панию
спросила  Карпик.  Ее  голос  прозвучал  так  неожиданно   громко,   что
впечатлительная Аника уронила на пол вилку.
   - Ты же знаешь, Карпик, - едва прошелестел в ответ отец.  -  Когда  я
ем, я глух и нем.
   - Да, я в курсе... А тебе нравятся молочные пенки, Ева?
   - Терпеть их не могу, - совершенно искренне сказала я.
   - Я тоже.  Папа,  а  почему  сегодня  не  все  завтракают?  Тишина  в
кают-компании стала еще более  зловещей,  и  все  головы  повернулись  к
нашему столику.
   - В каком смысле - ?не все??
   - Тот дядя, который сидел рядом с капитаном.
   Вот оно, начинается!  При  всем  своем  уме  Карпик  еще  ребенок,  и
неизвестно, как  она  отреагирует  на  известие  о  смерти  старпома.  И
отреагирует ли вообще... У детей и смерти свои особые отношения, и лучше
в них не влезать.
   - Какой, деточка? - фальшивым голосом спросил банкир. Конечно же,  он
все знал. Знал и ничего не сказал своей дочери.
   - Который умер сегодня ночью, - почти пропела Карпик и залпом  выпила
молоко. Мне стало не по себе. Вот  тебе  и  ранимая  душа.  -  Хочу  еще
молока. Только без пенок, пожалуйста.
   - Откуда ты знаешь? - не выдержав, спросила я.
   - А мне Макс сказал.
   - Кто такой Макс? - взволновался отец.
   - Макс - это рефмеханик, - пояснила Карпик.
   - Кто?
   - Человек, который отвечает за холодильные камеры, папочка.
   -  Лариса!  Я  же  просил  тебя  не  лазать  по   кораблю.   Какие-то
рефмеханики.. Когда ты  только  успеваешь.  -  Сокольников  выразительно
посмотрел на меня: я, и только я должна  присматривать  за  Карпиком,  а
никакие не рефмеханики, отвечающие за холодильные камеры.
   - Хорошо, папочка. - Карпик  наклонила  голову,  и  только  теперь  я
впервые заметила, какой крутой у нее лоб, с таким лбом не соскучишься.
   - Я очень тебя прошу.
   - Хорошо, папочка. Я буду сидеть в нашей каюте и  с  утра  до  вечера
читать ?Овода?, которого ты мне сунул в рюкзак.
   - Очень достойная книга, - вяло защищался отец.
   - Тебе нравится ?Овод?, Ева? - снова обратилась ко мне Карпик.
   - Я его даже до конца не дочитала, - и  снова  я  была  искренней.  А
Карпик нравилась мне все больше и больше.
   -  Вот  видишь,  папочка,  не   все   разделяют   твои   литературные
пристрастия...
   Между тем обстановка в кают-компании  несколько  разрядилась:  Карпик
была последней, кто узнал о смерти  старпома.  Или  не  последней?..  Во
всяком случае, о  случившемся  несчастье  были  оповещены  все.  Никаких
истерик, никакой паники. Милые люди.
   Милые и сдержанные.
   После завтрака все, проспавшие ночные события в  машинном  отделении,
собрались в бильярдной, и Антон ввел их в курс дела. А также ознакомил с
планами на ближайшее будущее: покойник на борту - скверный знак, так что
особенно мнительные, верящие  в  полтергейст,  духов  моря  и  ?Летучего
голландца? могут улететь вертолетом, который  ожидается  к  вечеру.  Все
остальные продолжают путешествие. Мне не очень хотелось  переживать  эти
события еще раз, и потому, прихватив с собой  два  одеяла  из  каюты,  я
устроилась в шезлонге на верхней палубе. Укутавшись одеялами  до  самого
подбородка и подставив соленому ветру лицо,  я  выгнала  из  головы  все
мысли, и решила наслаждаться видом сурового моря. К черту  все,  он  был
пьян, он оступился, а если даже и нет - какое  мне  дело.  Я  никого  не
собираюсь  шантажировать,  следовательно,  никакая  опасность   мне   не
угрожает.
