Хорошо, что может быть хуже восстания в Джералане?
   - Урмай-гохон Самаэль.
   Император придвинул себе кресло и сел напротив визиря.
   - Началось?
   - По-видимому. Тут связались два события, которые на первый  взгляд  друг
друга совершенно не касаются. Во-первых, в Хадрамауте теперь новый  понтифик
- Дженнин Эльваган. Молод,  умен,  талантлив,  расчетлив  и  одержим  жаждой
власти. И заметь, именно он отправляет своих посланцев к  Самаэлю.  Посланцы
необычные: магическая поддержка им обеспечена на высочайшем уровне,  и  если
бы не наш драгоценный Жнец, то мы бы ничего не знали о них.
   Во-вторых, не то чтобы Молчаливый собирается напасть на нас, но бои  идут
уже в центре Бали, и, похоже, он не собирается  останавливаться.  Во  всяком
случае,  следующим  должен  стать  Урукур  -  отряды  танну-ула  то  и  дело
подтягиваются именно к этим границам. И возводят там серьезные укрепления, а
также заготавливают припасы, объезжают коней, куют оружие. Тебе это ни о чем
не говорит?
   - К сожалению.
   - Сейчас я думаю: стоило ли подписывать с  ним  мирный  договор?  Похоже,
этого  человека  вовсе  не  смущает  ни  его   собственное   коварство,   ни
вероломство, ни то, что его могут назвать предателем.
   - Он жаждет власти, - печально сказал аита.
   - Ты тоже жаждал власти, - откликнулся Агатияр.
   - Теперь я не слишком горжусь своими завоеваниями, - ответил император. -
Дорогой ценой они оплачены.
   - Не думай об этом, - рассердился визирь. - Лучше думай  о  надвигающейся
опасности.
   - Что скажет мой мудрый наставник?
   - Мы будем готовы к  войне  с  Самаэлем,  как  только  решим  проблемы  с
Джераланом и Фаррой. Иначе нас ждет поражение. Пришло письмо  от  Зу-Кахама,
твой брат хочет, чтобы мы позволили ему расправиться с заговорщиками.
   - А этому везде чудятся заговорщики.
   - Если бы чудились, я бы его крепко  расцеловал,  -  безнадежным  голосом
сказал Агатияр. - Но на сей раз он прав  -  я  получил  сообщения  от  шести
независимых...  назовем  их   наблюдателями,   и   все   они   неопровержимо
свидетельствуют - заговор есть.
   - Заговор действительно есть, - прошипел кто-то из дальнего угла.
   От самого голоса веяло холодом и тленом могилы.

***

   Некоторое время она привыкала дышать водой. Состояние было  удивительное,
и Каэ с восторгом оглядывалась по сторонам, наслаждаясь невероятной красотой
подводного царства.
   У подножия вулканов, на шельфе, вода до самого дна была пронизана  яркими
солнечными лучами. Медленно колебались водоросли, двигаясь в  завораживающем
танце,  между  ними  стремительно  проносились  стайки  ярких  рыбешек.   По
песчаному  дну  медленно  и  торжественно  шествовали  крабы   с   кусочками
коралловых  веточек  и  с  живыми  актиниями  на  панцирях.  Морские  звезды
прятались в тени скал. Цветные раковины - перламутровые, сияющие  -  усыпали
дно.
   Вся  эта  жизнь  кипела  на  крохотном   клочке   морского   дна,   здесь
разыгрывались свои трагедии и комедии, здесь рождались и умирали,  любили  и
ненавидели. А в трехстах шагах отсюда шельф  обрывался  бездной,  которая  и
носила название Шеола.
   Каэ приблизилась к  краю  пропасти,  стараясь  двигаться  с  максимальной
осторожностью. Она еще не привыкла к своим замедленным движениям и  к  тому,
что ходить стало намного труднее - вода служила своеобразной стеной,  сквозь
которую приходилось с усилием проталкиваться. Богиня Истины не  без  зависти
вспомнила Йабарданая, носившегося по океанам  и  морям  со  стремительностью
дельфина. Панцирь Ур-Шанаби и верные клинки еще раз  помогли  своей  госпоже
тем, что их вес позволял ей хотя бы ходить по дну.
   Времени  в  запасе  было  не  слишком  много.  Приноровившись  дышать   и
двигаться, Каэтана решительно занесла ногу над бездной и сделала первый шаг.
