дрились прорваться в подземелья.  Правда,  им  на  помощь
пришли драконы. Сам великий магистр этого не видел,  да  и  в  существование
драконов поверить не может, но слишком много людей,  заслуживающих  доверия,
твердят, что сразу три Древних зверя принимали участие в этой  битве.  Пусть
их будут драконы... Все равно Керсебу иначе не объяснить, как в течение часа
можно было так разрушить крепостные башни и стены.
   Но отныне предстоящая война с матариями и хассасинами  отошла  на  второй
план, равно как и стремление Катармана  Керсеба  занять  трон  Кортеганы,  а
потом и царства Тиладуматти. Сейчас у Великого магистра есть  одно  дело.  И
дело  это  -  ненависть.  Она  такая  жгучая  и  нестерпимая,   что   мешает
Непобедимому спокойно дышать;  он  клокочет  в  душе,  но  должен  сохранять
невозмутимый вид. Это его сильнее всего угнетает. До тех  пор,  пока  он  не
отомстит за свое бесславное поражение в бою с женщиной-гладиатором, не будет
ему покоя ни на  этом  свете,  ни  на  том.  Ненависть  иссушила  его  душу,
испепелила разум, но она же придала новые силы.  Наверное,  великий  магистр
унгараттов стал совершенно другим  человеком,  а  может,  это  его  истинная
сущность наконец вышла наружу из потаенных глубин.
   Сейчас Катарман Керсеб занят детальным  изучением  последнего  донесения,
которое пришло от его соглядатаев  в  Ронкадоре.  Отряд  всадников,  которых
трудно спутать с кем-либо другим, - женщина, вооруженная  двумя  мечами,  ее
свита и  сотня  воинов  в  белых  с  золотом  одеждах  выехал  из  Эррола  в
сопровождении  некоего  барона  Вентоттена,  хозяина  гостиницы  "Ноттовей",
известной на всю страну своей изысканной кухней. Однако у  барона  есть  еще
одна особенность, если этим  словом  можно  назвать  принадлежность  к  роду
Ассинибойнов. Отряд  покинул  столицу  на  рассвете  и  направился  к  озеру
Эрен-Хото. Из чего  наблюдатель  сделал  вывод  -  они  собираются  пересечь
границу Хартума.
   - Что им нужно в этой забытой богами стране? - рычит  Керсеб,  в  десятый
раз перечитывая послание.
   Конечно, конечно он знает о существовании храма Нуш-и-Джан и о талисмане,
в  нем  хранящемся.  Но  во-первых,  считает  это  всего  лишь  легендой,  а
во-вторых, не может себе представить, кому понадобится рисковать жизнью ради
какого-то талисмана, назначение которого даже смутно  не  определено.  Когда
Великому магистру докладывают о странном и  загадочном  посетителе,  невесть
как проникшем в главную башню замка унгараттов - самой  мощной  крепости  не
только во всем Большом Бургане, но и в целом королевстве,  Керсеб  находится
на грани  ярости  и  исступления.  Он  покинул  разрушенный  Белый  замок  и
перебрался на западное побережье, чтобы его хоть ненадолго оставили в  покое
со всеми ненужными ему чудесами и происшествиями.  Посетитель  же,  судя  по
сбивчивому сообщению насмерть перепуганного  слуги,  -  дряхлый  и  немощный
старик, просто не должен был  пройти  и  нескольких  шагов  незамеченным  по
прекрасно  охраняемому  замковому  двору,  в  который   еще   нужно   суметь
проникнуть.  Таинственное  появление  Непобедимого  не  пугает,  но   крайне
раздражает, и он дает  себе  зарок  сурово  наказать  ответственных  за  это
вопиющее событие.
   - Зови, - говорит он слуге. Говорит слишком спокойно, чтобы тот  поверил,
что гроза миновала. Скорее она только-только собирается. И расторопный слуга
моментально изыскивает себе невероятно важное дело на другом конце  Большого
Бургана в надежде на то, что, когда он объявится, Керсеб хотя и  будет  зол,
но первый гнев успеет излить на других.
   В просторный кабинет великого магистра заходит  действительно  дряхлый  с
виду  старик  и  кланяется  могущественному   хозяину   безо   всякой   тени
подобострастия и почтения. Как равный равному, что  совершенно  не  нравится
Катарману Керсебу. Но он не  успевает  выразить  свое  недовольство  -  и  к
счастью, наверное, - потому что старик знаком подзывает  к  себе  кресло  на
гнутых ножках, стоящее в дальнем углу (специально, чтобы  посетители  стояли
навытяжку перед столом магистра, не имея  возможности  воспользоваться  им),
и... кресло услужливо подбегает, семеня  и  притопывая  от  нетерпения.  Оно
останавливается  возле  старика,  и  тот  величественно  опускается  в   его
бархатную глубину.