   За  ?Эскалибуром?  неслись  огромные  альбатросы,  они   со   свистом
рассекали крыльями воздух: никогда еще я не видела  таких  крупных  птиц
так близко.
   Разве что страус в зоопарке моего детства. И розовый пеликан, который
сдох в канун октябрьских праздников в тот  год,  когда  меня  приняли  в
пионеры. Тогда я была младше Карпика на три года. Странное дело,  Карпик
очень сильно занимала меня  в  последнее  время,  она  вызывала  чувство
жалости и восхищения одновременно.
   Удивительная девочка...
   Море было беспокойным (в открытом море по-другому не  бывает,  сказал
бы старпом Вася), огромное судно покачивало на волнах,  и  от  этого  по
всему кораблю шла легкая дрожь.
   Эта дрожь, это сдержанное  покачивание,  да  еще  вкупе  с  бессонной
ночью, убаюкали меня, и я  даже  задремала.  А  проснулась  оттого,  что
кто-то настойчиво теребил меня за рукав. Еще не открыв глаза, я  поняла,
что это Карпик.
   - Ева!
   - Ну, что такое?
   - Можно я посижу с тобой?
   Ты  пользуешься   бешеным   успехом   у   тринадцатилетних   девочек,
поздравляю, Ева! Такого в твоей бурной жизни еще не было.
   - Конечно, девочка, - вылезать из-под верблюжьих одеял  не  хотелось,
но я  помнила  о  нашем  разговоре  с  отцом  Карпика:  нужно  проявлять
дружелюбное ненавязчивое внимание к его дочери. - Сейчас я принесу  тебе
шезлонг...
   - Нет, не нужно. Я хочу с тобой.
   - Со мной? - Я сморщила нос.
   - Ну да. Ты не волнуйся, я очень легкая. Тебе не будет тяжело.
   - Тогда залезай!
   Я распахнула одеяла, Карпик юркнула туда и крепко прижалась  ко  мне.
Несколько минут мы просидели молча. Карпик была совсем близко от меня, и
мой взгляд лениво блуждал по непритязательному  ландшафту  ее  лица.  От
тонких тускловатых  волос  девочки  исходил  запах  хорошо  воспитанного
шампуня, но  к  нему  примешивалось  и  что-то  еще:  запах  перегретого
металла, запах машинного масла, - это был запах самого корабля.
   Странно.
   Неожиданно для себя я поцеловала Карпика в макушку. И она  тотчас  же
двинула меня в бок острым кулачком:
   - Не смей!
   - Что ты, Карпик!
   - Не смей меня жалеть!
   - С чего ты взяла, что я тебя жалею?
   - А разве нет?
   - Нет, конечно.
   - Папа ведь говорил с тобой, правда? Сказал, что я ранимая и что  мне
нужна старшая подруга... Ведь так? Я молчала.
   - Еще и деньги, наверное,  предлагал.  Чтобы  ты  со  мной  возилась,
потому что сам он не знает, с какого конца ко мне подойти... Ведь так?
   - Не так! - Я сочла за лучшее солгать. - С чего ты вообще взяла?
   - Я его хорошо знаю.
   - Нет, девочка. Ты просто мне очень нравишься. Мне с тобой интересно.
   Карпик еще крепче прижалась ко мне и примирительно протянула  руку  к
моему лицу:
   - Извини меня, Ева. Можно спросить?
   - Конечно.
   - Почему у тебя седые волосы? Ты ведь еще не старая, правда?
   - Старая. Очень старая.
   - Не правда. Ты красивая.
   Я закрыла глаза и уткнулась лицом в волосы Карпика.  Ну  вот,  первый
комплимент за очень долгое время, и еще никогда комплимент  не  был  так
безапелляционен и убедителен. Милая Карпик, обворожительная  дурнушка  с
массой взрослых мыслей в детской  головке,  прихрамывающая  любительница
Шопена...
