очень скоро опять уйду во внешний мир. Обещай мне .
запомнить главное: мы сами виноваты в том, что с  нами  случилось.  Мы  ушли
отсюда раньше, чем нас изгнали эти глупые, не в меру разыгравшиеся  дети.  Я
бы уступила им эту землю, будь уверена в том, что они со временем  прорастут
в нее всей душой, всеми корнями и будут беречь и охранять ее лучше, чем  это
смогли  сделать  мы,  их  предшественники.  Но  я  чувствую  на  Ар-немвенде
присутствие чужой злой воли. И боюсь, у них не хватит времени и сил.
   Я долго ждала, отец, заговоришь ли ты об этом первым. Но ты не решаешься.
Либо действительно не знаешь, что здесь происходит. А  происходит  страшное.
Когда вы ушли отсюда, в мире осталось великое множество незаполненных  мест.
Но мир не терпит пустоты - он стал спешно  восстанавливать  сам  себя.  Сюда
пришли Новые боги - более слабые, менее мудрые, чем мы; но  лучше  они,  чем
вообще ничего и никого. Однако, отец, оглянись вокруг. Ты только что говорил
о маленьких богинях маленькой любви - это правда. А ведь  не  только  любовь
стада маленькой... Отец! Где мой брат - Олорун?
   - Все-таки вспомнила, - обреченно прошептал Барахой.
   - Где он, отец?!
   - Не знаю, девочка...
   - И ты приходишь в этот мир со спокойной совестью? Неужели ты не  видишь,
что некто или нечто уже получило над ним власть и  теперь  только  укрепляет
ее, протягивая свои щупальца дальше и дальше?
   - Я никогда не хотел задумываться над этим, дитя.  Вселенная  велика,  и,
став старше...
   - Став старше, я не стану хуже, папа. Во всяком  случае,  не  хочу  стать
хуже. Я еще помню, что значит честь, свобода, достоинство и ответственность.
И не буду сидеть сложа руки.
   Барахой  смотрел  на  нее  испуганно.  Она  совсем  не   напоминала   ему
собственную дочь. Перед ним стояла решительная,  сильная  женщина,  узнавшая
горе и радость,  счастье  и  печаль,  любовь  и  потери.  И  она  собиралась
сражаться. Это он понял очень и очень хорошо,
   - Неужели вы оставите этот мир беззащитным? Неужели бросите ваше творение
на произвол судьбы? Барахой задумался:
   - Я обещаю тебе, что приму решение. И что не оставлю этот мир.
   - Правда?
   - Правда. Ведь иначе я не смогу смотреть тебе в глаза?
   - Не сможешь, - твердо ответила Каэтана.
   - Значит, я приму решение. А какая вторая вещь беспокоит тебя?
   - Я очень хочу уйти отсюда и побродить по миру. Я гасну изнутри...
   - Что с тобой? - встревоженно спросил Барахой.
   - Память, обычная память о тех, кто не дошел  со  мной  до  этого  храма.
Страшная боль - до крика, до воя.
   - Нам нельзя кричать, - тихо произнес Древний бог. - Разве сердце Экхенда
кричит?
   Каэтана невольно прикоснулась рукой к талисману.
   - Нет, отец. Только согревает и оберегает.
   - Вот видишь.
   - Я знаю. Но поверь, это ужасно. Я хожу среди колонн, смотрю,  какие  они
огромные, мощные, устремленные ввысь,  -  а  вижу  Бордонкая.  Я  рассказала
Траэтаоне о его смерти, и он скорбел о великане.
   Здесь много альвов - служителей и паломников, - и в  каждом  мне  чудится
Воршуд. Собак и волков я вообще не могу  видеть.  А  Джангарай  и  Ловалонга
снятся каждую ночь и зовут с собой. Сам рассуди - можно ли так жить?
   - Тебя никто не заставляет так жить. Ты сама себе это выбрала.  Когда  ты
родилась, мы с матерью не знали, какое могущество тебе дано. Не знали,  есть
ли оно у тебя. Долгое время твоя  божественная  суть  вообще  ни  в  чем  не
проявлялась. А магия почти не давалась тебе. Мы удивлялись,  хоть  и  любили
тебя ни на каплю меньше. А потом  как-то  в  одночасье  выяснилось,  что  ты
носишь в себе множество разгадок тайн, сути вещей.
   Ну же, вспоминай, напрягай память. Странно, что эта мысль еще  не  пришла
тебе в голову. Ты же делаешь это каждый день,  каждый  час,  каждую  минуту.
Скажи, ты их хорошо помнишь?
