загеленные волосы, чрезмерно загеленные кокетливые
баки. И даже на брови было вылито огромное количество геля. У Эрика  был
красивый, бесстыжий, четко очерченный рот и такие  же  бесстыжие  темные
глаза. В ушах торчали серебряные серьги,  я  насчитала  три,  не  считая
заблаговременно проколотых дырок. Два массивных перстня и легкомысленный
браслет на смуглом запястье дополняли картину, придавая Эрику сходство с
оседлым цыганом. Или завсегдатаем ночных клубов сомнительного  качества.
Откуда я только знаю о ночных клубах?..
   Эрик (уже потом я узнала, что его зовут Эрик) взгромоздился на стул и
долго смотрел на меня не моргая. Полная цыганщина, но я уже  привыкла  к
разным  долгим  взглядам  по  разным  поводам  и  потому   отреагировала
спокойно, как пятнистая гиена  на  посетителей  из-за  сетки  вольера  в
зоопарке.
   - Черт возьми, ты здорово сдала. - удовлетворенно сказал  он,  дернул
кадыком и сглотнул слюну, - но все равно, такая же красотка.
   Сначала я даже не поняла, к чему это может относиться.  Скорее  всего
ко мне. Но какое отношение ко мне может иметь этот оседлый  цыган,  этот
брутальный мачо?..
   - Все равно. Такая же  красотка,  Анна.  Несколько  секунд  мы  молча
смотрели друг на друга. Я вдруг смутно почувствовала, что, как только он
произнес это имя, что-то начало  меняться  во  мне:  как  будто  камень,
брошенный с горы, потянул за собой целую лавину.
   - Анна? - едва разлепив губы, прошептала я. - Кто такая Анна?
   - Ну ты даешь, - сказал  мне  парень.  -  Тебя  действительно  крепко
шарахнуло. Но теперь ты можешь быть спокойна.  Твой  молочный  братец  с
тобой.
   - Молочный братец?
   - Ты что, старуха, действительно спрыгнула под откос? Это же я, Эрик!
   - Какой Эрик? Я не знаю никакого Эрика.
   - Ну-ка, открой свою  прелестную  пасть,  нащупай  второй  зуб  после
резца. Там должна быть пломба. А  соседний,  между  прочим,  фарфоровый,
между нами,  девочками.  Две  тонны  баков  на  него  угрохали.  Видишь,
вляпалась, чуть жизни не лишилась, а зуб  ничего,  целехонек.  Это  тебе
Эдинька Вол ставил, отличная  работа.  Он,  между  прочим,  тебе  привет
передавал. Я, конечно, морду чайником сделал - не знаю, где ты, пропала,
и все. Мало ли, у Эдиньки язык как помело, только в  Пентагоне  с  таким
языком работать на разведку МОССАД. Ну, не выпала пломба?
   Я машинально сделала то, о чем просил меня мой  странный  посетитель:
нащупала языком зуб, второй после резца. Там  действительно  красовалась
пломба. Откуда он это знает, если этого до последней минуты не  знала  я
сама?
   - Ну как? - нетерпеливо поинтересовался Эрик. - Все  на  месте,  душа
моя?
   - Да.
   - Я бы мог  поведать  тебе  о  некоторых  других  милых  кардинальных
изменениях, но оставим это для можжевеловой водки и вечера  при  свечах.
Ты  ведь  по-прежнему  любишь  можжевеловую  водку?  Я   тут   разжился,
специально для тебя. Видишь,  как  старина  Эрик  любит  свою  непутевую
Аньку. И не бросает  ее,  хотя  задница  у  нас  в  любой  момент  может
вспыхнуть.
   - Ничего не могу сказать о можжевеловой водке, - тихо  произнесла  я,
даже не вслушиваясь в его треп.
   - Ты что, и вправду не помнишь?
   - Нет.
