стараемся.
   Поляна огласилась смехом. Когда отдышались,  Ловалонга  внимательно  всех
оглядел и спросил:
   - Вы ему поверили?
   - Наверное, да, - ответила Каэ. - Хотя до конца я верю только вам.
   - Похоже на правду, - откликнулся Джангарай.
   - Да, - пробасил Бордонкай. - Я тоже верю. Он справедливо все рассудил.
   - И мне кажется,  что  он  был  очень  грустный,  но  четно  все  пытался
объяснить, - вмешалась Габия.
   - Во всяком случае, хорошо, что он нас предупредил об  ущелье,  -  сказал
Джангарай.
   - А если там засада? - спросил. Эйя.
   - Не думаю. - Ловалонга двинулся вперед и уже на ходу добавил:
   - Я слышал об этом ущелье множество не самых прекрасных легенд.
   Они были там - девять высохших, выбеленных временем  скелетов,  одетых  в
доспехи.  Только  магия  древнего  заклятия  удерживала  вместе  их   кости,
болтающиеся от порывов ветра, который в ущелье был довольно сильным.  Девять
Баронов по-прежнему охраняли проход через скалы. Они были вооружены  мечами,
копьями, пиками и топорами. Их головы венчали шлемы, из-под поднятых  забрал
которых скалились на пришельцев безглазые белые черепа. Самый высокий скелет
в шлеме с навершием в виде головы медведя был закутан  в  алый  плащ  поверх
панциря и опирался на двуручный меч. Он стоял в наиболее узком месте ущелья,
всем своим видом давая понять, что не пропустит никого.
   - Дошли, называется, - сказал альв. - И что теперь?
   - Опять сражаться, - беззаботно откликнулся Джангарай.  -  Не  вечные  же
они.
   - По-моему, как раз вечные, - печально промолвил Эйя. - Во всяком случае,
я плохо представляю себе, как можно убить мертвого во второй раз.
   - У нас нет выбора, - сказала, Каэ. - Или мы убьем их, или они убьют нас.
   - Охо-хо-хо, -  вздохнул  Воршуд  так  тяжко,  что  все  не  выдержали  и
захихикали.
   - Боишься? - спросила Габия.
   - Спина болит, - обиделся альв. - Не в моем возрасте по скалам прыгать.
   - Ты  же  не  просто  так  прыгаешь,  ингевон.  -  Ты  же  до  библиотеки
допрыгаешь.
   - Если доживу, - опять вздохнул альв. - Я вот иногда думаю - как  же  это
меня угораздило? Я, по сути, совершеннейший домосед, тихоня - и  тут  такое:
левиафаны, бессмертные, ящеры, варвары, скелеты еще... Что за  жизнь  теперь
на Варде?
   - Странная жизнь, - серьезно ответила Каэ. - Мне кажется, не  слишком  ли
много нечисти?
   - Новых богов благодарить надо.
   - А зачем это им? - спросил Эйя.
   - Характер такой, - прогудел Бордонкай. Он  поднялся  на  ноги,  стряхнул
землю с колен и спросил:
   - Двигаться будем или весь день здесь сидеть?
   - Конечно, двигаться. Только вот план надо наметить, - сказал Ловалонга.
   - Какой еще план? - возмутился великан. - Войдем в ущелье, и пройдем  его
насквозь с боем - дело нехитрое.
   -  Хитрое  не  хитрое,  а  повоевать  придется.  -   Джангарай   каким-то
сладострастным движением притронулся к  рукоятям  своих  мечей.  -  Ну,  все
готовы?
   - Все, - в один голос ответили  друзья.  Они  понимали,  что  больше  нет
смысла задерживаться для дальнейших наблюдений. Скелеты стояли неподвижно  и
могли так провести еще не одно десятилетие...
   Они выбрались из-за скалы и стали не таясь подниматься вверх по тропинке.
Рано или поздно им бы все равно пришлось  встать  лицом  к  лицу  с  девятью
баронами, потому что другого пути через скалы не существовало.
   - Я пойду первым, - сказал Бордонкай. - Только вы держитесь на пару шагов
позади, чтобы мне было удобно размахнуться.
   - Ты бери на себя первого, у входа, -  сказала  Каэ,  -  а  мы  войдем  в
ущелье. Тебе там  все  равно  не  развернуться  -  вот  мы  с  Джангараем  и
поработаем.
   - Нам бы только на площадку выбраться, - подтвердил ингевон.
   - Понятно, понятно.