   - Спасибо, Карпик.
   - Тебе нравится папа?
   - Да.
   - Ты тоже ему нравишься.  Скажи  ему...  Попроси  его,  чтобы  мы  не
улетали этим дурацким вертолетом.
   Я хочу остаться и увидеть настоящую охоту... Попроси его...
   - Он хочет улететь? - Я насторожилась.
   Все предыдущие события выстраивались в занятную  логическую  цепочку:
появление  Сокольникова   на   палубе   -   тогда   он   показался   мне
материализовавшимся из воздуха - сразу же  после  разговора  старпома  с
неизвестным  -  и  теперешнее  его  решение  улететь  вертолетом.  Самый
элегантный выход из создавшегося положения.  Преступник  бежит  с  места
преступления. Если, конечно, он  действительно  преступник.  Нейрохирург
Антон, первым предложивший всем желающим  покинуть  корабль,  сыграл  на
руку убийце.  Кстати,  почему  он  это  предложил?..  Нет-нет,  мысленно
одернула я себя, так ты будешь подозревать всех и в самом скором времени
свихнешься. Хотя тот, кто сегодня решится улететь,  подставит  себя  под
удар...
   - В общем, хочет... Ты не слушаешь меня, Ева.
   - Совсем напротив, Карпик.
   - Он говорит, что не нравится ему эта смерть.
   - Хотела бы я посмотреть на того человека, которому  она  нравится...
Должно быть, твой отец суеверный человек.
   - Совсем не суеверный. Мы живем  в  тринадцатой  квартире.  Все  свои
самые крупные сделки он всегда заключает  в  понедельник.  А  номер  его
машины - никогда не догадаешься...
   - Почему же? - Я невольно улыбнулась, коснулась пальцем кончика  носа
девочки и сказала:
   - Шестьсот шестьдесят шесть.
   Карпик даже округлила рот от удивления.
   - Точно! Откуда ты знаешь?
   - Просто так сказала.
   - Ты умная...
   - Красивая, умная, - по-моему, ты начинаешь мне мелко льстить.
   - Ты мне очень нравишься...
   - Вот мы и обменялись комплиментами, Карпик.
   - Тебе не тяжело меня держать?
   - Нет, - девочка действительно была очень легкой. Слишком легкой даже
для тринадцати лет.
   - Уговори его остаться. Я хочу остаться.
   - Как же я могу его уговорить?
   - Ну, не знаю... Пообещай ему что-нибудь. Кажется, ты в его вкусе.  -
Карпик заговорщицки мне подмигнула.
   - Разве тринадцатилетние девочки в этом разбираются?
   - Еще  как  разбираются!  Я  его  хорошо  знаю.  Ему  нравятся  такие
спокойные женщины, которые не выпендриваются, как эта сука!
   - О ком это ты, Карпик? - Я  прекрасно  понимала,  на  кого  намекает
девочка, но  мне  лишний  раз  хотелось  услышать  это:  мелкая  женская
ненависть, низменная зависть, - впрочем, весьма извинительная.
   - Об этой дуре Клио. Корчит из себя роковую женщину, а сама...  Вовсе
она никакая не вамп.
   - Ого, ты даже такие слова знаешь?
   - Я знаю все слова, все. Даже слово  ?корнемюз?.  Вот  ты,  например,
знаешь, что такое ?корнемюз??
   - Понятия не имею.
   - А это, между прочим, такая волынка,  очень  была  распространена  в
шестнадцатом веке. Духовой музыкальный инструмент.
   - Надо же! - поразилась я. - Век живи - век учись!
   - И  дураком  помрешь,  как  говорила  одна  из  моих...  бебиситтер.
Гувернанток...
   -  Которая  была  с  высшим  психологическим   образованием?   -   не
удержавшись, поддела я.
   - Ну вот, а говоришь, что не разговаривала с  папой...  Он  все  тебе
выложил!