   - Надо же, - Эрик поморщился, -  никогда  не  думал,  что  после  той
бурной жизни, которую мы вели последние пять лет, ты вот так, за здорово
живешь, выкинешь из своей прелестной головки Эрика Моргенштерна.
   - Странная фамилия.
   - Обыкновенная немецкая фамилия. Тебе же она нравилась, Анна. Ты ведь
даже хотела выйти за меня замуж из-за фамилии. Не помнишь, что ли?
   - Я ничего не помню. И раз вы здесь, то должны это знать.
   - А-а... Я тут навел справки аккуратненько. Сунул кому  следует,  так
что с тебя причитается... Но, честно говоря, думал, что ты просто  пургу
гонишь в своем стиле. После того, что натворила. Ты  же  хитрая  бестия.
Красивая хитрая бестия, хоть и сдала в этой собачьей клинике. Ну ничего,
мы тебя быстро поправим.
   - Значит, меня зовут Анна? - Я уже не слышала Эрика. Я уже не слышала
всего того, что он говорил мне.
   Анна, Анна... Боже мой, какое красивое,  какое  определенное  имя.  Я
вспомнила книгу, которую приносила мне Настя,  -  "Тайна  имени"...  Там
было это имя, в самом начале оглавления, но тогда я прошла мимо него...
   - Анька, да  ты  с  ума  сошла!  -  Эрик  хихикнул.  -  Откуда  такой
задумчивый пафос? Окстись, родная... Все документы у меня, но теперь они
вряд ли тебе пригодятся. После всего, что произошло. Ладно,  с  этим  мы
что-нибудь  придумаем.  Теперь  нужно  выбраться  отсюда.  Ты  как  себя
чувствуешь?
   - Не очень.
   - Все равно. Подлечим  на  нейтральной  территории.  Заодно  и  мозги
вправим. Чего мне  стоило  тебя  найти  -  отдельный  разговор...  Между
прочим, ищу не только я, ты это учти и оцени мужество  своего  молочного
братца.
   - Кстати, как вы меня нашли? - Не стоит  идти  на  поводу  у  первого
встречного только потому, что он назвал тебя по имени,  которое  ты  так
тщетно искала.
   Эрик вытянул длинные ноги и забросил их на кровать - прямо на одеяло.
Несколько секунд я созерцала его тяжелые рифленые подошвы,  к  одной  из
них приклеился беззащитный прошлогодний листок. Он  неожиданно  напомнил
мне себя самое, - пусть тебя унесет любой, возьмет и унесет...
   - Как нашел, как нашел... А вот так - взял и  пошел  к  северу  через
северо-запад, - Эрик лукаво посмотрел на меня и растянул в ухмылке  свои
бесстыжие губы.
   - "К северу через северо-запад"... Это Хичкок.
   - Верно, старуха, это Альфред Хичкок. Твой любимый хреновый режиссер.
Ты мне им всю плешь выела. Но  я  человек  терпимый,  я  даже  все  твои
любимые видеокассеты сохранил. Перетащил к себе...  И  "К  северу  через
северо-запад" тоже. А говоришь, что ни хрена не помнишь.
   Я вдруг вспомнила, как все это время,  лежа  в  бессонной  больничной
койке, перебирала старые фильмы. Они казались мне  связанными  с  Олегом
Мариловым. Но теперь выясняется, что и со мной они связаны тоже. Со мной
и с этим странным молодым  человеком.  Это  может  убедить  больше,  чем
пломба во втором от резца зубе. Да он и  не  хотел  меня  убедить,  этот
Эрик. Он просто нашел меня, и все.
   - Почему  же,  помню,  -  медленно  сказала  я.  -  "Тридцать  девять
ступеней", "Веревка", "Спасательная шлюпка", "Окно  во  двор",  "Марни",
"Головокружение", "В случае убийства набирайте "М"... "
   -  Вот-вот,  последнее  особенно  актуально...  Только  стер  я  этот
фильмец, извини, не чаял увидеть тебя в живых. А вместо него на  кассету
порнушку записал. Как раз в твоем стиле. Но все остальное  в  целости  и
сохранности.  Будешь  по  вечерам  семечки  лузгать  и  Хичкока   своего
смотреть, как бывало. Только с твоей хатой, как ты сама понимаешь, лажа.
