уступил ему свое место. Если многие  Древние  боги  Арнемвенда  были  лишены
возможности проникать надолго в созданный ими мир,  а  многие  действительно
утратили к нему всякий интерес, то Тиермес мог бы никуда не уходить. Тем  не
менее с падением Древних ушел и он, подозрительно легко отнесясь к тому, что
огни на алтарях его храмов вскоре погасли, а люди  стали  возносить  молитвы
га-Мавету - желтоглазой смерти.
   Говоря откровенно. Черный бог отчаянно трусил, спускаясь в Ада Хорэ, - но
не видел для себя иного выхода.
   Обладающий  способностью  видеть  в  темноте,  га-Ма-вет  здесь  двигался
подобно слепцу, ибо в Ада Хорэ царила не темнота, но тьма. И во тьме и мраке
Тиермес смеялся над Черным богом.
   Этот хохот потряс до  основания  хрупкое  и  ненадежное  пространство,  в
котором продвигался Малах га-Ма-вет, после  чего  тот  окончательно  потерял
ориентацию.
   Растерянный и злой, он остановился на ступеньке и проговорил негромко:
   - Вместо того чтобы смеяться, лучше показался бы. Не часто к  тебе  гости
приходят, я думаю.
   - Не правильно думаешь, - ответил глубокий и звучный голос, который  шел,
казалось, отовсюду. - Как раз ко мне гости  приходят  гораздо  чаще,  чем  к
кому-либо.
   Тем не менее на лестнице вспыхнул призрачный голубой свет,  пронизывающий
смертным холодом, и в этом свете га-Мавет увидел,  что  находится  в  некоем
подобии сада - если можно было назвать садом множество растений, заключенных
в прозрачные хрустальные  колонны,  сияющие  изнутри  разным  цветом.  Самым
удивительным и непривычным было то, что свет из колонн не распро-; странялся
вокруг, будучи надежно заключен в своей  хрустальной  тюрьме.  Здесь  царила
жуткая, невыносимая красота. И га-Мавет с завистью  подумал,  что  он  не  в
состоянии придумать и сотой части тех чудес, которые Тиермес у показывал ему
с  поистине  царской  небрежностью.  Мелким  чувствовал  себя   Черный   бог
Арнемвенда - мелким, несмышленым и жалким.
   - Зачем пожаловал, мальчик?  -  спросил  Тиермес,  и  в  последнем  слове
га-Мавет, как ни старался, так и не смог найти  насмешки:  он  действительно
был совсем маленьким мальчиком рядом с грозным и вездесущим богом.
   Из холодного голубого пламени появилась  серебристая  фигура  и  медленно
двинулась по направлению к га-Мавету. Тот уже  видел  Тиермеса,  но  все  же
оторопело попятился, ибо трудно было лицезреть владыку  Ада  Хорэ  абсолютно
бестрепетно. Как его непостижимое пространство, так и  Сам  Бог  Смерти  был
красив невероятной, смертельной красотой. Не было в  ней  ни  созидания,  ни
жизни, ни мысли. Но она была тем не менее -  непостижимая  уму,  недоступная
воображению, - и га-Мавет более чем когда-либо почувствовал себя  человеком.
Обычным смертным, перед которым встала смерть во всем ее великолепии и мощи.
***

   Тиермес был высок, выше  Черного  бога,  но  удивительно  пропорционально
сложен. Его кожа отливала жидким серебром, а глаза своим цветом более  всего
напоминали ртуть. Густые волосы змеились по плечам  всплесками  голубоватого
пламени, а лицо казалось изваянным бессмертным скульптором - не было в  мире
ничего прекраснее и холоднее лица Тиермеса, ни в этом мире, ни в  каком-либо
другом. За  плечами  владыки  Ада  Хорэ  трепетали  полупрозрачные  драконьи
крылья, истинную мощь которых знал только он сам; а  длинные  стройные  ноги
иногда казались змеиным хвостом - до того легко и изящно ступал  Тиермес  по
некоей клубящейся  поверхности.  Более  точного  определения  здешнему  полу
га-Мавет отыскать не смог.
