а была  в  сборе,  никакого  волнения,
только обыкновенный режим предсъемочного ожидания. Первым нас встретил  дядя
Федор: несколько секунд ушло на  оценку  мезальянса  (следуя  полученным  от
Кравчука неведомым  мне  инструкциям,  Митяй  жался  ко  мне,  как  ревнивый
любовник). Потом дядя Федор разразился обычной тирадой:
   - Привет, старуха! Закадрила  паренька?  Я  отделалась  нечленораздельным
причмокиванием и односложным вопросом:
   - А что?
   -  Ничего.  Это  не  с  вас  незабвенный  художник  Пукирев  писал   свое
незабвенное полотнище ?Неравный брак??
   Я  пропустила  шпильку  мимо  ушей.  Собравшийся,  как  перед  прыжком  с
трамплина, Митяй настороженно смотрел на меня.
   - Ну, что здесь новенького? - неестественным голосом сказала я.  Нашла  у
кого спрашивать! Пожалуй, самой свежей, самой убойной  информацией  обладают
только три человека: я, Братны и Кравчук.
   - Что может быть новенького в  похоронной  конторе...  В  глазах  у  меня
потемнело, и в то же время я испытала чувство облегчения: Братны и  директор
отказались от своей безумной идеи скрыть преступление,  значит,  я  не  буду
запачканной в сговоре с ними.
   Но развеселый дядя Федор не дал моему чувству окрепнуть.
   - ..Похоронной конторе высокого искусства, - закончил он.  Значит,  никто
ничего не знает, иначе на съемочной площадке все выглядело бы  по-другому  и
ее наводняли бы совершенно другие лица...
   - А где Братны? - осторожно спросила я.
   - Да везде. Полчаса уже рвет и мечет.
   - Что случилось?
   - Старой клизмы до сих пор нет. И телефон не  отвечает.  Чудит  бабулька,
должна была час как приехать, машину за ней послали. Сегодня  у  старушенции
последняя съемка, сложный грим. А вот нету. Уже сам маэстро Кравчук  за  ней
отправился.
   - Может, в пробке застряли? - высказал предположение молчавший  до  этого
момента Митяй и упреждающе-цепко ухватил меня за локоть.
   - Кравчук бы по мобильнику отзвонился. Вы  же  знаете,  что  с  неистовым
Братны шутки плохи, голубки...
   Значит, никто ничего не знает. Мне стало тошно от одной  только  мысли  о
фарсе, который я должна разыгрывать перед дядей Федором. И не  только  перед
ним, судя по всему. Хотя черт ее разберет, эту полуэкзотическую группу: быть
может, Бубякин врет мне сейчас так же старательно, как и я ему?
   - Пойду поищу Братны, - устало сказала я.
   - Давай-давай, он о тебе уже справлялся. И не  только  он.  Андрей  Юрьич
тоже расспрашивал. Я смотрю, ты пользуешься успехом у мужского поголовья.  -
Бубякин выразительно посмотрел на подобравшегося Митяя.
   - Расспрашивал?
   - Ну, не волнуйся... Это его обычная практика... Верно я говорю,  молодой
человек? - обратился Бубякин к Митяю с презрительным вызовом: людей Кравчука
считали  в  группе  дуболомами,  далекими   от   искусства,   и   исподтишка
недолюбливали.
   Митяй счел за лучшее промолчать.
   - Он ведь у нас бывший шпион, Андрей Юрьич-то. Верно  я  говорю,  молодой
человек? Тот еще оперативничек. Зуд в крепких кагэбэшных руках, вот на  всех
досье и собирает на досуге. Так что мы все под колпаком у Мюллера.
   Вот оно, началось!
   - И чем обычно интересуется? - Я попыталась придать голосу беспечность.
   - Обычно - ?не был,  не  состоял,  не  участвовал?,  статьи,  по  которым
привлекался фигурант, с кем живет, есть ли камни в почках и  прочая  лабуда.
Компромат то есть.
   - И что ты сказал?
   - А что я о тебе знаю? Так, мелочишка, слепой мазила при тебе, вот и все.
И больше никаких порочащих сведений.  Но  ты,  я  смотрю,  на  здоровенького
перескочила. - Болтовня дяди Федора показалась мне невыразимо пошлой.
   - Заткнись, пожалуйста...
   - А я думал - мы друзья.
   - Мы не друзья. Вспомни наше теплое знакомство, - говорить с Бубякиным не
хотелось, но и бить его, как тогда, у административного корпуса, - тоже.
   - Вовек не забуду. Этого тем же  болевым  приемом  подцепила?  -  Бубякин
по-прежнему надменно игнорировал Митяя.  -  Или  были  задействованы  другие
нервные окончания?