Будем жить у меня, как бывало, жопа к жопе...
   - Я не понимаю... Вы что, пришли забрать меня?
   - Нет, лишний раз на твою мумию полюбоваться.  Ты  для  меня  столько
сделала, Анька, а Эрик, он ведь не гунн какой-нибудь, он  добро  помнит.
Да что с тобой, я не узнаю тебя! Ну-ка, обними своего братца!..
   Эрик сбросил ноги с кровати и потянулся ко  мне  загеленной  головой.
Мне ничего не оставалось, как обнять его за  твердые  податливые  плечи.
Бесстыжие губы ощупали мое лицо и, кажется,  остались  им  довольны.  От
Эрика пахло  одеколоном,  который  показался  мне  знакомым.  Неужели  я
все-таки знаю этого человека?.. Но, даже если бы я не знала  его,  я  бы
пошла за ним куда угодно... Он  оказался  единственным,  кто  готов  был
предоставить мне твердую почву под ногами.
   Анна. Мне нравилось имя Анна.
   - Ну, как ты здесь подыхала, девочка моя? - отстранился от меня Эрик.
- Я ведь все два месяца тебя искал. Менты-то наверняка  достают?  Но  ты
молодец, выбрала верную тактику...
   Он вдруг нахмурился, почесал подбородок, небрежным движением поправил
четкую бровь и озабоченно прошептал:
   - Надеюсь, "жучков" не повтыкали? Не очень-то они соображают,  как  я
посмотрю. Или ты ввела их в заблуждение, умница моя?
   Я вспомнила капитана Лапицкого. Возможно, он  был  не  так  далек  от
истины. Возможно, я ввела в заблуждение всех. И себя заодно.
   - Похоже на то, - медленно произнесла я, -  похоже  на  то,  что  мне
ничего не остается, кроме как поверить вам.
   - Только прекрати обращаться ко мне на "вы", у меня от этого камни  в
почках ворочаться начинают. Последний раз на брудершафт мы пили пять лет
назад, а после этого столько всего  было...  И  чем  быстрее  мы  свалим
отсюда, тем будет лучше. И если твоя тыква получила брешь, то с моей все
в  порядке.  А  с  ментами  нужно  прекратить  всякие  контакты.  Ты  их
недооцениваешь, поверь мне. Они вполне способны вывернуть тебя наизнанку
и докопаться до истины. А мы столько усилий и  бабок  потратили  на  то,
чтобы все скрыть...
   - Что скрыть? - я с испугом смотрела на Эрика.
   - Тебя, душа моя, тебя... А  посему  нужно  тихонько  поменять  место
дислокации. Я приехал, чтобы тебя забрать.
   - Меня уже можно выписывать?
   - Господи, ну о какой выписке ты говоришь? Просто спускаешься вниз, в
парк. Тебе ведь уже можно выходить.. А я буду ждать тебя  у  решетки  со
стороны улицы. Там, где старые ворота. Ты знаешь, где старые ворота?
   Я знала, где находятся старые ворота, хотя в февральской темноте  они
показались мне скорее калиткой. Они вели к той стороне улицы, на которой
меня ждала  машина  капитана  Лапицкого.  Все  повторяется  с  той  лишь
разницей, что сейчас я готова сама идти за Эриком. И  идти  добровольно.
Но ничего этого я не сказала ему. Я только кивнула.
   - Да, я знаю, где старые ворота...
   - Неважно ты выглядишь, душа моя... Ни следа  от  былой  красоты.  Но
ничего, это дело мы поправим. Только обещай меня слушаться.
   - Я подумаю...
   - Она еще собирается  думать!  Как  только  тебя  не  вытащили  и  не
пришили! Твое счастье, что ты вовремя впала в  кому...  Сделаем  так:  я
сейчас уйду, а  ты  минут  через  тридцать  выйдешь  воздухом  подышать.
