е, заменил ее; чтобы люди, толпой идущие  в  Сонандан  за
утешением и надеждой, не остались без них  именно  тогда,  когда  это  более
всего им  необходимо.  Со  стороны  это  выглядело  довольно  странно:  юная
женщина,  наряженная  в  мужской  костюм,  с  двумя  великолепными   мечами,
висевшими за спиной, в шипастых  наручах  и  высоких  сапогах  на  шнуровке,
энергично жестикулировала, обращаясь прямо к дверям  изумительного  строения
под зеленой  чешуйчатой  крышей,  сложенной  из  нефритовых  пластин.  Двери
задумчиво скрипели и болтались взад и вперед,  словно  отвечая.  Кстати,  не
одно поколение послушников усердно  смазывало  петли  этих  странных  дверей
маслами самых лучших сортов, и все  равно  они  продолжали  издавать  звуки,
более всего похожие на человеческие голоса. К этому  давно  привыкли,  и  ко
мнению дверей некоторые жрецы прислушивались весьма  и  весьма  серьезно.  А
маслом их смазывали только для того, чтобы сделать приятное.
   - Я. вернусь. Постараюсь скоро.  На  тебя  вся  моя  надежда  -  принимай
паломников, не лишай их света Истины. А я привезу тебе что-нибудь особенное.
Я буду скучать.
   - И-я-я-я, и-я-я-я, - скрипнули отчаянно двери.
   - Ты выполнишь мою просьбу?
   - Да-а, - бухнул дверной замок.
   - Спасибо. И прощай, мне нужно идти.
   - И-и-ди, - взвизгнули петли, - про-ща-ай.
   Каэ взмахнула рукой и  сбежала  вниз  по  ступенькам  террасы,  где  юный
сангасой, в белых одеждах полка Траэтаоны, держал под уздцы ее коня.  Богиня
взлетела в седло, не касаясь стремян, - еще одно ее качество, за которое она
снискала уважение среди  нынешнего  поколения  воинов  Сонандана.  Погладила
Ворона между  ушами  и  слегка  стиснула  его  бока  коленями.  Умница  конь
покосился на нее фиолетовым глазом, фыркнул и так мягко  тронулся  с  места,
что если бы не изменяющийся пейзаж по сторонам, то можно было бы думать, что
он по-прежнему стоит.
   Ингатейя Сангасойя стрелой промчалась по тенистым аллеям храмового парка,
миновала летнюю резиденцию правителя  и  резко  остановила  коня  у  дороги,
ведущей к самой Салмакиде. Там ее уже ждали все: и отъезжающие вместе с ней,
и провожающие. Среди последних отдельной группой стояли бессмертные боги: не
то  чтобы  они  сторонились  людей  из  гордыни   и   чувства   собственного
превосходства (это уже  прошло,  как  детская  болезнь),  но  берегли  нервы
смертных для более серьезных испытаний. В конечном итоге мало найдется  тех,
кому было бы приятно стоять рука об руку сразу с двумя Богами Смерти.
   В доме Истины не  принято  сотрясать  воздух  пустыми  словами  -  сердце
чувствует гораздо лучше. И потому те, кто провожал Каэ и  ее  спутников,  не
стали ничего говорить. Они просто  стояли  у  начала  дороги,  сложенной  из
розового гранита, которая убегала вдаль, к  столице  Сонандана,  а  потом  и
дальше - к самому берегу Охи, Огненной реки.
   Каэ соскочила с коня и в последний  раз  обняла  своих  милых  и  дорогих
друзей: Тхагаледжу, который выглядел немного смущенным и растерянным,  когда
вкладывал ей в руку маленькую шкатулку, сопроводив ее отдельной  просьбой  -
открыть уже на корабле; Нингишзиду, который поцеловал ее в лоб и благословил
с перепугу, а уже потом задумался о субординации;  старших  жрецов,  которые
только и успели, что убедиться в самом факте ее существования, как она снова
покидает их; последними...  Они  не  стали  ее  провожать,  чтобы  не  длить
ощущение разлуки, и так и  остались  стоять  немного  в  стороне  от  толпы,
изредка поднимая вверх руку и махая на прощание. И Каэ с неожиданной  тоской
и весельем подумала о том, как странно складывается жизнь и сколь прихотлива
ее судьба. Ведь нынешний ее  поход  мало  чем  напоминал  тот,  который  она
предприняла так недавно.  Она  вспомнила,  как  выезжала  из  разгромленного
слугами га-Мавета замка Элам, не имея ни спутника,  ни  имени,  ни  надежды.
