуда.  Володькина   борода,
спутавшись,  сбилась набок - всегда холеная жесткая  борода;
глаза запали. Но даже не мог поразило меня - запах.
     Одуряющий запах пота.
      Пот  тек по его широкому лицу - град пота, струи пота,
поток   пота,   я  видела,  как  стекают  эти  стремительные
бессмысленные  потоки.  На светлой рубахе  выступили  темные
пятна  - подмышки, подбрюшье, выпуклая свисающая грудь.  Он,
не  отрываясь,  смотрел  на меня, цепляясь  глазами  за  мой
всегдашний спокойный силуэт, как за край пропасти.
     - Что-то случилось? - спросила я. - Кто-то умер?
     Что произошло? Ты меня пугаешь.
      Он судорожно сглотнул. Я чувствовала, что больше всего
ему хочется закричать. Но он не закричал - слова застряли  у
него в горле вздувшимся тромбом.
      Я вылезла из ванны, молча надела халат. И только потом
тряхнула окаменевшую груду мяса:
     - Да что с тобой?!
      И  чуть не потеряла сознание от запаха. Это был совсем
не  тот пот, который я успела узнать в Володьке. Он мог быть
разным - торжествующим и тонким, когда он доводил женщину до
вершины:   так  пахнут  хорошие  любовники.  Он   мог   быть
тяжеловатым,  как  после  переноски  тяжестей  или  корчевки
бревен,  - так пахнут мужики, удачно делающие свое дело.  Он
был  хорошим  любовником, он отлично  делал  свое  праздное,
немного скользкое дело.
      Но  сейчас  - сейчас было совсем другое.  Этот  страх.
Животный  страх, такая же естественная реакция, как пометить
свою территорию. Он ее и пометил - жалкий, вонючий, бьющий в
нос запашок.
     - Тебе плохо? Ты весь вымок.
      Наконец  Володька  приоткрыл губы, выпустил  воздух  и
просипел:
     - Все в порядке. Но сейчас ты должна уйти. Одевайся.
     - Не очень-то вежливо с твоей стороны. Куда может пойти
одинокая женщина в три часа ночи?
     - Возьми машину. Я дам денег. Но сейчас ты должна уйти.
     - Я не уйду, пока ты не объяснишь мне, в чем дело.
      -  Я  прошу  тебя.  -  Его лицо  жалко  сморщилось.  -
Завтра... Завтра я все тебе объясню...
      -  До  ревности я не опущусь, не надейся. Но с простым
любопытством  мне  не справиться. Что-то  произошло?  Что-то
серьезное?
      Лицо  Володьки  исказила мука. Только мое  присутствие
сдерживало  его от того, чтобы не упасть на пол и  глухо  не
замычать.
     - Уходи, я прошу тебя...
      Я  пожала  плечами, сбросила халат  на  пол  и  начала
.$%"  blao. Слишком медленно, провоцируя Володьку, -  я  это
видела. Он стоял рядом, не отходя от меня ни на шаг,  -  как
будто боялся, что я передумаю, закапризничаю и останусь, это
было  в  моем  стиле - милая строптивость.  Ему  она  всегда
нравилась, но сейчас он был готов применить силу и выбросить
меня  из  квартиры. "Давай, давай, быстрее, черт  возьми!  -
читалось  во  всей его напряженной позе. -  Что  же  ты  так
копаешься!"
      -  А  что  с  ключами?  - напоследок  спросила  я.  Он
непонимающе посмотрел на меня.
      -  Ты  же  обещал  мне  дать ключи  от  твоего  милого
распутного гнездышка. Я почти согласна.
       -   Завтра.   -  В  столице  промелькнула  досадливая
осмысленность.  -  Давай решим все  завтра.  Позвони  мне  с
утра... Нет, лучше днем.
     - Днем мы встречаемся с телевизионщиком. Ты забыл?
      - Да, да... Там и состыкуемся. Позвони мне. - Володька
мог  сказать мне сейчас все, что угодно: встретимся в клубе,
встретимся в президентской резиденции "Завидово", встретимся
на   крыше   Эмпайр  Стейт  Билдинг,  только   уйди,   уйди,
пожалуйста, будь ты проклята!..
       Я   оделась,   в   оглушающей  тишине,   преследуемая
безжизненной тенью Володьки, натянула сапоги и пальто и  уже
в дверях обернулась:
      - Я не обижаюсь. Значит, завтра ты за мной заедешь,  и
махнем к нашему телевизионному юнцу. Я позвоню.
      -  Да, да. - Володька даже не слушал меня. - Ты мудрая
женщина, и я тебя люблю. Спасибо тебе.
      И  он захлопнул за мной дверь - так захлопывают камеру
смертников: навсегда.
     Я осталась одна на лестничной площадке, приложила ухо к
двери: бесполезно. Если даже он и будет звонить кому-то -  а
в  этом  я  не  сомневалась, - телефон  в  комнате.  Тяжелая
металлическая дверь сохранит все тайны: о всяком случае, для
меня.