Устроим операцию "Леди исчезает", как у  твоего  толстого  любимца.  Это
вполне невинно, тем более - погода хорошая.  Тебя  никто  ни  в  чем  не
заподозрит, если учесть, что идти тебе некуда, здесь все это  знают.  Ты
ведь у нас крошка без памяти. Или я ошибаюсь?
   - Нет.
   - Это печально, но не смертельно.  Жду  с  нетерпением.  Машину  хоть
помнишь? Подержанный "Фольксваген-Гольф",  уж  извини.  Твою-то  продать
пришлось, я ведь не думал, что ты останешься в живых. Целую и жду,  душа
моя...
   Он еще раз с удовольствием поцеловал меня и исчез.  Так  быстро,  что
оставил после себя смутное ощущение  нереальности  происходящего.  Скоро
начнется утренний обход  -  меня  вполне  могут  навестить.  И  я  снова
останусь в палате, совсем одна, даже не зная, что делать  с  этим  своим
именем - Анна... Если бы я могла  -  я  бы  бросилась  за  Эриком  прямо
сейчас... Но я все-таки выждала положенные полчаса,  которые  показались
мне вечностью.
   Пора уходить. Пора навсегда покинуть эту нору неизвестного мне зверя.
Я почувствовала, что улыбаюсь, это было похоже на  сдержанное  торжество
победителя. Я больше никогда не вернусь  сюда.  Больше  никто  не  будет
делать ставок, больше никто не будет допрашивать меня  и  вертеть  юркий
"браунинг" перед носом. Сейчас я даже не придавала  значения  тому,  что
рассказал мне Эрик. Похоже, у  меня  была  веселая  насыщенная  жизнь  в
обрамлении Хичкока. Пусть будет так...
   ...В коридоре я еще нашла в себе силы поболтать  с  Эллочкой.  Теперь
она читала какую-то канадку, кажется, Маргарет Этвуд.  У  меня  не  было
никакого  представления  о  ней,  но  роман  назывался  многообещающе  -
"Постижение".  Постижение  -  это  то,  что  мне  предстоит.   Пользуясь
Эллочкиным всегдашним расположением ко всему человечеству,  я  попросила
телефон и снова набрала номер Насти. И снова  никто  мне  не  ответил...
Ничего, я позвоню позже...Незамеченной я выскочила в парк через ту самую
лестницу, по которой мы спускались  с  капитаном.  Теперь  на  мне  были
только тапочки и халат, но я была свободна.
   ...В парке было ветрено и холодно. Я старалась идти спокойно -  тихая
прогулка заключенных, только и всего, - но у самых ворот  ускорила  шаг.
Больше всего я боялась, что Эрик не дождется меня и уедет. Больше  всего
я боялась, что никакого Эрика  не  существует  в  застывшем  февральском
мироздании, что все это только игра моего  расшалившегося  в  отсутствие
памяти воображения...
   Но Эрик существовал.
   Я поняла это сразу, как только оказалась  на  улице.  Видимо,  он  не
совсем был уверен в том, что моя  бедная  голова  помнит,  как  выглядит
"Фольксваген-Гольф", и потому посигналил.
   Я помахала ему рукой и спустя несколько секунд уже сидела  в  салоне.
Эрик мгновенно сорвался с места, навсегда  увозя  меня  от  места  моего
заточения...
 
*** 
 
   ...В салоне было тепло, и все-таки я не могла  согреться.  Я  прятала
руки под мышками, а Эрик смотрел  на  меня  в  зеркало  заднего  вида  с
веселым  осуждением.  Наконец  он  сжалился   надо   мной   и   радостно
промурлыкал:
   - Что, замерзла, деятельница? Шубу возьми,  вон  в  пакете,  рядом  с
тобой. Твоя любимая, соболишко. Были не  лучшие  времена,  но  ее  я  не
продал. Цени.