Вспомнила, как спасалась в ночном лесу от Дикой  Охоты  неистового  Арескои.
Интересно, что бы ответила она тому, кто предсказал ей тогда, что все те  же
Арескои и га-Мавет будут провожать ее в дальнюю дорогу, желая удачи и моргая
неестественно блестящими глазами?..
   К действительности Каэтану вернул вопль Барнабы:
   - Каэ! Мы все торопимся, но это и не гонки с преследованием. Задержись!
   - Извини, - пробормотала она, осаживая коня  и  примеряя  его  поступь  к
остальным. - А как там Тод?
   - Единственный, кому ничего не сделается, - воскликнул  Рогмо,  довольный
тем, что богиня  наконец  вынырнула  в  реальность  из  глубины  собственных
мыслей.
   Лохматая громадина и впрямь трусила  возле  коня,  не  подавая  признаков
усталости. Напротив, казалось, только теперь  Тод  получает  от  жизни  хоть
какое-то удовольствие.
   - Ну и хорошо, - откликнулась Каэ.
   Через несколько часов  быстрой  езды  они  миновали  Салмакиду,  проехали
крепость и выбрались на берег Охи. Там их  уже  ждала  огромная  галера,  на
которой сотня сангасоев имела все шансы потеряться вместе со своими конями и
грузом.
   После долгих и горячих споров Тхагаледжа, Нингишзида  и  все  бессмертные
хором  убедили  Каэтану,  что  до  соседнего  континента  ее  просто  обязан
сопровождать  отряд  из  отборных  воинов.  Собственно,  не   так   уж   она
сопротивлялась, понимая, что во время долгого  пути  ее  могут  ждать  любые
неожиданности. К тому же нападение  тагар  в  ущелье  Джералана  и  страшная
смерть Ловалонги были еще свежи в ее  памяти,  и  она  не  чувствовала  себя
вправе рисковать кем-нибудь еще. А  сотня  сангасоев  полка  Траэтаоны  была
такой  силой,  что   она   поневоле   чувствовала   себя   не   меньше   чем
завоевательницей мира.
   В этот раз она странствовала под именем  Каэтаны  принцессы  Коттравей  -
повелительницы действительно существующей северной провинции Сонандана.  Это
была крайне далекая и таинственная для прочих жителей Варда  земля,  что,  с
одной стороны, позволяло не сильно лгать, а с другой - всегда давало свободу
для маневра. Титулом  принцессы  автоматически  объяснялись  и  величина  ее
свиты, и неограниченные возможности.
   Командиром  отряда  сангасоев  Тхагаледжа  назначил   одного   из   самых
незаурядных воинов Сонандана - Куланна, который  в  свои  тридцать  лет  уже
считался живой легендой и был лично отмечен драконом Сурхаком за  храбрость,
силу и мастерство. Человек, имевший возможность  говорить  с  драконом,  уже
является  редкостью,  а  человек,  понравившийся  дракону,  вызывает  трепет
восторга. Куланн отличался невероятной скромностью - и это нравилось Каэтане
сильнее всего.
   На малом военном совете было решено,  что  до  Хадрамаута  богиня  вполне
может добираться и на галере, построенной в Сонандане, но через океан  можно
пускаться в странствие только  на  корабле  хаанухов,  которые  были  самыми
лучшими мореходами на весь Арнемвенд.
   В полдень Каэ, Барнаба, Рогмо, Магнус и  Номмо,  а  также  Тод  во  главе
конных воинов  наконец  вступили  на  палубу  галеры,  носящей  имя  "Крылья
Сурхака", и были тепло встречены ее капитаном и командой.
   Капитан Лоой, отобранный лично Нингишзидой из восемнадцати кандидатов  на
выполнение этого почетного и опасного задания, когда-то  почти  не  верил  в
свою удачу. Юношей, как и многие другие теперешние его соотечественники,  он
покинул свою родину - Курму и прибыл  в  Запретные  Земли,  преодолев  такое
количество препятствий и опасностей, что о них не было смысла рассказывать -
все равно никто не поверил бы. И как  сотни  других  паломников,  его  ждало
жестокое разочарование:  Храм  Истины  был  закрыт,  ответов  на  незаданные
вопросы не предвиделось, и жизнь сразу потускнела и съежилась, как сгоревший
обрывок бумаги.
