озилось.  Джангарай  приостановился  на   минуту,   желая
удостовериться, что это нечто  не  несет  никакой  опасности,  но  в  то  же
мгновение большая сеть, сплетенная из гибких лиан,  упала  на  него.  Он  по
инерции пробежал еще несколько шагов, волоча ее за  собой,  и  тяжело  упал,
запутавшись окончательно. Падая, он  крепко  стукнулся  головой  обо  что-то
твердое, и хотя буйная шевелюра смягчила удар, все же в глазах  у  Джангарая
потемнело, если только  это  возможно  в  ночной  темноте.  Ингевон  потерял
сознание и не слышал, как, пойманные  в  такие  же  сети,  сыплют  яростными
проклятиями его друзья.
   В несколько  минут  все  было  кончено.  Дикари  действительно  оказались
хитрее, как и предполагал Ловалонга.  Увидев  грозного  противника,  они  не
стали рисковать жизнью  многих  воинов,  а  заманили  волков  в  примитивную
ловушку, В оправдание  близнецов  можно  было  сказать  только,  что  лесным
жителям не раз приходилось ловить таким образом диких зверей живьем.  Крепко
связанных друзей с триумфом понесли в селение, где их с нетерпением ждали.
   Они умудрились заснуть прямо на  весу  и  спали,  когда  их  доставили  в
туземную деревню, спали, когда бросили на земляной пол хижины,  все  так  же
связан-ньк, и заперли на мощный засов. Они спали и  видели  совсем  неплохие
сны, пока солнце не встало высоко над горизонтом. Дикари своих пленников  не
беспокоили. Они оплакивали тех, кто не вернулся этой ночью с охоты.

***

   Каэтана проснулась оттого, что  затекла  и  невыносимо  болела  шея.  Она
попыталась было растереть ее, но руки оказались  связанными,  ноги  тоже.  К
тому же она вершенно их не чувствовала. Тело  местами  занемело,  а  местами
горело огнем. Наморщив лоб, она отчаянно всоминала, что же случилось.  Перед
мысленным взором проносились смутные картины. Она никак  не  могла  отличить
явь ото сна, но одно было предельно ясно - их пленили и заперли в хижине.
   Через  щели  в  стенах  проникал  яркий  солнечный  свет.   Значит,   они
провалялись без сознания никак не меньше двенадцати часов.
   Каэтана  постаралась   повернуться   на   бок,   чему   занемевшее   тело
воспротивилось совершенно отчаянно. Сжав зубы, она  медленно  перекатывалась
со спины на живот, пока не добралась таким образом до Бордонкая, лежав  шего
к ней ближе всех остальных. Она  долго  бодала  его  и  даже  порывалась  не
слишком сильно укусить, чтобы добудиться, но с таким же  успехом  она  могла
толкать вековой дуб, желая, чтобы тот сдвинулся  с  места  и  отправился  на
прогулку.
   Эйя и Габия лежали буквально спеленутые по  рукам  и  ногам.  Видимо,  их
фокусы с превращением в зверей и обратно  не  понравились  местной  публике.
Отвратительное состояние беспомощности давило на Каэтану,  и  она  тихонько,
чтобы никто не услышал этого  проявления  слабости,  не  то  взвыла,  не  то
заскулила. Повернула голову и натолкнулась на внимательный взгляд Ловалонги.
   - Больно? - спросила она, с тревогой вглядываясь в его лицо.
   Он прикрыл глаза, затем легонько покачал головой из стороны в сторону.
   - Ты знаешь, что с нами собираются сделать?
   - К сожалению, дорогая  Каэтана.  Я  дольше  других  не  терял  сознания,
поэтому слышал их разговоры. Примитивный народ, но место, куда нас принесли,
очень древнее. Здесь развалины  какого-то  города  -  огромного,  каменного.
Наверное, его строили еще при Древних богах.  Судя  по  тому,  что  они  там
лопотали, эти руины обитаемы. Здесь живет какое-то их божество,  и,  похоже,
мы предназначены ему в жертву. Неприятная перспектива...
   - Стойло ради этого заканчивать университет? - спросила Каэ, хотя на душе
не то что кошки - тигры скребли.
   - Самое неприятное, что они оценили нас по достоинству...
   - А именно?
   - Так спеленали, что вырваться не удастся. Мы, видимо, слишком  много  их
воинов поубивали.
   - Не мы же первые начали!
   Ловалонга легко рассмеялся:
   - Право, иногда вы рассуждаете как ребенок. А иногда  я  поражаюсь  тому,
что вы, сами не замечая, творите если и не чудеса, то что-то очень  похожее.
