и синими пятнами.  Отряд  стоял  на
берегу какого-то водоема, но воды в нем не было. Вместо нее во впадине мягко
плескалась какая-то густая, маслянистая жидкость кроваво-красного  цвета,  и
над ней поднимался густой розовый пар. Из водоема тоскливо  торчала  местная
осока - прямые, острые, твердые на вид стебли, которые и не думали сгибаться
под  порывами  ветра.  Сколько  хватало  взгляда,  перед  ними  простиралась
бесконечная равнина.
   - Этого не может быть, - прошептал Мешеде.
   - Чего? - Каэ обернулась к нему всем телом, ожидая пояснений.
   - Дело в том, что в наших легендах упоминалось  это  место...  Ан  Дархан
Тойон женился на смертной из Игуэя, но смертная была не простых кровей -  ее
семья пришла из другого мира. Вот  почему  ни  один  мужчина  Арнемвенда  не
захотел ее. От их союза и родился наш  народ.  -  Фенешанг  закрыл  глаза  и
крепко стиснул зубы. Ему было не то страшно, не то слишком хорошо.
   - Это место, откуда пришли ваши предки? - просто спросила Каэтана.
   Никто не ответил, но ей и не нужно было слышать ответ.

***

   - Я говорил, что мир любит тебя, - сказал  Барнаба.  -  Если  Мелькарт  и
приложил все усилия к тому, чтобы не  дать  тебе  возможности  добраться  до
талисманов первой и наверняка обеспечить преимущество своему  слуге,  то  во
всяком случае ему не удалось погубить нас. Мы в дружелюбном пространстве.  И
как-нибудь отсюда выберемся.
   - Я не властен над этим миром, - сказал Джоу Лахатал. -  Все,  на  что  я
здесь способен, больше похоже на фокусы,  которые  показывают  в  ярмарочных
балаганах.
   - Ну и фокусы не все умеют показывать, - успокоила  его  Каэтана.  -  Это
тоже много, если разобраться.
   - Застрянем мы тут надолго. Что говорят знатоки этого мира? -  Рыжий  бог
полулежал на локте, перебирая пальцами траву.
   - Ничего не говорят. Осматриваются и благоговеют.
   - Так поторопите их. Пусть благоговеют побыстрее,  а  затем  переправляют
нас назад.
   - Это невозможно, Змеебог, - произнес за спиной у Лахатала  встревоженный
Тотоя. - Этот мир отличается от прочих тем, что имеет  собственный  разум  и
свою волю. Когда-то он породил фенешангов; затем открыл им  выход  в  другое
пространство; а затем не принял их, когда они хотели вернуться.  Он  рождает
живые существа, а затем расселяет их в соседних мирах... Он многое может, но
никто не смеет указывать ему, как поступить.
   Мешеде стоял на коленях перед кроваво-красным водоемом.  Жидкость  в  нем
пришла в движение, и теперь какое-то подобие волн  пробегало  по  плотной  и
гладкой  поверхности  в  разные  стороны.  Фенешанг,  казалось,  внимательно
вчитывался в одному ему понятное послание.
   - Он может и не отпустить нас, - внезапно забеспокоился  Барнаба.  -  Мне
придется  вернуться  в  прежнее  состояние,  а  остальные  так  и  останутся
бессмертным украшением этого пространства.
   - Что ты несешь? - разъярился га-Мавет. - С  какой  стати  ты  паникуешь?
Сейчас Мешеде договорится со своим праотцем, и мы отсюда  спокойно  отбудем.
Зачем мы тут нужны?
   - Здесь нет времени, нет жизни и нет смерти в  строгом  смысле  слова,  -
печально вздохнул Барнаба. - Лично мне здесь  страшно,  хотя  ничего,  кроме
даровой вечности, нам не грозит.
   - А каково времени почувствовать себя погруженным  в  чужую  вечность?  -
поинтересовался Арескои.