   - Пойду все-таки поищу Братны.
   - Ну, давайте. Бывай, морячок! - нежно  протянул  Бубякин.  -  А  я  пока
Вовану помогу, он там картинки в декорациях вешает.
   ...Но искать Братны не пришлось. Я столкнулась с ним в дверях павильона -
как  всегда,  окруженного  околокиношной  свитой.  Все  сегодняшнее  утро  я
пыталась представить, как мы встретимся: два сообщника,  связанные  страшной
тайной. Что я увижу в его глазах - страх, что все может раскрыться  в  любую
минуту; запоздалое раскаяние оттого, что ничего не раскрылось...  Но  Анджей
демонстрировал  всем  одну  из  своих   обычных   моделей   поведения.   Она
называлась ?Меня подвели эти падлы-актеры?.
   - Привет, Ева, - бросил он, не глядя на меня, - где ты шляешься? Могла бы
приехать раньше. У нас проблемы с Александровой.
   У нас очень большие проблемы с Александровой.  И,  похоже,  неразрешимые.
Глаза Анджея подталкивали меня  к  единственно  правильной  реакции  на  его
реплику, и я сказала именно то, что он хотел от меня услышать:
   - Что случилось?
   - Старуха не явилась на съемку. Ты, между прочим, за это тоже  отвечаешь.
Ты ведь ассистент по актерам. Ты ведь вчера ее отвозила домой?
   Я даже  опешила.  Похоже,  Братны  на  ходу  менял  и  перекраивал  сюжет
вчерашней ночи. Моя роль в нем была мне пока неясна.
   - А что? - Это было самое нейтральное сочетание слов, ни ?да?, ни  ?нет?,
- и оно вполне устроило Братны.
   - А то, что ее нет дома. Кравчук только что  звонил.  Вот  старая  карга,
срывает мне все планы. - Братны был довольно убедителен в своем неистовстве.
Настолько убедителен, что я даже исподтишка ущипнула  себя  за  руку:  а  не
приснилась ли мне вчерашняя ночь, мне  ведь  иногда  снятся  мертвецы,  если
удается заснуть... Но спокойное дыхание Митяя над моим ухом  утверждало  как
раз обратное.
   Я молчала. Я ждала, что Братны отзовет меня и попытается объясниться.
   Но он не сделал ничего подобного. Целый  час  он  бродил  по  площадке  и
весьма натурально метал громы  и  молнии  перед  всеми  Желающими.  Неприезд
ведущего актера на съемку, когда заказаны павильон и  смена,  -  событие  из
ряда вон выходящее,  и  тут  уж  Анджей  развернулся  по  полной  программе.
Отличный актер, ничего не скажешь.
   А спустя час приехал Кравчук с самыми неутешительными известиями, о чем и
было объявлено всей группе. История в изложении Кравчука выглядела  примерно
так: он вместе с Сеней по просьбе режиссера отправился к старухе домой.  Там
его уже ждал водитель Тема, которого послали  за  Александровой  раньше:  на
телефонные звонки старуха не отвечала и к двери не подходила. Накануне  рано
утром, около пяти, Кравчук, вместе с тем же Сеней, сам отвез ее домой  после
неудавшейся ночной смены - Александровой  нездоровилось.  Памятуя  об  этом,
Кравчук вызвал слесаря из домоуправления, и они вскрыли  дверь.  В  квартире
Александровой не оказалось, а подошедшая чуть позже дворничиха сказала,  что
видела ?голубушку Татьяну Петровну?, выходящую  из  дома  около  одиннадцати
часов утра с продуктовой сумкой.
   Спокойно сдержав натиск Братны,  который  вполне  правдоподобно  костерил
Александрову, шофера Тему, съемочную  группу  и  самого  Кравчука,  директор
заявил, что отправляется звонить по больницам:  Александрова  была  актрисой
старой закалки, она никогда не опаздывала  и  очень  серьезно  относилась  к
своим  профессиональным  обязанностям:  на  съемку  она  явилась   бы   даже
полумертвая. Помешать приехать ей могли только чрезвычайные обстоятельства.
   Съемочная группа разбилась на  несколько  подгрупп  -  в  зависимости  от
отношения к старой актрисе. А оно было разным -  от  откровенной  иронии  до
искреннего участия.  Но  все  сходились  в  одном:  с  Александровой  что-то
случилось. Особняком держался лишь Володя Чернышев: он имел  обыкновение  не
замечать никого, кроме своего обожаемого режиссера. Я  старалась  удержаться
от яростных слез, которые душили меня: похоже, всю правду, кроме Кравчука  и
Братны, знала только я. А сегодняшней ложью,  которую  я  так  добросовестно
покрыла, они убили старую актрису еще раз. Если бы не Митяй,  верный  цепной
пес Кравчука, не отходивший от меня ни на шаг, я  бы  ушла  из  павильона  и
разрыдалась где-нибудь в укромном уголке.