   Безумная надежда мелькнула в глазах Великой Кахатанны.
   - Ты хочешь сказать, что я могу... что это вообще возможно?
   - Конечно. Никто никогда не умел этого делать, а ты могла. Недаром тебе и
храмы сооружали получше. Недаром к  тебе  и  приходят  навсегда.  Ты  должна
помнить, что суть предмета или живого существа важнее той формы,  в  которую
она заключена. Возьми любую форму, вложи в нее суть, и ты получишь истинное.
И вообще, милая, кто кому должен это рассказывать?
   Вспомни, как они смеялись, ходили, говорили. Ты знаешь все их мысли,  все
устремления. Собери все это в памяти и принимайся за работу. Они  в  тебе  -
отпусти их.
   Я всегда хотел иметь девочку, - тихо проговорил Барахой, водя рукой по ее
волосам. - Маленькую. Чтобы  дарить  игрушки,  защищать  и  быть  ей  всегда
нужным. Я как-то не задумывался над тем, что однажды она вырастет.  А  когда
это произошло, то случилось само собой, совершенно неожиданно для меня. И  я
не знаю, что теперь делать.
   Игрушки тебе не нужны. Защитить я тебя не сумел, а мудрости и силы у тебя
не меньше, чем у меня. Но  все  равно,  помни,  что  я  люблю  тебя  и  буду
стараться во всем помогать. Позови, если  будет  нужно.  Или  просто  так  -
обязательно позови.  Поговорим.  А  может,  попутешествуем,  если,  конечно,
отпросимся у твоего грозного Нингиш-зиды. Я знаю массу интересных мест, тебе
понравится.
   Он поцеловал Каэтану в лоб, сжал ее в объятиях и исчез.
   Следом за ним исчез с храмовых ступенек и скомканный плащ, и... бутыль  с
вином из храмовых запасов.
   Увидев это, Каэ рассмеялась звонко и  счастливо  -  впервые  за  все  это
время.
   Богиня деловито пососала поцарапанный палец и опять по  локоть  погрузила
руки в глину. Она добыла себе большой кусок размером с собственную голову  и
с увлечением им занялась. Работая, она разговаривала с кем-то, кто  жил  уже
внутри этой бесформенной массы; спорила с ним, соглашалась, напевала под нос
песенки и иногда прислушивалась, словно надеялась получить ответ.
   ...Накануне на взмыленном жеребце прискакал  вестник  с  сообщением,  что
великий император, Потрясатель Тверди, Лев  Пустыни,  аита  Зу-Л-Карнайн  со
свитой прибудет через месяц в Сонандан, чтобы поклониться Великой Кахатанне,
а также испросить у нее совета и благословения...
   Через несколько часов под пальцами Каэтаны проступили  знакомые  до  боли
черты округлого лица. Удивленно смотрели большие круглые глаза, круглые  уши
были  плотно  прижаты  к  голове,  а  мягкая  податливая  глина   постепенно
превращалась в кокетливую шапочку, сдвинутую набекрень.
   Работы было много, а времени -  всего  месяц.  И  она  торопилась,  чтобы
успеть к назначенному сроку.
   Каэтана лепила Воршуда.



    Виктория УГРЮМОВА
    КАХАТАННА II
    ОБРАТНАЯ СТОРОНА ВЕЧНОСТИ



Анонс

   Этот чарующий мир населен героями и небожителями. Новые  и  Древние  боги
оставили  былую  вражду,  чтобы  сойтись  в  борьбе  против  могущественного
воплотителя Зла, коварного  Мелькарта.  Увлекательное  и  полное  опасностей
путешествие ждет героиню романа Каэтану. Но в мире  бессмертных,  где  время
летит словно драконоподобный конь Траэтаоны, тебе всегда  придут  на  помощь
друзья. Вечный Воин, Небесный Кузнец.

ПРЕДИСЛОВИЕ

   Основные события начинаются обычно в том  самом  месте,  где  историки  и
летописцы ставят жирную точку, вытирают вспотевший лоб и говорят облегченное
"Уф!".
   Самое главное случается  между  двумя  кульминациями,  которые  торопятся
запечатлеть гении и графоманы, очевидцы, провидцы и любители древности.
   Вечность  изображается  как   бесконечная   цепь   ярких   событий,   как
нескончаемые звенья одной цепи, крепко спаянные,  неразрывные;  как  пестрая
череда невероятно занимательных историй. Но на  самом-то  деле  все  обстоит
иначе. У вечности, как и у всякого иного  грандиозного  полотна,  есть  своя
изнанка, своя обратная сторона, к которой никто  и  никогда  не  обращается,
потому-де она обыденна, не представляет никакого интереса и ничего не значит
в истории развития общества. Но главное-то происходит как раз здесь.
