га-Мавет,  то  на  сей  раз  она
воплотилась в Кахатанну. Жуткий смерч, смертоносный, свирепый и беспощадный,
врезался в ряды Безумных хассасинов, и они и вправду стали безумными от того
кошмара, который распахнула перед ними бездна  ее  ненависти.  Когда  Истина
ненавидит кого-то, это по-настоящему страшно. Когда Истина  мстит,  то  весь
мир участвует в ее мщении.
   Казалось, что сама Нда-Али вдруг раздумала стоять на месте, быть  неживой
и неподвижной, носить  на  себе  людей.  Никогда  Такахай  и  Тайяскарон  не
проливали  столько  чужой  крови.  Она  рубила  и  колола,  она   истребляла
противника с такой неистовой силой, что вскоре только лужи  дымящейся  крови
да тела поверженных рыцарей предстали взгляду сангасоев. А она, неотвратимая
как сама судьба, приближалась к  застывшим  от  ужаса  Чаршамбе  Нонгакаю  и
Харманли Терджену.
   Король и Старший магистр не верили своим  глазам:  где-то  там,  выше  по
склону, сангасои добивали остатки  отряда  Барат  Дая,  разгромленного  этой
взбесившейся ведьмой. И Чаршамба впервые  в  жизни  подумал,  что  с  богами
шутить опасно.
   Харманли едва успел затащить своего повелителя в седло  и  хлестнуть  его
коня плетью. Сам он скакал на полкорпуса сзади, то и дело оглядываясь.
   - Она догоняет? - прохрипел, задыхаясь, Чаршамба.
   - У нее нет коня, - неуверенно крикнул Терджен.
   И в этот миг страшный свист пронесся над горой. Ворон неуверенно  заржал,
выбил копытами дробь по камням и помчался к своей хозяйке.  Как  ни  страшна
она была, залитая кровью, с лицом, искаженным горем и гневом, для  коня  она
оставалась его госпожой. Каэ взлетела в седло с легкостью птицы, срывающейся
с края уступа, чтобы спокойно парить в небе, и прошептала:
   - Ворон, ну!
   Конь с места пошел галопом, и вскоре одинокие фигурки двух беглецов стали
приближаться...  Харманли  Терджен  успел  выхватить  меч   до   того,   как
безжалостный клинок Такахая отрубил ему правую руку,  и  Старший  магистр  с
криком покатился из седла, сброшенный с коня  чудовищным  ударом.  Так  бьет
только молот Курдалагона... А Каэтана привстала на стременах, затем уперлась
ногами в спину Ворона и на  всем  скаку  прыгнула,  стараясь  дотянуться  до
Чаршамбы. Король шпорил своего коня так, что бока несчастного животного были
изодраны в кровь, а на губах лопалась пузырями розовая пена.
   Чаршамба успел рассмотреть ее вблизи и с ужасом понять,  что  она  совсем
еще юная, маленькая, хрупкая. Ему было невмоготу поверить, что сейчас от рук
этой женщины он может умереть. Король недаром слыл одним  из  лучших  воинов
королевства: он схватил Каэтану за длинные волосы и потащил вперед, стараясь
сломать ей шею. Он был силен, потомок Нонгакаев, и  не  раз  сворачивал  шеи
быкам.  И  он  не  сразу  понял,  что  женщина  просто  хохочет  и  талисман
Джаганнатхи болтается на  цепи,  свисая  прямо  перед  его  носом.  Чаршамба
молниеносно схватил его, пытаясь сорвать с груди богини...
   Он был уверен, что его движение невозможно даже заметить.
   Но рука, пойманная маленькой ладонью, отозвалась жуткой  болью,  дробясь,
как в тисках. И Чаршамба кричал, кричал долго и протяжно до  тех  пор,  пока
Каэ не вонзила клинок ему под левую лопатку  и  тот,  дымясь,  не  вышел  из
сердца.
   - Ты понимаешь, что произошло? - спросил Магнус у Куланна. - Талисман  не
должен  был  подействовать  на  нее.  Это  же  магия,  а  магия  на  нее  не
распространяется.
   - Талисман Джаганнатхи, - вмешался в разговор Тотоя, - это источник  силы
и энергии. Она просто зачерпнула оттуда силы, вот и все.
   - И что теперь?
   - Теперь она может стать самым страшным Злом в нашем мире, и не только  в
нем. Единственное, на что я надеюсь, - она сумеет избежать искушения.
   - Зачем она надела его? - в отчаянии спросил Номмо.
   - У нее не было другого выхода. -  Римуски  выворачивал  огромные  камни,
заваливая ими тело пса.