   Но смелого и умного юношу было трудно выбить из колеи. Погрустив  немного
о своей несбывшейся мечте, он  очень  скоро  пришел  в  себя  и  понял,  что
Сонандан все равно является самой прекрасной страной в мире. Здесь  не  было
никаких войн, интриг и заговоров;  жители  пребывали  в  таком  достатке,  о
котором граждане иных  стран  и  мечтать  не  смели,  а  главное  -  каждому
находилось тут дело по душе. И хоть Ингатейя  Сангасойя  была  далеко,  сама
земля Сонандана, казалось, была напитана духом Истины. Не прошло и года, как
Лоой уже плавал по Охе и выходил  в  море  Надор  под  командованием  самого
известного моряка страны - Гатты Рваное Ухо.
   Беглый каторжник из Хадрамаута - Гатта Рваное Ухо  полюбил  землю  Истины
последней, самой страстной  и  пылкой  любовью  в  своей  жизни.  Он  обучал
новичков с таким рвением, что немногие выдерживали  его  науку,  предпочитая
сбежать  к  менее  знающему,  но  более  спокойному  капитану.  Однако  Лоою
темперамент командира пришелся по душе, а его талант моряка восхитил  юношу.
Он стал самым лучшим, самым способным и самым любимым учеником  капитана.  А
когда Гатта прозаически скончался от старости, благословляя  землю,  которой
отдал остаток своей жизни и души, и Огненную реку,  в  воды  которой  должны
были опустить его тело, Лоой сделался его преемником.
   Первые двадцать лет он ходил в плавание в разные страны, заходил в  порты
Хадрамаута, Фарры, Таора, поднимался вверх по Великому Деру в  прекраснейший
порт Варда - Аккарон, столицу Аллаэллы. Бывал он и на Имане, и на Алане. Был
одним из тех считанных безумцев, которые высаживались  на  скалистом  берегу
Джемара - континента ужасов.
   И нигде корабли Сонандана не ходили под собственными флагами, предпочитая
оставаться неузнанными. Требовались  огромные  дипломатические  способности,
чтобы не выдать  принадлежность  своего  судна,  и  капитан  Лоой  с  честью
справлялся с этой нелегкой задачей. Иногда ему бывало горько и смешно, когда
он встречал в далеких портах людей, разными путями пробирающихся в Запретные
Земли. Ведь он и сам был некогда одним из таких.  Если  бы  они  знали,  как
близка желанная цель, как просто - сесть на  корабль  "Сын  Йа  Тайбрайя"  и
поплыть, куда он повезет. Но Лоой понимал,  что  за  открытие  Истины  нужно
платить не золотыми монетами за провоз  и  кухню,  а  чем-то  гораздо  более
серьезным. И как бы ни были подчас симпатичны ему ищущие Истину,  он  хранил
тайну. Зато как прекрасно было иногда  встречаться  с  кем-нибудь  из  таких
случайных знакомых в Салмакиде или ее окрестностях.
   Когда слух о возвращении Ингатейя Сангасойи прокатился по всей территории
Сонандана, со всех сторон громадного государства хлынули те, кто никогда  не
видел свою богиню. Толпы паломников целыми семьями  снимались  с  насиженных
мест, чтобы хоть недолго побыть в возрожденном храме. Зачастую  оказывалось,
что Истина говорила с ищущим совсем не  о  том,  о  чем  он  хотел  услышать
двадцать, тридцать или пятьдесят лет тому назад. Но именно это и оказывалось
для него самым необходимым. Видел Лоой, как прибывали дети и внуки тех,  кто
так и не успел дождаться возвращения богини. И однажды он тоже пошел в  храм
с вопросом, который так и не смог задать капитан Гатта Рваное Ухо.
   - Возвращайся и жди. Истина однажды сама придет к тебе  и  заскользит  по
водам твоей любимой реки. Вместе вы ответите на многие вопросы, и  Гатта  не
будет  забыт.  -  Вот  какой  странный  ответ  получил  Лоой,  не  успел  он
переступить порог зала Истины.
   Приученный  еще  самим  Гаттой  к  четкой  дисциплине,  он  не  осмелился
повторить свой опыт. И около года прожил в состоянии  удивленного  ожидания,
переходя от веры к неверию и  обратно.  И  вот  предсказание  сбылось  самым
неожиданным образом. Он понял это еще тогда, когда верховный жрец  вызвал  к
себе восемнадцать лучших мореплавателей Сонандана и, взяв с  них  клятву  во
что бы то  ни  стало  сохранить  доверенную  тайну,  объявил,  что  Ингатейя
Сангасойя должна отбыть на Иману в самые кратчайшие сроки.