   - Не все, но кое-что.
   - Все равно эта Клио - полная дура. Я ее ненавижу.
   Я крепко прижала Карлика к себе. Только  сейчас  я  поняла,  как  она
страдает от своей некрасивости, от  своей  хромоты  Клио  была  красивой
самкой, слишком красивой, чтобы Карпик была к ней лояльна. Я  поразилась
мощному женскому началу в этой девочке и - еще больше - испугалась  его.
Неизвестно, куда со временем приведет Карпика это  начало,  оскорбленное
полным  отсутствием  шанса  быть  по-настоящему  любимой.   Конечно,   с
возрастом она только отточит свой язвительный,  удивительно  острый  ум,
она доведет его до совершенства. Она заставит мужчин считаться с  собой,
уважать себя, ненавидеть себя, - но никак не любить. Она  будет  яростно
бороться с этим тупым свойством мужской  природы:  по-настоящему  желать
только глупых блондинок и роковых брюнеток. Бороться, зная, что  никогда
не победит. А потом, так ничего никому и не доказав,  сложив  доспехи  и
оружие, где-то после тридцати, когда начнет увядать и без того не  очень
хорошая кожа, купит  себе  мужа.  Я  даже  видела  этого  будущего  мужа
маленькой Ларисы Сокольниковой - хорошо  развитая  мускулатура,  в  меру
выпирающий кадык, аккуратная задница без прыщей и лишних  волос,  пальцы
красивой формы, тяжелая нижняя челюсть и  подбородок,  раздвоенный,  как
жало змеи. Классический вариант манекенщика  модельного  дома  Дольче  и
Габбаны, именно тот тип мужчин, который Карпик со временем  возненавидит
больше всего. Она будет таскать его по раутам и пати, на семейные  обеды
совета директоров ее фирмы, а  он  будет  тихонько  изменять  со  своими
любовницами, любовниками и эротическими снами... Господи, Ева,  куда  же
тебя занесло?..
   Я даже тряхнула головой,  чтобы  избавиться  от  дурацких  мыслей  по
поводу лучезарного будущего Карпика. Все будет совсем не  так,  я  очень
хочу, чтобы все было не так.
   - Ненавижу, ненавижу эту суку  Клио!  Думает,  что  она  здесь  самая
главная. Что все должны перед ней на задних  лапках  бегать,  стучать  в
литавры и падать в голодный обморок от ее неземной красоты... Тоже мне!
   - Ненависть - слишком сильное чувство, девочка. Не стоит растрачивать
его на такие пустяки. Ты как думаешь?
   - Не знаю.  -  Карпик  состроила  так  свойственную  ей  уморительную
гримаску: накрыла верхнюю губу нижней. - Может быть,  ты  и  права.  Он,
наверное, очень сильно его ненавидел.
   - Кто - ?он?? Кого - ?его?, Карпик?
   - Тот, кто убил старшего помощника капитана. Ведь его убили, правда?
   У меня похолодело сердце. Она знала, о чем меня  спросить,  маленькая
плутовка.
   - Не говори глупостей, Карпик! Ты же знаешь, что произошел несчастный
случай. Это ужасно, конечно, но что делать...
   - Нет, его убили. Ты ведь тоже знаешь, что его убили.
   - Послушай. Я была там сегодня ночью. Я все видела. И  все  остальные
тоже видели. Это  не  мы  с  тобой,  это  профессиональные  люди.  Врач,
адвокат... Они восстановили всю картину происшедшего. Никаких  сомнений,
что это несчастный случай. И давай больше не будем говорить об этом.
   - Ничего не изменится. - Карпик была упряма. - Ничего  не  изменится,
даже если мы не будем говорить об  этом.  Убийство  не  перестанет  быть
убийством.