   - Ей пришлось убить Тода, - сказал Барнаба. - Я сам видел. А после  этого
она как с ума сошла. Нацепила побрякушку и пошла мечами косить.
   - Это было страшно, - согласился Куланн. Он  обвел  глазами  поле  битвы.
Поле избиения хассасинов.
   - Страшно... - повторил, содрогаясь от увиденного.
   - Она возвращается, - тронул его за руку Могаллан. - Я уже вижу ее.
   Куланн не повернулся, но напрягся так, что огромные мышцы взбугрились под
его опаленной кожей с потеками крови.
   - И что?
   - Идет пешком, - докладывал Могаллан, - коня ведет  в  поводу.  Талисман,
наверное, на ней - что-то блестит. А в руках несет какой-то мешок.
   - Солнце заходит, - невпопад заметил Номмо.

***

   Она несла отрубленную голову Чаршамбы Нонгакая.
   Заходящее солнце поглаживало лучами обожженную кожу Нда-Али, окрашивая ее
в ровный розовый цвет. Талисман Джаганнатхи  полыхал  алым  на  вздымающейся
груди великой Богини Истины. Она тяжело вскарабкалась по осыпавшимся камням,
выбралась на  площадку  перед  пещерой  и  швырнула  голову  Чаршамбы  в  ее
распахнутую пасть. Затем  села  на  какой-то  особенно  неудобный  камень  и
уронила голову в ладони.
   Друзья осторожно окружили ее, с опаской поглядывая на  талисман.  Но  Каэ
никого не видела. Она оплакивала тех, кто уже никогда не откроет  глаза,  не
сможет заговорить. Тех, кто погиб в  Хартуме,  в  океане  Локоджа,  на  горе
Нда-Али; павших в Джералане и разбившихся в горах Онодонги.  Она  оплакивала
их, а слез все не было.
   Талисман Джаганнатхи что-то бубнил, обещая все сокровища мира. Он впервые
находился в руках божественного существа и теперь  старался  изо  всех  сил,
выкладывая свои главные козыри. Он был немного растерян  оттого,  что  новая
хозяйка относилась с невероятным безразличием ко всему, что он предлагал, но
талисман не терял надежды.
   Ах! Каким бы должен был стать этот мир: светлым,  солнечным,  сверкающим.
Полным правды и чистоты, добра и справедливости. И  Истина  стояла  бы  надо
всем. Никто не мог бы поступить против ее воли, никто не  мог  совершить  не
праведный поступок. Не было бы убийств и насилия, не стало бы лжи и  обмана.
Всеобщая любовь, всеобщее равенство и братство; ни мерзких  разбойников,  ни
зверей-убийц,  ни  войн,  ни  наемников,  ни  трусов,  губящих  всех   своей
трусостью...
   Он старался, как мог. Что-что, а его старания  Каэ  отметила  и  оценила.
Знал, что говорить. Только допустил маленькую ошибку...
   Она подняла голову и слабо улыбнулась:
   - Никого нельзя судить до тех пор, пока он не умер. Никого нельзя  судить
после смерти. Истина... что же, даже Истина не имеет права стоять над  всем,
иначе она выродится в нечто прямо противоположное.
   В стремительно опускающейся на горы темноте она  скорее  угадала,  нежели
заметила удивление на лицах своих спутников.
   Удивление и страх. Они со страхом ожидали, какое решение она примет.
   - Это я  к  тому,  -  продолжила  Каэтана  нормальным  голосом,  -  чтобы
объяснить причины  моего  не  самого  разумного,  конечно,  с  точки  зрения
некоторых, поступка...
   Она не договорила. Осторожно сняла с шеи талисман Джаганнатхи и тихо-тихо
сказала:
   - За то, что помог, спасибо.
   - Не-ет!!! Нет! - завизжал он  отчаянно,  понимая,  что  это  конец.  Его
второй раз за многие тысячелетия отказывались использовать и в первый раз за
всю историю его существования добровольно сняли - раньше  снимали  только  с
мертвеца.
   Он бы и еще что-то кричал, предлагал, спрашивал, но  неумолимый,  суровый
Такахай вознесся над миром и обрушился на страшный предмет...
   - Вот и все. - Сказала она, пряча меч в ножны.
   - Не думаю, - раздался сзади неестественно громкий  голос,  неуместный  в
такой тишине и такой скорби...

***

   - Мертвых нужно обыскивать, - сказал  Корс  Торун  насмешливо.  -  У  них
иногда находятся крайне полезные вещи.
   - Только тебя здесь и не хватало  для  полного  счастья,  -  откликнулась
Каэтана.
