стоянии, заставила ее отказаться от этого намерения.
   Пока Каэтана несколько секунд  раздумывала,  гигантское  изваяние  высоко
занесло правую руку  со  странным  мечом,  грозя  обрушить  его  на  друзей.
Спасения не было, и только вздох  вырвался  одновременно  у  всех.  Ни  сила
Бордонкая, ни ловкость Джангарая, ни мастерство самой Каэтаны или изменчивая
природа близнецов не могли противостоять громадной каменной глыбе,  на  беду
им ожившей в глубине Даргина и стремящейся уничтожить их.
   Каэ крепко держалась одной рукой за мачту, стараясь подальше отодвинуться
от взбешенных взмыленных скакунов, а другой выхватила из ножен один из мечей
Гоффаннона и подняла его в таком же угрожающем жесте.
   Муравей против скалы. Зачем она это сделала, ей самой было неясно.
   Статуя внимательно глядела на Каэ и, когда меч вылетел из ножен, вибрируя
и выпевая боевую песню, заметно отодвинулась от плота. Затем на  поверхности
реки стал образовываться  гигантский  водоворот  -  человек-дракон  медленно
погружался под воду, опустив руку с зажатым в ней оружием; вот скрылись  под
водой его грудь, плечи, шея. Теперь глаза статуи  находились  приблизительно
на одном уровне с глазами Каэ.
   От  образовавшихся  волн  плот  закачало   с   удвоенной   силой.   Волны
обрушивались на застывших на плоту людей, обдавая их водой, угрожая смыть за
борт. Все цеплялись кто за что мог.
   Сковывающий ужас постепенно поднимался от живота к горлу, вызывая тошноту
и спазмы. Сознание  собственной  ничтожности  и  бессилия  переполняло  Каэ,
встретившуюся взглядом с изваянием. Правда, это ощущение возникало уже не  в
первый раз, но вот поди ж  ты,  она  жива,  в  отличие  от  многих  существ,
внушавших ей подобный страх.
   Она уловила непонятное выражение, мелькнувшее в глазах  статуи.  Или  это
только показалось? Вполне возможно,  что  птица  пролетела  над  бурлящей  и
кипящей рекой и тень от  крыла  легла  на  мраморное  лицо,  придав  взгляду
странный оттенок. Но спустя несколько секунд  Каэ  перестала  сомневаться  -
статуя смотрела на меч Гоффаннона.  Поскольку  она  больше  не  погружалась,
волнение  на  реке  слегка  улеглось.  Вода  успокоилась,  и  теперь  взорам
опешивших людей предстала удивительная картина.
   Вечереет. По широкой реке бежит сильная рябь, хотя ветра нет,  а  течение
небыстрое. Плот, несущий на себе семь человек и семь скакунов, колышется  на
волнах почти на середине реки, а примерно шагах в тридцати от него  из  воды
торчит громадная голова, высеченная из светлого гладкого камня.
   Юное лицо изумительной красоты и правильности очертаний сурово смотрит на
людей, сгрудившихся на плоту. Все это напоминает сон.
   То, что Каэ угрожает мечом этой исполинской глыбе, наконец вызывает у нее
самой приступ смеха. Это отнюдь не истерика, просто она вдруг  представляет,
как выглядит со стороны, и  смех  разбирает  ее  еще  больше.  То,  что  все
происходит в полной тишине, если не считать плеска воды и крика  птиц  (даже
кони уже успокоились), придает ее смеху жутковатый оттенок.
   Статуя смотрит на нее невыносимо долго, а затем ее губы начинают медленно
раздвигаться в улыбке. В этом простом движении столько нечеловеческого,  что
люди на плоту бледнеют. А лицо  статуи  наконец  достигает  того  состояния,
которое можно назвать улыбкой, и слегка кивает головой в  знак  приветствия.
Можно  подумать,  что  статуя  признала  путешественников  и  теперь  не  то
здоровается с ними, не то просит прощения за учиненный переполох.
   Затем взгляд изваяния оживает и переползает с клинка, который Каэтана  до
сих пор мертвой хваткой сжимает в руке, на ее лицо и обратно  -  на  клинок.
Затем статуя едва заметно кивает  во  второй  раз  и  начинает  осторожно  и
медленно поднимать руку из воды. То, что рука движется,  становится  понятно
только в последние минуты - по раскачиванию  плота  все  чувствуют,  что  из
глубины на поверхность поднимается нечто огромное и тяжелое.