   Капитаны вместе составили маршрут,  вместе  приняли  решение  заменить  в
Хадрамауте  судно  Сонандана  на  корабль  хаанухов  и  вместе  же,  сообща,
порекомендовали Нингишзиде капитана Лооя как самого достойного  из  них.  До
сих пор он и не подозревал о том, что его репутация так безупречна.
   Верховный   жрец   предпринял   краткое   расследование,   предварительно
извинившись и объяснив это тем, что не может так просто отпустить Кахатанну,
не выяснив всех подробностей. А еще через три дня капитану Лоою  был  вручен
запечатанный пакет, в котором находилось приглашение во дворец правителя  на
малый вечерний прием - читай, приватную  беседу.  И  на  этом  приеме  самим
Тхагаледжей было объявлено взволнованному моряку,  что  ему  выпала  высокая
честь и тяжелейший труд - доставить  Кахатанну  на  другой  континент.  Лоой
долго не мог поверить своим ушам, даже  когда  оснащали  галеру,  грузили  в
трюмы запасы свежей воды и  провизии,  устраивали  каюты  для  богини  и  ее
спутников.
   И вот она здесь. Удивительные люди - сангасои:  немного  другие,  чем  во
всем остальном мире. Великая богиня вступила на борт галеры,  а  матросы  не
суетятся вокруг нее, не толпятся, не падают  ниц.  Они  быстро,  слаженно  и
четко выполняют привычную работу. Ну, может, только глаза их светятся как-то
иначе, но кто об этом может знать, кроме самой Кахатанны.
   Каэ ступила на палубу и сразу почувствовала себя очутившейся  в  каком-то
ином мире, живущем по собственным законам. Она  услышала  прекрасные  звуки:
шелест волн, которые терлись спинами  о  борта  галеры,  урча  и  ворча.  По
высокому небу плыли белые, ослепительно  сверкающие  облака.  Протянулся  на
горизонте хребет Онодонги, и она разглядела, как великан Демавенд исчезает в
невероятной голубизне, стремясь туда, где заканчивается небо.
   Внезапно матрос, сидящий в "вороньем гнезде", заорал не своим голосом:
   - Смотрите! Смотрите все!
   Каэтана моментально перевела взгляд в ту сторону,  куда  он  указывал.  К
галере стремительно приближались три великолепные огромные  птицы,  они  все
росли и росли, пока наконец не стало очевидно, что в мире  нет  и  не  может
быть птиц такого размера. А потом они подлетели поближе,  заслонив  собой  и
солнце и  облака.  Ветер,  поднятый  взмахами  гигантских  крыльев,  закачал
галеру, и волны заколотились о ее крутые борта.
   Трое сыновей Ажи-Дахака, три великих дракона - Аджахак, Сурхак и Адагу  -
кружили над Огненной рекой.
   А потом над водой понеслись чарующие звуки, словно сотни  и  сотни  труб,
флейт и свирелей исполняли божественную мелодию. Да так оно,  собственно,  и
было, ибо Каэ сразу признала песню, которую играл ей некогда Эко Экхенд.  Не
в этой, а в той, далекой, почти нереальной жизни, когда не было еще ни горя,
ни страданий, а только обновленный, сверкающий мир, переполненный любовью.
   Драконы кружили над галерой на большой  высоте,  чтобы  ураганные  порывы
ветра от взмахов их исполинских крыльев не повредили судно. Они сверкали  на
солнце, как груды драгоценных камней, и были  такими  прекрасными,  что  дух
захватывало. Матросы и воины, Рогмо, Магнус, Номмо  и  даже  Барнаба  затаив
дыхание слушали и смотрели на это диво.
   - Они прощаются? - спросил Лоой у богини.
   - Они поют.

***

   Вода в  придонном  слое  была  мутной,  тяжелой  и  темной  от  поднятого
волнением песка и ила. Красно-коричневые и матово-голубые подводные растения
колыхались из стороны в сторону. Песчаное дно тяжело колебалось - так обычно
происходило при извержении подводных вулканов или сотрясении этой части коры
планеты. Тремя последними толчками  был  разрушен  древний,  затонувший  еще
несколько тысяч лет назад город:  его  здания  обрушились,  образовав  груду
бесформенных камней. Даже фундаменты не устояли. По скальным массивам  пошли
новые трещины и расколы.
   Испуганные жители подводного царства стремились убраться подальше от этих
мест, не понимая, что, собственно, здесь происходит.
   Океан рычал, пенился, бунтовал и волновался, словно хотел  извергнуть  из
своих глубин нечто, избавившись от него раз  и  навсегда.  И  это  выглядело
страшно.