   - Не спрашивай, - поморщился толстяк. Сунул было руку за пазуху в поисках
медового коржика или спелой золотой хурмы, но не нашел.  По  каким-то  своим
личным соображениям  этот  странный  мир  счел  нужным  изъять  у  него  сии
предметы.
   - А это уже произвол, - потускнел Барнаба.
   Каэ заметила,  что  у  него,  в  последнее  время  обретшего  устоявшуюся
внешность, снова стали расползаться к ушам  глаза  и  колебаться  на  разной
высоте брови. Толстяк развоплощался с катастрофической скоростью. Он  поймал
ее недоумевающий взгляд и виновато пояснил:
   - Вочеловечение имеет свои недостатки, я осознаю себя  и  свои  поступки,
обладаю памятью и волей,  зато  я  завишу  от  очень  многих  вещей.  Будучи
развоплощенным, я неуязвим  и  могуществен.  Если  я  захочу  избавиться  от
дружеских объятий этого болотца, которое себя как-нибудь  очевидно  именует,
мне придется потерять теперешний вид...
   - Этот мир называет себя Тайара, - торжественно  объявил  Римуски.  -  Он
решил наградить Интагейя Сангасойю за все, что ей довелось  пережить,  и  за
все, что она сделала в сопредельных пространствах. Ему также по душе трое ее
бессмертных  спутников.  И  нам,  своим  блудным  детям,  он  тоже   выказал
благоволение. Мир  Тайара  принимает  нас  и  обязуется  вечно  сохранять  в
наилучшем состоянии, поддерживая нашу жизнь и молодость.
   Лицо фенешанга выражало нездешнее счастье.
   - Что с тобой, Римуски? - забеспокоилась Каэ. - Тебе плохо?
   - Что ты говоришь, великая?! - испугался тот. -  Я  более  чем  счастлив.
Предел мечтаний для любого из нас - вернуться на землю наших прародителей  и
остаться   здесь   навсегда,   не   ведая   болезней,    войн,    несчастий,
несправедливости и всех иных зол, которыми изобилуют прочие миры.  Вдумайся,
Каэ! Здесь нет боли, нет зла, нет ненависти, нет предательства....
   - А что, - сказал Джоу Лахатал. - Это  интересная  перспектива.  Я  теряю
свое сомнительное всемогущество, а обретаю то, к чему всегда стремился. Ведь
все мы в конце пути видим именно эту цель: покой, мир, тишину, вечность.
   - И никаких смертей, - мечтательно протянул га-Мавет.
   - И никаких ошибок? - спросил Арескои.
   - Конечно, никаких, - ответил Тотоя.
   - Даже самых глупых и самых страшных?
   - Даже таких, -  кивнул  головой  фенешанг.  -  Мир  Тайара  дарует  вам,
каждому, именно то, о чем каждый всегда мечтал. И тебе, Барнаба, не придется
развоплощаться. Ты, напротив, изменишься.
   Каэ с ужасом посмотрела на толстяка.  Словно  в  подтверждение  последних
слов Тотои, мир Тайара принялся за работу. Наверное, он был очень  старым  и
очень сильным, этот мир, потому что даже Барнаба казался здесь  маленьким  и
потерянным ребенком. А кто-то  добрый  и  могущественный  успокаивал  его  и
вознаграждал за перенесенный страх: разноцветный  толстяк,  явившийся  одним
прекрасным днем к храму Кахатанны, внезапно вытянулся, стал шире в плечах  и
уже в талии. Ноги его  обрели  стройность,  руки  -  силу.  Волосы  завились
мелкими кудрями, а нос стал тонким, хищно изогнутым, пальцы удлинились, губы
сузились, зубы стали крупнее  и  белее.  И  вот  уже  стоит  перед  Каэтаной
незнакомый  красавец  и  довольно-таки  глупо  таращится  на  своих   друзей
огромными голубыми глазами.
   - Дайте мне зеркало! Дайте мне что-нибудь, чтобы взглянуть на себя!