   Серые, скучные, непритязательные будни решают все.
   Именно здесь разыгрываются  настоящие  трагедии  и  драмы;  именно  здесь
принимаются великие решения и рождаются творцы мира. А то,  что  закономерно
вытекает из этих серых будней и ярким фейерверком вспыхивает  на  небосклоне
истории, об этом уже можно и не писать. Можно, конечно, и писать, но  только
не стоит забывать о том, с чего все начиналось.
   Обратная  сторона  вечности  -  заплаты,   лоскутки,   обрывки,   узелки,
дырочки... Стоит ли тратить на это время? Наверное, все-таки стоит, хотя  бы
для того, чтобы узнать,  сколько  по-настоящему  стоит  парадная  -  лицевая
сторона.

ЧАСТЬ 1

   - О, Кахатанна, Великая  и  Сокровенная,  о  Суть  Сути  и  Мать  Истины,
Интагейя Сангасойя... - тянул хор жрецов.
   - Одну минуту! Сейчас иду! - крикнула Каэ в приоткрытую дверь.
   Жрецы поперхнулись и замолкли.
   Впервые за последние две с лишним сотни лет Воплощенная Истина собиралась
явиться ищущим ее. Храм снова был готов принимать паломников,  знающих  свое
истинное имя. И огромное количество  людей  хлынуло  в  Сонандан  в  поисках
утешения.  Особенно  же  много  их   стало   прибывать   после   того,   как
распространились слухи о битве на  Шангайской  равнине.  Позорное  поражение
Новых богов подорвало веру в них, и люди находились  на  распутье,  перестав
вначале понимать, к кому им теперь вообще  обращаться  со  своими  бедами  и
горестями. Однако паломничество в Безымянный храм, находившийся в  Запретных
Землях - за Онодонгой, - которое предпринял молодой фаррский  завоеватель  -
основатель громадной империи, с чьим мнением было бы абсурдно не  считаться,
- восстановило угаснувшую было веру в Великую Кахатанну.
   Богиня готовилась предстать перед своим народом, и это была одна из самых
трогательных минут в ее жизни. Она никогда не  осознавала,  да  и  не  могла
осознать, как сильно, как верно, как отчаянно  ждали  ее  в  родной  стране,
которая и в ее отсутствие жила по заповеданным в глубокой древности законам.
И хотя Каэ не подозревала, сколь много значила она для сангасоев,  считавших
себя ее детьми,  но  вполне  отдавала  себе  отчет  в  том,  как  трудно  им
приходилось в последнее  время.  Даже  боги  потерпели  несколько  поражений
подряд от неведомого противника, который постепенно стал вмешиваться во все,
что происходило на Арнемвенде. Он все еще  оставался  в  тени  -  невидимый,
неслышимый но уже незримо присутствующий, и от этого было только страшнее.
   Она  не  пустила  служанок  в  свою  комнату,  готовясь  к  торжественной
церемонии: ей хотелось побыть наедине со своим храмом, поговорить со  своими
друзьями - с теми, кто привел ее сюда, преодолев огромное пространство.  Она
слышала их голоса, ощущала прикосновения.  На  самом  деле  она  никогда  не
расставалась с ними; и что за беда, что больше ее друзей никто не  встречал?
Статуи Бордонкая  и  Джангарая,  Ловалонги  и  Воршуда,  Эйи  и  Габии  были
установлены недалеко друг от друга, вне храма, - в том месте, которое должно
было бы им понравиться больше всего, - в священной роще Салмакиды.
   Каэтана не знала, сколько  времени  сидела,  погруженная  в  свои  мысли.
Однако вспомнила все-таки о своих  обязанностях  и  принялась  готовиться  к
торжественному выходу.
   Спустя некоторое время  на  пороге  небольшой  уютной  комнаты  в  правом
притворе храма Истины  появился  верховный  жрец  Нингишзида,  облаченный  в
золотистые праздничные одеяния.
   - Каэ, дорогая, - взволнованно произнес он, - там вас ждут...
   - Я же сказала: сейчас иду. Посуди сам -  не  могу  же  я  явиться  людям
растрепанной или с плохим настроением.
   - Я не об ищущих, Суть Сути, - сказал  Нингишзида,  причем  невооруженным
глазом было видно, что Суть Сути он произносит скорее по привычке, никак  не
связывая  это  торжественное  обращение  с  хрупкой  темноволосой  девушкой,
которая  сидела  сейчас  вполоборота  к  нему,  перед  огромным  зеркалом  в
бронзовой раме в виде извивающихся драконов.