   Она  посмотрела  мне  прямо  в  глаза.  Последняя  фраза,   сказанная
Карпиком, и этот взрослый, почти торжествующий, взгляд испугали меня  не
на шутку. Нет, Карпик не боялась  убийства,  ей  нравилось  говорить  об
этом, это занимало все ее мысли, свободные от ненависти к красоте  Клио.
Я могла ожидать чего угодно, кроме этого жгучего любопытства. А впрочем,
нет, - ведь  Карпик  сама  предпочла  сытенькому  Диснейленду  охоту  на
тюленей...
   - Его убили.
   - Да нет же! - Я стала терять терпение и  почти  оттолкнула  от  себя
Карпика. Но она лишь крепче прижалась ко мне.
   - Неужели  ты  не  хочешь  во  всем  разобраться,  Ева?  Это  же  так
интересно...
   - ?Интересно?, надо же! ?Интересно?, самое подходящее слово.
   - Ну хорошо, пусть не самое подходящее... Я говорила об этом с папой.
Я насторожилась:
   - И что папа?
   - Наорал на меня. Сказал, что он сыт по горло. Сказал, что  я  гадкая
девчонка и что он больше со мной никуда не поедет. И что мы улетим  этим
вертолетом. Я не хочу улетать... Я хочу остаться.
   Что ж, я могла только посочувствовать  Карпику.  И  позавидовать.  Во
всяком случае, сейчас мне бы  очень  хотелось  оказаться  на  ее  месте.
Карпик права в одном: убийство не перестанет быть убийством, если о  нем
не думать. И не стоит обольщаться: я не смогу этого забыть...
   - Твоя версия - почему его убрали?
   - Господи, ты опять за свое!
   - Я же вижу, что и ты думаешь так же. Ведь правда?
   Я подавленно молчала. Господи,  чего  хочет  от  меня  эта  девчонка,
какого  ответа  добивается?  Пока  я  трусливо  пыталась  спрятать  свои
сомнения, Карпик не спускала с меня глаз. И  я  не  выдержала,  сдалась,
отвела взгляд, так же как и за  первым  торжественным  ужином.  Я  опять
проиграла ей дуэль и теперь точно знала, что буду проигрывать ей всегда.
   - Чего ты от меня хочешь, Карпик?
   - Чтобы ты сказала правду. Учти, если ты  будешь  врать,  то  у  тебя
вырастут волосы в носу. Так папа говорит. Хочешь, чтобы у  тебя  выросли
волосы в носу?
   - Нет.
   - Тогда говори правду.
   - Хорошо. - Я зажмурилась и выпалила яростным шепотом:
   - Хорошо. Я тоже считаю, что его убили. Теперь ты довольна?
   Мое признание произвело странное впечатление на Карпика.  Она  широко
улыбнулась, обхватила меня руками и крепко прижала к себе.
   - Ну, - торжествующе сказала Карпик, - и что теперь мы будем делать?
   - В каком смысле?
   - Теперь, когда  мы  знаем,  что  кто-то  на  корабле  убил  старшего
помощника капитана.
   Кто-то... Интересно, девочка, что бы ты сказала, если бы знала, что в
круг подозреваемых, который я определила для себя, входит и  твой  отец,
твой драгоценный папочка?
   - А что мы можем сделать? - осторожно спросила я.
   - Давай договоримся. Здесь никому нельзя доверять.  Никто  не  верит,
что старшего помощника убили, никому и не нужно верить.  Ведь  никто  не
любит никаких осложнений, правда?
   Карпик проявляла подозрительную  для  ребенка  прозорливость,  и  мне
оставалось только соглашаться с ней.
   - Правда.
   - Я знала, что случится  что-то  необычное,  я  знала  это  с  самого
начала. Давай заключим союз, Ева, давай сами найдем убийцу.
   - Ты с ума сошла! - Господи, в который раз я говорю ей это.
   - Почему? Это же так здорово, самим все распутать!
   - Интересно, как ты себе это представляешь? - Я скептически хмыкнула:
действительно интересно, как  представляет  себе  следственные  действия
тринадцатилетняя девчонка.