   Изваяние наконец  поднимает  руку  настолько,  что  над  водой  возникают
кончики  пальцев.  Затем  человек-дракон  все  так  же  медленно  и   плавно
протягивает ладонь и пальцами легко разворачивает  плот  к  противоположному
берегу, толкая его в этом направлении. При этом статуя  пытается  изобразить
во взгляде вопрос, и ей это неплохо удается. Каэтана  кивает,  соглашаясь  с
диковинной помощью.
   Плот развивает невероятную скорость, несомый каменной ладонью к  желанной
цели. Статуя поддерживает судно над водой таким образом, что волны просто не
достигают его, и пассажирам  остается  только  крепко  держаться,  чтобы  не
слететь за борт. Лошади либо  понимают,  что  происходит,  либо  ошалели  от
страха настолько, что стоят не двигаясь.
   Огромный каменный хвост пенит воду, оставляя позади широкую белую  полосу
кипящей реки.
   Человек-дракон  безошибочно  выбирает  нужное  место  на  противоположном
берегу. Там удобно пристать - Широкая  песчаная  коса  полого  спускается  к
самой воде. Однако огромные  размеры  статуи  не  позволяют  ей  подплыть  к
мелководью, поэтому она медленно и по-прежнему  осторожно  опускает  могучую
мраморную руку,  давая  плоту  возможность  самому  добраться  до  желанного
берега. Скрипя бревнами, плот качается на воде. Но потрясенные люди все  еще
не могут взяться за  весла  они  стоят,  во  все  глаза  глядя  на  каменное
изваяние, которое в свою очередь  рассматривает  только  Каэтану.  Создается
впечатление, что статуя силится что-то произнести вслух, но  мраморные  губы
не могут раскрыться, и не раздается ни звука. В глазах человека-дракона явно
читается страдание. Наконец каменный гигант неуверенно наклоняет  голову  на
безупречно красивой шее и улыбается странной улыбкой, необычной даже на лице
изваяния.  Затем  поднимает  ладонь  в  прощальном  приветствии  и  начинает
медленно опускаться на дно.
   На месте его погружения возникает воронка. Плот находится довольно далеко
от этого места, поэтому образовавшийся водоворот его не  затягивает;  только
несколько раз  встряхивает  волнами,  разошедшимися  кругами.  И  воцаряется
тишина.
   Каэтана потрясла  головой,  отчаянно  пытаясь  понять,  что  же  все-таки
произошло: не то очередное избавление от страшной опасности, не  то  встреча
со старым знакомым, которого она не смогла  признать,  не  то  просто  чудо,
которое спасло их в последний момент. Бордонкай стряхнул с себя оцепенение и
как ни в чем не бывало взялся за весло, уверенно правя к берегу. Джангарай с
Ловалонгой посмотрели на него, как минуту  назад  смотрели  на  статую,  но,
вдохновившись его примером, тоже стали грести. Постепенно они вошли в ритм и
быстро подогнали плот к берегу. Эйя и Г.абия, все  еще  в  полном  молчании,
отвязали лошадей и стали сводить их на песок, следя за тем, чтобы ноги коней
не попадали между разъезжающихся бревен.
   - Кто-нибудь объяснит мне, что это было?  -  попытался  внести  некоторую
ясность Воршуд.
   После этих слов все не выдержали, и страшное напряжение  последних  минут
разрядилось   громогласным   хохотом.   Они    стонали,    утирали    слезы,
останавливались, чтобы перевести дыхание,  и  опять  смеялись  -  как  будто
кто-либо, кроме самой статуи, мог объяснить альву, что же произошло.
   Наконец, когда смех утих и они свалились на песок, позволив себе короткую
передышку, Джангарай произнес:
   - Учитель Амадонгха как-то рассказывал мне, что у безлюдных  берегов,  на
дне Даргина, с давних пор лежит статуя Йабарданая - Древнего Бога Моря. Хотя
он и называется Богом Моря, но властен над всеми водами  -  так  что  вернее
было бы назвать его Богом Водной Стихии. Говорят, когда-то здесь  стоял  его
храм.
   - Где же здесь храму стоять? - изумился Эйя. -  С  одной  стороны  лес  с
болотами, с другой - голая степь.