   Она смертельно устала. Больше всего - от поединка с самой собой.  И  хотя
она вышла из него победителем, перспектива начинать все сначала, без  минуты
передышки, ее удручала. Корс Торун все рассчитал верно.
   Валящиеся с ног от усталости, израненные, не спавшие прошлую ночь, друзья
представляли собой легкую добычу. И он спешил этим воспользоваться.
   - Жаль, конечно, что ты уничтожила такую нужную вещицу, -  сказал  он.  -
Еще грустнее, что ты оказалась настолько умной или настолько трусливой,  что
не освободила Ишбаала. Но у меня есть подарок для тебя.
   Старик небрежно махнул рукой, и двое сангасоев, подбиравшиеся к  нему  из
темноты ночи, упали на камни.
   - Не стоит. Я могу стереть в порошок любого здесь присутствующего.
   Корс Торун картинным жестом достал  из-под  складок  своего  драгоценного
одеяния короткий жезл с тремя простыми тусклыми камнями в навершии. Но когда
он направил конец жезла на Каэтану, она почувствовала,  как  мир  меркнет  и
становится все более плоским, будто нарисованным неумелой рукой  на  обрывке
бумаги.
   - Ощутила? - спросил маг. - Три осколка камня Шанги. Каждого  достаточно,
чтобы ввергнуть тебя в пучину безумия. Но ты можешь принять другое  решение.
Скажем, приветствовать Мелькарта. И все будет проще как для тебя, так и  для
твоих пока что живых друзей.
   - Подлец ты, - сказала она. Точнее,  попыталась  сказать,  хотя  не  была
уверена в том, что губы в точности это выполнили.
   А еще было очень обидно, что какой-то крохотный, невзрачный камешек может
ее так основательно обессилить.
   - Ты вспомни, вспомни два столетия, проведенные вне Арнемвенда.  Вспомни,
сколько раз мучительно умирала одна твоя часть и как безумна и  нелепа  была
вторая. Вспомни и подумай, хочешь ли ты повторить все те переживания.
   Мир  сузился  до  крохотного  пятна.  Она  была  замурована   в   пустоте
собственного разума, и только крохотная щелочка оставалась  для  общения  со
всем тем, что осталось по другую сторону несокрушимой стены. Поэтому она  не
видела того, что увидели другие.
   Магнус встряхнулся и выступил вперед, закрывая собой Каэ.
   - Ну что, онгон, - сказал молодой чародей. - Лень мне, конечно,  и  спать
хочется, но...
   Он не договорил - высоко воздел руки, и от этого движения края его черной
хламиды взлетели вверх вороньими крыльями.  В  небе  громыхнуло,  будто  оно
откашлялось перед решающим моментом.
   - Щенок, - сквозь  зубы  процедил  Корс  Торун,  направляя  на  соперника
указательный палец, ноготь которого невыносимо полыхал алым.
   - Забирайте госпожу и бегите, - приказал  Магнус.  Дальше  все  произошло
одновременно: Могаллан и Кобинан подхватили  Каэтану  и  бросились  в  обход
пещеры,  на  противоположный  склон  Нда-Али;   воины,   Куланн,   фенешанги
последовали за ними; длинный остроконечный луч ослепительно  красного  цвета
сорвался с пальца онгона и устремился к Магнусу, но тот выставил  ладонь,  и
копье луча разбилось вдребезги о внезапно возникший в. воздухе щит.
   Барнаба ковылял прочь от места, где столкнулись в поединке двое магов,  и
что-то бурчал себе под нос. Там, где камень Шанги на нее не действовал,  Каэ
стала потихоньку приходить  в  себя.  А  начав  соображать,  тут  же  решила
отправиться на помощь к Магнусу. Но Номмо удержал ее:
   - Это его сражение. И вы, госпожа, ничем не поможете.
   Вершина Нда-Али  сверкала  всеми  цветами  радуги.  Что-то  взрывалось  и
грохотало; шипящие молнии слетали с неба огромными стаями, вонзаясь в камни,
и  те  раскалывались  с  натужным  стоном.  Сонмы  разнообразнейших   тварей
возникали и тут же исчезали во вспышках пламени.  Периодически  гору  трясло
так, что начинался камнепад. Лес внизу должен был пострадать очень сильно, а
наших друзей спасло только то, что они были практически под самыми  облаками
и падать на них сверху было особенно нечему.
   Куланн, бледный и решительный, пересчитывал  своих  воинов.  Живых  и  не
слишком пострадавших осталось не более двадцати человек. Больше десятка были
серьезно ранены. Командир сангасоев яростным шепотом обсуждал с  Могалланом,
Кобинаном и фенешангами, как им с такими силами прорваться к морю и  берегом
дойти  до  Ронкадора,  где  у  Хребта  Зверя  их  ожидал  капитан   Лоой   с
"Астерионом". Кажется, прекрасная, цветущая, полная  тайн  и  загадок  Имана
порядком надоела могучему воину.
