,  что
столько продержалась.
   А потом поняла, что летит.
   Или это показалось перед смертью?
   Главное, что она чувствовала, какая у нее  мощная  и  гибкая  шея,  какие
сильные крылья несут ее в небе, как широко распахивается жуткая пасть и  как
хлещет по огромному телу хвост, завершающийся стреловидным шипом.
   Она чувствовала себя зеленоглазым лазоревым драконом. Почему лазоревым? А
кто его знает...
   Говорят, перед смертью проносится перед глазами вся предыдущая жизнь;  но
вместо этого  Каэ  увидела  налитые  кровью  относительно  маленькие  глазки
тараски. Она ощутила невероятную ненависть к этому исчадию зла, и  ненависть
подсказала ей правильный выход.
   Метнулась вперед огромная голова. Щелкнули челюсти, и на раздвоенный язык
полилась отвратительная на вкус кровь твари, перекушенной одним движением.
   После  этого  она  не  помнила  ничего,  кроме  дикого   визга,   который
преследовал ее и тогда, когда в глазах уже потемнело...
   ...  Мягко  взмахивая  крыльями,  ящер  описал   широкий   полукруг   над
раскаленной поверхностью и опустился  на  камни.  На  его  спине,  судорожно
вцепившись  в  истрепанную,  местами  порванную   кожаную   упряжь,   лежало
бесчувственное тело женщины.

***

   - Где я? - спросила она, садясь резким движением.
   - Лежи отдыхай, - успокоил ее Аджахак.
   Каэ осмотрелась. Была ночь, но луна и звезды давали  какое-то  количество
света. Она лежала, привалившись спиной к хвосту дракона, обвившегося  вокруг
нее. Чешуя Древнего зверя тускло блестела в лунных лучах, но на боку,  брюхе
и шее отчетливо выделялись темные пятна рваных ран.
   - Больно? - спросила она тревожно. - Как ты?
   - В порядке, - весело откликнулся  дракон.  -  Ты,  кажется,  именно  так
говоришь? Все в порядке. К утру зарубцуется, только шрамы останутся,  ну  да
это не беда.
   - Давно мы здесь находимся?
   - Несколько часов. Это Джемар, а ты потеряла сознание в  воздухе,  совсем
недалеко от северной оконечности мыса.
   - Какого мыса?
   - Понятия не имею, как его называют люди. Хотя, наверное,  никак.  Джемар
же безлюден.
   Она помолчала, вытягивая ноги и пытаясь пошевелить затекшей  шеей.  Потом
обратилась к Аджахаку:
   - Иногда мне кажется, что меня следовало бы назвать  Богиней  Потерянного
Сознания.
   Зверь загрохотал от смеха.
   - Правда-правда, чуть что - и я уже вне реальности.
   - Неплохо это у тебя получается, - одобрительно проворчал Аджахак. - Даже
Ур-Шанаби не мог себе позволить такой легкости перехода.
   - Ты о чем рассказываешь? - заинтересовалась Каэ. От любопытства она даже
стала себя лучше чувствовать - ушла усталость, отодвинулись на  задний  план
сбитые в кровь костяшки и порезанные ладони,  больная  голова  с  запекшейся
коркой крови над правым глазом.
   Каэ не помнила, где успела разбить  голову,  но  в  той  свистопляске,  в
которую они попали благодаря жуткой тараске, она еще хорошо сохранилась.  Во
рту чувствовался резкий, тошнотворный привкус, язык был не то  прокушен,  не
то разъеден. Но на эти мелочи можно было не обращать внимания.
   Дракон молчал очень долго, а Кахатанна думала, что он заснул,  и  боялась
разбудить  ненароком.  Внезапно  эта  живая  золотая  гора  зашевелилась   и
заговорила:
   - О чем рассказываю, спрашиваешь... Об Ур-Шанаби и о тебе, дорогая Каэ. Я
имел в виду,  что  твое  превращение  в  дракона  было  легким,  практически
моментальным и невозможным с любой точки зрения.
   Она немного задохнулась от волнения, закашлялась.
   - Мне не показалось?
   - Конечно нет. Если бы это только приснилось милой богине, то она бы  уже
давно утратила нынешнее тело и свободным духом витала в облаках до тех  пор,
пока не отыскала способ воплотиться  снова.  Ты  на  самом  деле  обратилась
драконом, самым прекрасным лазоревым драконом, какого  я  когда-либо  видел.
Кстати, сделай милость, объясни, почему именно лазоревым?
   - А кто его знает... - ответила Каэтана, испытывая невероятную легкость и
этакое парение.