   Бордонкай приготовил к бою  свою  секиру,  сжался,  к  пружина,  а  затем
распрямил  свое  огромное  тело  и  одним  стремительным  броском  преодолел
последние несколько шагов, отделяющие его от края площадки.  Одновременно  с
этим его руки резко  выпрямились,  и  сверяющее  лезвие  описало  в  воздухе
широкий полукруг. Стоящий у края площадки скелет в шлеме с головой медведя в
навершии  только-только  опускал  вниз  безглазый  череп,  а  Бордонкай  уже
дотянулся до него в прыжке и подрубил кости ног.
   Скелет тяжело рухнул на  камни  и  отчаянно  заскреб  руками  в  немой  и
бессильной  ярости.  Бордонкай  выскочил  на  каменную  площадку  и,  словно
дровосек, разрубил лежащий перед ним скелет  на  несколько  частей.  Страшно
было видеть, как проклятое и нелепое создание продолжает жить, отвратительно
извиваясь своим изломанным подобием тела. Гремели пустые доспехи, в  которых
неумирающие кости пытались двигаться,  но  не  могли  сами  по  себе  ничего
сделать. Отделенная от тела голова яростно щелкала зубами, и  Каэ  могла  бы
поклясться,  что  злобные  неистовые  взгляды  пустых  глазниц  сверлят   ее
насквозь. Но она над этим не задумывалась,  и  они  с  Джангараем  вырвались
вперед.
   Само собой вышло, что Каэтана шла первой. Она вытащила из ножен оба  меча
и легко вращала ими. Джангарай  шел  следом,  в  точности  повторяя  все  ее
движения.
   Восемь баронов стояли друг за другом в узком проходе,  двое  первых  были
вооружены тяжелыми мечами. Каждый из  этих  мечей  был  короче,  чем  клинки
Каэтаны, - поэтому она не слишком боялась  встречи  с  противником.  Скелеты
были  весьма  подвижны  для  людей,  умерших  пятьсот  лет  тому  назад,  но
фехтовальщикам все  же  казались  довольно  неповоротливыми.  И  Каэ  слегка
удивилась тому, что за все это время их  никто  не  уничтожил,  -  возможно,
суеверный страх оказывался сильнее любого оружия.
   Она довольно быстро провела  целую  серию  обманных  движений,  не  делая
выпадов, ибо понимала, что колющие удары ей не помогут.  Несколько  коротких
секунд держала жесткую защиту, затем  быстро  отступила  назад  и  взмахнула
мечами в противоход. Лезвия коротко взвизгнули и разрубили  тело  барона  на
три неравные части. Ноги скелета отлетели в одну сторону, позвонки вместе  с
грудным отделом, обряженным в кольчугу, - в другую, а голова - в третью.  Не
успел воин упасть, как на Каэтану ринулся  следующий,  -  он  был  в  полном
боевом облачении, а шлем у него оказался серебряным, пре красной  работы,  с
драконьими  крыльями  по  бокам.  Свой  клинок  он  держал  обеими   руками,
вертикально перед собой. Каэтана не стала принимать бой, резко  нырнула  под
руку нападавшего и предоставив ему разбираться с Джангараем.
   Она выскочила из-под меча, чтобы чуть не  попасть  под  свистящее  лезвие
боевого топора, который со всего маху обрушил было ей на  голову  мертвец  в
черном плаще и золотых поножах, чудом державшихся на костях его ног.  Черепа
его не было видно  за  клювастым  забралом,  а  шлем  был  украшен  плюмажем
ярко-алого цвета, так и  не  поблекшим  за  столетия  стояния  на  страже  у
прохода.
   Топор вздымался и опускался, не оставляя Каэтане возможности приблизиться
к противнику. Будь это человек, она смогла бы пробить его защиту  и  нанести
несколько колющих ударов в область шеи, лица или груди.
   Но сейчас это было совершенно бесполезно, и  она  несколько  растерялась,
уклоняясь от ударов топора. Наконец Каэ отступила на два шага назад, и барон
двинулся следом за ней, без устали разрубая воздух.  Каэ  понимала,  что  он
может так сражаться не только часами, но и , сутками,  но  у  нее  в  запасе
времени вообще не было.