   Номмо обращался ко всем известным ему богам с просьбой защитить  Магнуса,
помочь ему. Молодой чародей держался на удивление хорошо, но Корс Торун  был
онгоном, и магия в его распоряжении находилась любая:  темная,  запрещенная,
тайная... Наконец маленький альв не выдержал. Пользуясь всеобщей суматохой -
тем, что большая часть отряда  была  озабочена  здоровьем  госпожи,  которая
снова впала в беспамятство, - он тихо ускользнул обратно, к месту поединка.
   Жуткое зрелище предстало его глазам. Площадка перед пещерой была  выжжена
так, словно тысячи солнц сговорились расплавить эти несчастные желтые камни.
Нда-Али  яростно  содрогалась  от  вершины  до  подножия,   тщетно   пытаясь
низвергнуть в бездну жалких, крохотных червей, устроивших на  ней  форменное
светопреставление. С неба сыпались камни, стрелы, копья, метательные звезды,
ядовитые змеи, скорпионы, огненные колеса...  Прямо  из-под  ног  вырастали,
вонзаясь в ночное бархатное покрывало, плотоядные  растения,  хватающие  все
живое. Одно из них чуть было не сожрало Номмо, но альв  отмахнулся  от  него
сиреневым  пламенем.  Растение  зашипело  и  сморщилось  черной,  обугленной
грудой.
   Осторожно выглянув из-за камня, Номмо увидел, что  Магнус  сопротивляется
Корс Торуну из последних сил. Хозяин Лесного Огня понимал, что Магнус -  как
это ни странно - оказался сильнее онгона. И если бы не вчерашнее восхождение
и сегодняшний бой, он бы справился со своим врагом. Однако судьба была не на
стороне молодого чародея. Его бледное  лицо  с  запавшими  глазами  выражало
крайнюю  степень  напряжения,  движения  становились  все  более  резкими  и
отрывистыми, и Номмо подумал, что была не была...
   Корс Торун был крайне изумлен. Он рассчитывал на легкую победу -  на  то,
что он движением пальцев сотрет в порошок нахального колдуна,  осмелившегося
встать у него на пути. Однако он приложил максимум  усилий,  испробовал  все
свои хитрости, а Магнус еще стоял. Онгону оставалось надеяться  на  то,  что
сейчас все решит время. Молодой чародей устал, и его минуты были сочтены.
   Две стены пламени - алая и зеленая - сшиблись в центре каменной  площадки
и остановились, не шевелясь. Оба мага выкладывались до  последнего,  пытаясь
уничтожить друг друга, и малейший промах мог их погубить.
   Шарик сиреневого пламени медленно выплыл из-за небольшого осколка валуна,
разбитого молниями, и тихо приблизился к Корс Торуну - сзади. Он продвинулся
еще на ладонь, коснувшись края драгоценного наряда онгона, и  тот  вспыхнул.
Корс Торун взвизгнул, почувствовав  прикосновение  огня,  отвлекся  на  долю
секунды, и в этот же миг стена зеленого пламени рванулась к нему и накрыла с
головой.
   Горящее тело того, кто  был  магом  Хадрамаута,  долго  еще  металось  по
площадке перед  пещерой,  пока  наконец  не  споткнулось  о  труп  какого-то
хассасина и зеленым шаром не  покатилось  вниз  по  склону,  рассыпая  снопы
изумрудных искр.
   - Я не говорил тебе спасибо? - спросил Магнус, обращаясь в темноту.
   А на другом склоне Нда-Али Ниппи произнес:
   - Минус еще один талисман Джаганнатхи.

***

   - Там, внизу, какое-то войско. Большое. Серьезное.
   Сангасой старался говорить спокойно  и  не  паниковать.  Второе  ему  еще
удавалось, но, как сохранять спокойствие в этой ситуации, он не знал. Куланн
закусил нижнюю губу, нахмурился.
   Каэтана подошла поближе, тяжело опираясь на древко копья, подобранного на
месте вчерашнего сражения. Такахай и Тайяскарон мирно висели в ножнах у  нее
за спиной.
   Во время вчерашнего столкновения Магнуса с Корс Торуном жезл,  увенчанный
осколками Камня Шанги, буквально вплавился в гору. Его с трудом оторвали  от
поверхности, но камней Шанги больше не существовало  -  они  просто-напросто
сгорели. Это было настоящее чудо. Каэтане сразу полегчало,  и  ей  казалось,
что сама Нда-Али свалилась с ее плеч.