   Через полтора часа появился Кравчук - только  для  того,  чтобы  принести
неутешительные сведения:  ни  в  одну  из  больниц,  ни  в  один  из  моргов
Александрова  не  поступала.  Он  попросил  группу   не   покидать   пределы
?Мосфильма? и не напиваться  вдрызг.  При  этом  художник-постановщик  Вован
Трапезников иронически хмыкнул, а нос оператора-постановщика Сереги  Волошко
застенчиво покраснел.
   Смена прошла впустую, и ошалевшие от безделья люди устроили в  ее  финале
грандиозную попойку. Я отказалась принимать в ней участие и в  сопровождении
Митяя отправилась на поиски Братны. Он сидел в комнате группы и  обрабатывал
очередного  бундеса  (по  непонятным  причинам  Братны  особенно  неотразимо
действовал на добропорядочных, далеких от распутства  руководителей  крупных
немецких фирм, которые давали ему деньги на кино). Судя по всему,  дело  шло
гладко: на лице Братны сияла улыбка.
   - Подожди, Ева, я сейчас закончу. Расправившись с немцем,  Братны  зазвал
меня в комнату. Судя по всему, он был в отличном расположении духа.
   - У тебя, я смотрю, хорошее настроение, - мрачно сказала я.
   - А что?
   - Сияешь, как бычьи яйца.
   - Выдоил из немчуры маленький кредитик под киношку... - сказал  Братны  и
погасил улыбку. - А вообще ты права, ничего утешительного нет. Вот,  актриса
пропала, мать ее. Придется брать другую. Месяц работы псу под хвост.
   Я смотрела на Анджея так, как будто видела его впервые. Мы были в комнате
одни (Митяй остался за дверью) - зачем же ломать комедию?
   - Ты с ума сошел, Анджей... Что ты говоришь? Мы ведь  были  вместе  вчера
ночью...
   - Это еще не повод, чтобы жениться на тебе, - брякнул Братны,  -  извини,
конечно.
   - Что с Александровой?
   - Ты разве не знаешь? Пропала старушка.
   - Что вы сделали с трупом?
   Брови Анджея удивленно приподнялись:
   - С каким трупом?
   - Ты прекрасно знаешь, с каким. Александрову убили.
   - А ее убили? Откуда такие сведения? Я даже задохнулась от его цинизма:
   - Ты принимаешь меня за дуру?
   - Не хочу даже говорить об этом. У  меня  сорван  съемочный  период,  это
единственное, что я знаю.
   - Я в этой ситуации страдаю больше всех...
   - Если ты считаешь, что я буду покрывать...
   - Конечно. Мы все заодно, цеховая солидарность, рука руку моет, ты мне  -
я тебе. И не вздумай меня шантажировать. Я все равно откуплюсь. И  от  своей
ассистентки по актерам, и от всех остальных. А тебе может не  поздоровиться.
- Даже угроза в его устах звучала элегантно,  она  бродила  вокруг  меня  на
мягких лапах и тыкалась мокрым носом в мои дрожащие от страха и  негодования
колени.
   - Неужели ты думаешь, что тебе все сойдет с  рук?  -  бессильным  голосом
сказала я.
   - А ты  сомневаешься?  Я  ведь  почти  национальное  достояние,  каннский
триумфатор, русский стандарт, сумасшедший гений...
   - Это правда. Ты сумасшедший.
   - Мое слово против твоего. Сегодня в пять часов утра я лично  -  слышишь,
лично! - посадил старуху в машину, и ее отвезли домой. Ее  видели  несколько
человек:  какая-то  безумная  ранняя  пташка  с  собакой  и  дворничиха.   А
дворничихам всегда нужно доверять. - Братны  хихикнул.  -  А  в  одиннадцать
утра, когда она выходила из дому по своим старушечьим делам, ее видело втрое
больше народу. Вот так. Вопросы есть?
   - Что вы сделали с трупом?
   - А никакого трупа не было. Я закрываю тему. Давай не мучить  друг  друга
давно разрешенными проблемами. У нас много работы - нужно  еще  найти  новую
актрису. Я так подозреваю, что старая у нас больше не появится.
   - Я думаю, ты будешь гореть в аду, Анджей Братны.