   - И думают, что их  легенды  отражают  действительную  последовательность
событий, - говорил Аджахак.
   Каэтана лежала на спине, уставившись немигающими глазами в звездное небо,
прижимая к правому боку свои драгоценные мечи, и слушала.
   - Ур-Шанаби был единственным из драконов,  кто  согласился  примерить  на
себя человеческое тело. Я слышал множество различных историй на эту тему:  и
все они явно грешат против истины. Одни утверждают, что драконы  никогда  не
могли  принимать  человеческий  облик,  другие  -  что  они  этим  постоянно
занимаются. Но и то и другое - не правда. На  самом  деле  мы  можем  иногда
становиться людьми, но это состояние нас ужасает. Мы превращаемся из могучих
и  мудрых  существ,  повелевающих  всеми  стихиями,  в  жалких  и  уязвимых,
крохотных и беспомощных. К тому же необходимости в этом нет.  Нам  не  нужно
человеческое общество - ведь люди несмышленые и глупые, даже те, кто  достиг
определенной  степени  могущества.  Откровенно   говоря,   существование   в
человеческом теле - это тяжелое испытание для психики любого дракона.  И  мы
на него крайне редко  соглашаемся.  На  моем  веку  был  только  один  такой
сумасшедший...
   - Ур-Шанаби? - спросила Каэ с жадным любопытством.
   - Естественно,  -  ухмыльнулся  Аджахак,  даже  разинул  огромную  пасть,
показав клыки. - Он тоже не сразу согласился: колебался, сомневался, а затем
пришел к такому выводу. Дети - самые мудрые из людей, им не  хватает  только
физической силы и опыта, но и то и другое с лихвой возместит  нечеловеческое
происхождение.  Ур-Шанаби  считал  детей  отдельным  народом,   живущим   на
Арнемвенде бок о бок с другими людьми. И он решил принять  облик  маленького
мальчика,  что  позволило  ему  без  труда  общаться  с  этими   загадочными
существами.  Говорят,  он  очень  многое  почерпнул  из  этого  общения.   А
взрослые... взрослые почитали его за мощь и несказанную  мудрость,  присущую
любому Древнему зверю. Вот так.
   - А что случилось потом?
   - Потом была Первая война с Мелькартом,  бог-ребенок  Ур-Шанаби  сражался
против самых страшных врагов - тараск и мантикор. Победителей не  было,  ибо
он умер от ран. А свои доспехи  завещал  тому,  кто  будет  в  состоянии  их
надеть, - такое вот простенькое условие. И тем не менее ты первая, кому  это
удалось. Остальных они просто не подпускают к себе, либо еще горше - когда в
них облачается человек  злой  и  не  праведный,  сплющивают  его,  как  муху
прихлопывают.
   - Очень мило, - пробормотала Каэ. - Хорошо еще, что  я  этого  не  знала,
иначе побоялась бы надевать их.
   - Ты шутишь, - мягко сказал дракон. - Ты ничего  не  боишься,  и  за  это
качество дети Ажи-Дахака несказанно тебя уважают. Кстати,  наверное,  ты  до
сих пор не знаешь, что в доспехи бога-ребенка превращалась шкура  Ур-Шанаби,
а его головной гребень  становился  шлемом.  Поэтому,  отдав  свои  доспехи,
умирающий Ур-Шанаби отдал часть своего тела. А самые  искусные  кузнецы  тех
времен - фенешанги - соединили кожу дракона с металлом и лунными  лучами.  И
создали вот это чудо: наполовину вещь, наполовину  -  живое  существо  нашей
крови. Думаю, именно поэтому ты можешь становиться одной из нас.
   - Но ведь не всегда могу? - спросила Каэ осторожно.
   - Нет конечно. Это вообще невозможно для не-дракона, кем бы он ни был  по
происхождению, но ты смогла  переступить  эту  грань...  Только  когда  тебе
действительно необходимо быть драконом, Ур-Шанаби позаботится об  этом,  так
что не мучай себя ненужными вопросами.
   - Хорошо, - пообещала Интагейя Сангасойя. - Не буду. А  если  ты  хочешь,
чтобы я дала тебе несколько часов покоя,  тогда  расскажи  мне  о  тарасках.
Откуда взялась эта тварь? Я не видела ничего подобного и даже не слышала  об
их существовании...
   - В этом заключается твое счастье, - вздохнул Аджахак. -  Тараски  -  это
существа не из нашего мира. Во времена Первой  войны  с  Мелькартом  на  его
стороне участвовали в битве всего пять таких чудовищ.
   - Всего... - саркастически хмыкнула богиня.