   - Я ценю, - машинально ответила я и вытащила шубу. Шуба была чересчур
роскошной, чтобы принадлежать женщине  в  больничном  халате  не  первой
свежести, но чем черт не шутит... Я завернулась в нее  и  подумала,  что
вполне могу себе понравиться.
   Эрик оказался лихачом.  Я  не  успевала  даже  рассмотреть  улицы  за
стеклом, но это не было обязательным: я все равно не узнала бы их. С тем
же успехом я могла оказаться на всех других улицах.
   - Куда мы едем? - спросила я  Эрика,  прислушиваясь  к  жизни  внутри
шубы.
   Это  была  многообещающая  жизнь  выпавших  волосков,  оставшихся  на
подкладке.  Каких-то  терпких  духов  (принадлежавших,   видимо,   мне).
Каких-то стойких одеколонов (принадлежавших, видимо,  мужчинам,  которые
мне нравились). Небрежной полоски следа от помады (я сразу  влюбилась  в
тон этой помады, хотя, наверное, уместнее было  сказать  не  "сразу",  а
"заново"). В этой шубе  запросто  уместились  все  мои  представления  о
гильотинах, занюханных хиппи, милицейских капитанах и  породах  собак...
Не говоря уже об оседлом немецком цыгане Эрике, который  весело  пялился
на меня в зеркало заднего вида.
   - Все-таки куда? - впервые за все время выхода из комы мной  овладело
веселое бесшабашное  любопытство.  Уж  теперь-то  я  обязательно  получу
ответы на все свои вопросы.
   - Куда-куда... В жопу труда.  Снял  для  нас  маленькое  гнездышко  у
Речного вокзала. Сама понимаешь, в нашем положении  лучше  отсиживаться,
как потаскухам  во  время  Олимпиады,  за  сто  пятым  километром.  Это,
конечно, не Версаль, но полутораспальная кровать в твоем распоряжении...
Я перевез кое-что из твоих вещей - так, по мелочи, но  на  первое  время
хватит. Пока не сделаем тебе документы - и привет семье...
   - Какие документы? - Я все еще не слышала Эрика. Я не слышала  ничего
из его  туманных  намеков  на  некие  обстоятельства,  которые  не  были
известны мне. Соболиная шуба, в которой не обидно умереть, и имя Анна, в
котором уютно жить, мне нравились, но все остальное?.. Неужели  за  этим
именем есть тайная двусмысленность?.. Я откинулась на сиденье и  закрыла
глаза: двусмысленность, почему бы  и  нет,  ведь  имя  "Анна"  одинаково
читается слева направо и справа налево.
   - Да, вижу, с башней у  тебя  действительно  не  слава  Богу.  Сейчас
приедем домой и поговорим...
   Что ж, поговорим. Получим ответы на интересующие нас  вопросы.  После
растительной жизни в клинике заднее сиденье машины  Эрика  казалось  мне
райскими кущами. А музыкой небесных сфер был  его  чуть  гундосый,  чуть
хрипловатый, чуть развязный и невыносимо обаятельный голос...
   - Какие сигареты я курила? - спросила я у Эрика, не открывая глаз.
   - Слава Богу, вспомнила... Они все в той же  многострадальной  сумке.
Можешь достать и полюбоваться на свой пейзанский вкус.
   Я выудила из сумки блок сигарет (видимо, у Эрика широкая душа, и  мне
это нравится, черт возьми!), надорвала его и только потом с любопытством
рассмотрела вынутую пачку.
   "Житан Блондз".
   Совсем неплохо для начала. Я вдруг вспомнила Настю, которая приносила
мне сигареты. Тогда мне очень хотелось взять "Житан"...
   - Ты подкуришь? - спросила я у Эрика, выбив сигарету из пачки. И  тут
же поймала себя на том, что говорю с его интонациями. Похоже, информация
о молочных братьях и сестрах не так уж неверна.