   - Садитесь, молодой человек, - приглашает он Непобедимого, и тот с ужасом
обнаруживает, что сам стоит перед неизвестным.
   - Вас, вероятно,  рассердило  мое  не  слишком  деликатное  вторжение,  -
говорит старик, - но, поверьте, у меня не было другого выхода.  Я  прекрасно
понимаю, что вы сейчас находитесь не в лучшем расположении духа, и у меня не
было ни малейших иллюзий относительно того, что вы примете меня, явись  я  к
вам обычным способом. Поэтому мне и пришлось переместиться  прямо  в  башню,
минуя приемные покои и  охрану.  С  другой  стороны,  я  считаю  необходимым
подчеркнуть то уважение, которое испытываю к вам, и обратить  ваше  внимание
на то, что я все же предупредил ваших личных слуг, а  не  стал  бесцеремонно
вторгаться в сам кабинет.
   Катарман Керсеб понятливо кивает, как школьник, хорошо понимающий, о  чем
идет речь на уроке.
   - Я - Корс Торун, - надменно и величественно произносит  старик.  Как  ни
далека Имана от Варда, как ни различны проблемы этих  двух  континентов,  но
все же имя одного из величайших магов Арнемвенда  хорошо  известно  великому
магистру.
   - Это большая честь для меня,  -  становится  он  прежним  безупречным  и
изысканным рыцарем. - Прошу простить за неподобающий прием. Не ждал.
   - Мы оба равно виноваты в недоразумении, - милостиво говорит Корс  Торун.
- Но у нас  с  вами  столько  общего,  что  эта  крохотная  мелочь,  уверен,
забудется через несколько секунд нашей  беседы.  Ведь  я  к  вам  с  деловым
предложением.
   - И какого толка это предложение? - спрашивает великий магистр.
   - У нас с вами есть один общий враг. Его необходимо  уничтожить.  Из  нас
двоих я знаю способ и имею средства  для  его  уничтожения,  а  вы  -  силу,
молодость и возможность сделать это красиво и быстро. Что скажете?
   - Звучит заманчиво, - соглашается Керсеб. - Только вот что  это  за  враг
такой - общий?
   - Та женщина, которой вы так интересуетесь, что даже теперь не перестаете
о ней думать. А? - хитро прищурившись, говорит маг.
   Великий магистр вспыхивает, но сдерживается и произносит  довольно  сухо,
но все же спокойно:
   - Положим, вы проведали о моей неудаче и хотите  этим  воспользоваться  в
своих целях. Но чем эта женщина могла навредить вам?
   - Вы хоть знаете, с кем скрестили свой меч? - Вместо  ответа  Корс  Торун
барабанит желтыми пальцами, больше подходящими для  мумии,  по  подлокотнику
своего кресла. - Вы переживаете  свое  поражение  и  знать  не  знаете,  что
столкнулись с самой Кахатанной -  Богиней  Истины  и  Сути,  а  также  имели
несчастье встретиться лицом к лицу с небезызвестными всему Арнемвенду мечами
Гоффаннона. Вам известно, кто ковал эти мечи?
   - Кто? - Катарман Керсеб весь  подается  вперед,  жадно  впитывая  каждое
слово, произнесенное старым чародеем.
   - Они выкованы на заре времен самим Курдалагоном, и  в  них  божественным
повелением вплавлены человеческие души - души тех, кто любил эту ведьму. Вот
почему ни один из ныне живущих, равно смертный  или  бессмертный,  не  может
рассчитывать завладеть этим оружием. Оно попросту уничтожит другого хозяина,
возненавидев его за то, что он разлучил мечи с их обожаемой госпожой.
   Джоу Лахатал мечтал заполучить  эти  клинки,  но,  подержав  их  в  руках
несколько минут, принял единственно правильное решение - похоронил  в  одном
из своих заброшенных храмов. И если бы не этот олух Гоффаннон, то не  видать
бы их ни герцогу Арре, ни  ей.  И  кто  знает,  сумела  ли  бы  она  достичь
Сонандана, если бы мечи оставались в своей гробнице...
   Ну  ладно.  Дело  прошлое.  Вы  согласны  стать  моим  союзником?  Хотите
отомстить той, кто называет себя Ингатейя Сангасойей?