   - Ты прекрасен! - не удержался он от потрясенного восклицания.

***

   - Я и должен быть прекрасен, - согласился Тиермес нежным и  звучным,  как
орган, голосом, - ибо во мне все нуждаются. Как бы меня ни называли, где  бы
меня ни ожидали, я должен быть прекрасен, иначе меня никто не позовет.
   - Ты поможешь мне? - тихо спросил га-Мавет.
   - Почему я должен помогать тебе, занявшему мой трон?
   - Не знаю, - потерянно отозвался желтоглазый бог.
   - И я не знаю... Но помогу, из прихоти. И еще потому, что  я  никогда  не
терял своей власти над Арнемвендом. Видишь, я откровенен.  Так  что  заплати
мне и ты той же монетой. Для чего ты спустился в Ада Хорэ?
   - Я столкнулся с проблемой там, наверху...
   - С какой?
   - Люди, Тиермес. Они не хотят умирать. - И га-Мавет тоскливо уставился на
хрустальную колонну с заключенным в ней зеленым свечением.
   Тиермес переместился поближе. Его крылья трепетали и шелестели.
   - Люди никогда не хотели умирать. Но это было не важно. Что же изменилось
теперь?
   - Не знаю, Тиермес, иначе не стал бы лезть  в  Ада  Хорэ  по  собственной
воле...
   - Действительно, - насмешливо взглянул на него Бог Смерти, - не стал  бы.
Хорошо, я помогу тебе, но расскажи все по порядку.
   - Я  должен  уничтожить  несколько  человек,  прежде  чем  они  достигнут
определенного места. При этом Джоу Лахатал и А-Лахатал хотят, чтобы боги как
можно меньше участвовали в событиях, а все  было  сделано  руками  людей.  И
только в последнюю минуту я могу появиться - и слегка  подтолкнуть  развитие
событий в нужном направлении.
   - Ну и что ты усмотрел в этом необычного? Мы все и всегда  делали  руками
людей - еще не хватало беспокоиться самим. Суета еще никого не  приводила  к
добру.
   - В нашем поведении ничего необычного нет,  владыка.  -  Слово  "владыка"
само вырвалось у га-Мавета, но он об этом  не  пожалел,  даже  в  голову  не
пришло. - Но эти люди не хотят умирать - и не умирают.
   - И что удивительного ты усмотрел в этом  порядки  вещей?  -  переспросил
Тиермес.
   Га-Мавет застыл, цепенея от ужаса. А владыка Ада Хорэ прошел  мимо  него,
ступая своими прекрасными ногами  по  плещущемуся  морю  синего  пламени,  и
сказал:
   - Ты так и не понял до сих пор, кто ты. Ничего страшного. У тебя еще есть
время - пока. И потом тоже будет очень много времени. Ты же - смерть.
   Га-Мавет только моргнул, не смея ни возражать, ни соглашаться. Он слушал.
   - Люди умирают только потому, что они приняли этот порядок. Смерть, как и
старость, находится внутри каждого человека. Ты никогда не  задумывался  над
тем, почему мы бессмертны, а они нет? Просто мы  не  хотим  умирать,  а  они
готовы к этому. Мы не хотим стареть, а они хотят. Они  впустили  старость  и
смерть в самое нутро. И когда перед ними появляешься ты - живая  желтоглазая
смерть, красивая и всемогущая, они лишь соглашаются с тобой: пора.
   Во время битвы они заранее готовы умереть. Они привыкли  к  тому,  что  в
сражениях убивают. И когда приходишь за ними, они согласны: да-да, меня  уже
убили.