   - Великие боги! - возопил возмущенный альв. - Вы что же, не  знаете,  как
изменился мир за последние тысячелетия? В те времена, о которых рассказывает
Джангарай, на месте Тор Ангеха была великая страна - неужели вы до  сих  пор
этого не уразумели? Тригаранус  жил  в  руинах  древнего  города.  -  Воршуд
примолк, и тень печали набежала на его лицо при этом воспоминании, ибо  альв
не мог отделаться от мысли, что зверобог что-то хотел сказать перед смертью.
- Здесь стояло несколько городов, и они были весьма многолюдны, если  верить
летописям.
   - Я же забыл, что ты у нас библиотечный дух, -  огрызнулся  Эйя,  который
действительно почти ничего не знал об истории Варда, тем более  о  временах,
когда Арнемвендом правили еще Древние боги.
   - Могу не рассказывать, - обиделся  альв.  Когда  все  время  перебивают,
мысль теряется.
   - И я могу не рассказывать, - вставил Джангарай.
   - Нет, - возмутилась Каэ, - так не пойдет.  Нам  нужно  знать  как  можно
больше. Или мы уже так привыкли к чудесам, что  будем  воспринимать  их  как
должное?
   - Да, - сказал Бордонкай. И это короткое "да" само по себе  стоило  целой
речи.
   - Я же и говорю...
   Голоса альва и ингевона слились, а затем оба как по команде  замолчали  и
уставились друг на друга.
   - Первым начал рассказывать Джангарай, - сказала Габия. - А  ты,  Воршуд,
пожалуйста, потом все нам как следует растолкуй о древних временах.
   Когда  порядок  был  наведен,  Джангарай  наконец  смог  продолжить  свое
повествование:
   - Говорят, что во времена, когда Новые боги пришли на Арнемвенд,  Древние
уже редко здесь появлялись. Йабарданай был одним из первых, кто покинул  нащ
мир. Поэтому А-Лахатал без особого труда занял его место - в том числе и  во
всех храмах.
   Люди ведь всегда найдут выход из положения:  зачем  строить  новый  храм,
если вполне годится прежний? Только сбить  изображения  предыдущего  бога  и
изваять новые.
   Пока переделывали храм Йабарданая в храм А-Лахатала, все шло  гладко.  Но
когда скульптор решил срезать лицо Древнего бога с его изваяния  и  вырубить
прямо поверх него лицо  Нового  бога,  то  Йабарданай  все-таки  возмутился.
Говорят, именно в тот момент статуя ожила и раздавила  несчастного  мастера.
Еще утверждали, что она учинила в храме дикий погром, но это маловероятно  -
достаточно одной смерти, чтобы все поверили в существование Владыки Морей. В
общем, это место опустело, и его старались обходить стороной. Когда  же  лет
триста спустя статую решили утопить, Йабарданай вроде и не протестовал. Храм
разобрали, самые драгоценные вещи из него вывезли; все,  что  могло  гореть,
сожгли, а статую сбросили в Даргин.
   Люди здесь появлялись редко, поэтому много лет об этой  статуе  никто  не
слышал. А когда тогдашний правитель Урукура решил переправиться в этом месте
через реку, чтобы напасть на западные королевства  с  наиболее  незащищенной
стороны, изваяние поднялось со дна  Даргина  и  утопило  все  его  лодки.  -
Джангарай потер лоб. - Что касается лодок, то раньше, признаться, я в это не
верил, но теперь... наверное, так оно и было.
   Амадонгха рассказывал, что  разгневанный  на  людей  Йабарданай  приказал
своему изваянию уничтожать всех, кто захочет переправиться через реку в этом
месте или просто проплывет рядом. Почему же тогда он отпустил нас и с  таким
комфортом доставил на берег?
   - Очевидно, он  хотел  поговорить  с  госпожой  Каэтаной,  -  моментально
ответила Габия. - Она, и никто другой, привлекла его внимание.
   - Госпожа Каэтана способна привлечь внимание не только  статуи  бога,  но
даже  тупоголового  трикстерского  вождя,   -   рассмеялся   альв.   -   Это
неудивительно. Но все-таки откуда изваяние вас знает?
   Каэ, к которой был обращен этот вопрос, не знала ответа. Проще всего было
бы сказать "не знаю", не греша против истины. Но ей самой  не  давали  покоя
некоторые совпадения. Единственное, что можно было утверждать  наверняка,  -
это то, что статуя прежде всего признала меч  Гоффаннона,  а  уж  затем  его
владелицу. И те крохи сведений, которые  были  ей  доступны,  те  неясные  и
смутные обрывки легенд да бесконечные намеки - как мало  было  этого,  чтобы
понять, что нужно делать дальше, чтобы просто найти в себе душевные силы.  И
Арра, и влюбленный Эко Экхенд, и опальный бог Гайамарт - все они явно желали
ей добра. Отчего же никто не помог, не рассказал внятно, чего от  нее  ждут?