   Джоу Лахатал протянул зеркало, которое выудил прямо из сплетения трав,  и
со странным выражением лица протянул тому, кто совсем недавно был Барнабой.
   - Ух ты! - Барнаба восхищенно рассматривал себя,  стараясь  заглянуть  за
спину. - Красота какая!
   - Красота. - Голос Каэ прозвучал в диссонанс общему настроению. -  Ладно,
вы тут порадуйтесь пока. А мне нужно побеседовать с миром Тайара.
   - Это невозможно, - сказал Мешеде.
   И отступил под прожигающим взглядом Богини Истины.
   - Видишь ли, не знаю, как и почему мы попали сюда. Но здесь меня никто не
спросил, что считает счастьем Интагейя Сангасойя. И  поскольку  никто  и  не
собирается спрашивать, то я расскажу сама. И  я  не  завидую  миру,  который
откажется меня слушать.
   - Помолчи, - попросил Барнаба. - Я о таком воплощении только мечтать мог.
Оставь все как есть.
   - А это все равно не ты, Барнаба. И можешь продолжать терять себя в угоду
чьей-то воле, неизвестное мне существо. А ты, Змеебог, можешь сидеть в столь
милом твоем сердцу покое, но запомни, что это будет продолжаться до тех пор,
пока ты не поймешь, что покой прекрасен только  тогда,  когда  он  заработан
кровью, потом и слезами. А ни за что, за так, по чьему-то  попущению  -  это
чушь. И ты взбесишься здесь, в этом своенравном местечке, где даже горам нет
места и даже волны какие-то липкие и тихие. Но будет поздно, Лахатал.
   И ты,  Смерть,  поймешь,  что  в  пустоте  отсутствие  смерти  -  это  не
преимущество, а недостаток. И когда ты захочешь что-либо изменить,  то  тебе
никто не позволит этого сделать. И ты  станешь  игрушкой  в  руках  старого,
обезумевшего от вседозволенности пространства.
   Земля выгнулась горбом под ногами гневной богини, пытаясь сбросить ее.
   - Не нравится? - зло и весело спросила она. - А я еще не объяснила  тебе,
мир Тайара, что Истина одна, одна на всю Вселенную. Она многолика, чтобы  ее
легче было признать, но она одна. И ее нельзя запереть  нигде!  Меня  нельзя
запереть нигде, слышишь! Меня  нельзя  наградить  или,  наоборот,  наказать.
Потому что я сполна плачу за все свои поступки. Я сама себе хозяйка. И я  не
хочу  мира,  в  котором  нет  несправедливости  лишь  потому,  что   понятие
справедливости в нем также отсутствует. Я не хочу жить в мире, где нет  зла,
потому что никто не знает, что такое добро.  Я  не  хочу  постоянного  света
только потому, что нет и не может быть тени!
   И мне нужно быть на Арнемвенде, сию минуту нужно быть там, чтобы помешать
моему врагу. Если ты думаешь, что его черные дела  тебя  не  затронут  и  не
коснутся, то ты заблуждаешься. Ты пуст, мир Тайара! Ты труслив  и  глуп!  Ты
предлагаешь погремушки воину и куклы - взрослой женщине. Отпусти меня, иначе
ты пожалеешь о своем упрямстве!
   Голос ее звенел, и звенели диковинными голосами  два  клинка,  висящие  в
ножнах за ее спиной. А доспехи запульсировали огненными всполохами. Га-Мавет
с ужасом признался себе, что именно такой - гневной и грозной - была она тем
памятным вечером, когда он убил  по  случайности  весельчака  Джангарая.  Он
помнил свой поединок с Каэтаной, еще не знавшей, что она не просто смертная,
и был уверен, что никакой мир не сможет ей сейчас противостоять.  Во  всяком
случае, желтоглазый бог не хотел бы быть на месте этого мира.