   Тело само услужливо подсказало выход. Когда между двумя скелетами в узком
проходе образовалось расстояние в несколько длинных  шагов,  Каэтана  высоко
подпрыгнула, взвилась в воздух, перекувырнулась  через  голову  и  в  прыжке
отвела правую руку с зажатым в ней мечом Гоффаннона далеко назад.  Следующие
ее действия были совершены одно за другим в считанные  секунды:  падая,  она
разрубила скелет по всей длине, от плюмажа до тазобедренных суставов,  кроша
и ломая металл доспехов и  кости.  Она  приземлилась  на  корточки,  поэтому
нападающий на нее следующий барон промахнулся и только  впустую  нанес  удар
шипастой булавой на том уровне, где должна была оказаться ее  голова.  Перед
самым приземлением Каэтана успела развернуться и выбросить вперед левую руку
с клинком, поставленным вертикально, после чего все в том же едином движении
поднялась на ноги, отрубив противнику руку  с  булавой.  инок  мягко  срезал
доспехи, идя снизу вверх.
   А удар тяжелого палаша принял на скрещенные клинки уже Джангарай, который
буквально измельчил следующего противника в костяную муку.  Остальные  члены
маленького отряда двигались следом, давя каблуками мертвые, но  продолжающие
шевелиться кости неупокоенных воинов.
   Скелет с отрубленной рукой еще пытался  нападать  но  Каэ  разрубила  его
ударом "падающий лист"  от  ребер  до  таза.  То,  что  осталось,  раздробил
Бордонкай.
   Шестой барон отчаянно работал пикой - Джангарай был уже  ранен,  не  имея
возможности уклоняться от ударов в узком проходе, и Каэ, увидев это,  пришла
в ярость.
   - Я тебя чему  учила?  -  завопила  она  и  одним  махом  разрубила  пику
посередине.
   Не  встретив  сопротивления,  скелет,  увлекаемый  тяжестью   собственных
доспехов, с грохотом рухнул вперед и попал во власть исполина, перерубившего
его секирой на четыре части - вдоль и поперек.
   Седьмой скелет при жизни был выдающимся фехтовальщиком - это  они  поняли
по его спокойной позе. Он стоял, сжимая в правой руке клинок, а  в  левой  -
длинный кинжал с широкой узорчатой гардой,  которой  легко  было  поймать  и
сломать лезвия чужих мечей. Он двинулся  навстречу  врагу,  искусно  работая
обоими клинками. "Даже  Джангарай  должен  уступить  ему  в  мастерстве",  -
подумала Каэ, соображая, как подступиться  к  противнику.  На  черепе  этого
скелета еще сохранились остатки  длинных  белокурых  волос  -  они  не  были
покрыты шлемом.
   Каэтана еще быстрее стала  вращать  клинки,  образуя  перед  своим  лицом
подобие блестящего стального щита.
   Наконец скелет допустил долгожданную ошибку, и Каэ обрушила  на  его  шею
оба меча с обеих сторон. Голова слетела с плеч, но он  продолжал  двигаться,
наступая на маленькую,  изрядно  запыхавшуюся  женщину,  и  тогда  Джангарай
решительньм  движением  преградил  ему  дорогу.  Он  ловко  провел  обманное
движение и отрубил скелету кисть у самого  запястья.  Через  секунду  вторая
рука, отрезанная по самый локоть, отлетела в сторону.
   Последний мертвец сжимал в руках  странное  и  страшное  оружие  с  двумя
лезвиями с обоих концов и рукоятью посредине.
   - Только этого любителя нам не хватало, - пробормотала  Каэ,  глядя,  как
легко скелет расправляется  с  Джангараем,  парируя  любые  удары  и  нанося
ответные с не меньшим искусством.
   - А ну-ка отойди! - скомандовала она ингевону  в  тот  момент,  когда  он
начал отступать под натиском защитника ущелья.
   Последний барон был выше остальных и ненамного уступал Бордонкаю в росте.
Судя по ширине его панциря, и в плечах он был ненамного  уже,  чем  исполин.
Его  скелет  сохранился  лучше  остальных  и  был   весь   увешан   золотыми
украшениями.
   Сражаясь с ним, Каэ чувствовала, что плечи ломит, в висках стучит  кровь,
а перед глазами начинают плыть пятна. Она чуть  было  не  споткнулась  и  не
потеряла  то  небольшое  преимущество,  которое  выиграла  в  самом   начале
поединка, задавая барону свой темп сражения. Сознание того, что это страшное
существо вот уже пять столетий охраняет ущелье, превращая путников  в  такие
же  безглазые  белые  скелеты,  как  и  он  сам,  наполнило   Каэ   чувством
негодования. Она сразу же почувствовала себя значительно лучше  -  открылось
второе дыхание. Теперь она фехтовала,  как  в  зале  на  тренировках,  -  не
сражаясь за свою жизнь, но исполненная  желания  победить.  Мечи  Гоффаннона
пели и стонали в сгущающихся сумерках. Наконец правый клинок принял на  себя
удар барона, а левый перерубил тонкий и хрупкий позвонок в  том  месте,  где
заканчивался нагрудный панцирь.  Барон  рухнул  к  ногам  Каэтаны  сломанной
куклой,  а  она  тремя  молниеносными  и  точными  ударами  прекратила   его
существование  как  единого  целого,  оставив  позади   себя   груду   слабо
шевелящихся костей и чеканного металла.