   Так всегда было -  и  всегда  будет.  Появляясь  перед  ними,  ты  только
устанавливаешь привычный им порядок - и они с радостью  принимают  тебя.  Не
верь, если они плачут и протестуют. Те, кто не впустил смерть  внутрь  себя,
живут. И с такими ты столкнулся на своем пути. Мне жаль тебя, мальчик. Тебе.
обязательно нужно их уничтожить?
   - Да.
   Тиермес насмешливо посмотрел на га-Мавета и сказал:
   - Ты хочешь попросить меня об этом одолжении?
   - Да, владыка.
   - Мне нравится, когда ты называешь меня  владыкой.  Это  избавит  меня  в
дальнейшем от многих хлопот. И в знак моего благоволения я помогу тебе.  Яви
мне этих людей.
   Одна из колонн потускнела, превращаясь в многогранное зеркало, и в каждой
из многих десятков граней отразилось  слегка  уставшее  лицо  юной  женщины,
лишенное возраста. Оно было странным. С первого взгляда никто не  назвал  бы
его прекрасным или восхитительным, но возникало ощущение, что именно его  ты
всегда ждал и видел в самых сокровенных, самых сладких снах. И поэтому  лицо
женщины было прекраснее самых прекрасных, невероятных лиц. В нем  было  все,
чего не хватало каждому на протяжении его долгого пути.
   И га-Мавет тихо застыл перед зеркалом, не имея и не находя  в  себе  силы
сказать, что он просит Тиермеса уничтожить  эту  женщину.  А  когда  перевел
взгляд на владыку Ада Хорэ, то оторопелг. Тот уже не стоял перед зеркалом, а
сидел рядом скрестив ноги и задумчиво водил тонкими пальцами по граням. Лицо
Тиермеса освещала редкая в Ада Хорэ  -  светлая  и  мечтательная  -  улыбка,
словно он вспомнил нечто не зависимое от  этого  мира,  этого  пространства,
этой тьмы.
   - Нет, - сказал он наконец,  и  зеркала  погасли,  проявляя  внутри  себя
застывшие растения, - нет, мальчик. В этом деле я тебе не помощник.
   Он посмотрел на Малах га-Мавета так, словно впервые его видел:
   - Ты бессмертен, но не бесконечен. И я во всякое время могу призвать тебя
из твоего мира сюда, потому что Ада Хорэ находится внутри тебя, как смерть -
внутри смертного человека. Мое царство тем и страшно, что находится везде.
   Глаза Черного бога округлились  от  ужаса,  и  Тиермее  тихо  и  невесело
рассмеялся:
   - Ты и этого не знал? Я в любую минуту  могу  призвать  любого  из  твоих
братьев в этой вселенной и в любой другой. Могу уничтожить любого  смертного
и бессмертного, потому что мое царство  находится  внутри  них,  -  и  я  им
хозяин. И лишь немногие существа могут мне противостоять.
   - Ты узнал ее? - с отчаянием спросил га-Мавет.
   - И ты знаешь ее - не пытайся меня обмануть. Ведь ее нельзя не узнать или
спутать с кем-нибудь,  правда?  Конечно,  было  бы  занимательно  попытаться
уничтожить ее моими руками, чтобы отнять у меня единственную надежду. Но для
того чтобы осуществить такой план, нужно быть гораздо более  могущественным,
нежели ты. Или... или ты пришел совсем за другим?
   Га-Мавет кивнул.
   - Поиски оправдания, поиски пути, поиски себя. Какой  же  ты  в  сущности
ребенок. Прошлое не отпускает тебя вопреки всем усилиям, не так ли? Но и мое
прошлое не отпускает меня, с той лишь разницей, что я  не  прилагаю  никаких
усилий, чтобы от него избавиться. Я не безумец. На что ты надеялся,  идя  ко
мне? Она может быть здесь, в Ада Хорэ, хотя Ада Хорэ не может  быть  там,  в
ней... И мне она нужна живой и неуничтожимой. А тебе - разве нет?