   Пространство вокруг Каэ заколебалось и поплыло, теряя  четкие  контуры  и
очертания.
   - И я хочу оказаться возле тайника с талисманами!
   Спутникам Каэ показалось, что сам небосвод тяжко-тяжко вздохнул...
   ... Он шел к ним,  легко  шагая  по  спутанной,  упругой  растительности.
Четверо фенешангов при виде этого существа низко склонились,  а  бессмертные
слегка изменились в лице.
   Существо это больше всего было похоже на огромного  фенешанга.  Такая  же
шоколадная кожа, ослепительно красивое лицо и синие глаза.  Правда,  он  был
втрое или вчетверо выше  гигантов-полубогов.  Белые  волосы,  заплетенные  в
сотни косичек и собранные в узел на макушке, пенным водопадом спускались  до
самой земли. Громадные звездчатые сапфиры были вплетены  в  них  без  всякой
системы, где придется. Сиреневая и синяя растительность этого мира  оплетала
его ноги до колен, образуя диковинную обувь. Наряд был соткан  из  перьев  и
цветов, а может, это просто было очень похоже я перья и цветы, но  на  самом
деле являлось чем-то иным.
   - Это и есть Тайара! - сказал Фэгэраш,  обращаясь  к  Каэ.  -  Ты  должна
воздать ему почести...
   - Он - верховный бог этого диковинного мира? - спросил Арескои, ни к кому
конкретно не обращаясь, но Римуски прошептал:
   - Что ты! Это Тайара!
   - Здравствуйте, дети мои, - прогрохотал Тайара,  простирая  над  головами
фенешангов могучие руки. - Здравствуйте, чужие дети. Я и вам рад. Здравствуй
и ты, девочка-богиня...
   -  Здравствуй,  -  ответила  Каэтана.  Она  не  испытывала  страха  перед
великаном, однако разговаривать с ним было неудобно  -  приходилось  слишком
высоко задирать голову. - Сядь на траву, а  то  мне  приходится  кричать,  -
попросила она.
   Тайара захохотал, словно могучий поток пронесся через пороги, перекатывая
камни и тонны воды.
   - Я не бог, - отсмеявшись, обратился он к Джоу Лахаталу. - Я - лицо этого
мира, так он является к своим детям.
   Затем уселся на землю, скрестив под собой ноги.
   - Итак, ты собираешься поспорить со мной? - спросил он у Каэтаны. - Ты не
боишься меня?
   - Нет, не боюсь.
   - Ты вообще ничего не боишься?
   - Так не бывает, - ты прекрасно знаешь, что я подвержена страхам,  как  и
все прочие живые существа. Но мой страх - это еще не причина, чтобы бояться.
Мне нужно выполнить свою работу, а я не могу сделать ее,  находясь  в  чужом
пространстве.
   - Это не чужое пространство, - терпеливо пояснил Тайара. - Я принял  вас,
и вы теперь родные мне. Я сделаю вас счастливыми, даже если вы не  понимаете
этого. Мне кажется, все со мной согласны, только ты слишком близко к  сердцу
принимаешь чужие проблемы; остынь, расслабься...
   Каэтана подошла ближе к великану. Даже сидя, он возвышался над  ней,  как
несокрушимая  скала,  поросшая  плющом.  Было  безумием  спорить  с  ним   -
прекрасным и могучим, уверенным и спокойным. И  что  могла  ему  сказать  та
маленькая девочка, какой казалась Каэ на его фоне? Какие слова  должна  была
отыскать?
   Интагейя Сангасойя сделала всего несколько шагов, но она странным образом
изменилась за эти  секунды,  словно  переступила  невидимую  границу.  И  ее
спутники не верили своим глазам: куда-то исчезла юная,  хрупкая,  веселая  и
милая девушка. Вместо нее перед  духом  мира  Тайара  стояла  неукротимая  и
могущественная воительница - больше, чем  просто  богиня.  А  за  ее  спиной
высились два воина в полном вооружении. И почему-то  фенешангам  показалось,
что они сильнее любой армии.
