моментом.
   Двое бессмертных извинились перед слегка растерянными людьми и  вышли  из
комнаты. Они миновали анфиладу комнат и вышли из дворца прямо под дождь.
   - Прохладно, - удивленно сказала Каэ. - Я думала, гораздо теплее.
   - Ветер северный, - пояснил га-Мавет. - У нас неприятности.
   - Потому что ветер северный?
   - У Баал-Хаддада. Пойдем со мной, посмотрим. Не знаю, что с ним, но  если
ты не поможешь, то ему конец.
   - Пойдем, а что случилось?
   - Он потерялся в темноте.
   Каэ растерянно потерла лоб рукой:
   - Я, кажется, не очень хорошо тебя понимаю. Как это - потерялся?
   - Если бы я знал. Я пришел к нему, а там как-то странно и непривычно. Мир
мертвых изменил свой облик, Баал-Хаддада можно услышать, но нельзя  увидеть.
Он где-то рядом, но как бы за занавеской из пустоты. И утверждает,  что  его
на самом деле нет.
   - Ого!
   - Ты пойдешь?
   - А что мне остается делать, - махнула рукой Каэ. -  Главное,  чтобы  это
что-то дало.
   Бог Смерти посмотрел на нее странным взглядом:
   - Ты не перестаешь удивлять меня. Я ведь, признаться, думал, что если  ты
и согласишься, то мне придется очень долго тебя упрашивать.
   - Глупости, - отрезала она. - То, что было, уже забыто.  Иначе  мы  такой
счет друг другу выставим за прошлые тысячелетия,  что  демонам  в  Ада  Хорэ
тошно станет. Кстати, Тиермеса не видел?
   - Нет. Я сначала  хотел  позвать  его,  но  потом  подумал,  что  ему  не
справиться. Здесь что-то посерьезнее простого нападения. Там нет Врага  -  я
это чувствую. Там действительно тьма и пустота - это-то и страшно.
   - Посмотрим. Веди меня.
   Они быстрым шагом спускаются в Царство Мертвых.
   Со стороны это выглядит не вполне обычно,  и  император,  наблюдающий  за
ними из окна, волнуется и переживает, потому что не знает, как  поступать  в
подобных случаях.
   Любить богиню - тяжкое испытание для нервов.

***

   Во тьме, тишине и пустоте просто потеряться и еще проще  потерять  самого
себя.
   Страх завладевает разумом и душой, придавливая  к  земле,  отнимая  право
самому решать и самому  выбирать  себе  судьбу.  Страх  убивает  гордость  и
достоинство, уничтожает личность. Остается  оболочка  -  пустая,  нелепая  и
жалкая. Есть она или нет - на самом деле уже не важно. Когда спохватываешься
и начинаешь искать, где оступился, где ошибся, оказывается слишком поздно. И
с ужасом понимаешь, что тебя давно нет.
   Но есть тело, которое по-прежнему носит костюмы, требует пищи,  исполняет
повседневные обязанности и иногда ищет близости с  другими  телами.  Иллюзия
существования поддерживается таким нехитрым способом, и многие люди так и не
замечают до конца своих дней, что давно перестали быть. Когда их забирают  в
Царство Мертвых, тела отключаются от окружающего мира, и не остается ничего,
что могло бы осознать сам факт смерти.
   Бессмертному сложнее.
   Баал-Хаддад испытал и страх, и состояние потери себя, но умереть не смог,
поэтому постепенно переживал все стадии развоплощения  в  абсолютное  ничто.
Даже приход га-Мавета казался ему фактом тысячелетней  давности,  ничего  не
значащим, ни на что не влияющим. Повелитель Мертвых забыл,  что  сказал  ему
желтоглазый брат, и не ждал от него помощи. Он уже не знал, что такое  слово
существует  на  самом  деле.  Единственной   реальностью   для   него   стал
моментальный распад Вселенной на крохотные частички, которые  разлетались  в
разные стороны, затрудняя восприятие.
   Исчезли запахи и звуки, зато появились никогда не  существовавшие  прежде
цвета - а именно черный. Баал-Хаддад  внезапно  понял,  что  значит  черный.
Липкий ужас, затягивающее состояние собственного небытия; он мотал головой и
отбивался руками, но разлетающиеся части Вселенной оказались его собственным
телом: голова парила на расстоянии сотен лет скольжения  звездного  света  в
абсолютной пустоте, руки существовали лишь условно, в воспоминаниях.
   Сами воспоминания казались вымыслом.