   - А о ком же? - удивилась она, пытаясь пришпилить непокорную прядь.
   Заколки  были  зажаты  у  нее  во  рту,  поэтому   голос   стал   звучать
приглушеннее.
   Каэтана второй час возилась с собственной прической: за время  странствий
ее и  без  того  непокорные  волосы  совершенно  отвыкли  от  парикмахерских
ухищрений и  теперь  на  всякую  попытку  уложить  их  реагировали  бурно  и
неоднозначно.
   - Если бы я знал... - обреченно вздохнул Нингишзида.
   За те полгода, что Суть Сути и Мать Истины жила в собственном храме, жрец
привык  не  только  к  чудесам  и  божественным  явлениям,  но  и  к   любым
неожиданностям. Его теперь трудно было  удивить  сообщением  о  том,  что  к
вечернему чаю ожидается кто-нибудь из Древних богов - скажем, Вечный Воин  -
Траэтаона - со своим монстрообразным конем. А поэтому последнему  необходимо
приготовить что-нибудь  вкусненькое.  Благо,  что  драконоподобное  верховое
животное обожало обыкновенную рыбу,  которой  в  Сонандане  было  более  чем
достаточно.
   Все происходящее Нингишзида воспринимал теперь со стоическим, философским
спокойствием. Но сегодняшний посетитель даже на него, привыкшего  ко  всему,
произвел неизгладимое впечатление.
   Утром к храму Кахатанны подошел смешной толстый человечек - глаза у  него
были разного цвета (правый - карий, левый - синий); солидное  брюшко  мешало
ему как следует поклониться  верховному  жрецу,  а  может,  он  не  очень  и
старался? Но Нингишзида не любил, чтобы ему кланялись: в храме Истины быстро
отвыкаешь гнуть спину перед кем бы то ни было.
   Присмотревшись, жрец понял, что разными у толстячка были не только глаза,
но и все остальное. Уши у него были разноразмерные, зато солидные; одна рука
явно короче другой; брови болтались на  лице  на  разной  высоте,  производя
впечатление плохо закрепленных кисточек  -  они  ездили  и  подскакивали  по
переносице и лбу так, словно жили отдельной, весьма деятельной жизнью.
   Наряд паломника тоже был весьма необычным: пестрый, яркий, без каких-либо
признаков симметрии - дикая смесь заплат,  кисточек,  помпонов  и  карманов,
которую нормальному человеку не пришло бы в голову называть одеждой. К  тому
же толстячок постоянно находился в активном движении -  настолько  активном,
что Нингишзиде стало казаться, будто очертания его фигуры тоже меняются: вот
он стал выше, стройнее, вот опять переместился в прежнюю кругленькую плотную
форму.
   - Приветствую тебя,  почтенный  странник!  -  молвил  жрец,  стараясь  не
обращать внимания на очевидные странности, творившиеся с человеком.
   - И я тебя приветствую, - ответил тот.
   Звук его голоса  потряс  Нингишзиду  еще  более,  чем  внешность.  Словно
прозвучало одновременно множество голосов -  высоких  и  низких,  мужских  и
женских, детских и старческих.
   "Наваждение какое-то", - подумал жрец и  сделал  незаметный  знак  рукой,
подзывая к себе воинов и молодых служителей: кто его знает, зачем  пожаловал
нежданный посетитель.
   - Я не так опасен, как ты думаешь, - немедленно  отреагировал  тот,  хотя
вроде жеста жреца увидеть не мог. - Во всяком случае,  я  не  опасен  здесь.
Поэтому слуг можешь не звать, но... если тебе так будет спокойнее, то  я  не
возражаю - зови. Это ничего не меняет. Слушай меня  внимательно:  мне  нужно
срочно увидеться с Каэтаной.
   - Она об этом знает?  -  спросил  жрец,  усмотрев  в  паломнике  личность
неординарную.
   - Нет.
   - А, значит, ты пришел искать Истину? - сказал Нингишзида как можно более
официально, стараясь совладать с паникой и проигнорировать  слова  странного
человека.
   Все-таки не слишком многие были  осведомлены  о  том,  что  пришедшая  на
Шангайскую равнину в день великой битвы с Новыми богами женщина  и  Интагейя
Сангасойя, Суть Сути и Мать Истины, - это одно и то же лицо.
   - Я ищу не Истину и не ее богиню. Великая Кахатанна пусть помогает другим
- честь ей за это и хвала, но  мне  она  помочь  не  сможет.  Я  ищу  именно
Каэтану. Тебе понятно, сморчок?