Первый шаг всегда самый  трудный;  потом  ее  потянуло  вниз,  и  она  стала
опускаться, влекомая в Шеолу,  немного  испуганная  и  встревоженная.  Через
несколько десятков метров значительно потемнело, а  спустя  минуты  три  или
четыре этого спуска наступила  настоящая  беззвездная  ночь.  Только  редкие
огоньки мелькали вдали. Панцирь Ур-Шанаби  проявил  еще  одно  свойство,  на
которое Каэ прежде  внимания  не  обращала,  -  засветился  неярким  голубым
светом. И этого света было вполне достаточно, чтобы все стало видно.
   Каэтана не слишком быстро скользила  вдоль  отвесной  каменной  стены,  в
трещинах и расселинах которой ютились диковинные существа. Некоторые из них,
привлеченные светом, выглядывали из своих убежищ,  чтобы  полюбопытствовать,
что, собственно, происходит, иные, напротив, пугались и забивались подальше,
в темноту и тишину.
   Самым непривычным было сплошное безмолвие. Только в ушах немного шумело -
нарастало давление. Обычное существо уже давно  было  бы  сплющено  огромным
столбом воды, давившим сверху, и Каэ даже почувствовала нечто вроде  радости
за свое божественное происхождение. Во всяком случае, она никаких  неудобств
не испытывала. В конце  концов  маленькая  богиня  даже  заскучала  немного,
потому что спуск был долгим и довольно однообразным. Она плохо  представляла
себе, что будет делать дальше, как станет разговаривать с Ниппи, услышит  ли
его. Словно в ответ,  перстень  вспыхнул  ослепительно-алым  светом,  и  его
тонкий яркий луч  пронизал  мрак  подводной  пропасти  на  довольно  большое
расстояние.
   - Глупость многих известных мне особ приводит меня порой  в  отчаяние,  -
сообщил Ниппи как бы между прочим. -  Могу  я  с  тобой  общаться,  хотя  не
уверен, что это всегда доставляет мне огромное удовольствие.
   - Оставлю здесь, - предупредила Каэ по привычке вслух, и веселые пузырьки
воздуха вырвались из ее легких. Кажется, этот воздух был последним.
   - Не угрожай, - миролюбиво буркнул перстень. - Я  настроен  на  дружеский
лад. Могу сообщить, например, что  мы  привлекли  наконец  внимание  местных
жителей  -  настолько  рассеянных,  что  на  такое  яркое  свечение  они  не
сплываются  толпой.  И  еще  порадую  тебя  тем,  что   талисман   находится
сравнительно близко. Если нам посчастливится добраться до  него  живыми,  то
это займет не так уж много времени.
   - Ты бесподобен, - сказала Каэ.
   - Я и не сомневался. - Последнее слово все равно оставалось за Ниппи.
   Подводный город появился в поле ее зрения внезапно, когда она  уже  и  не
рассчитывала, будто что-нибудь увидит. Он весь мерцал и переливался  огнями,
его удивительные строения, похожие по форме на раковины и панцири  крабов  -
плоские, способные выдержать любое давление, и другие,  устроенные  прямо  в
пещерах скальных массивов, - были неповторимы в этом  освещении.  Диковинные
рыбы - со  светящимися  хвостами  или  мордами,  шипастые,  сплющенные  или,
напротив, похожие на  колючие  шары,  уродливые,  отвратительные  -  сновали
вокруг Богини Истины. А следом появились и сами шеолы.
   Каэ совсем не учла, что они не говорили вообще. Мало того что  она  никак
не могла общаться с ними, они и не стремились к общению. Шеолы и впрямь были
похожи на собственное описание, почерпнутое ею из рассказа Лооя. Жалко,  что
доблестный капитан забыл  сказать,  как  привлечь  их  внимание  и  добиться
понимания, а может, и сам не знал. Каэ попыталась бы принять серьезные меры,
однако Ниппи заявил:
   - Не сопротивляйся. Они пришли оттуда, где находится талисман.
   Она послушалась. И когда цепкие лапы схватили ее  и  повлекли  в  сторону
светящегося города, к огромному плоскому строению, вся крыша  которого  была
усеяна огоньками разных оттенков, поддалась легко. Вместо того чтобы тратить
силы на сражение с шеолами, о которых она почти  ничего  не  знала,  Каэтана
расслабилась и заставила себя  услышать  эти  странные  существа.  Ведь  они
мыслили.
   Мысли их оказались вполне понятными, за исключением мелких деталей, но на
них Интагейя Сангасойя  старалась  не  задерживаться  -  не  до  того  было.