   - Ты  права.  И  их  хватило,  чтобы  смести  с  лица  земли  армию  двух
королевств. Не говоря уже о других противниках. Точно  известно  о  тарасках
одно - они не являются порождениями  самого  Мелькарта,  а  призваны  им  из
какого-то другого пространства. Надеюсь, на этот раз у  него  сей  фокус  не
выйдет, иначе нам туго придется... Четыре твари были убиты в сражении: двоих
поразил Ур-Шанаби, а двоих  -  твой  покорный  слуга.  Следы  пятой  тараски
затерялись во времени. Она сбежала с  поля  битвы,  когда  стало  ясно,  что
Мелькарт побежден, а разыскивать  ее  никто  тогда  не  стал:  некому  было.
Оставшиеся в живых хоронили павших и залечивали раны. Когда хватились,  было
уже слишком поздно. Несколько сот лет подряд мы  ожидали  возвращения  пятой
тараски, но о ней не было ни слуху ни духу. И все решили, что она скончалась
от ран в каком-нибудь укромном месте - и тамошние жители, верно,  ужаснутся,
найдя в какой-нибудь пещере или пропасти громадный скелет. Оказалось, что мы
серьезно заблуждались.
   - Это не беда, - произнесла Каэ тихо. - Главное, чтобы в мире не  нашлось
еще несколько этих чудищ.
   - Давай спать, - не слишком вежливо оборвал ее Аджахак.
   Каэ повозилась, устраиваясь поудобнее сама и устраивая  свои  драгоценные
мечи.
   - Спокойной ночи!
   - Спокойной ночи, - проурчал дракон.
   Потом они заснули и спали до самого утра.
   Каэтане снился прекрасный и удивительный сон: она парила в  зеленом  небе
мира Тайара, купаясь в ослепительных  лучах  трех  светил,  а  рядом  с  ней
взмахивал крыльями самый  большой  из  виденных  ею  драконов  -  лазоревый,
огромный и прекрасный.
   Он смеялся счастливым и звонким детским смехом над всеми ее  горестями  и
страхами  -  единственный  дракон  в  мире,  бывший   маленьким   мальчиком.
Ур-Шанаби.
   А посреди сиреневого луга росло раскидистое голубое дерево.  В  его  тени
примостился  дух  мира  Тайара  со  своим  гостем  -  богоравным   исполином
Бордонкаем...

***

   Хадрамаут не участвовал ни в одной войне на протяжении трех  с  половиной
тысяч лет. Это была чистая правда. Но это не значит, что в  стране  не  было
военного флота.
   Боевые корабли хаанухов по праву считались лучшими в мире, а уж коли есть
боевые корабли и их капитаны, то им требуется строгий, опытный и талантливый
флотоводец. Адмирал-шаммемм Дженнин Эльваган был лучшим из лучших и по праву
занимал самый высокий военный пост в Хадрамауте в неполные двадцать пять.
   Это было новое поколение, давшее миру великого полководца  Зу-Л-Карнайна,
мудрого и блистательного политика Сунна Хеймгольта, урмай-гохона  Самаэля  и
шаммемма Дженнина Эльвагана. Все  они  были  ровесниками,  хотя  звучит  это
немного странно - настолько разные и непохожие люди названы этим  простым  и
незатейливым словом.
   Шаммемм  считался  не  только  самым   талантливым   моряком   и   -   по
совместительству  -  любимцем  Йа  Тайбрайя,  но  и  образованным  и  тонким
собеседником,  не  последним  ученым  и  опытным  политиком.  К  его  мнению
прислушивались и сановники, и простые люди, его уважали по всему Хадрамауту,
а любили не меньше, чем уважали. Именно этого человека призвал к себе первый
советник Вегонаба Лин, покинув апартаменты понтифика.
   За шаммеммом пришлось посылать на верфи. Там он  проводил  по  пять-шесть
часов ежедневно, наблюдая  за  постройкой  нового  флагманского  корабля  по
недавно одобренному проекту. Один такой корабль уже был построен, однако его
купили раньше, чем государство заинтересовалось  этой  разработкой.  Дженнин
успел только осмотреть судно буквально за десять минут до  продажи:  голубой
красавец  "Астерион"  потряс  его  воображение,  и  теперь  юный  флотоводец
буквально  грезил  им.  Строительство  подходило  к  концу,  и  шаммемм  все
свободное время работал вместе с плотниками и кузнецами, вкладывая в корабль
частицу своей души и своего труда.