      От  напряжения  разболелась голова: я  ожидала  всего,
только  не этой чудовищной реакции Туманова. Она была неясна
мне. Естественно, у него нет денег, чтобы расплатиться, - уж
об  этом я позабочусь, я назову такую сумму, которую ему  не
собрать,  а  о  примерных  доходах  Володьки  я  уже   имела
представление. Но не это, не это деморализовало его.  Смерть
Юленьки?
      Но  они  давно  в разводе, они были разведены  еще  во
ВГИКе,  Юленька  стала попивать, а в записях Нимотси  вообще
предстала записной наркоманкой...
     Страх. Потный, липкий страх.
      Страх  перед  теми,  кто стоит за  ним.  Я  попыталась
проследить  ход его мыслей. Почему предполагаемые шантажисты
обратились  именно  к  нему?  К  нему,  а  не  к  Александру
Анатольевичу,  например? Значит - это именно он  засветился,
привел  "хвост", дал кому-то понять, что он и есть то  самое
слабое звено, через которое можно вытащить всю цепочку.
      Сейчас  Володька  блуждает в  потемках:  а  вдруг  это
никакие  не  шантажисты-любители, а  вполне  реальные  силы,
".',.&-. даже - спецслужбы, затеявшие с ним такую изощренную
игру? Невидимые враги могут материализоваться в чем угодно и
разрушить   ярмарочный  тумановский  мир   с   разноцветными
перспективами и запахами хорошо вымытого женского тела... Он
уже разрушен.
     Он уже разрушен.
     Я вышла на улицу - тихую, почти прозрачную от холода, -
такой холод бывает лишь в библейских пустынях, когда Моисеев
народ устает умирать от жары...
      Совсем мало огней, только мертвые тела машин, которыми
утыканы  тротуары. Вот и Володькин "Форд" - я коснулась  его
рукой и прошла мимо.
      На  пустынной улице, увидев одинокие фары,  я  подняла
руку,  прикинув, сколько будет стоить поездка до моего дома.
Нужно  посмотреть, сколько денег у меня с собой. Кажется,  я
бросила несколько крупных купюр в сумочку.
     Сумочка.
      Черт  возьми, я забыла ее у Туманова, и только потому,
что мой уход был похож на бегство - почти изгнание торгующих
из храма. Подумав секунду, я решила вернуться.
      Косметичка, пудреница, тюбик помады, маленький  флакон
духов  -  ни одна женщина после двадцати пяти уже  не  может
обойтись  без  этих вполне невинных ухищрений.  Без  тяжелой
артиллерии   вспомогательных  средств   ее   оборона   будет
прорвана. Вполне естественно, что я решила забрать их. Кроме
того, там деньги и ключи...
      Я  тут  же вспомнила, что ключи лежат у меняв  кармане
пальто,  - эту бесшабашную привычку обходиться без кошельков
и брелоков для ключей я приобрела еще во ВГИКе. Но Володька-
то  об  этом не знал, и у меня появился вполне извинительный
повод,  чтобы  вернуться.  Заодно  посмотрю,  как  он   себя
чувствует.  Первый порыв должен пройти, и,  возможно,  он  в
состоянии хоть что-то связно объяснить. Что-то такое, что  в
дальнейшем  может  помочь - незначительная деталь,  вскользь
произнесенное имя - почему нет? И я вернулась.
      Я вернулась и за пятьдесят метров от Володькиного дома
увидела одинокую фигуру, выходящую из подъезда.
       Воистину  сегодня  была  ночь  сюрпризов  -  я   едва
удержалась на ногах и прикрыла рот рукой.
     Это был Олег Васильевич.
      Если  бы  из тумановского подъезда выплыла  украшенная
лентами гондола и гондольер затянул бы баркаролу, я была  бы
меньше удивлена.
      Спрятавшись  за припаркованные к бордюру  "Жигули",  я
затаила дыхание. Что он делает здесь - и именно в доме,  где
живет  Володька?  Я сразу же отмела жалкие доводы  в  пользу
случайных  совпадений. Такого не бывает, не может  быть.  Он
живет  на другом конце Москвы, и встретить его здесь  в  три
часа ночи?..
      Я  прижалась  к капоту "Жигулей", когда "Шкода"  Олега
Васильевича  проехала мимо меня. Наверное,  точно  так,  или
почти так, чувствовал себя Володька. Окружающий мир, любовно
составленный   мной   из  примитивных   кирпичиков,   грозил
обрушиться и похоронить под своими руинами меня.
     Поход к Туманову сразу отодвинулся на задний план, черт
с  ней,  с сумочкой, - не сегодня так завтра я возьму  ее  у
Володьки. Но что делает здесь Олег Васильевич?
      Я  знала  -  что, догадка уже покоилась в недрах  моей
уставшей от постоянного бегства и притворства души. Но я так
и не решалась произнести это вслух.
      И  только  когда  порыв внезапного ветра  остудил  мое
горевшее лицо, я сказала сама себе: "Он следит за тобой.