Хотя и магом вас не назовешь. Кто же вы на самом деле?
   - Удивительный вопрос.  Одно  из  блюд  на  праздничном  столе  какого-то
монстра, если я правильно тебя поняла.
   - Я не  об  этом,  -  досадливо  поморщился  Ловалонга.  -  Вы  прекрасно
держитесь  -  не  всякий  воин  явил  бы  такое  присутствие  духа.  Но   мы
действительно вскоре можем умереть. Точнее,  я  уверен,  что  именно  так  и
будет. И мне не дает покоя мысль, что я умру, не узнав всей правды.  С  вами
слишком часто происходят случайности, которые идут нам на пользу...
   - Почему именно со мной? - запротестовала было Каэ,  но  Ловалонга  мягко
остановил ее:
   - У нас очень мало времени. Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос. Я спрошу
так: вы действительно из другого мира? И если да,  то  кто  же  тогда  дама,
привезенная герцогом из путешествия?
   - Честно?
   - Честно...
   - А кто меня знает... Нет, правда, - поторопилась добавить  она,  заметив
явно недоуменное выражение его лица. - У меня  нет  времени  повествовать  в
подробностях, но вкратце дело обстоит так, что из другого  мира  меня  прямо
через мой сон вытянули в какой-то замок - впоследствии я узнала, что в Элам,
- воссоединили с Двойником и отправили в ал-Ахкаф к Тешубу. Вот, собственно,
и все. Ты знаешь столько же, сколько и я, кроме мелких деталей, конечно.
   - Иногда мелкие  детали,  дорогая  моя  госпожа,  решают  абсолютно  все.
Пообещайте, что вы  доверитесь  мне  и  расскажете  свою  историю,  если  мы
выживем.
   - Кажется, я ничем не рискую, как ты думаешь?
   - Боюсь, что да... - ответил аллоброг после небольшой паузы.
   В этот момент завозился в своем углу альв, и  почти  одновременно  с  ним
пришел в себя все еще малость глушенный Джангарай.
   - Какой сюрприз, - возвестил он, с трудом ворочая распухшим языком. - Что
все это означает?
   - Приветствую в твоем лице жертву какого-то бога? Имя его неизвестно,  но
питается он регулярно.
   Джангарай слегка побледнел и отшучиваться не стал.
   - Задело-таки за живое, - проскрипел Воршуд. - А я думал, что он  никогда
не прекратит язвить.
   - Когда этот божок поперхнется тобой, я, возможно и промолчу,  -  рявкнул
ингевон, - но сейчас...
   - Но сейчас мы не  будем  ссориться,  -  остановила  их  Каэтана.Внезапно
послышался рокочущий смех Бордонкая.
   - Что это с ним? - испугался альв.
   - Да все тело затекло, а теперь отходит и щекотно, -  пожаловался  гигант
сквозь смех.
   - О боги! - простонал Воршуд. Эйя и Габия пришли в  себя  одновременно  и
сердито заворчали.
   - Бесполезно, -  обратилась  к  ним  Каэтана.  -  Совершенно  бесполезно.
Поберегите нервы, скоро пригодятся...
   Она  не  договорила.  Дверь  в   хижину   распахнулась,   и   в   золотом
прямоугольнике света возник силуэт туземца. Судя по  количеству  побрякушек,
которыми он был увешан, это был местный колдун.
   - Ну, началось, - заметил Джангарай.  Колдун,  не  давая  им  опомниться,
ткнул в их сторону сухим крючковатым пальцем, и несколько воинов, подбежав к
пленникам, ловко заткнули им рты кляпами. Теперь они могли  только  стонать,
но этого делать не  стали,  а  лишь  задышали  чаще,  чтобы  не  задохнуться
окончательно. Их вынесли из хижины и торжественной  процессией  двинулись  к
развалинам древнего города.
   Путь был недолгим, но туземцы часто останавливались передохнуть. Особенно
тяжело приходилось тем, кто нес на себе Бордонкая. Несколько человек держали
в вытянутых руках оружие пленников,  испытывая,  очевидно,  суеверный  страх
перед ним. Таким порядком и добрались до площади в развалинах города.  Здесь
все еще царила красота - умирающая, одинокая, трогательная,  но  по-прежнему
впечатляющая.
   Величественное здание, точнее, его остатки явно были центральным  храмом,
воздвигнутым в эпоху Древних богов.  Он  был  сложен  из  зеленого  мрамора,
потемневшего от времени, и весь покрыт искусной резьбой по камню.  Насколько
можно было разглядеть уцелевшие изображения, они были полны радости и света.