   - Очень хочу, Корс Торун. Но как я  смогу  это  сделать,  когда  вы  сами
только что признали, что Кахатанна бессмертна,  к  тому  же  обладает  таким
мощным оружием? Теперь я не удивляюсь ни появлению драконов,  ни  тому,  что
жалкая горстка людей одолела моих лучших рыцарей, расшвыряв их  как  щенков.
Кстати, кто были эти воины?
   - Это были таинственные и загадочные сангасои, о  которых  на  Арнемвенде
ходит столько легенд.
   - Неудивительно, скажу я, они стоят того, чтобы складывать о них легенды.
   - Возможно. К тому же это  были  не  простые  сангасои,  а  рыцари  полка
Траэтаоны. Сам Вечный Воин обучал их, так  что  смертные  противники  им  не
помеха.
   - Тем более хочу отомстить - и тем менее понимаю,  как  использовать  мои
жалкие силы с пользой?
   - Вы задали мудрый вопрос, который говорит о том, что вы не зря занимаете
кресло Великого магистра. У меня есть одна вещица - так, мелочь, на  которую
ни одно живое существо в мире не обратит внимания. Это  камешек,  осколок  с
просверленной в нем дырочкой, висящий на самой простенькой, непритязательной
бечевке. Это осколок камня Шанги -  единственной  вещи  в  мире,  с  которой
Кахатанна справиться не может. Она теряет себя при  соприкосновении  с  этим
предметом, и в этот момент с ней можно  делать  все,  что  угодно.  Если  вы
согласитесь действовать так, как я  подскажу,  а  я  уверяю  вас,  что  наши
интересы будут соблюдены в равной степени  и  у  вас  не  возникнет  никаких
трудностей с исполнением, -  я  отдам  вам  этот  камешек.  Тогда  во  время
сражения  вы  должны  будете  приблизиться  к  ней  и  каким-нибудь  образом
заставить ее коснуться осколка. Да хоть бросьте им в нее. Главное, чтобы они
соприкоснулись хоть на мгновение, - и победа вам обеспечена. Ну как?
   - Я практически полностью согласен. Но мне все же хотелось бы знать,  чем
вам так не угодила Богиня Истины?
   - Ответьте мне, Катарман,  -  хищно  улыбается  старец,  -  вы  верите  в
кого-нибудь из богов? Истово, по-настоящему - так, чтобы до дна души?
   Великий магистр ордена  унгараттов  ничего  не  отвечает,  только  кривит
презрительно губы, морщится. Рот все еще  болит,  разбитый  страшным  ударом
рукоятки Тайяскарона: говорить - неприятно,  а  улыбаться  или  кривиться  -
больно.
   - Я так и думал. - Корс  Торун  довольно  потирает  руки.  -  Многие  мои
коллеги и товарищи по профессии пришли к тем же  выводам.  Нынешние  владыки
Арнемвенда нам не по душе.  Мир  должен  принадлежать  смелым,  бесстрашным,
энергичным - словом, тем, кто заслуживает власти; а не  тем,  кто  может  ее
захватить  в  момент  смуты  или  унаследовать.  Скажем,  вы  гораздо  более
серьезный претендент на трон Кортеганы, нежели Барга Барипад и его  сопливое
потомство. На Пэтэльвене закончилась и слава, и могущество рода. Но страдает
от этого не только семья Барипадов  (вот  уж  кто  не  пострадал!),  но  все
королевство. С нашим миром та же ситуация. Новые боги, так  же  как  в  свое
время и Древние, ничем не привлекательны для людей  в  качестве  правителей.
Мир копается в своих проблемах, а боги погрязли в  своих.  Нам  нужен  новый
владыка. И такой есть, мы ждем его буквально в ближайшее время. Но сам  факт
существования Кахатанны нарушает  все  наши  планы.  Замечу,  что  тот,  кто
уничтожит ее, будет пользоваться особым расположением владыки.  Хотел  бы  я
быть на этом месте, молодой человек, но мне мешает возраст и немощность...
   - Вы еще сильны и бодры, - вежливо откликается Непобедимый. - Я  понимаю,
к чему вы клоните, и принимаю ваше предложение. Моя цена - трон Кортеганы  и
Тиладуматти.
   - Вы их получите, - твердо обещает Корс Торун. - И еще кое-что в придачу.
Только сделайте свое дело.
   Он лезет в складки своего драгоценного одеяния  -  настолько  дорогого  и
пышного,  что  на  его  фоне  костюм  Катармана  Керсеба  кажется  нищенской
власяницей, - и добывает оттуда серый, невзрачный обломок на грубой бечевке.