      Он  следит  за  тобой, и ты сама в этом  виновата,  ты
сунула  голову  в  пасть  неизвестного  тебе  животного,  не
удосужившись    даже    подстраховаться.     Быть     может,
неповоротливая, тяжеловесная милиция была бы для тебя  менее
опасна,  чем  этот  человек,  явившийся  по  первому  твоему
требованию  и  играючи  вытащивший начинающую  домушницу  из
передряги".
      Я  вспомнила,  как легко, как подозрительно  легко  он
забрал  меня из отделения и сказал то, что сказал:  "У  меня
есть некоторые связи". Известное дело какие. Конечно, есть -
плюс айкидо, рукопашный бой и малокалиберная винтовка. Да не
одна    винтовка,    здесь    пахнет    табельным    оружием
повнушительнее, я даже скрипнула зубами, вспомнив его хищный
профиль  маленького,  но  опасного  зверька!  Это  тебе   не
простодушные толстогубые менты из патрульно-постовой службы:
они  смотрели  на  Олега Васильевича  как  на  представителя
конкурирующей службы с гораздо более широкими полномочиями -
сплошное  показное  радушие и бессильная  ненависть.  Он  не
дурак,  этот типчик, интересно, какое у него звание? А  если
он  состоял  или  состоит  в  структурах,  то  вполне  может
заинтересоваться, что же я делала в квартире Сирина на самом
деле...  Установить, что это за квартира и кто  хозяин,  для
него труда не составит.
      А  Сирии  служил в КГБ, и Шура Шинкарев -  тоже,  даже
трусы,  одинаковые  трусы на пикнике и  одинаково  выбранные
волосы над ушами это подтверждают...
      Сирин пропал, но, возможно, его уже нашли. И не просто
нашли, но и идентифицировали труп, этого исключать нельзя. И
если  станет  известно, что он мертв и после  смерти  кто-то
побывал в его квартире... Или - уже известно. А этот  кто-то
- я.
      Я засмеялась - теперь я была смешна сама себе со своей
дурацкой  наивной  идейкой  попросить  содействия  у   Олега
Васильевича в завтрашнем - нет, уже сегодняшнем разговоре  с
Володькой.  Он согласится, я не сомневалась  в  этом,  -  но
только   для   того,   чтобы   собрать   побольше   улик   и
классифицировать   их,   как   классифицируют    жуков,    -
жесткокрылые,    пластинчатоусые,    слоники,     навозники,
скарабеи...
      Все  было так стройно, так понятно, и вот теперь  я  в
одночасье  превратилась из охотника в дичь -  стоило  только
этому треклятому фээсбэшнику - а сейчас я уже не сомневалась
в  этом  - выйти из подъезда Туманова. Не хочу, не  хочу  об
этом  думать...  Не  хочу. О чем-нибудь менее  опасном  -  о
портрете, который пишет Серьга, осталось всего два сеанса; о
глиняной  миске  с  бандеркльяс,  о  возможной  карьере   на
b%+%"($%-((,  о  том,  что  официант-тореро  Родик   немного
картавит, - но только не об этом.
        ...Измотанная   внезапными   и   такими    реальными
подозрениями,  я добралась до дома, расплатилась  с  шофером
мятым  шариком денег, завалившимся за подкладку, - и заснула
тяжелым сном, даже не сняв платья.
      Мне  снился Олег Васильевич, следивший за  мной  из-за
угла:  в  руках у него был зажат пистолет, которым  я  убила
Сирина,  я  физически  ощущала тяжесть  вороненой  стели.  И
Володька,  рисующий  что-то куском угля на  расстеленных  на
полу листах. Даже во сне я боялась взглянуть на рисунки.
     Ладно, пусть так.
      Негромкий  отрывочный сон, как ни странно, восстановил
мои силы, и я проснулась с отчаянной решимостью выяснить все
у  самого  Олега Васильевича, затянуть его на чашку  кофе  -
пусть  кофейная  гуща сама скажет, что же я  видела  прошлой
ночью  на самом деле. Глупо прятаться по углам - нужно пойти
напролом.  В конечном итоге он многим обязан Греку,  а  Грек
многим обязан мне...
       Страстно  желая,  чтобы  Олег  исчез  из  моей  жизни
навсегда, а все связанное с ним оказалось бы дурным сном,  я
набрала его номер телефона.
     Долгие гудки. Никого нет дома.
     Самое время выглянуть на улицу - не стоит ли под окнами
его потасканная "Шкода", замаскированная еловыми ветками.
     Но машины не было.
     Затем я позвонила Володьке - без задней мысли, в рамках
наших  вчерашних поспешных договоренностей. Но и здесь  меня
ждало разочарование - длинные гудки.
     Насчет Туманова я не переживала - он должен был заехать
за  мной  в час. В два нас ждали на телевидении, а  учитывая
московские пробки, такой запас времени был минимальным.
      Когда он не приехал ни в десять, ни в пятнадцать минут
-  я  серьезно  забеспокоилась: при  всей  своей  вызывающе