Неужели проще было жертвовать жизнью, рисковать собой, отдавать на  заклание
сына, нежели произнести несколько лишних слов? Втайне она уже  догадывалась,
что этим странным миром правят не боги, не маги,  но  некие  тайные  законы,
которые и требуют от всех без исключения  строгого  соблюдения  определенных
правил. Именно эти правила не допускают, чтобы некто посторонний облегчил ей
задачу познания себя, открыл ей истину, которую она должна  была  постигнуть
только самостоятельно.
   Там, в полузабытой теперь стране, которая все чаще и чаще  представлялась
виденным некогда фантастическим сном, Каэтана любила повторять: "Тебе  нужно
что-то, человек? Возьми это и заплати положенную цену". И как раз  этого  от
нее ждали - она должна была платить положенную цену. Знать бы еще,  какую  и
за что.
   С другой стороны, ей было грех жаловаться на эти самые законы и  правила.
Ведь она уже начинала понимать, что только благодаря им  разгневанный  Малах
га-Мавет еще не возник у нее на пути собственной персоной и не уронил ей  на
плечо тяжкую десницу в черной перчатке. Он  не  мог  перечеркнуть  линию  ее
жизни,  и  в  конечном  итоге  было  совершенно   не   важно,   что   именно
препятствовало ему. Каэ знала, что это всего лишь отсрочка,  возможно  очень
короткая, но она собиралась воспользоваться каждым лишним часом.
   При мысли об Эко Экхенде она в который раз испытала острую душевную боль,
и рука непроизвольно потянулась к зеленому  камню,  висевшему  на  шее.  Каэ
по-прежнему не  расставалась  со  своим  талисманом.  Или  это  талисман  не
расставался с ней, стойко перенося все тяготы пути.  Особенно  же  дорог  он
стал ей в последнее время, когда все в мире,  казалось,  перевернулось.  Что
хотела сказать немая статуя? О чем предупредить?  О  чем  спросить?  Ответов
могли быть сотни, но единственный верный  находился  далеко  в  запредельном
мире, где Каэ знала, кем является на самом деле.
   - Я здесь подумала, - заговорила  Габия.  -  Может,  госпожа  Каэтана  не
простая девушка, а имеет отношение  к  какому-нибудь  древнему  королевскому
роду? Уж больно много тайн вокруг ее происхождения.
   - Возможно, - сказал Ловалонга. -  Недаром  его  высочество  герцог  Арра
постоянно намекал на то, что госпожа даже более благородного  происхождения,
нежели он сам. А подобных людей на Варде не так и много.
   - Интересно, а что ты нам еще не рассказываешь?
   - Почти что ничего. Я сам знаю не больше  вашего.  А  госпожа  -  и  того
меньше. В общем, пока не дойдем до Тешуба, никто не решит своих проблем.
   - Ты думаешь, - осторожно спросила Габия, - Тешуб поможет и нам с Эйей?
   - Должен, - убежденно откликнулся альв. - Обязательно должен! Если сам не
знает, то назовет того, кто знает. Только нужно очень в это верить.
   - Я верю, - прошептала Габия. - Очень верю.
   - Ну ладно. - Джангарай решительно поднялся на ноги, протягивая Каэ руку,
чтобы помочь ей встать. - Пора двигаться дальше, времени у нас в обрез.
   Они быстро приторочили к седлам мешки с припасами и  самыми  необходимыми
вещами, с грустью заметив, что они стали гораздо легче. С одной стороны, это
было хорошо, но с другой - предстоящий переход  через  степь,  по  абсолютно
незнакомой местности, ориентируясь только  по  приблизительной  карте,  мало
радовал путешественников, потому что они реально смотрели  на  происходящее.
Однако отступать было некуда, и  спустя  несколько  минут  отдохнувшие  кони
несли их в глубь степи, к столице Урукура, знаменитому ал-Ахкафу.