   Все шло хорошо. Все  выспались;  раненым,  как  могли,  перевязали  раны.
Фенешанги оказались неплохими целителями и смогли многим помочь и  облегчить
страдания. На рассвете стали собираться  в  обратный  путь,  и  вот  тут  их
подстерегла первая неожиданность: армия, которая стояла у подножия горы,  не
собиралась атаковать, но и не отступала.
   - Нужно выслать разведку, - постановил Куланн.
   - Я пойду, - сразу вызвалась Каэ.
   -  Куда?  -  вопросил  воин   таким   голосом,   будто   она   была   его
несовершеннолетней дочерью и заявила о желании  срочно,  сию  минуту  зачать
ребенка.
   - На разведку.
   - Мне  только  этого  не  хватает,  госпожа,  чтобы  вконец  озвереть,  -
предельно откровенно высказался Куланн.
   - Мы пойдем. - Сияющий Римуски вместе с Мешеде вырос словно из-под земли.
- Нам проще.
   - Да хранят вас боги, - пожелал сангасой.  Фенешанги  растворились  среди
желтых камней, будто это не у них была самая  приметная  внешность  на  всей
Имане.
   Фэгэраш и Тотоя уселись возле Каэтаны и откашлялись.
   - Мы едем с вами, - просто сказал первый.
   - Нам здесь нечего делать, - пояснил второй.
   - Мы полюбили Сонандан, - добавил Фэгэраш.
   - Люди так хорошо думают о нем, - невинно пожал плечами Тотоя.
   - Я согласна. Согласна, - кивнула головой Каэ. -  Нам  сейчас  только  бы
прорваться к кораблю.
   - Прорываться не нужно, - заверил ее  Фэгэраш.  -  Внизу  друзья.  Просто
всегда лучше проверить свои ощущения.
   Куланн  все  время  забывал,  с  какой  скоростью   могут   передвигаться
фенешанги, и поэтому  немного  поморгал  глазами,  когда  Римуски  и  Мешеде
возникли перед ним.
   - Что вы там увидели? - не без тревоги осведомился сангасой.
   - Там стоит армия короля Грэнджера: полторы тысячи  бородатых,  кудлатых,
непроспавшихся гномов, - спокойно ответил фенешанг.
   - И надменные, грозные эльфы, которые никак не могут  прийти  в  себя  от
того факта, что ими правит получеловек, хоть и Гаронман,  -  лукаво  добавил
второй.
   - Вместе они смотрятся прекрасно, но  венец  творения  не  они,  а  некий
наместник, собирающий оригинальные  кулинарные  рецепты,  -  теперь  Римуски
пристально смотрел на  Каэтану,  -  они  с  королем  эльфов  варят  какой-то
особенный суп и жмут друг другу руки.  Спускайтесь  скорее.  Право,  на  это
стоит посмотреть вблизи...

***

   - Я начинаю убеждаться в том, что таурта была права, - сказала Каэ,  сидя
в роскошном, мягком кресле на верхней палубе "Астериона".
   Корабль под всеми парусами стремительно несся к Варду, погода была  самая
прекрасная, и боль осталась где-то позади.
   Капитан Лоой не отходил от своих пассажиров, испытывая смешанные чувства:
счастье, что многие остались живы, глубочайшую скорбь по погибшим, грусть по
тем, кто остался на Имане. Он окружил и саму госпожу, и ее друзей  вниманием
и заботой.
   - В чем именно? - поинтересовался Куланн.
   - Главное - это передать государство и армию в  хорошие,  надежные  руки.
После этого умирать можно спокойно и со вкусом. А можно и не умирать.
   У Каэтаны были все основания так рассуждать.  Когда  вконец  обессиленные
остатки ее отряда спустились к подножию Нда-Али, там их ждала огромная армия
- соединенные войска гномов, эльфов и солдат Хартума.
   Похоронив таурту Феану и ее внука, отдав последние почести павшим в битве
с унгараттами воинам  Сонандана,  наместник  Каэ  в  Хартуме  барон  Банбери
Вентоттен, герцог  Талламор,  собрал  двухтысячное  войско  и  отправился  в
Эль-Хассасин тайными тропами,  стараясь  не  привлекать  к  себе  особенного
внимания, чтобы не спровоцировать войну между двумя  государствами.  Это  бы
вряд ли ему удалось, если бы Эль-Хассасин не напал  внезапно  на  Кортегану.
Все были поглощены только одним - чем закончится война с  унгараттами,  а  в
Ха