   - Вот, - говорит Корс Торун торжественным шепотом. -  Вот  оружие  против
этой ведьмы. Удачи вам, магистр. И  если  вы  с  честью  справитесь  с  этой
проблемой, мне трудно описать благодеяния, которые за этим последуют.
   Он  еще  раз  ободряюще  улыбается  великому  магистру,   затем   щелкает
узловатыми пальцами с огромными, набухшими  суставами  и...  растворяется  в
пространстве, даже не поднимаясь со своего места.
   Катарман Керсеб разбирается в магии, он и сам неплохой маг, а потому  его
знаний хватает на то, чтобы сообразить, какой степенью  могущества  обладает
только что посетивший его старик. То, что человек, имеющий  такую  безмерную
власть, перешел на сторону нового хозяина, о многом говорит Непобедимому.  И
он тоже принимает решение. Это решение требует серьезных раздумий, и  Керсеб
погружается в них, забыв обрушить свой гнев на нерадивых  слуг,  которые  со
страхом сидят в соседних покоях.
   А где-то на другом краю мира, в далеком Хадрамауте,  онгон,  носящий  имя
Корс Торуна, принимается за новое дело во славу повелителя Мелькарта.

***

   Грозный и могущественный Нингишзида - верховный жрец Ингатейя  Сангасойи,
так сказать, представитель Истины  на  земле  -  часто  попадал  в  истории,
которые трудно было назвать  обычными.  Он  привык,  кажется,  ко  всему:  к
явлениям богов, к присутствию Владыки Ада Хорэ, к существованию бок о бок  с
Великой Кахатанной и ее многочисленными друзьями; к тому, что мечи -  живые,
а Вечность -  толстая,  разноцветная,  шумная  и  скандальная  -  носит  имя
Барнаба. Он как-то сразу и вдруг стал приятелем многих бессмертных -  в  том
числе Траэтаоны, га-Мавета, Джоу Лахатала  и  прочих,  о  которых  прежде  и
думать не мог без некоторого вполне понятного трепета. Он привык к тому, что
с  ослепительной,  сверкающей  вершины  Демавенда  могут  в   любую   минуту
спуститься громадные дети Ажи-Дахака, а Змей Земли - Аврага Могой - привезет
на своей необъятной спине Верховного Владыку Арнемвенда. Он  даже  привык  к
тому, что могущественного Барахоя нельзя посвящать ни в  какие  подробности,
потому что хоть он и отец его богини, но она с  ним  дела  иметь  больше  не
хочет.
   Всего этого вполне достаточно, чтобы человек достиг  состояния  душевного
равновесия или сошел с ума. Нингишзида был уверен в  том,  что  ему  удастся
сохранить свой рассудок, и за это он сражался  на  протяжении  целого  года.
Даже отъезд Кахатанны из храма и последовавшая за этим  необходимость  лично
утешать толпы безутешных паломников  не  выбили  его  из  колеи.  И  все  же
наступил тот миг, когда Нингишзида бессильно уронил руки и утратил дар речи.
   Это случилось, когда трое здоровенных детин уверенно протопали  к  храму,
громыхая и позвякивая таким количеством нашитых на  одежду  безделушек,  что
птицы в рощице встревоженно упорхнули, - кто их знает, этих варваров?
   - Это еще что за пугала? - простонал Нингишзида..
   - Это трикстеры, - тихо прошептал один из  младших  жрецов,  пришедших  в
Сонандан не более пяти лет назад.
   В самом деле, трудно было представить себе  более  несуразное  сочетание,
нежели то, которое  представляли  собой  стройные,  изысканные,  мускулистые
жители Сонандана, одетые в яркие и легкие наряды,  и  тяжеловесные,  грузные
увальни-трикстеры, обряженные в доспехи из шкур ящеров.
   Они  были  мощными  и  высокими,  их  длинные  волосы  и  пышные  бороды,
заплетенные в многочисленные  косы,  были  украшены  кольцами,  перстнями  и
сережками. На головах громоздились меховые шапки,  совершенно  немыслимые  в
жарком климате Запретных Земель. В руках  варвары  сжимали  огромные  боевые
топоры, но озирались по сторонам  немного  затравленно  и  диковато,  похоже
никому не угрожая. Конные  воины  Сонандана  сопровождали  их  на  некотором
отдалении, чтобы не смущать еще сильнее.