   Он как раз помогал ковать навершие  для  нижнего  тарана,  когда  к  нему
провели посланца  с  запиской  от  первого  советника.  Ладья  уже  ждала  в
Дворцовом канале, и адмирал-шаммемм заторопился. Снял запачканный копотью  и
сажей передник, накинул шитый серебром плащ.
   - Вегонаба ждет  меня  в  собственном  доме?  -  спросил  он  у  офицера,
посланного за ним.
   Тот покачал головой:
   - Советник сейчас постоянно находится  во  дворце  понтифика  -  работает
часов по восемнадцать в сутки. Дома он был последний  раз  дней  шесть  тому
назад - решил повидать супругу. А я доставляю ему все необходимое...
   Офицер вздохнул. Вообще-то он не имел  права  обсуждать  поступки  своего
господина, однако всему Хадрамауту было известно, что  первого  советника  и
адмирала-шаммемма, несмотря на солидную разницу  в  возрасте,  связывают  не
только служебные обязанности, но и искренняя дружба. И что Дженнин  Эльваган
питает к Вегонабе поистине сыновнюю привязанность. А потому офицер,  который
сам не мог попенять первому советнику и не  имел  права  вмешиваться  в  его
распорядок дня, таким обходным маневром надеялся повлиять на него.
   Шаммемм легко угадал тайные желания посланца.
   - Вы волнуетесь за своего господина? - спросил он мягко.
   Офицер, сам седоусый и видавший виды, недовольно пробурчал:
   - Не мальчик уже.  Помнить  об  этом  всегда  следует,  потому  что  тело
измывательств над собой - и особенно в его возрасте - не терпит.  Иное  дело
мы. Мы все больше на ногах, да бегом, да  на  море  проводим  большую  часть
жизни. Море дает силы и телу и духу  -  тем  и  живы.  А  господин  Вегонаба
постоянно над  бумагами  сидит  и  пылью  дышит.  Небось  забыл,  как  волны
выглядят. Он долго не выдержит... вот если бы славный шаммемм  намекнул  ему
на необходимость больше отдыхать...
   - Хорошо, - улыбнулся Эльваган. - Шаммемм посмотрит, что можно сделать  в
этом случае, хотя ничего заранее не обещает. Ведь всему Хадрамауту известно,
что Вегонаба живет и дышит своей работой.
   - Не работой, а пылью - бумажной пылью, - упрямо пробормотал офицер.
   Шаммемм, пользуясь случаем, откинулся на  удобном  сиденье,  расслабился,
наслаждаясь плеском воды за бортом.
   Во дворец Да Зоджи его доставили через сорок минут.
   Когда Дженнин появился на пороге,  Вегонаба  Лин  раскрыл  ему  дружеские
объятия, и были они совершенно искренними.
   - Здравствуй, мальчик мой, - тепло сказал советник. - Я заждался тебя.  У
нас возникли неотложные проблемы, и я бы с радостью выслушал твое мнение.  К
сожалению, слишком мало вокруг таких людей, как ты, -  невозможно  полностью
положиться даже на самых близких и, казалось бы, сотни раз проверенных.
   Дженнин Эльваган  густо  покраснел.  Как  и  в  отрочестве,  он  отчаянно
смущался похвал, даже если они были вполне им заслужены.
   - Садись, выпей со мной.
   Шаммемм  с  радостью  опустился  в  предложенное  кресло.  Он  устал   за
сегодняшний день.
   Флотоводец был  стройным,  невысоким  молодым  человеком  с  темно-русыми
волосами и светло-серыми  глазами.  Лицо  его  с  чистой  кожей  и  девичьим
румянцем во всю  щеку  было  весьма  привлекательным,  хоть  и  не  блистало
красотой: правильные черты, высокий лоб, короткая  стрижка.  Наряд  его  был
прост и безыскусен, в нем преобладали темные тона, а золота и драгоценностей
Эльваган по непонятной причине не любил.  Единственное  исключение  делалось
для аквамаринов - камней моря. На безымянном  пальце  он  носил  перстень  с
девятью прозрачными аквамаринами чистейшей воды.
   Вегонаба прошелся несколько раз мимо сидящего Дженнина,  знаком  приказав
тому оставаться на месте. Плеснул вина в два высоких стакана.
   - Не знаю, с чего начать,  Дженнин.  Ты  опытный  политик,  и  поэтому  я
ознакомлю тебя с фактами, выводы же делай сам.
   Верховный маг Хадрамаута Корс Торун погиб в схватке с каким-то  из  своих
коллег. Большего узнать о его судьбе не удалось, но больше нам и  не  нужно.
Ты знаешь, что я никогда не любил старика и не питал к нему особого доверия.