В орнаментах присутствовали в основном цветы и птицы. Каэтана с любопытством
рассматривала все, на что могла обратить свой взгляд.
   Туземцы остановились, опустили свою  живую  ношу  на  землю  и  отдохнули
немного. Каэтана разглядела, что их  завели  в  бывший  храмовый  двор,  где
теперь было устроено некое подобие капища. Несколько  столбов,  вкопанных  в
землю, были окружены не очень  высоким  рядом  заостренных  кольев  изрядной
толщины, между которыми мог свободно пройти человек. А вот украшены они были
жутковато: на многих, щерясь оскаленными зубами, торчали черепа.
   Пленников быстро прикрутили к столбам внутри странной  ограды,  вынули  у
них изо рта кляпы. А оружие часть воинов куда-то спешно утащила.  Все  время
оглядываясь,  словно  опасаясь  внезапного,  нападения,   колдун   торопливо
заговорил,  не  обращаясь  ни  к  кому  конкретно.  Скорее  всего  это   был
примитивный ритуал жертвоприношения.
   - Вы, убившие сыновей племени шак-а-шаманак,  удостаиваетесь  чести  быть
принесенными в жертву  грозному  Тавросу  Тригаранусу,  сыну  великого  Джоу
Лахатала, могучему и грозному богу, охраняющему эти земли. И  будет  так  со
всяким, кто придет на землю шак-а-шаманак. Хоть вы и  колдуны,  но  наш  бог
сильнее.
   И быстро удалился. Он боялся.
   - Похоже, на этот раз  мы  и  вправду  пострадавшая  сторона,  -  заметил
ингевон. - Предложения есть?
   Он смотрел на них сквозь листву деревьев, пытаясь понять, что  же  в  них
ему так непривычно. То, что эти жертвы не были туземцами,  его  не  смущало,
потому что шак-а-шаманак изредка приводили  ему  пойманных  путешественников
или людей из других племен, которые жили где-то далеко на болотах, ибо  само
племя шак-а-шаманак  быстро  сокращалось,  истребляемое  его  нечеловеческим
аппетитом. Нет, что-то в этих жертвах было совершенно особенное.  Он  долго,
мучительно долго раздумывал над  этим  вопросом,  -  отвыкший  мыслить  мозг
отказывался ать эту задачу, а голод кричал ему: "Убей и съешь!"
   Но  он  нерешительно  топтался  на  месте,  пытаясь  образить,  что   его
настораживает, - и вдруг, совершенно случайно,  понял.  Жертвы  не  кричали.
Ведь им всегда вынимали кляп изо рта, чтобы их предсмертные крики порадовали
своей чарующей музыкой грозного Тавроса Тригарануса. К  тому  же  эти  крики
привлекали его внимание - не всегда он выходил из старого  храма.  Эти  явно
переговаривались между собой. Тихо и спокойно.
   И улыбались.
   Тригаранус когда-то видел подобную улыбку уверенного в себе существа. Так
не улыбались туземцы, поклонявшиеся ему на протяжении веков, так не улыбался
он сам, потому что улыбаться не  умел.  Но  он  видел,  и  это  видение  его
беспокоило, въедалось в разум, заставляло тревожно всхрапывать, не  двигаясь
с места.
   Он сделал несколько шагов по направлению к жертвам у  столбов,  но  опять
застыл в нерешительности. Затем нагнул голову, выставил вперед рога и пошел,
не задумываясь, не размышляя больше ни над чем, - он  был  слишком  голоден.
Где-то в самой глубине его памяти тихий голосок шепнул:  "Освобождение".  Но
голод заглушил его.
   Земля  заколебалась,  будто  невдалеке  пронесся  табун  диких   лошадей,
раздался треск веток,  и  на  поляну  с  шумным  фырканьем  выбрался  Таврос
Тригаранус, сын Джоу Лахатала и бог маленького  племени  шак-а-шама-нак.  Он
действительно  был  грандиозен  и  вполне   подходил   на   роль   существа,
нуждающегося в кровавых  жертвах.  Человекоподобная  фигура  под  три  метра
ростом выглядела гораздо больше  и  массивней  за  счет  огромных  мускулов,
которые бусрились под зеленоватой чешуйчатой кожей. Саблеподобные  когти  на
руках были приспособлены исключительно для того, чтобы рвать на части любое,
живое существо,  которое  имело  несчастье  попасться  свирепому  зверобогу.
Гибкий хвост находился в постоянном движении.