   - Отпусти меня на Арнемвенд, - молвила Каэ.
   И Тайара немного смешался.
   - Но я не держу тебя силой, - пробормотал он. - Если хочешь,  ищи  дорогу
сама. Я не люблю, когда от моих подарков  отказываются.  Вместо  того  чтобы
благодарить меня за то, что ты осталась  жива  и  не  попала  во  враждебное
пространство, ты бунтуешь, будто я лишил тебя  чего-то  очень  дорогого.  Но
чего? Объясни мне: кровь, смерть, боль - это тебе мило?
   Думаешь, я не  знаю,  что  сказала  Судьба?  Цикл  завершен,  мир  должен
измениться. Что бы ты  ни  сделала,  Мелькарт  выиграет  Вторую  войну,  так
сложилось. Именно он сейчас является тем очистительным пламенем,  в  котором
должно сгореть былое и из которого родится грядущее. С точки зрения  Судьбы,
нет ни зла, ни добра. Есть начало и конец. Твой Арнемвенд закончился, и вы -
вместе с ним. А я предлагаю спасение и вечность...
   - Это правда? - спросил Арескои.
   Она не могла солгать, хотя этот  случай  требовал  лжи  во  спасение.  Но
каждый должен делать свой выбор с открытыми глазами.
   - Правда.
   - Тогда на что ты надеешься? - спросил Тайара.
   - Я не надеюсь, я просто не  верю  в  Судьбу.  Судьба  решается  здесь  и
сейчас, а не где-то там, за гранью.
   - Каэ, останься, - попросил Барнаба. - Это твой шанс.
   Кахатанна молчала. Такахай и Тайяскарон стояли  возле  своей  госпожи  не
отступая ни на шаг, защищая ее спину И она даже не задумалась над тем, каким
образом они приняли человеческий облик - не это  было  главным  Она  стояла,
раздувая ноздри, сжимая  кулаки.  Ей  необходимо  было  вернуть  себе  давно
утерянное могущество - власть над пространством, над мирами, над предметами.
Она никогда прежде так не нуждалась в этих божественных способностях.
   Фенешанги и трое богов отводили взгляд  и  выглядели  виноватыми,  но  на
помощь не торопились.
   - Подумай, - попросил Джоу Лахатал, - вечность покоя...
   - И никаких ошибок, - продолжил Арескои. - Это чего-то стоит.
   - И быть таким, каким всегда мечтал, - подал голос Барнаба.
   - А главное - больше не нужно убивать. Вечная жизнь,  ты  это  понимаешь?
Праздник жизни! - почти выкрикнул га-Мавет.
   Каэ поморщилась, беспомощно осмотрелась, пытаясь сообразить,  что  теперь
делать.
   - Ты можешь, госпожа, - внезапно сказал Такахай. - Ты все можешь,  просто
не помнишь об этом. Если тебе нужно уйти отсюда и попасть на Арнемвенд, уйди
и вернись туда, куда хочешь.
   Она взглянула на него недоверчиво:
   - Ты думаешь?
   - Я слишком долго и слишком преданно  люблю  тебя,  чтобы  обманывать,  -
печально улыбнулся воин.
   - Послушай его, - вмешался Тайяскарон. - И еще вспомни о том, что доспехи
Ур-Шанаби кого угодно не признают своим владельцем.
   - Ну хорошо! Я попробую.
   Она надела на голову сверкающий  золотистый  шлем,  на  котором  крылатый
дракон угрожал  кому-то  оскаленной  пастью,  крепко  взяла  за  руки  обоих
братьев-воинов - Ворона держал в поводу Такахай - и негромко приказала себе:
   - Немедленно на Арнемвенд, в Сараган!