   - Я думаю, ты составишь мне компанию. Я думаю, мы  неплохо  проведем  там
время. - Он откровенно издевался надо мной. - А  теперь  извини,  мне  нужно
утрясти кое-какие вопросы. Сделать пару конфиденциальных звонков.
   Я с трудом поднялась со стула, в  глазах  покачивалась  серая  пелена:  я
ожидала от Братны всего, чего угодно, только не такого откровенного цинизма.
Когда я уже взялась за ручку двери, голос Братны остановил меня:
   - Ева!
   Сейчас он одумается, я обернусь и увижу в его наглых гипнотических глазах
обыкновенный мальчишеский страх и обыкновенное мальчишеское раскаяние.
   - Ева, тебя искал Кравчук. Переговори с ним, пожалуйста.
   Я пулей выскочила в коридор, чувствуя,  что  в  комнате  мне  не  хватает
воздуха. И сразу же попала в объятия Андрея Юрьевича.
   - А я вас ищу, Ева, -  радушно  сказал  Кравчук:  вчерашнее  ночное  ?ты?
уступило место вежливому ?вы?, иначе и быть не может, это соответствует моим
седым волосам и выслуге лет. - Нужно обсудить кое-какие  вопросы.  Приглашаю
вас на обед. Согласны?..

***

   ...Мы сидели в самой респектабельной  кравчуковской  вотчине  -  ?Попугае
Флобере? уже два часа. Видимо, специально для меня Кравчук разработал  целую
программу. Первым номером в ней шел расслабляющий обед, который  состоял  из
блюд национальной грузинской кухни. Тихие вышколенные официанты, все, как на
подбор, обладатели физиономий Джеймса  Бонда  при  исполнении,  не  успевали
менять тарелки. Слушая Кравчука, я отстраненно думала о том, что такое  меню
привело  бы  в  восхищение  моего  погибшего  Ивана,  на  четверть   грузина
(странное,  почти  мистическое,  стечение  обстоятельств  -  Братны  был  на
четверть  поляком).  Ивана,  единственного  человека,  которого   я   любила
по-настоящему: чахохбили, сациви, шашлык, грузинский шпинат...  Если  бы  он
остался жив тогда, уйму лет назад, я не была бы сейчас такой запутавшейся  и
одинокой. Усилием воли я заставила себя не думать об Иване и стала наблюдать
за манипуляциями Кравчука: из плотных салфеток он быстро  складывал  фигурки
зверушек: руки  Кравчука  завораживали  так  же,  как  глаза  Братны.  Перед
директором группы выстроилась уже целая шеренга  бумажных  тигров,  жирафов,
морских котиков: все салфеточные звери были очаровательными альбиносами.
   - Еще вина, Ева? Это, между прочим,  настоящее  ?Цинандали?,  такого  нет
нигде в Москве. Я привожу его из Грузии. А вы  знаете,  что  все  грузинские
вина пронумерованы?
   - Понятия не имею.
   - ?Цинандали?, например, - это номер 22. Забавно.
   - Действительно, забавно.
   - У вас нет никаких ассоциаций с номером 22?  -  Это  был  провокационный
вопрос. На дверях гримерки, в которой убили Александрову,  были  именно  эти
цифры - 22.
   - Никаких, - спокойно ответила я.
   - Это хорошо. Я надеюсь,  что  эта  комбинация  цифр  никогда  больше  не
всплывет в вашей памяти.
   - Ну, если вы настаиваете.... Из уважения к вам... Я сегодня же  вычеркну
из календаря все двадцать вторые числа каждого месяца.  Хотя  совершенно  не
понимаю, что вы имеете в виду.
   - Понимаете, прекрасно понимаете... А знаете, Ева, как готовят ткемали? -
После  молниеносного  рейда  в  глубины  моих  страхов  Кравчук   был   сама
любезность.
   - Просветите.
   - Дикорастущую сливу отваривают,  протирают,  добавляют  базилик,  кинзу,
чеснок и красный молотый перец... Мой парнишка не очень вам докучает?
   - По правде сказать, докучает. - Мы оставили Митяя на улице в  машине,  в
обществе Бориса Гребенщикова и ручного эспандера. Кравчуку даже в голову  не
пришло бросить кость своему псу, хотя тот не ел с самого утра.
   - Придется потерпеть.
   - Сколько?
   - Не так долго...
   - Решаете, что со мной делать?
   - Честно говоря, я еще не решил, что с вами делать... Какое блюдо из  вас
приготовить, - Кравчук добродушно хохотнул, - что-нибудь  экзотическое,  это
уж точно.
   Кравчук не врал:  он  действительно  не  знал,  как  поступить  со  мной.