   Нингишзида вышел навстречу трикстерам, плохо представляя себе, какое дело
могло привести в Храм Истины  этих  воинственных  обитателей  Аллефельда,  о
нравах и обычаях которых он был много наслышан от Каэтаны. Она  хохотала  до
упаду, вспоминая свой несостоявшийся брак с трикстерским вождем Маннагартом,
а также его  невероятный  гарем.  Интересно,  что  сказала  бы  Каэ,  увидев
нынешних ищущих?
   - Я Маннагарт! - рявкнул самый высокий, огненно-рыжий детина,  количество
украшений на котором превосходило все мыслимые пределы. - Я приехал к  своей
жене, искать ее. Ее все ищут, и я тоже решил.
   Конные сангасои, невозмутимые, сдержанные и серьезные, чуть  не  попадали
со своих скакунов. Им пришлось  изо  всех  сил  вцепиться  в  поводья  и  на
какое-то время закрыть глаза,  чтобы  тела  перестали  сотрясаться  в  диких
приступах хохота. К  их  чести  нужно  заметить,  что  все  это  происходило
абсолютно беззвучно. И потому великан Маннагарт, на лице которого  выражение
собственного достоинства причудливым образом сочеталось с  явным  смятением,
не был оскорблен у входа в храм.
   Ищущего, если он уже пришел в храм, изгонять нельзя. Как эти трое  олухов
прошли через весь Вард  и  нашли  Проход  через  хребет  Онодонги,  осталось
загадкой. Нингишзида вдохнул, затем выдохнул, затем только решился спросить:
   - Что же нужно тебе, Маннагарт, в Храме Истины? Каэтана! - брякнул вождь.
- Поговорить. Мне нужно много  говорить  с  ней.  Отца  Муругана  убил  этот
великан, и теперь нам мало с  кем  можно  говорить.  Гайамарт  тоже  куда-то
запропастился.
   Лицо трикстера стало неожиданно серьезным и грустным. Жрец  подумал,  что
не ожидал увидеть на этой грубой физиономии такую гамму переживаний.
   - Плохо в Аллефельде, - сказал Маннагарт. - Страшно. Прежде была нечисть,
был Кодеш, но мы могучее племя. Нам страшно не было.
   - Что же теперь беспокоит тебя, вождь?
   Уважительное отношение было по душе варвару. Рыжий размяк и даже  немного
сдвинул меховое сооружение у себя на голове куда-то вбок. Пожаловался:
   - Жарко сильно.
   - Пойдем в прохладное место, - величаво предложил жрец. - Ты отдохнешь от
дальней дороги,  твои  люди  отдохнут.  -  Неожиданно  он  вспомнил  эпос  о
Маннагарте в исполнении Каэтаны и добавил:
   - Нам принесут холодного эля.
   Появление того самого вождя варваров в Сонандане граничило с невозможным.
Но в последнее  время  Нингишзида  жил  на  грани  реальности,  и  ничего  -
получалось.
   - Доложите правителю о прибытии гостей, - быстро приказал  он  одному  из
слуг. А сам отправился исполнять обязанности хорошего хозяина.
   Второй слуга, озадаченный верховным  жрецом  на  предмет  холодного  эля,
побрел на кухню, бормоча под нос:
   - У нас эля в глаза никто не видывал, где я ему отыщу это пойло?
   Повар оказался сообразительнее и снабдил  посланца  огромным  количеством
напитков, отрядив вместе с ним маленькую армию поварят  и  кухонных  слуг  с
подносами и подносиками, кувшинами и кувшинчиками,  блюдами  и  блюдцами,  а
также предметами, названий которым в человеческом языке нет, а есть только в
языке поваров, который,  как  известно,  на  несколько  порядков  сложнее  и
изысканнее.
   Варвар  благосклонно  отнесся  к  тому,  что  элем   гостеприимный   жрец
поименовал без разбору все прохладительные и горячительные напитки подряд. И
поглощал предложенное в необозримых количествах.
   - Совет нужен, - сказал он в перерыве  между  двумя  выпитыми  кувшинами,
вытирая бороду ладонью. - Мы мудрые и великие воины, но и нам  бывают  нужны
советы. Я пошел в храм, к жене.
   Нингишзида поперхнулся.
   - Великой Кахатанны нет, - сказал он. - А главное, у нее нет и  не  может
быть смертного мужа.
   - Она меня не полюбила, - печально признал варвар.  -  А  я  выгнал  всех
своих жен. Я дом новый отобрал, вот у этого. - Он  ткнул  пальцем  в  своего
спутника. - Ей понравится.
   Затем огляделся и признал:
   - Тут красивее. Ладно, я тут останусь.
   Возможное пребывание трикстерского рыжего вождя в качестве мужа богини на
территории Храма Истины так потрясло Нин