   И  вдруг  через  темноту  пробилось  прикосновение  -  странное  касание,
относящееся одновременно ко всем  частичкам,  летящим  в  разные  стороны  с
бешеной скоростью.
   На границе Вселенных обнаружилась рука, за  которую  кто-то  держался.  А
потом бог ощутил и тело, которое кто-то тряс за вновь обретенные плечи.
   Понятия возвращались в разум вместе с ощущениями, а ощущения -  вместе  с
предметами.
   Баал-Хаддад вновь обрел голос и воспользовался им, чтобы  издать  крик  о
помощи.
   - Не ори! - произнес над ухом до  боли  знакомый  голос.  -  Уже  поздно,
раньше нужно было орать. А теперь все в порядке.

***

   Когда га-Мавет провел ее подземными  коридорами  Смерти,  она  поразилась
тому, как по-детски наивно выглядит это  место.  Баал-Хаддад  создавал  свое
пространство, пытаясь нагнать страху на  подвластные  ему  души,  и  ее  это
рассмешило. По  сравнению  с  царством  Тиермеса  мир  безглазого  бога  был
кукольным и надуманным. Правда, тени мертвых так не считали.
   Она сразу поняла, что здесь произошло, и ее удивило, как легко  оказалось
заманить в ловушку грозного бога, столь почитаемого там, наверху. То, что он
спутал реальность и нереальность, было  еще  понятно,  но  как  он  не  смог
избавиться от иллюзии? И как теперь заставить его ощутить эту разницу, когда
он уже там - за гранью?
   Серая занавеска несуществующего мира, за  которой  она  явственно  видела
Баал-Хаддада, колебалась и  металась  из  стороны  в  сторону,  стараясь  не
пропустить ее. Нереальность сопротивлялась той, что одним своим присутствием
могла ее уничтожить. Она была напоена страшной, разрушительной энергией.
   Каэ не знала, как. объяснить га-Мавету, что здесь происходит.
   Она видела, как он сам шагнул  немного  в  сторону  и  очутился  в  мире,
которого нет. И он, и Баал-Хаддад приняли навязанные им чужой волей  условия
игры и теперь сами выстраивали пространство, в котором у них не  было  шанса
на спасение. Пойманный  в  западню  мозг  бессмертных  беспощадно  выискивал
собственные слабые места и тут же создавал из  ничего  оружие,  которое  эти
места могло поразить. Безглазый бог поверил в  то,  что  его  нет,  га-Мавет
поверил в то, что это правда, а не вымысел. Вдвоем они  были  мощной  силой,
противостоять которой было практически невозможно.
   - Видишь? - спросил Бог Смерти с нескрываемым ужасом.
   - Я-то как раз вижу, а вот ты, похоже, нет.
   - Он исчез...
   - Он стоит рядом со мной, но, если ты будешь продолжать твердить, что его
нет, ты укрепишь нереальность.
   Га-Мавет непонимающе на нее воззрился. Он  верил  Каэтане,  иначе  бы  не
обратился за помощью  к  ней,  интуитивно  ощутив,  что  именно  она  сможет
прорвать завесу между двумя мирами, - правильно было бы сказать, что доверял
ей гораздо больше, нежели самому себе.  С  тех  пор  как  он  столкнулся  со
страшной силой Врага, га-Мавет оценил,  насколько  всемогущей  была  хрупкая
девочка, одолевшая объединенное сопротивление Зла  и  Новых  богов,  которые
были бездумными пешками в Его игре. Он доверил ей свою жизнь и жизнь  брата,
не задумываясь ни на секунду, не колеблясь, зная, что она  не  воспользуется
случаем, чтобы отомстить. Это  был  беспримерный  случай  открытости  -  так
желтоглазая Смерть вела себя впервые. Но он не мог увидеть того, о  чем  она
говорила.  Для  него  видоизмененное,  искалеченное,  исковерканное  Царство
Мертвых было единственной реальностью, и га-Мавет не  знал,  как  ему  нужно
измениться, чтобы взглянуть на этот мир глазами маленькой  девочки  -  такой
хрупкой и беспомощной на его фоне.
   Фигура Каэтаны таяла и растворялась в воздухе.
   Га-Мавет вскрикнул отчаянно, понимая,  что  и  его  засасывает  невидимая
трясина, что еще несколько минут - и он очутится в  положении  Баал-Хаддада.
Он заскрежетал зубами и рванулся что было сил в сторону бесплотного  силуэта
богини.
   - Дай мне руку, - приказала она.
   - У меня нет руки, - ответил Бог Смерти.
   Он действительно был уверен в  том,  что  не  может  протянуть  ей  руку,
постепенно проваливаясь в пустоту.