   Запыхавшиеся бойцы медленно пересекали ущелье Девяти Баронов,  в  котором
больше не стояли на страже грозные мертвецы. Каэтане  их  было  очень  жаль,
хота причины этой жалости она не смогла бы толком объяснить.
   -  Вы  совершили  невозможное!  -  восхищенно  прошептал  Эйя,   которому
оставалось только идти следом за йнгевоном и госпожой и наблюдать,  как  они
уничтожают врага.
   - Это Бордонкаю спасибо, - откликнулась Каэтана.  -  Самое  главное  было
выбраться с тропинки на площадку, а все остальное уже несложно.
   - Ну да, несложно, - возразил Воршуд. -  Видели,  сколько  там  скелетов,
доспехов и оружия валялось?
   - Их воспринимали как живых противников, - объяснил  Джангарай.  -  Живых
противников, которых нельзя убить. И потому боялись.
   - А вы?
   - А мы понимали, что они уже мертвы. - Джангарай вопросительно  посмотрел
на госпожу, но она не возражала. - Мы просто шли.
   - Просто шли, - подтвердила Каэтана.
   Они миновали ущелье и выбрались с другой стороны скал, с  которых  сбегал
веселый поток и небольшим водопадом обрушивался вниз, к темнеющему лесу. Его
громадное пространство простиралось от подножия скал  до  самого  горизонта.
Впрочем, в свете закатного солнца линия горизонта была видна очень смутно.
   - Где будем ночевать? - спросила Габия. Все уставились на Каэтану, но она
отмахнулась:
   - Где угодно.
   - Тогда здесь, - сказал Ловалонга. - Здесь нас никто не потревожит.
   Когда утром следующего дня они спустились со скал уже по  другую  сторону
ущелья Девяти Баронов, альв, ступив на плотный и темный ковер мха, вздохнул:
   - Ну вот, опять болото. Бордонкай, может, ты все-таки полюбишь болота?
   - Зачем? - изумился гигант.
   - А затем, что мне начинает казаться: всю оставшуюся жизнь мы проведем на
болотах.
   - Ну, знаете ли! - взревел Бордонкай.
   - И где, интересно, находится город джатов? - спросила Габия.
   - Одни боги ведают, безмятежно откликнулся Джангарай.
   - А как же мы можем в него не попасть, если не знаем, где он?
   - Посмотрим. -  Ингевон  широко  шагал  по  мху,  погружаясь  в  воду  по
щиколотку.  -  Так  ведь  это  не  болото,  а  сплошное  удовольствие,  если
сравнивать его с болотом Аллефельда.
   Всходило солнце, освещая  лучами  изумрудную  зелень  Тор  Ангеха.  Здесь
царило буйство красок и  запахов.  Огромные  деревья  возносили  ввысь  свои
пышные кроны. Великолепные цветы - яркие, крупные и  невероятно  душистые  -
усыпали пышные  кусты.  Стволы  деревьев  были  увиты  лианами  и  какими-то
неизвестными ползучими растениями  с  мелкими  и,  как  оказалось,  колючими
листьями.
   Под ногами во все стороны разбегалась мелкая шумная живность.  Диковинные
птицы пели на разные голоса, отчего на душе становилось празднично и легко.
   Однако идти по мху по щиколотку в воде оказалось делом утомительным; едва
солнце поднялось над  горизонтом,  как  в  лесу  наступили  духота  и  жара.
Удушливые испарения поднимались от влажной почвы, тучи жужжащих  надоедливых
насекомых  начали  отравлять  путешественникам  жизнь.  Они  задыхались   от
непривычной влажности, истекали липким потом и уже спустя несколько часов  с
ног до головы были заляпаны грязью.
   - Кошмар какой-то, - пожаловался альв. - На первый  взгляд  казалось  так
красиво. А тут, знаете ли, всякой гадости не меньше, только еще  и  жарко  в
придачу.
   - Я бы, кажется, кожу  снял,  -  сказал  Джангарай,  вытирая  мокрый  лоб
грязной ладонью, отчего по всему его лицу  прошла  широкая  коричнево-черная
полоса.