   А вот сморчком Нингишзиду называть не следовало  никому:  ни  неизвестным
посетителям, ни верховным богам, ни духам, ни демонам. Он никогда  и  никого
не боялся, только вот сейчас не знал, как поступить.
   Жрец не мог ни повернуться и  уйти,  оставив  грубияна  разбираться,  как
захочет, в его собственных проблемах, ни идти к Каэ - ему ужасно не хотелось
выполнять просьбу странного существа. А причины для отказа нашлись быстро  и
в большом количестве: нельзя  было  исключить  возможность  того,  что  этот
человек мог оказаться очень и  очень  опасным.  И  хотя  враги  проникали  в
Сонандан довольно редко,  в  последнее  время  мир  изменился  не  в  лучшую
сторону.
   - Что тебе нужно от богини? - спросил Нингишзида. - я ее верховный жрец и
готов помочь тебе,  скажи  только  в  чем.  Мы  все  здесь  служим  Интагейя
Сангасойе, и если ты не хочешь говорить со мной, побеседуй с любым из жрецов
Кахатанны, а уж они решат, сможешь ли ты увидеться  с  Великой  Богиней.  Ты
заходил в храм? Называл имя?
   - Мне не нужен храм, мне не нужны ответы на незаданные вопросы...
   Ищущего, если он уже пришел в Сонандан, не изгоняют из храма Истины, даже
когда  его  внешность  или  манера  поведения  не  нравятся  кому-нибудь  из
служителей.
   "А жаль", - свирепо подумал про себя Нингишзида, решая, как быть.
   И тут произошло первое чудо сегодняшнего дня (удивительный  паломник  при
всей своей необычности на чудо все-таки не тянул).
   Жрец поднял голову и увидел прямо перед собой  расплывчатые  фигуры  трех
полупрозрачных монахов, активно кивавших головами, советуя ему  соглашаться.
Монахи эти заставили Нингишзиду глухо застонать.
   Сонандан никогда не был обычным государством, в котором жизнь текла  серо
и буднично. А с появлением Каэтаны здесь и вовсе началось светопреставление.
   Так, однажды Нингишзида  заметил  в  парке  три  бесплотных,  бестелесных
сущности, более всего похожих на монахов  неведомо  какой  церкви,  которые,
оживленно переговариваясь,  прошли  прямо  сквозь  него.  Затем  опомнились,
остановились и вежливо раскланялись, прижимая  руки  к  груди  в  одинаковом
жесте. Верховный жрец не знал, как расценить это  событие  -  как  еще  одно
явление гостей Сути Сути или как обычную  галлюцинацию,  на  которую  вполне
имел право после всего, что ему довелось услышать от своей богини. К тому же
постоянное ее пребывание  в  мире  людей  несколько  выбило  уравновешенного
прежде жреца из колеи. В самом деле, когда ты идешь по  парку,  а  в  десяти
шагах  от  тебя  сама  Воплощенная  Истина   кормит   черепах   в   бассейне
прозаическими  червями,  поневоле  станет  не  по  себе.  А  отсюда   и   до
галлюцинаций не очень далеко. Он все же  решился  поделиться  с  Каэ  своими
сомнениями и задал ей вопрос напрямик:
   - Они существуют или нет?
   - Как тебе сказать? - растерялась Каэ. -  Вообще-то  -  нет.  Но  могу  с
уверенностью сказать, что ты их видел, а это редко кому удается.
   Такого диагноза Нингишзида вынести уже не смог и монахов с того памятного
дня постановил считать плодом своего воображения.
   И вот твоя собственная галлюцинация всячески подбивает тебя  на  принятие
решения, которое ты принимать не хочешь. Жрец потряс головой.
   - Я скажу богине о твоей просьбе, - сухо обратился он к паломнику.
   Толстячок не то криво улыбнулся, не то гримасу скорчил, не то передразнил
жреца - но разве с таким лицом поймешь?
   Нингишзида пожал плечами и стремительно двинулся к храму. Решение у  него
созрело такое: Истина на то и истина, чтобы разобраться, что к чему.  А  вот
охрану он приставит самую серьезную...
   - Так что тебя смущает  в  этом  посетителе?  -  спросила  Каэ,  перестав
смотреть в зеркало и всем корпусом разворачиваясь к собеседнику.
   Раздался негромкий звук - это гребень  дождался  наконец  момента,  чтобы
выскользнуть из прически. Волосы словно вздохнули, распрямляясь. Секунда - и
вот буйная и непокорная гр