   В очередной раз путешественники остановились  на  ночь  в  степи.  Чахлые
кустики да жухлая трава, пыльная и изжелта-серая, составляли основную  часть
пейзажа. Насколько можно было охватить  взглядом  это  унылое  пространство,
ничего примечательного в  нем  не  было.  Когда  солнце  стало  клониться  к
горизонту, серыми тенями выбрались из своих норок степные  зверьки  -  некое
подобие сусликов или сурков. Каэтана не смогла определить точнее, потому что
вблизи животных рассмотреть не удавалось.  Они  панически  боялись  и  самих
людей, и их фыркающих лошадей.  Кони  мирно  паслись  неподалеку,  пощипывая
траву с явным выражением отвращения на аристократических мордах. Джангарай и
Эйя обнаружили невдалеке  заросли  колючих  кустарников  и  теперь  пытались
обеспечить друзей топливом для костра, ломая их неподатливые ветки.
   - Что это они ломают? - спросила  подошедшая-к  месту  привала  Габия.  В
руках она держала две упитанные тушки довольно  большого  размера.  Судя  по
всему, пока брат занимался поисками топлива, она в  волчьем  обличье  добыла
еду для всего отряда.
   - Колючки, - лаконично ответил Бордонкай, наводивший полировку на  острое
как бритва лезвие секиры.
   - Почему колючки? - удивилась Габия.
   - А ругаются...
   Со стороны кустарников и вправду  неслись  разнообразнейшие  проклятия  и
соленые словечки.
   Каэтана помогла Габии освежевать тушки, попутно  определив,  что  зверьки
больше похожи на сусликов.
   Костер уже весело полыхал, и спустя  несколько  минут  аппетитное  сочное
мясо вовсю жарилось над огнем. Запах стал  распространяться  почти  сразу  и
вызвал острый приступ аппетита - жаркое обещало быть восхитительным.
   Все расслабились, отдыхая.
   Бордонкай покряхтел, посопел, но все-таки извлек из-под полы плаща  флягу
с драгоценной жидкостью  и  передал  ее  Джангараю.  Тот  выпил,  крякнул  и
поскорее ткнул питье Ловалонге. Аллоброг был осторожнее,  поэтому  отхлебнул
маленький  глоточек,  которого  ему  вполне  хватило,  чтобы  побагроветь  и
закашляться. После такого зримого результата Эйя и Габия отказались сразy  и
категорически, а альв - после недолгого  колебания.  Зато  Каэтана,  которая
давно уже отметила, что на Варде  почти  отсутствуют  по-настоящему  крепкие
напитки, приложилась с огромным  удовольствием  и  глоток  сделала  немалый.
Затем удовлетворенно вздохнула и со бралась повторить.
   - Нет-нет, запротестовал Бордонкай. - Предполагается, что  напиток  очень
крепкий. Слишком крепкий для такой хрупкой дамы, как вы, госпожа.
   - Но ведь он вполне мягкий и приятный на вкус, - возразила Каэ.
   - А предполагается, что очень крепкий, - ответил  исполин  категорическим
тоном, но не выдержал и первым рассмеялся.
   Все дружно подхватили его смех,  и  долгое  время  степь  оглашалась  все
новыми и новыми взрывами хохота. Странное дело - в любую  минуту  они  могли
погибнуть, и прекрасно об этом знали, а вот поди ж ты - никто из них  раньше
не смеялся так часто и заливисто.
   - Как хорошо жить, - прошептал Эйя,  обращаясь  в  основном  к  какому-то
хитроумно расположенному созвездию.
   Каэ отметила про себя, что так и не удосужилась расспросить у альва,  как
называются звезды и созвездия здешнего неба - да и не только про это.
   - Очень хорошо, - поддержала брата Габия. - Странно только, что поняли мы
это именно сейчас, а не раньше.
   - Просто вы живете теперь каждый день как последний, - откликнулась Каэ.
   Она размышляла о своем, а говорила то, что в голову приходило:
   - Если каждый день жить  как  последний,  то  не  станешь  делать  многих
ненужных вещей. А то, что нужно, будешь ценить гораздо больше -  потому  что
нет никакой гарантии, что завтра для тебя обязательно наступит.
   У костра воцарилась тишина, каждый примерял на себя эту мысль.
   В этот момент небольшая серая тень  метнулась  в  свете  костра  и  опять
скрылась из виду. Мечтательный настрой как рукой сняло. Все повскакивали  на
ноги, хватаясь за оружие. Урахаги моментально приняли волчье обличье  и  уже
седыми всполохами помчались в ночь догонять того,  кто  посмел  нарушить  их
покой. Все остальные замерли в ожидании, готовые в любую минуту принять бой.
   Ждать пришлос