   - Очень просто. Сначала мы наметим круг подозреваемых.
   - Каким образом?
   - Будем  всех  анализировать.  Задавать  каверзные  вопросы.  Я  умею
задавать каверзные вопросы.
   - Да уж!
   - Потом осмотрим все. Его каюту, например, - тихонько, чтобы никто не
видел.
   - Что ж, вполне здравая мысль, - сыронизировала я - Не забудь еще про
место преступления. Там наверняка можно найти какие-нибудь улики.
   - Я знаю. Я бы и сама это сказала.  Ты  просто  опередила  меня,  так
нечестно.
   Я  рассмеялась   -   все-таки   она   была   всего   лишь   ребенком,
тринадцатилетней девочкой.
   - Хорошо, хорошо. Прости.
   - Ничего. В конце концов, мы же вместе. Ты и я. Правда?
   - Правда!
   - Тогда поклянемся быть вместе и никому ни  о  чем  не  рассказывать,
пока все не выясним.
   - Клянусь. - Я снова рассмеялась. - Клянусь молочными пенками.
   - Это нечестно, - надулась Карпик. - Ты же ненавидишь молочные пенки.
Подожди, я сейчас приду.
   Карпик выпросталась из одеял и,  прихрамывая,  направилась  к  трапу,
ведущему внутрь корабля.
   - Только никуда не уходи, обязательно дождись меня!
   Я подняла руку: никуда не уйду, буду ждать тебя верно и преданно.
   Как это ни странно, напряжение, не отпускавшее меня с момента  гибели
старпома, неожиданно прошло.  В  лице  Карпика  я  получила  неожиданную
союзницу: она не знает того, что знаю я, но ей и не нужно это знать. Для
нее это игра, немножко страшная, но все равно - игра. Пусть для нее  все
и остается игрой. И  почему  бы  не  сыграть  вместе  с  ней?  Выдвинуть
игрушечную версию, обсудить ее вдвоем, без всякой боязни,  что  об  этом
кто-то узнает. Карпик даст мне возможность думать вслух,  она  даст  мне
возможность ошибаться и исправлять ошибки... Пожалуй, в  ее  предложении
есть рациональное зерно...
   - Я вернулась, - торжествующе объявила Карпик, взбираясь  ко  мне  на
колени.
   - Здорово! А я уже успела соскучиться.
   - Хочешь леденцов?
   - Леденцов?
   Не дожидаясь ответа, Карпик сунула мне в ладонь пакетик с  леденцами.
Это был довольно  странный  пакетик  с  обтрепанными  краями,  почему-то
вымазанный мазутом. Леденцы тоже были не лучше:  засахарившаяся,  плотно
склеенная масса неопределенного  цвета.  До  чего  же  странными  бывают
пристрастия дочерей банкира.
   - Господи, девочка, где ты их взяла?
   - В плотике.
   - В каком плотике?
   - В спасательном. Нам же их показывали перед отплытием, разве  ты  не
помнишь?  А  там,  между  прочим,  много  всяких  вещей:  крючки,  вода,
пиротехника какая-то. И вот - леденцы.
   - Отвратительно они выглядят.
   - Зато вкусные.
   - Их, наверное, еще в русско-японскую войну делали.
   - Зато вкусные. Ешь.
   - Сначала ты.
   - Я уже съела целую пачку, но могу еще...
   Карпик  разломила  бурую  леденцовую  массу  пополам  и  сунула  свою
половину в рот. И даже причмокнула. Я последовала ее примеру,  удивляясь
про себя и задавая себе  только  один  вопрос:  неужели  я  всегда  буду
следовать ее примеру?.. Плясать под ее дудку, под ее волынку...  Как  же
она назвала этот музыкальный инструмент?
   Кажется, корнемюз.
   - Ну, как? - пуская сладкую слюну, спросила Карпик.
   - Превосходно.
   - Я знала, что тебе понравится. Всегда нрав