Довольно быстро она уяснила, что стая шеолов тащит ее к  главному  святилищу
своей столицы - храму Кетуса,  где  пришелицу  принесут  в  жертву  великому
божеству Шеолы. Ее  поразило  то,  что  шеолы  признали  в  ней  бессмертное
существо,  но  полагали  ее  абсолютно  беспомощной  и  обессиленной  долгим
падением в океанскую бездну. Они удивлялись  лишь  тому,  что  пленница  так
хорошо сохранилась: обычно им доставались только жалкие  останки  того,  что
некогда было живыми существами.
   Плоские, гибкие тела шеолов стремительно разрезали океан,  многочисленные
короткие щупальца, росшие  вдоль  них,  постоянно  шевелились,  гребни  были
раскрыты, а широкие плавники работали с такой  силой,  что  Каэ  чувствовала
упругие толчки воды на своем лице. Вода, кстати, была ледяная.
   Она никому и никогда не  признавалась  потом,  что  до  последней  минуты
считала Кетуса всего лишь  легендой,  досужим  вымыслом.  Ей  казалось,  что
одного Иа Тайбрайя, жившего в  Улыбке  Смерти,  было  вполне  достаточно.  А
наличие в морях левиафанов, змеев и гигантских акул окончательно убеждало ее
в том, что Кетус - это уже лишнее. Возможно, свою роль сыграл  и  тот  факт,
что новое воплощение Истины плохо помнило свою предыдущую жизнь, в том числе
и рассказы Йабарданая об этом чудовище. И потому Каэтана  едва  не  потеряла
сознание, когда увидала его.
   Шеолы притащили ее к храму и оставили на пороге, не решаясь зайти внутрь.
Все огромное помещение было ярко освещено изнутри все тем же светом, который
давали многие глубоководные раковины и  рыбы,  и  Интагейя  Сангасойя  имела
прекрасную возможность разглядеть все в мельчайших подробностях. Бесконечная
колоннада уходила куда-то вглубь, упираясь в бесконечность. Пол  под  ногами
был мозаичным - ярким, многоцветным, ей даже стало интересно, откуда  шеолам
известны такие земные цвета, которых в помине нет  в  этой  ледяной  бездне.
Изображения казались удивительно правдоподобными, но Каэ надеялась, что  все
они  -  плод  разбушевавшегося  воображения  художника,  страдавшего  манией
величия.  Иначе  она  просто  отказывалась  воспринимать  происходящее.   Ее
поставили как раз на картине,  которая  воспроизводила  момент  столкновения
Кетуса с военным кораблем. Корабль, судя по всему, принадлежал хаанухам и уж
чем-чем, а скромностью размеров не страдал. Однако по  сравнению  с  Кетусом
выглядел как прогулочная лодочка  рядом  с  китом.  Чудовище  захватило  его
конечностью, не то клешней, не то щупальцем, и тянуло в морские  глубины,  а
моряки тянули к равнодушному небу руки и взывали в  тоскливой  мольбе.  Лица
людей были переданы с величайшим мастерством, и по всему выходило, что автор
ничего не придумывал, а отображал действительность.
   Такая действительность Каэтану не устраивала.
   Пока она лихорадочно соображала, что делать дальше, шеолы передали  ее  в
лапы каких-то крабоподобных существ. Они кого-то напомнили маленькой богине,
через минуту она сообразила, что это -  маленькие  Кетусы,  просто  чересчур
маленькие, чтобы их можно было хоть как-то соотнести с чудовищным  праотцом.
Однако слово "маленькие" было применимо к ним лишь при сравнении с божеством
шеолов. Рядом с Каэтаной они выглядели  настоящими  гигантами:  раза  в  три
больше ее в обхвате и раза в полтора - в высоту. У них было множество гибких
лап,  прочный,  шипастый  панцирь,  огромные   выкаченные   глаза,   надежно
спрятанные под роговыми щитками, необъятная пасть, усеянная зубами, и весьма
функциональные, острые как бритва клешни, которыми они пользовались  гораздо
ловчее, нежели  крабы  или  омары.  Плоский  гребнистый  хвост  сворачивался
кольцом, чтобы не мешать при передвижении, и  вполне  мог  сойти  за  оружие
нападения. Видимо, это были жрецы Кетуса.
   Громадная толпа шеолов парила над  каменными  плитами  у  входа  в  храм.
Очевидно, ожидала начала церемонии.
   Церемония была весьма красивой. Это  Каэ  признавала  даже  долгое  время
спустя. Ее погрузили на плоскую перламутровую  раковину,  которую  несли  на
себе четыре жреца. Ей даже показалось, что  она  слышит  что-то  похожее  на
музыку: ритмичные звуковые колебания, которые заставили ее содрогнуться.