   Каэ моментально уразумела, что происходит, - га-Мавет понемногу  бледнел,
будто истончался и превращался в тень. Он тоже следовал за Баал-Хаддадом.  И
она испугалась, что не сможет вернуть  в  эту  реальность  обоих,  может  не
хватить сил и, главное, времени.
   Она размахнулась и отвесила Богу Смерти звонкую затрещину,  надо  сказать
не без тайного удовольствия.
   Как ни прост был способ, но зато испытан не одним  поколением  и  признан
весьма действенным.
   Во всяком случае, га-Мавет сразу пришел в себя.
   - Не расслабляйся, - попросила его Каэтана. - Мне и с одним твоим  братом
нелегко придется. Не хватает еще тебя здесь потерять, а потом разыскивать.
   - Что с братом?
   - Ничего. Вот он, стоит на мелководье, в озере, и предается Отчаянию.
   - Я его не вижу, - прошептал желтоглазый.
   - Это плохо. Постарайся увидеть, если сможешь. Это очень бы мне помогло.
   Га-Мавет напряг изо  всех  сил  свое  воображение,  и  ему  на  мгновение
показалось, что  он  действительно  видит  фигуру  Баал-Хаддада,  неподвижно
застывшего с поднятыми руками, и серые  крылья  беспомощно  обвисли  за  его
спиной рваными клочьями тумана.
   - Кажется, я нашел его, если не придумал... - обратился он к Каэ.
   - Не придумал. Теперь главное - ему  доказать,  что  он  здесь,  а  не  в
ловушке между мирами. Собственный мозг -  самая  страшная  западня.  Из  нее
выбраться  сложнее  всего.  Ты  ведь  знаешь   себя   как   облупленного   и
предугадываешь собственные действия на все ходы  вперед,  до  самого  конца.
Тебе нетрудно не выпускать себя из тюрьмы, которой ты сам и являешься.
   - Что же делать?
   - Сейчас попробую.
   Она подошла к замершему Баал-Хаддаду и взяла его за руку.
   - Я здесь, ты слышишь меня, старый враг? Я пришла за тобой, чтобы помочь.
Я вижу тебя, чувствую, вот только не слышу. Ответь мне.
   Повелитель Царства Мертвых  попытался  сдвинуться,  мускулы  его  немного
напряглись, а острые длинные уши шевельнулись, пытаясь уловить  направление,
откуда слышался ее голос.
   -  Я  здесь,  я  вижу  тебя.  Мы  стоим  рядом.  Ты  находишься  в  своем
пространстве, ты вернулся из небытия, - продолжала она уговаривать.
   Малах га-Мавет подошел к Каэтане и Баал-Хаддаду и крепко  взял  брата  за
вторую руку.
   - Я здесь, я вернулся за тобой, мы нашли тебя, - пророкотал он.
   Бог  Мертвых  вздрогнул  всем  своим  уродливым  телом  и  дико,  истошно
закричал. Звук его голоса  оглушил  Каэ,  стоявшую  слишком  близко,  и  она
ворчливо произнесла:
   - Не ори...

***

   Королевский  дворец  Аллаэллы  забит  страхом   и   отчаянием,   наполнен
призраками  старых  кошмаров,  предательств,  лжи  и  ненависти.  Нормальный
человек не может выдержать здесь и дня, поэтому разбежались почти все.  Даже
самые жадные, самые жестокие, рвавшиеся к  власти  и  не  боявшиеся  никаких
богов, отступили, посчитав жизнь гораздо  более  важным  достоянием.  Только
несколько слуг, запуганных  Бендигейдой  до  потери  разума  и  воли,  снуют
длинными темными коридорами, сбиваясь с ног. Они не могут уследить за  всем,
и огромное здание дворца постепенно приходит в запустение.
   По углам пауки ткут свою паутину, осыпается штукатурка, отсыревшая  после
проливных дождей. В Аллаэлле осень, холодает, и  по  утрам  все  чаще  стоит
туман. Во дворце не топлено,  камины  горят  только  в  опочивальне  короля,
трапезной, покоях графини и мага Шахара, который по-прежнему  находится  при
своих господах. Однако это не помогает: промозглая сырость проникает во  все
щели, холодный ветер выдувает остатки тепла.
   Король Фалер сидит в кресле с высокой резной спинкой и зябко  кутается  в
пышную мантию, подбитую мехом.
   - Бен, дорогая. Не понимаю,  что  происходит,  куда  все  разбежались?  -
плаксиво произносит он, обращаясь к любовнице.