   Черная пропасть в громадном горном массиве, бездонная впадина, которую за
версту обходили самые отчаянные, самые смелые подданные А-Лахатала,  бурлила
и кипела. Где-то там, в невероятной ее глубине, ворочалось  огромное  нечто,
просыпаясь от многовекового сна, и это пробуждение грозило опасностью  всему
живущему в безбрежном лазурном царстве. Стремительные стайки ярких  рыбешек,
отчаянно работая плавниками, торопились прочь от излюбленных  некогда  мест;
царственные  черно-белые   скаты,   взмахивая   крыльями,   проплывали   над
коралловыми лесами, спасаясь бегством от неведомого ужаса. Наяды и  тритоны,
обуреваемые  любопытством  и  одновременно  снедаемые  страхом,  то  и  дело
возвращались в эти места, но близко ко впадине  не  подплывали,  предпочитая
издали наблюдать за развитием событий. И только прожорливые акулы, казалось,
не  обращали  внимания  на  окружающую  суматоху.  Обрадованные   тем,   что
охваченные паникой морские жители стали менее внимательными,  они  нападали,
по своему обыкновению, неожиданно на зазевавшуюся  жертву,  разрывая  ее  на
части.
   Морские звезды, крабы и раки-отшельники давно покинули это  пространство;
только неподвижные, прикованные к месту анемоны отчаянно извивались, жалобно
протягивая щупальца ко всем проплывающим мимо и  в  немой  тоске  взывали  о
помощи.  Ибо  бессловесность  твари  еще  не  является   свидетельством   ее
неразумности, и они прекрасно понимали, что  доживают  последние  дни.  Даже
моллюски - парусники и беззубки - торопливо уносили свои раковины прочь.  На
суше сказали бы, что надвигается гроза.
   А-Лахатал был одним из немногих, кто знал, что грядет, но, как и все, был
лишен возможности предпринять защитные меры. Он не  представлял,  что  может
защитить его самого и его подданных от того, кто пробуждался сейчас  на  дне
впадины, названной каким-то мрачным шутником Улыбкой Смерти. Именно  поэтому
Морской бог то рвался спасаться бегством, то решал остаться, чтобы встретить
врага лицом к лицу. И то и другое было равно бессмысленно.
   Дворец Повелителя Водной Стихии  находился  достаточно  далеко  от  места
основных событий, но после Пробуждения весь  необъятный  океан  оказался  бы
слишком мал, чтобы спасти от того, кто грядет.  Конечно,  А-Лахатал  мог  бы
скрыться на суше, но это было бы предательством  по  отношению  к  тем,  кто
такой  возможности  не  имел.  Что-то  подсказывало   морскому   богу,   что
Пробуждение грозит смертью  и  кошмаром  гораздо  более  страшным,  чем  мог
вообразить себе тот, кто создавал Пробуждающегося.
   А-Лахаталу нужна была помощь и поддержка, но он не хотел никого отягощать
своими проблемами, понимая, что рано или поздно будет  вынужден  встретиться
со своим врагом лицом к лицу.
   Когда Древний Бог Водной  Стихии  -  неистовый  и  могучий  Йабарданай  -
создавал  свое  царство,  населяя  его  причудливыми  тварями,   прекрасными
растениями и животными, возводя на дне дворцы и города,  он  не  представлял
себе, что наступит день, когда все это перейдет под власть  другого.  Он  не
предусмотрел, что иные из его созданий, однажды выйдя из повиновения,  могут
быть опасными,  грозными  и  враждебными  всему  живому.  Тем  более  он  не
задумывался над этим  вопросом,  создавая  Великий  Ужас  Морей  -  змея  Йа
Тайбрайя.
   Это  было  невероятное  существо,  знаменитое  на  весь  Арнемвенд  своим
могуществом и  диковинностью.  Покрытый  чешуей  небесно-голубого  цвета,  с
перепончатыми крыловидными выростами над  ушами,  ярко-синим  гребнем  вдоль
хребта и могучим хвостом, он был абсолютно непобедим в своей родной  стихии.
Люди боялись и почитали его, воздвигали ему храмы  и  святилища,  в  которых
приносили ему жертвы свежей рыбой и яркими  раковинами,  прося  поддержки  и
защиты. Его изображения украшали флаги и корабли почти всех  мореплавателей,
к какой бы нации или народности они ни принадлежали.
   Йа Тайбрайя долгое время  считался  заступником  моряков,  защитником