Максимум, чего он мог добиться, -  это  информации  о  том,  что  я  живу  у
осевшего в Москве слепого марийского художника Серьги Каныгина.  Это  должно
подстегнуть профессиональную гордость.
   - Что, ничего не удалось выудить обо  мне?  -  ?Цинандали?  действительно
было великолепно, я расслабилась и позволила себе мило похамить.
   Кравчук внимательно посмотрел  на  меня.  И  сказал,  тщательно  подбирая
слова:
   - Почему же, кое-что есть...
   - Это ?кое-что? могла сообщить вам и я сама.
   - Я не верю тому, что  люди  говорят  о  себе.  Они  обязательно  выдадут
желаемое за действительное - из самых лучших побуждений.  Или  из  природной
склонности к вранью. Постоянная ложь, даже когда  она  не  нужна,  ничем  не
обоснована и не  продиктована  обстоятельствами,  -  это  единственное,  что
отличает человека от  животных.  -  Кравчук  выстроил  всех  своих  бумажных
зверушек в один ряд: теперь их было десять.
   - Да, сегодня на студии вы наглядно это продемонстрировали.  -  Проклятое
вино сыграло со мной злую шутку: я окончательно расслабилась.
   Это была непозволительная вольность, и я сразу же  поняла  это.  Директор
выбрал из своего зверинца три фигурки - морского котика, тигра и обезьяну  -
и поставил их на чистую тарелку передо  мной.  Сейчас  начнется  психическая
атака, иначе и быть не может.
   - Милые люди - японцы. Только они  могли  придумать  такую  модель  мира.
Знаете, как это  называется?  -  Он  легонько  щелкнул  тигра  по  бумажному
загривку и испытующе посмотрел на меня.
   - Оригами, кажется, так?
   - Вы абсолютно правы. Бумага - совершенный материал. К  сожалению,  очень
хрупкий... Что вы выбираете для себя?
   - Ну-у... На тигра я не претендую. Тигр - это вы. - Я продолжила в том же
духе, в котором и начала:  мелкое  хамство,  завуалированное  под  такую  же
мелкую лесть.
   - Я тоже так думаю. Анджею оставим обезьяну, он у нас известный имитатор,
звукоподражатель и человек искусства. Так что вам  остается  только  морской
котик.
   - Судя по всему.
   - А морской котик -  существо  очень  беззащитное.  Вот  так.  -  Кравчук
приподнял котика за хвост и мгновенно смял его в кулаке. А затем бросил  его
в блюдце с костями и полил соусом ткемали.
   Ну   что   ж,   Андрей   Юрьевич,    мускулы    вы    продемонстрировали,
псевдосамурайский дух, больше похожий на дешевые приколы  киношных  мафиози,
видимо, не дает вам покоя.
   - Очень убедительно. А теперь наезд камеры и стоп-кадр, - только и смогла
сказать я. - Но вы забываете одну вещь. Мы не втроем. И даже  не  вчетвером,
если учесть убитую вчера женщину... Есть кто-то еще. Кто-то, кто сделал это.
   Я взяла оставшиеся  фигурки  животных  и  кольцом  расставила  их  вокруг
тарелки:
   - Как вы думаете, кто, Андрей Юрьевич? Может быть, жираф? Или мышь?
   - Это не мышь, - поправил меня педантичный Кравчук, - это броненосец.
   - Хорошо, пусть так. Неужели вам безразлично, кто сделал  это  и  почему?
Неужели вы не хотите предпринять хотя бы попытку  расследования?  Ваш  жираф
может быть опасен. Или броненосец... Или  лягушка.  Скрыв  преступление,  вы
дали убийце шанс остаться безнаказанным.  А  своей  безнаказанности  они  не
выносят и не прощают.
   - Откуда такие познания в психологии убийств? -  заинтересованно  спросил
Кравчук.
   - У меня была возможность в этом убедиться.
   - Не сомневаюсь. А может, это вы и сделали? - Он широко улыбнулся.  -  Вы
первой обнаружили тело, никто  не  знает  точно,  сколько  вы  там  пробыли,
старуха вас знала, и вы не представляли для нее никакой опасности. Думаю, вы
достойны того, чтобы вами  заинтересоваться.  А  в  органах  работают  очень
серьезные ребята, уверяю вас. То мягкое.., скажем так.., м-м..,  ограничение
свободы, которое вы имеете сейчас, не идет ни в какое  сравнение  с  камерой
предварительного заключения. Если я  захочу,  то  смогу  предоставить  сотню
свидетелей, которые под присягой подтвердят, что сами подавали  вам  шильце.
Есть и другой вариант, гораздо менее громоздкий: ваши показани