   Фалер состарился  в  несколько  дней,  когда  обнаружил,  что  остался  в
одиночестве. Некого наказывать за неповиновение, некому  являть  королевскую
милость, некого обвинять в случившемся. Принцы сбежали первыми - и  к  детям
теперь тоже не обратишься, он предал их, как недавно предал их мать,  и  они
этого не простят. Фалер обезумел от любви к прекрасной графине - от недавних
событий разум его одряхлел столь же сильно, сколь и тело: он многое забывает
и упускает из виду, но он не помешан и  прекрасно  понимает,  что  в  стране
что-то происходит.
   Но Шахар и Бендигейда не дают  ему  шагу  ступить  без  их  присмотра,  а
перепуганные слуги только кланяются и падают на колени, когда он пытается их
расспрашивать, но молчат.
   Королю страшно. Ужас постепенно проникает во  все  клетки  его  дряхлого,
немощного тела, выхолаживая жизнь. Потому что жизнь не может существовать  в
той атмосфере смертельного холода и пустоты, которая  царит  сейчас  в  душе
короля. Любовь к Бендигейде все меньше и меньше помогает  ему  противостоять
этой напасти. Все больше и больше повелитель Аллаэллы сожалеет  о  содеянном
по отношению к королеве Лае.
   Несколько раз он обращался к графине и к магу с просьбой объяснить, что с
его супругой, что происходит в  стране,  почему,  словно  крысы  с  тонущего
корабля, в одну ночь исчезли из дворца все  сановники,  вельможи  и  челядь.
Даже поваров  не  осталось.  Словно  привидение,  бродит  старый  король  по
громадному своему кабинету, шаркает по  длинным  коридорам,  выглядывает  из
окон, пытаясь разглядеть, что творится за стенами, но только  туман,  только
проливной  дождь  и  желтая  листва  несутся  мимо,   ничего   не   объясняя
обезумевшему от ужаса старику.
   Все скуднее и скуднее становится еда, все резче  и  грубее  обращается  с
королем  прежде  пылкая  и  страстная  возлюбленная.  Подсознательно   Фалер
понимает, что, как только Бендигейда сделается королевой, он перестанет быть
ей необходим, а будет только мешать. И он не  торопится  говорить  с  ней  о
свадьбе, как это было раньше. Графиня Бран-Тайгир заметила  эту  перемену  в
престарелом монархе и  с  каждым  днем  все  больше  кипит  от  ненависти  и
презрения к нему.
   - Сир, - она старается смягчить голос, как только возможно, - сир. У меня
есть хорошая новость для вас.
   - Какая же? - осторожно спрашивает король.
   Сколько раз проклинал он себя за бездумность, за жестокость по  отношению
к близким, за небрежность. Теперь, пленник в собственном дворце,  он  должен
соблюдать максимальную осторожность, чтобы не выдать себя  ни  взглядом,  ни
словом. Он больше не верит Бендигейде и боится ее до смерти. Теперь он готов
признать, что правы те, кто считал ее колдуньей и ведьмой. Но  только  никто
не поможет несчастному королю - он сам променял преданных и добрых  слуг  на
жестоких и коварных тюремщиков. Король боится задумываться по-настоящему над
тем, что сейчас происходит в его государстве, потому что  слишком  страшными
кажутся ему собственные подозрения. И когда Бендигейда говорит  о  новостях,
он внутренне сжимается и холодеет. Хорошие  вести  для  графини  Бран-Тайгир
могут быть и смертным приговором Фалеру.
   - Теперь  вы  можете  жениться  на  мне,  сир,  -  произносит  прекрасная
Бендигейда. - Королева Лая мертва.
   - Как она умерла? - потрясение шепчет Фалер.
   - Что-то произошло в храме Тики-утешительницы.  -  Королева  не  пережила
этой катастрофы.
   - Я  хочу  прочитать  письмо  верховной  жрицы.  -  Голос  короля  звучит
непривычно твердо. - Это ведь жрица  Агунда  написала  тебе  о  смерти  моей
жены?
   Слово "жена", употребленное королем впервые  за  многие  годы,  неприятно
поражает Бендигейду. Но сейчас ей нужен этот трясущийся, опротивевший вконец
старик, чтобы по праву занять трон Аллаэллы  и  не  заиметь  врагов  в  лице
повелителей соседних государств. Сейчас главное - заставить  Фалера  сделать
ее королевой и официально лишить принцев права  наследования.  А  для  этого
нужно быть терпеливой и последовательной. И неважно, что скажут потом.