   И все вокруг послушно откликнулось на этот  приказ.  Повинуясь  ее  воле,
ткань  пространства  раздалась,  пропуская  ее  наружу,  и  она  шагнула   в
открывшуюся пустоту, не колеблясь ни минуты. На своих спутников она даже  не
оглянулась: Каэтана была уверена, что каждый волен выбирать  свою  дорогу  и
волен сам расплачиваться за свой выбор.

***

   На болоте стоял такой же густой туман, как и в мире  Тайара.  Собственно,
ничего не изменилось,  и  Каэ  на  какую-то  минуту  засомневалась  было,  а
получилось  ли.  Не  хватало  еще   застрять   в   чрезмерно   гостеприимном
пространстве на  все  свое  бесконечное  будущее.  Но  тут  она  с  радостью
обнаружила, что ее кусают совершенно родные, прекрасно знакомые комары;  что
стоит она у замшелого камня и ноги по щиколотку утонули в жидком месиве. Что
в голове копошатся радостные мысли о  сарвохах  и  прочих  жителях  болот  -
словом, дома.
   Мечи она со смешанным чувством грусти и облегчения обнаружила висящими за
спиной, в прежнем виде.
   Попытка оказаться прямо возле тайника  с  талисманами  Джаганнатхи  одним
усилием  мысли  ничего  не  дала.  Видимо,  такие  вещи  ей  положено   было
проделывать не часто и только в безвыходной ситуации. Также не появлялись по
ее  божественному  повелению  никакие  предметы.  В  отличие  от   остальных
бессмертных, ничего существенного она прямо из  воздуха  извлечь  не  могла.
Получалась какая-то путаница, но разбираться в ней времени  не  было,  да  и
особого  желания  -  тоже.  Возможно,  подумала  она  во  внезапном  приливе
вдохновения, проблемы Арнемвенда и ее  предназначение  на  самом  деле  были
единственной истиной и она оказалась тут потому, что иначе быть не могло.  И
умение преодолевать пространство тут ни при чем хотя бы потому,  что  его  в
помине нет.
   - Ф-фу, - внезапно сказал кто-то, и Каэ чуть не подпрыгнула на  месте  от
неожиданности. - Фриклюфение! Ф ума фойти мофно!
   - Ниппи! - обрадовалась она. - Я про тебя успела забыть! Что  же  ты  все
это время молчал?!
   - Молфял? Эфо я молфял? - Перстень даже захлебнулся от негодования.  -  Я
крифял, я вофил, я фтуфял ногами... Неф, не фтуфял - ног неф.
   - А я не слышала ни слова.
   - Конефно, эфоф фаразит никому фказафь слофа дафт.
   - А как ты себя чувствуешь?
   - Луффе! Фкоро загофорю как феловек. И горафдо фольше...
   Каэтана подумала, что удовольствие это сомнительной но  всух  произносить
ничего не стала. В конце концов, Ниппи  -  это  ее  единственная  ниточка  к
тайнику. И еще не хватало, чтобы он обиделся.
   - А ты молофеф! Мне понравилофь...
   - Спасибо, Ниппи. Лучше скажи, куда идти.
   - Направо! - произнес перстень четким и звучным голосом. Наверное,  очень
постарался.
   Шла она  совсем  недолго.  Маленький  островок  смутным  пятном  замаячил
впереди. И благоразумный Ниппи, соблюдая все меры предосторожности, невнятно
прошипел, что, дескать, искомое место - вот  оно.  И  что  он  чует  наличие
талисманов, так что следует поторопиться.
   Каэ и без того времени зря  не  теряла.  Ступив  на  твердую  землю,  она
уверенно зашагала в сторону одинокой скалы, на самой верхушке которой  лежал
большой и плоский камень.  Он  даже  выглядел  тяжелым,  и  она  со  вздохом
подумала, что присутствие  гигантов  фен-шангов  или  Джоу  Лахатала  с  его
братьями лишним не было. Но на нет и суда нет, как  говорили  в  ее  прошлой
жизни.
   Интагейя Сангасойя изо