   Сейчас, когда Таврос Тригаранус стоял на краю поляны, раздувая  ноздри  и
глядя на привязанных к столбам пленников, не то выбирая себе жертву,  не  то
пpocто радуясь большому количеству пищи, хвост бешено хлестал его по  бокам,
выдавая ярость этого существа. Таврос Тригаранус получил такое  имя,  потому
что на мощной бычьей шее сидела огромная бычья голова с маленькими  налитыми
кровью глазками и тремя рогами: два из них находились там,  где  и  положено
быть рогам у травоядного животного, а третий -  самый  большой  и  прямой  -
торчал в центре широкого лба. Зверобог всхрапывал,  глухо  ворчал  и  скалил
зубы, которые у него тоже были весьма своеобразны:  в  пасти  быка  блестели
клыки хищника.
   - Странно, - задумчиво сказала Каэтана, разглядывая  монстра,  -  если  у
него есть рога, то он должен быть травоядным.
   - Кому должен? - простонал Джангарай, яростно извиваясь в путах.  Он  все
никак не мог поверить, что им предстоит умереть именно здесь, попав на  обед
к омерзительной твари,  и  все  это  время  пытался  вырваться,  сатанея  от
сознания того, что связан на славу и ничего уже не сделать.
   В крохотных мозгах под массивным черепом тем временем завершился какой-то
сложный мыслительный процесс. Монстр осклабился, изо  рта  у  него  медленно
потекла слюна.
   - Кажется, он нашел нас аппетитными, - о достоинством заметил Ловалонга.
   Он не меньше Джангарая старался освободиться, напрягая могучие мышцы так,
что жилы вздувались на лбу. Но со стороны казалось, что  аллоброг  покорился
судьбе и  беспомощно  стоит  у  столба.  Впрочем,  и  его  попытки  тоже  не
увенчались успехом. Народ шак-а-шаманак  был  мудрым  и  предусмотрительным,
потому и не пожалел  веревок.  Даже  Каэтане  и  Воршуду  досталась  двойная
порция. Что уж говорить тогда  о  Бордонкае,  который  был  словно  паутиной
опутан всем, что попалось под руку дикарям.
   Монстр поднял голову и трубно заревел. Бордонкай  ответил  ему  не  менее
мощным и яростным таом, бушуя под путами около своего столба.
   Впрочем, и столбом  это  сооружение  нельзя  было  назвать,  потому  что,
испуганные силой гиганта, дикари прикрутили его к грубо обработанному стволу
древнего дуба, все еще глубоко сидевшего корнями в земле.  Поэтому,  сколько
ни напрягал Бордонкай спину, пытаясь раскачать  и  вытянуть  из  земли  свой
столб, у него ничего не получалось. Тригаранус  подозрительно  покосился  на
пришельца, почти не уступавшего  ему  ни  размерами,  ни  силой  легких,  и,
видимо, решил не рисковать. Оценив Бордонкая как серьезного  противника,  он
не  стал  начинать  трапезу  с  него,  а  пошел  мимо  столбов   полукругом,
внимательно разглядывая предлагаемую жертву.
   Эйя и Габия тихо ругались на неизвестном языке. Возможно, они жалели, что
не могут принять свой звериный вид, но Таврос был  слишком  могуч  и  силен,
чтобы испугаться волков.
   Каэтана стояла у столба ровно, высоко подняв  голову.  Она  надеялась  на
судьбу, но только слегка. Она не заговаривала со своими товарищами.  Никаких
утешений в их положении быть не могло, а гениальные мысли о спасении  просто
не приходили в голову.
   Внезапно над поляной пронесся резкий тонкий голосок.
   - Ты же просто травоядное, а никакой не бог! - кричал  маленький  альв  в
свирепую морду быка, возвышавшуюся прямо над ним.
   С той точки,  в  которой  находился  Воршуд,  Таврос  казался  исполином,
подпирающим рогами безоблачное голубое небо.
   Мохнатые уши монстра напряглись, улавливая звуки, а  хвост  еще  яростнее
заходил по мускулистым бокам. Зверобог явно прислушивался к словам альва.
   - Надеюсь,  он  достаточно  разумен,  чтобы  оскорбиться,  -  пробормотал
маленький человечек себе под нос и завопил так, что у стоящих рядом заложило
уши:
   - Ты боишься нас, как боятся коровы. Тебе случайно, по  прихоти  природы,
достались клыки, когти и сила, но ты не сын бога, а простая корова.  И  твое
место на лугу. Ты поедаешь  связанных  пленников  и  боишься  встретиться  в
честном бою даже с таким малышом, как я.