Позже выяснилось, что Корс Торун стоял во  главе  заговора  магов,  имеющего
целью свергнуть всех нынешних властителей и возвести на  престол  Арнемвенда
нового повелителя, объединив под его  рукой  все  земли.  Это  связано  и  с
богами, но я предпочитаю не вмешиваться в  дела  бессмертных,  ограничиваясь
нашими, земными проблемами - их тоже хватит не на одну жизнь.
   Имана кипит. В Эль-Хассасине  два  правителя,  зато  в  Кортегане  что-то
похожее на бунт или переворот: сплошной хаос и междувластие. Барга Барипад -
хоть и не свергнут  -  остался  не  у  дел,  потому  что  унгаратты  ему  не
подчиняются. Армия гномов пересекла Доганджу и Ронкадор и  сосредоточивается
на территории Хартума. Эльфы  Иманы  обрели  своего  короля,  и  сейчас  там
творится нечто неописуемое.
   - Ну а эльфы нас почему интересуют? - легкомысленно  спросил  Дженнин.  -
Обычно они были сами по себе, мы сами  по  себе.  Ты  же  сказал,  что  дела
бессмертных нас не касаются...
   - Нет, мальчик. Я сказал, что предпочитаю не вмешиваться  в  них,  но,  к
сожалению,  они  касаются  нас  напрямую.  Беда  в  том,  что  последний  из
Гаронманов - наполовину человек. И его крайне волнуют дела людей.  Остальных
эльфов, кажется, тоже.
   С севера поступают все более  тревожные  сообщения.  Урмай-гохон  Самаэль
двинул свои полчища на юго-запад. И я не удивлюсь, если  теперь  он  считает
себя  достаточно  сильным,  чтобы  завоевать  Бали  и  помериться  силами  с
Зу-Л-Карнайном.
   - У него ничего не выйдет, - фыркнул шаммемм.
   - Не должно было бы выйти, однако у Зу-Л-Карнайна  серьезные  проблемы  -
тагары восстали. И если они присоединятся к Самаэлю, то... сам понимаешь.
   -  Это  беда,  -  согласился  Дженнин.  -  Тогда  и  Хадрамауту  угрожает
непосредственная опасность.
   - Думаю, варвару плевать, что с Хадрамаутом не воюют.
   - Серьезное положение, - оценил обстановку Эльваган. - Давно не было  так
горячо на Варде.
   - А теперь о самом невозможном... Говорят, что  такие  вещи  предшествуют
какой-то катастрофе, концу света. Не знаю, правда ли это, но все астрологи и
чародеи в один голос называют место действия - Шангайскую равнину.
   Дженнин нахмурился.
   - Да, я бы не стал спать спокойно, если бы знал, что  наверняка  случится
катастрофа. Это все же слишком близко к нам. А что понтифик?
   - Он очень неплохой человек, и ты знаешь, как я к нему отношусь. Кажется,
он даже заинтересовался тем, что происходит вокруг него, но,  возможно,  это
момент настроения. В любом случае у меня не  было  возможности  во  что-либо
посвятить его. Он поздно опомнился - время потеряно. Нужно самим решать, как
быть, чью сторону принимать. Бездействие подобно самоубийству.
   - Ты смотрел бумаги Корс Торуна? - спросил Дженнин внезапно.
   - Только тем и занимаюсь. Кроме  того,  что-то  есть  у  него  в  комнате
странное, такое, чему просто невозможно там  находиться.  Правду  говоря,  я
надеялся, что ты мне поможешь разобраться в его барахле.  Идти  туда  одному
страшно, а довериться я не могу никому.
   - С радостью, - сказал шаммемм. - Только прикажи накормить меня обедом.
   Повеселевший Вегонаба кивнул:
   - Я и сам  с  тобой  пообедаю.  А  после  с  новыми  силами  мы  двинемся
разгребать кучи хлама, оставшиеся нам в наследство от старого колдуна.
   - Послушай, Вегонаба, - поинтересовался Дженнин, - а он на самом деле был
так стар, как сплетничают?
   - Еще старше, мальчик мой. Мой дед был мальчишкой, когда Корс  Торун  уже
считался дряхлым стариком. Ну, пойдем в трапезную. Сейчас нам подадут обед.
   Джаннин Эльваган последовал за гостеприимным хозяином. На пороге  комнаты
остановился, прислушиваясь. Тихий-тихий голос Корс Торуна произнес:  "Я  жду
тебя, шаммемм". Но молодой человек решил, что ему померещилось...
   О таких обедах принято говорить, что они прошли в теплой и  дружественной
обстановке, только этот был съеден наспех,