   - Да... Нет... Не знаю, - сказал га-Мавет устало.  -  Мы  слишком  далеко
зашли. У нас нет иного выхода.
   - Ничего и никогда не может быть слишком, - прошептал Тиермее.  -  Ступай
отсюда, глупец.
   - И все-таки я уничтожу ее - один раз нам это почти удалось.
   - Хорошо, - прошелестел голос Бога Смерти,  -  хорошо...  Я  посмотрю  на
тебя... я даже не утверждаю, что буду ей помогать...
   И га-Мавет опять остался в темноте. Проклиная  все  на  свете,  он  начал
осторожно спускаться вниз, надеясь, что Тиермее не  сыграл  с  ним  одну  из
своих злых шуток и что сейчас он действительно поднимается из  Ада  Хорэ  на
поверхность Арнемвенда.
   По дороге он встретил Баал-Хаддада  -  безглазого  Бога  Мертвых;  и  тот
показался ему игрушечным и смешным после  жуткого  великолепия  Преисподней.
Вспомнив, что он так и несет ее с собой, куда  бы  ни  направился,  га-Мавет
стрелой понесся к Джоу Лахаталу. Он хотел уничтожить Каэтану, стереть с лица
земли непокорных людей, отправить их к  своему  слепому  брату  -  в  общем,
сделать что угодно, лишь бы заглушить липкий холодный ужас, который навсегда
поселился в нем.
   Когда он ворвался в чертоги  Джоу  Лахатала  и  промчался  по  зеркальным
залам,  то  со  страхом  увидел,  что   за   ним   струится   голубая   тень
прекрасного-молодого  человека  с  полупрозрачными  драконьими  крыльями  за
спиной.
   И ему казалось, что теперь этому не будет конца.
   Три человека сидят у костра темной безлунной ночью. Они  одеты  в  темные
рясы и подпоясаны жесткими широкими поясами, так что  сторонний  наблюдатель
вполне может принять их за монахов. Впрочем, это и есть  монахи,  только  на
Арнемвенде нет такой церкви, к которой бы они принадлежали.
   Они существуют ровно столько, сколько существует и этот мир, -  их  никто
не создавал; они возникли сами, потому что в  этом  возникла  необходимость.
Мир. не влияет на них, а их  существование  никак  не  отражается  на  жизни
Арнемвенда. Можно было бы сказать, что их нет. Но они все же есть,  сидят  у
костра и беседуют о главном.
   - Ты уверен, Да-гуа?  -  спрашивает  один  из  них,  протягивая  руку  за
очередной чашкой горячего напитка.
   - Нет, Ши-гуа, - откликается второй. -  Я  же  не  бог,  чтобы  совершать
ошибки; ошибки совершают те, кто уверен.
   - Те, кто не уверен, тоже совершают ошибки, - вставляет третий.
   Он очень похож на первых двух монахов, -  собственно,  они  выглядят  как
близнецы, но всякий способен отличить одного от другого, хотя и не  объяснит
почему.
   - А что ты думаешь, Ма-гуа?
   - Она почти у цели, - задумчиво отвечает  третий,  подбрасывая  в  костер
сучья. - Она почти у цели, и я бы сказал, что им не удастся ее остановить.
   - Мир не терпит пустоты, - замечает Да-гуа.
   - Ты думаешь, они уйдут? - спрашивает Ши-гуа.
   - Это не главное.  Либо  уйдут,  либо  изменятся.  Главное,  что  мир  не
принимает их такими, какие они сейчас. Но мир принимает ее.
   - Ты думаешь, мир в ней нуждается?
   - Мир сейчас живет только благодаря ей, даже если и не знает об этом.
   Они долгое время молчат. Наконец Да-гуа замечает в пространство:
   - Малах га-Мавет ходил в Ада Хорэ и говорил с Тиермесом.
   - Это изменило ход мыслей га-Мавета?
   - Нет, Ма-гуа. Но это испугало его. Он неуверен.