   Правду говоря, Каэтана не понимала, на что  рассчитывает  Воршуд.  Монстр
мог без труда разорвать его, впав в ярость. Хотя такая участь ждала их  и  в
противном случае. Поэтому  Каэ  решила  не  вмешиваться.  Тригарай  стоял  в
нерешительности перед невысоким частоколом, и глаза его медленно  наливались
кровью.
   - Ты боишься меня, толстое животное! -  надрывался  альв.  -  Ты  боишься
всех: мужчин, женщин, детей, насекомых... Ты трус, и над тобой все смеются.
   В этот момент Бордонкай издал еще более яростный  вопль,  который  вполне
можно было истолковать как  издевательский  смех.  Не  отличающийся  научным
складом ума трехрогий заволновался. Глаза  его  сверкали,  ноги,  снабженные
мощными когтями, рыли землю, оставляя на ней глубокие борозды.
   С одной стороны,  Таврос  был  голоден  и  собирался  немедленно  сожрать
кого-нибудь из пленников, с другой - ему невыносимо было слушать оскорбления
маленького  существа.  Наконец  Тригаранус  решился.  Он  протиснулся  между
кольями и протянул когтистую лапу  к  голове  Воршуда.  Все  замерли,  боясь
вздохнуть, а монстр рванул веревки, которыми альв был привязан к  столбу,  и
они с треском лопнули. Воршуд быстро выпутался из  обрывков  и  на  затекших
негнущихся ногах двинулся к частоколу.
   Бык выжидающе стоял на месте. Видимо, он решил, что альв  хочет  сбежать,
но это его не волновало. Он был уверен в том, что верные своему богу  дикари
изловят  эту  жалкую  добычу  и  приволокут  назад,  и  тогда   человечишка,
осмелившийся оскорбить сына самого Джоу  Лахатала,  будет  умирать  долго  и
мучительно. А на священной поляне для  него  оставалось  еще  много  свежего
мяса. Если альв не сбежит - что ж, тогда они поиграют. Но и  в  этом  случае
человек проклянет ту минуту,  когда  вздумал  издеваться  над  ним,  великим
богом, поедателем плоти, кровавым быком Тавросом Тригаранусом.
   Каэтана в отчаянии смотрела  на  глубокие  рваные  раны  на  теле  земли,
оставленные грозными когтями чудовища, и  не  хотела  поднимать  глаза.  Она
надеялась, что альв придумал какую-нибудь хитрость, но все равно побаивалась
смотреть. С другой стороны, неведение было еще страшнее, и она,  превозмогая
себя, перевела  бзгляд  на  поляну.  А  там  разгорался  странный  и  доселе
Увиданный бой между карликом и исполином.
   Низко нагнув голову и выставив рога, зверобог но-лся за  маленьким  юрким
альвом по всему пространству круг частокола. Альв  метался  молнией,  правда
прихрамывая, спотыкаясь, но Тригаранус оказался  неловким  и  неуклюжим.  Он
размахивал громадными рогами, его смертоносные когти проносились буквально в
нескольких сантиметрах от головы Воршуда, и пленники всякий  раз  облегченно
переводили дух, когда альв благополучно ускользал от  неминуемой,  казалось,
гибели. Зверобог рычал и ревел, пена выступила у него на  губах,  а  плотная
густая шерсть на загривке поднялась дыбом, как у взбешенного животного.
   Несколько раз Воршуд поворачивался лицом к своему преследователю и, когда
несущаяся прямо на него глыба находилась на  расстоянии  полукорпуса,  нырял
под широко расставленные руки, а Тригаранус, теряя  равновесие  и  вспахивая
землю когтями, отчаянно тормозил и пытался развернуться. Однако  было  ясно,
что, измученный ночным сражением и стоянием у столба, альв не  сможет  долго
сопротивляться  могучему  монстру.  И  исход  схватки  предрешен,  если   не
вмешается всемогущий случай или, как подумала Каэтана, человек  не  окажется
выше судьбы.
   Альв танцевал со  зверобогом  какой-то  странный  танец,  они  приседали,
наклонялись,  поворачивались  в  немыслимых  пируэтах,  меняли   направление
движения.
   - Воршуд, милый, давай! - закричал Эйя, а Габия прошипела:
   - Молчи! Не отвлекай его.
   Альв действительно чуть было не обернулся на звонкий  голос  близнеца,  и
это полудвижение едва не стоило  ему  жизни.  Таврос  дотянулся  до  него  в
огромном прыжке и распорол рукав рубахи, задев пр