   Графиня Бран-Тайгир боится признаться даже себе самой, что она  выпустила
из-под контроля всю ту нечисть, которую призвала себе на помощь. Опустевший,
обезлюдевший Аккарон, брошенный жителями, пугает ее  самое  не  меньше,  чем
любого другого человека. Но ей  поздно  отступать.  Да  и  не  даст  грозный
повелитель   Мелькарт,   не   простит   малодушия,   жестоко   покарает   за
предательство. И, взяв себя в руки, Бендигейда находит в себе силы  ответить
небрежно и почти весело:
   -  Нет,  это  письмо  барона   Кана,   сир.   Он   пишет,   что   обитель
Тики-утешительницы подверглась разбойному нападению со  стороны  неизвестных
лиц.  Наш  доблестный  барон,  к  сожалению,  слишком  поздно  узнал  о  том
несчастье, которое произошло в его владениях. И когда он прибыл на место  со
своей конницей, все было кончено. Храм сгорел, никого в живых  не  осталось.
Верховная жрица погибла. А на развалинах был найден труп известного убийцы и
грабителя - некоего Аграва...
   - Я помню, - убитым голосом произносит король, - я  подписывал  несколько
приказов о его поимке и  немедленной  казни.  Последний  раз  мы  предлагали
тысячу золотых за его голову.
   - Мне жаль, сир. Но давайте не будем грустить попусту, а лучше  поговорим
о нашем с вами бракосочетании. Или вы не любите меня больше?
   -  Люблю.  Люблю,  моя  нимфа.  Но  я  ужасно  устал  и  расстроен  вашим
сообщением, - говорит Фалер. - Я пойду к себе, прилягу.  А  после  ужина  мы
решим с вами все наши дела.
   Он тяжело поднимается с кресла, целует возлюбленную в  лоб  и  шаркает  к
себе в опочивальню. Графиня смотрит ему вслед с нескрываемым отвращением.

***

   - Мне кажется, Шахар, он не поверил мне.
   Спустя несколько минут после  разговора  с  королем  графиня  Бран-Тайгир
спустилась в апартаменты Шахара. Здесь горят светильники, сиреневыми  шарами
висящие в черноте, полыхает зеленый  огонь  на  золотом  треножнике,  пахнет
мускусом, травами, чем-то пряным.  Маг  возится  над  высокими  хрустальными
колбами, переливая из одной в другую рубиновую  жидкость.  Его  единственный
глаз покрыт сетью красных прожилок -  свидетельство  безмерной  усталости  и
истощения.  Щеки  ввалились,  как   у   голодающего   много   дней,   волосы
засеребрились на висках.
   Он тоже допустил ошибку  и  тоже  боится  признать  это,  потому  что,  в
сущности, уже поздно. Только теперь Шахар понял, с какими безмерными  силами
он имеет дело. И теперь ему абсолютно  ясно,  что  любое  его  сопротивление
будет смешным и жалким. Повелитель раздавит его,  как  мелкое  насекомое,  а
затем найдет нового слугу, более  расторопного  и  не  такого  пугливого.  А
Шахара безмерно пугает то, что случилось в Аллаэлле.  Вымерший  Аккарон  так
страшит его, что он старается не высовываться из дворца. К  тому  же  он  не
чувствует себя в безопасности, подозревая, что жуткие твари, занявшие город,
могут и на него напасть. Свое состояние он тщательно  скрывает  от  графини,
стараясь казаться уверенным и твердым.
   - Какая разница, поверил или нет,  -  отвечает  он.  -  Главное,  что  мы
вынудим его жениться на вас. И подписать все бумаги.
   - Шахар, я чувствую, что господин наш гневается с каждым днем все больше.
Давай попытаемся еще раз выяснить, что это за женщина.
   - Я не представляю как.
   - Я знаю.
   Шахар с удивлением смотрит на графиню.
   - Я еще раз попытаюсь вызвать господина в наш мир  и,  когда  он  услышит
меня,  попрошу  его  показать  мне  эту  дрянь  поближе,  чтобы  я  заметила
какие-нибудь особенные приметы. Тогда нам легче будет ее отыскать.
   - Но это опасно, - предупреждает маг. - Противодействие довольно сильное.
Вспомните, графиня, что было с вами в прошлый раз.
   - Я помню, - сурово говорит красавица. - И не думай,  что  я  забыла  эту
боль и чувство ужаса перед гневом нашего повелителя. Но у  нас  нет  другого
выхода.
   Бендигейда несколько секунд колеблется, продолжать ли  ей  говорить,  или
это становится уже смертным пригов