   - Она почти достигла цели, - шепчет Ши-гуа. - А испуганный  га-Мавет  еще
менее опасен.
   - Испуганный га-Мавет более опасен, - возражает Ма-гуа.
   - Нет никакой разницы, - говорит Да-гуа. Они еще  некоторое  время  молча
пьют чай, затем Да-гуа достает из складок своего одеяния шкатулку изысканной
работы  и  раскрывает  ее.  Оттуда  сыплются  на   землю   фигурки.   Да-гуа
переворачивает шкатулку, и  обнаруживается,  что  на  ней  изображена  карта
Варда,  которая  постоянно  меняет  свои  очертания,  цвета  и  размеры,  то
становясь подробным изображением крохотного участка  суши,  то  давая  более
общее представление обо" всем континенте.
   - Сыграем? - спрашивает Да-гуа.
   - Сыграем, - соглашается Ма-гуа.
   Ши-гуа поднимает с  земли  фигурку  воина,  одетого  в  белые  доспехи  и
опирающегося  на  огромный  двуручный  меч.   Монах   долго   и   пристально
вглядывается в изображение, которое дает иллюзию абсолютно живого,  только:,
и крохотного существа, и говорит:
   - А мальчик вырос красивым.
   - Они все выросли красивыми, -  говорит  Ма-гуа,  держа  в  руках  другую
фигурку, - но не прекрасными. А божественное должно быть  прекрасным,  иначе
оно становится обыкновенным.
   - Они еще не выросли, - говорит Да-гуа и отбирает у  брата  фигурку  Джоу
Лахатала.
   - Ты думаешь, он больше не встанет у нее на пути? - интересуется  Ма-гуа,
поворачивая в пальцах изображение А-Лахатала.
   - После истории в городе джатов и истории со  статуей  он  еще  не  скоро
осмелится выступить против нее  в  открытую,  -  объясняет  Ши-гуа  то,  что
известно и двум другим монахам.
   Они могли бы не говорить ничего вслух, но это ихг работа - говорить вслух
для всего мира то,  что  им  самим  известно  и  понятно.  Такими  они  были
востребованы и появились на этот свет.
   - Она ничего не помнит. -  Да-гуа  держит  на  раскрытой  ладони  фигурку
женщины с двумя мечами за, спиной. - Она  не  сможет  воспользоваться  своим
преимуществом.
   - Ей не нужно ничего помнить, - говорит Ши-гуал
   - Главное, что она есть, - говорит Ма-гуа. - Если она все-таки дойдет  до
Сонандана, то получит ответы на все вопросы.
   - А что бы ты спросил? - неожиданно интересуется Да-гуа.
   Ма-гуа молчит невыносимо долго. Потом неожиданно  быстро  отодвигается  в
сторону - с высокого дерева у него над головой  шмякается  на  землю  сочный
плод - ничто в этом мире не может оказать влияние на трех монахов, но и  они
не вправе проявлять свое присутствие в нем. Мимо, играя, пробегают  зверьки.
Они не видят людей, сидящих у костра. Возможно, что и костра они  не  видят,
хотя пламя в нем самое обычное  и  около  него  приятно  греться  прохладной
ночью.
   - Я бы спросил, - наконец говорит Ма-гуа, - я бы спросил, знает ли она  о
нашем существовании.
   - И я бы спросил. а. - И я, - шепчет Ши-гуа.
   - Даже если не помнит...
   - Даже если не видит...
   - Даже если никогда не вспомнит...
   В лесу воцаряется тишина.
   Три монаха играют в странную игру. Они двигают по  блестящей  поверхности
шкатулки маленькие фигурки, снимают их с  доски  или  переставляют  в  самые
неожиданные места.
   - Ты умеешь сожалеть? - спрашивает неожиданно Ши-гуа, и неясно, к кому он
обращается.
   - Нет, - отвечают двое других. к - И я нет, -  говорит  Ши-гуа,  -  но  я
сожалею. - В его руке крепко зажата самая большая фигурка -  воин  в  черных
доспехах и с секирой в руке.