   - Может, пора бежать? - обратилась к Ниппи.
   - Если хочешь, - беззаботно ответил тот. - Но несут в нужном направлении,
так что я бы на твоем месте не суетился. Сидишь и сиди себе.
   Процессия  двигалась  невыносимо  долго,   пока   наконец   не   достигла
противоположного конца колоннады. Там раковину опустили на мозаичные плиты и
окружили пленницу тесным кольцом. Одно из существ - самое большое и блеклое,
очевидно старое - подобралось к Каэтане и опустило на ее плечи  две  тяжелые
клешни. Теперь  пошевелиться  было  весьма  сложно.  Богиня  подумала,  что,
возможно, несколько подзадержалась с активными действиями и теперь  придется
нелегко, но тут она ощутила присутствие талисмана Джаганнатхи, и смертельный
ужас объял ее. Талисман более не пытался склонить упрямую  Каэтану  на  свою
сторону. Здесь она  была.  рабой,  а  он  повелителем.  Он  приказывал,  ему
подчинялись абсолютно все, и это означало  для  Воплощенной  Истины  смерть.
Смерть скорую и неминуемую. Она  дернулась  было,  но  жрец  только  плотнее
придавил ее к жесткой поверхности раковины.
   По его знаку Каэтану поднесли ближе к краю колоннады.
   Она увидела, что храм словно парит в воде над непроглядным озером тьмы  и
оттуда веет ледяным холодом. Похоже,  город  шеолов  располагался  на  одном
уровне, а ниже находилось еще что-то. Откровенно  говоря,  она  и  знать  не
желала, что именно. Дальше все случилось почти мгновенно.
   Из бездны под ними поднялось течение. Оно  было  настолько  сильным,  что
жрецы Кетуса прикрепились всеми щупальцами и клешнями  к  могучим  колоннам.
Оказалось, что в них вделаны специальные каменные кольца, - видимо, для этой
цели. Давление воды все нарастало,  это  было  похоже  на  ураган,  если  бы
разыгрывалось на суше. Каэтану крепко держали несколько чудищ, обвив все  ее
тело своими гибкими хвостами. Счастье, что она была надежно защищена  от  их
шипов панцирем Ур-Шанаби. Внезапно Каэ поняла, что и доспехи, и шлем,  и  ее
клинки шеолы воспринимают как неотъемлемую часть ее тела, и возликовала.  Не
хватало только, чтобы они оставили ее безоружной. В этот момент  поток  воды
сбил с ног одного из  жрецов,  подхватил  его,  ударил  о  колонну  и  через
несколько секунд уволок в  бездну  бесформенные  останки  некогда  живого  и
мощного существа. Остальные даже внимания не обратили на  это  происшествие.
Именно в  этот  миг  Каэ  потеряла  остатки  жалости  к  этим  глубоководным
монстрам.
   А затем она как завороженная смотрела, как поднимается из черноты и мрака
целый остров. Остров колебался, дышал, шевелил  громадными  конечностями,  и
это зрелище, происходившее в  полном  безмолвии,  казалось  сном  -  дурным,
тяжелым и мучительным, когда хочется проснуться и разеваешь в крике рот,  но
ты нем, а сон продолжается. И конца этому нет и не будет никогда.
   Кетус остановился на одном уровне с колоннадой и замер, давая возможность
своим жрецам завершить ритуал. Один из монстров подплыл к Каэтане и возложил
на ее грудь золотое украшение - совсем крохотное в его мощной клешне. Богиню
полностью освободили, очевидно не ожидая от нее никаких действий, - ведь она
покорно и неподвижно проделала весь этот путь. И когда до  ожидающего  своей
жертвы Кетуса оставалось несколько длин копья, Каэтана сорвалась  со  своего
импровизированного ложа. Она вскочила столь стремительно, что жрец не  успел
отреагировать - только грязно-желтые выпученные шары его глаз  метнулись  за
ней, а он остался недвижим.
   Интагейя Сангасойя схватила одной рукой талисман, а другой  выхватила  из
ножен Тайяскарон. Движения ее были столь же скорыми и  ловкими,  словно  она
была на суше, - все свои силы,  всю  себя  вкладывала  она  в  эти  секунды.
Придавив голосящий талисман к каменной колонне, она вонзила меч в самый  его
центр, и сияющее лезвие разрезало золото на две части, словно это был  воск.