   Эйя и Габия сделали просто: они обернулись волками и теперь  уныло  брели
по лесу, высунув языки и тяжело дыша, - шерсть спасала их от насекомых, зато
им было жарче, чем людям.
   Так, в войне с мошкарой, гнусом и жарой, прошел этот выматывающий длинный
день. Нумнегир действительно протекал через весь лес, и они  ориентировались
по нему, углубляясь в чащу Тор Ангеха.
   Впервые он ощутил себя живущим в незапамятные времена. Он открыл глаза, и
первое, что они увидели, была темнота. Тогда он не  знал  такого  слова,  но
сразу же чувствовал ее липкое, холодное и пустое прикосновение.
   В этой темноте что-то двигалось,  шевелилось  и  жило  своей  собственной
жизнью.
   Он  неуверенно  приподнялся  и  сел.  Тело  его  было  тяжелым  и   плохо
повиновалось.  В  этот  момент  вспыхнул  первый  в  его  жизни  свет.  Свет
понравился ему гораздо больше темноты - теплый, живой, реально существующий.
И в этом свете он увидел живое существо Оно было  прекрасно  и  смотрело  на
него, улыбаясь. Оно так понравилось ему, что он протянул руки  и  заговорил,
пытаясь высказать сразу все нахлынувшие чувства. И странное существо подошло
ближе и потрепало его по голове...
   Джоу Лахатал  создал  Тавроса  Тригарануса  не  из  необходимости,  а  по
собственной прихоти, чтобы посмотреть,  что  у  него  получится.  Получилось
вполне сносно, но не  очень  интересно.  Тригаранус  был  лишен  способности
говорить и только  невнятно  мычал,  силясь  высказать  какую-нибудь  мысль.
Впрочем, бог серьезно сомневался в том, что в уродливой  высоколобой  голове
созданной им твари могут вообще возникать мысли.
   Сама идея произвести на свет это существо возникла у Джоу Лахатала, когда
он странствовал по континенту в поисках старых храмов и древних  городов.  В
центральной части Варда, в девственном тропическом лесу, он  натолкнулся  на
развалины, которые потрясли его своей красотой. Гигантские здания, сложенные
из грубо отесанных глыб, были исполнены особого  изящества,  помноженного  к
тому же на обаяние старины. Увитые ползучими растениями, засыпанные землей и
древесной  трухой  мраморные  фонтаны,  потрескавшиеся  и  поросшие   травой
каменные плиты на древней площади - мертвое воспоминание  о  былых  славе  и
могуществе неведомого народа - понравились Верховному богу.
   Недалеко от этих развалин он обнаружил  жалкое  поселение  -  ряды  грубо
сработанных хижин, в которых обитало дикарское  племя,  поклонявшееся  огню.
Джоу Лахатала позабавила мысль вдохнуть жизнь в умерший город и заодно  дать
дикарям собственного бога. И поскольку ничто не мешало ее воплощению,  он  и
создал странное существо, поселив его  в  старом  храме.  И,  не  беспокоясь
больше о будущем своего творения, покинул эти места.
   Несколько дней Тригаранус провел в том месте,  где  явилось  ему  впервые
прекрасное создание, ожидая, что оно наконец  придет  за  ним  и  заберет  с
собой. Но время шло, а он оставался в  одиночестве,  заброшенный,  жалкий  и
покинутый. И совершенно несчастный. Он ощущал себя разумным созданием,  хотя
и не мог вполне точно определить  свои  ощущения.  Он  наивно  полагал,  что
является одним из таких же существ, как и то, которое он  увидел  при  своем
появлении на свет.
   Обрывки разрозненных знаний  об  устройстве  внешнего  мира,  о  людях  и
предметах бесцельно блуждали в его мозгу, но он не особенно задумывался  над
их происхождением. Для него все было естественным.
   Однако спустя несколько дней он стал ощущать незнакомое  прежде  чувство,
которое неожиданно для самого себя определил  как  голод.  Затем  из  глубин
сознания возникла следующая мысль: чтобы утолить неприятное чувство  голода,
нужна пища. К тому же ему было плохо в темном и пустом  здании,  где  царили
холод и сырость. И он выбрался наружу.
   До тех пор, пока он не встретил первого человека, ему  было  и  невдомек,
насколько  огромным  и  грозным  он  является  для  окружающих.  Он  еще  не
воспринимал человека как пищу, хотя и не исключал этой возможности, - мысли,
возникшие в этом мире вместе с ним по прихоти Джоу Лахатала, не  подчинялись
ему, а появлялись одна за другой яркими цветными  картинкам