   - А я сожалею, но не знаю, нужно ли, - говорит Ма-гуа.
   - Они ведут себя непредсказуемо, - говорит Да-гуа.
   - Все можно предсказать...
   - Испуганный га-Мавет все-таки очень опасен, - соглашается Ма-гуа с  тем,
что известно пока только им. Ранним утром три монаха бредут  по  оживленному
тракту. Мимо следуют повозки, скачут  верховые,  едут  экипажи.  Три  монаха
путешествуют в  самом  центре  Варда,  где  множество  людей  заняты  своими
человеческими проблемами. Они идут, тяжело  опираясь  на  посохи;  этот  мир
никак не влияет на них самих и на сам факт их существования,  но  иногда  им
кажется, что он страшным грузом лежит на  их  плечах,  и  от  этого  монахам
трудно :идти по пыльной  людной  дороге,  где  на  них  никто  не  .обращает
внимания. Потому что не видит.
   - Знаешь, Да-гуа, - говорит оборачиваясь тот, что идет  впереди  -  Я  бы
хотелнемного изменить ход событий.
   - Ты же знаешь, что это почти невозможно, - откликается тот
   - Я бы тоже хотел, - говорит Ма-гуа.;
   - Мы не можем...
   - Нет, не можем...
   - И никогда не сможем...
   Они идут до тех пор, пока солнце не  начинает  клониться  к  закату.  Они
идут, потому что могут не останавливаться на ночь, потому что не устают,  не
стареют, не умирают.
   - Ма-гуа, - зовет тот, кто идет последним. Монах поворачивает голову.
   - Ма-гуа, если она дойдет, если у нее получится не  совсем  так,  как  мы
предсказываем, если мы ошибемся...
   - Тогда мы тоже отправимся в Сонандан,  -  отвечает  за  всех  Да-гуа,  -
может, там нам расскажут, как хоть иногда влиять на ход событий...

***

   - Вот что я хочу сказать тебе, брат. - Га-Мавет  стоит  широко  расставив
ноги перед высоким резным  троном,  на  котором  восседает  его  повелитель.
Верховный бог Арнемвенда  Джоу  Лахатал.  На  мраморном  полу  перед  троном
мозаика с изображением  Змея  Земли  -  Авраги  Могоя,  бесчисленные  кольца
которого охватывают хрупкий шарик планеты.
   - Я хотел сказать тебе, что мне кажется - не мы затеяли всю эту возню.
   - Что ты имеешь в виду? - Надменный тон Лаха-тала заставляет Бога  Смерти
досадливо передернуть плечами.
   - Мы одни в этом зале, брат. Перестань изображать владыку.  Сейчас  важно
решить, что делать дальше, а не устанавливать главенство.
   -  Однако  об  этом  никогда  не  следует  и  забывать,  -  наставительно
произносит Верховный бог.
   - Послушай, брат! - в отчаянии кричит желтоглазый. - Когда  я  пришел  за
Тешубом, он сказал мне, что обнаружил в нашем мире  еще  одну  фигуру.  Этот
некто находится всюду, понимаешь?! Всюду, где  не  успели  мы.  Недодуманные
мысли, незавершенные дела, невыполненные планы - все это питает его силу.  И
он может исподволь управлять нами! ...
   Лахатал делает нетерпеливый жест рукой, и га-Мавет начинает злиться.

***

   - Послушай, всемогущий. Когда однажды выяснится, что твоему всемогуществу
есть предел и ты всего лишь пешка в чужой игре, будет поздно. Оставь в покое
девочку, займись более важными делами, пока не потеряно все.
   - Мне никто не смеет указывать, что нужно делать,  -  цедит  сквозь  зубы
длинноволосый красавец в белых доспехах, небрежно развалившийся на троне.  -
Если же ты хочешь отправиться