   - Куда денусь, - не снижая скорости, он повернулся ко мне  и  щелкнул
"Зиппо".
   На Ленинградском проспекте (Эрик галантно представил меня и  проспект
друг другу) мы попали в пробку.  Эрик  нетерпеливо  постукивал  большими
пальцами по рулю, а я, куря сигарету за  сигаретой,  пыталась  вспомнить
географию города.  Пыталась  -  и  не  могла.  Смутное  чувство  чего-то
неуловимо знакомого,  но  ускользающего  из  прихотливого  затуманенного
сознания не покидало меня.
   ...Спустя полчаса Эрик уже  звенел  ключами  у  обыкновенной,  обитой
жалким дерматином, двери на  шестом  этаже  девятиэтажного  дома.  Номер
квартиры вселил в меня уверенность - 151. Именно с этих  цифр  начинался
телефон Насти...
   Прежде чем толкнуть дверь, Эрик пожевал  губами  и,  повернувшись  ко
мне, виновато произнес:
   - Покаюсь тебе, Анька. Микушку пришлось  отправить  на  панель.  Сама
понимаешь, возиться с псом в моей ситуации было просто глупо, а  хороших
рук для него не нашлось. Уж слишком верным ты  его  сделала.  Прямо  под
себя скроила...
   Я с недоумением посмотрела на Эрика:
   - Кто это - Микушка?
   - Н-да... Проколец... Все забываю о твоем плачевном состоянии. Мик  -
это собачонка  твоя  комнатная.  Крохотный  такой  ротвейлер.  Семьдесят
сантиметров в холке. Что,  правда  не  помнишь?  Вот  оно,  человеческое
вероломство. И черная неблагодарность. А ведь  он  мог  за  тебя  глотку
перегрызть кому угодно. В этом мы с ним похожи, любовь моя.
   Вот  оно  что  -  ротвейлеры...  Вот  почему  тогда,  на  даче,   мне
показалось, что именно ротвейлеров я должна была вспомнить прежде всего.
Эрик  аккуратно  и  методично  прибирался  в  квартире  моего  сознания,
расставляя все вещи по их привычным местам.
   Но теперь мне предстояло испытание еще одной квартирой - номер 151.
   ...Это было то еще зрелище. Прихожая и маленькая кухня  были  страшно
запущены, комната, почти лишенная мебели,  забита  коробками  и  вещами,
сваленными прямо на коробки. Но  посреди  всего  этого  бедлама  победно
возвышался отлично сервированный на двоих стол. Свечи и цветы  в  низкой
вазе дополняли картину.
   -  По  какому  поводу  праздник?  -  критически  оглядев  обстановку,
спросила я. И опять в моем голосе проскользнули интонации Эрика. Ты  все
схватываешь на лету, девочка, поздравляю...
   - По поводу твоего возвращения в родное  бунгало,  -  Эрик  поцеловал
меня в щеку. - Это, правда, не совсем бунгало и  не  совсем  родное.  Но
все-таки...
   - Ты был так уверен, что я поеду с тобой?
   - Конечно. Ведь я  тебя  знаю  как  облупленную.  Ты  бы  никогда  не
осталась в этой богадельне. Свобода - и свобода передвижения в частности
- для моей Аньки превыше всего. Позвольте манто, мадам!
   Я скинула шубу прямо на руки Эрику и осталась  в  больничном  халате.
Эрик поморщился:
   - Значит, так, девочка моя. Сначала в ванную,  потом  одеваться...  Я
приготовил  для  тебя  твой  любимый  прикид.  Тот  самый,  который  так
неотразимо действует на богатых  папиков...  Потом  можжевеловая  водка,
потом все остальное. Устраивает тебя такой план действий?
   - Вполне.
   Эрик сопроводил меня в ванную и целомудренно  остался  за  дверью.  В
ванной я нашла все, что нужно; все, от чего отвыкла в настоящей жизни. И
может быть, к чему привыкла в прошлой.
   Дорогая п