Только в этот  момент  очнулись  глубоководные  чудища,  бросившись  к  ней.
Разъяренный Кетус, которому, очевидно, и предназначался  талисман,  двинулся
на нее, вытягивая  свою  непомерную  клешню,  но  сбил  несколько  колонн  и
придавил сразу троих или четверых своих слуг, расплющив их  в  лепешку.  Его
гигантское тело не могло протиснуться в храм,  не  снеся  его,  а  храм  был
построен прочно - на тысячелетия, с расчетом на катаклизмы. Даже невероятная
мощь Кетуса не могла сразу одолеть его. А Каэтана была уже далеко, у выхода.
   Пол под ногами ходил ходуном, она еле уворачивалась от падающих колонн  и
отдельных глыб размером с трехэтажный дом; какой-то из жрецов  Кетуса  успел
захватить ее хвостом, но она обрубила его посредине, и чудовище  отлетело  в
сторону. Храм рушился с грохотом, который  был  особенно  слышен  в  царстве
безмолвия. Каэтане оставалось сделать всего несколько длинных прыжков, когда
путь ей преградила разъяренная толпа жрецов и беснующихся шеолов. Это был их
мир, это была их стихия,  и  Каэ  в  какой-то  миг  решила,  что  проиграла.
Единственным утешением служило то, что талисман  она  успела  уничтожить,  а
значит, и умирает не зря. Но, видимо, ее сущность вообще не принимала самого
факта смерти.
   Как и в прошлый  раз,  Интагейя  Сангасойя  не  заметила,  каким  образом
доспехи Ур-Шанаби сотворили ее преображение. Она только почувствовала, что и
ей, как Кетусу,  тесно  в  остатках  храма.  Чудовище,  беснующееся  позади,
разрушало его с каждым толчком, и  Каэ,  рванувшись  вперед,  тоже  внезапно
обрушила пару колонн.  И  только  тогда  поняла,  что  ее  тело  выросло  до
грандиозных размеров, что толпа шеолов и жрецов Кетуса пятится от нее и  что
громадные когтистые лапы, покрытые лазоревой  чешуей,  только  что  были  ее
руками...

***

   Самаэль открыл глаза и сел в постели,  прислушиваясь.  В  спальне  кто-то
был. Урмай-гохон бесшумно откинул шитое золотом покрывало, спустил  ноги  на
пол, и они тут же по щиколотку утонули в пышных  сихемских  коврах.  Самаэль
мельком отметил, что иногда и роскошь может быть полезной.
   Смуглый мускулистый исполин без единого звука проскользнул под задернутым
пологом,  оглядел  комнату.  Его  острый  взгляд  ловил  малейшие   признаки
движения, колебания теней. Но все было тихо и пустынно - никто не  осмелился
нарушить покой Молчаливого этой темной ночью. Однако урмай-гохон, как зверь,
как кровожадный уррох, верил не своим глазам,  но  чутью,  которое  его  еще
никогда не подводило. Скользящим движением  он  протянул  руку  к  низенькой
скамейке, на которой обычно лежал его меч Джаханнам, и, когда рукоять удобно
умостилась в ладони, почувствовал себя значительно увереннее и спокойнее.
   Тяжелая бархатная штора, закрывавшая окно, всколыхнулась и опала. Самаэль
напряг мышцы, встал в боевую позицию.
   - Надень венец, господин, - внезапно попросил  меч.  -  Надень  Граветту.
Повелитель будет говорить с нами.
   Урмай-гохон не любил слушаться чужих советов и  исключение  делал  только
для своих вещей - меча и венца, обладавших более изворотливым  умом,  нежели
все его советники, вместе взятые. Меч Джаханнам  и  золотой  венец  Граветта
были свидетелями той, давней, Первой войны с Мелькартом и верно служили царю
Джаганнатхе. Добытые Самаэлем в отчаянном бою, они видели в нем наследника и
преемника их прежнего хозяина.  А  наделенные  магическими  способностями  и
невероятной силой, эти предметы  могли  сыграть  решающую  роль  в  открытом
столкновении с любым врагом. Поэтому Молчаливый не говоря ни слова надел  на
голову золотой обруч с драконьими крыльями.
   И тут же увидел перед собой Нечто.
   Он сразу узнал его. Эта сущность являлась ему во многих беспокойных снах,
это она жила в недрах Медовой горы Нда-Али, это в ее смертельные объятия был
брошен некогда своим отцом Чаршамбой наследный принц Эль-Хассасина -  Лоллан
Нонгакай.
   Воспоминания обрушились н