о далось ему без особого труда, потому что чародеем  он  был
сильным.
   - Мы с тобой! Возьми нас! - разом попросили его темнокожие.  -  Мы  нужны
тебе... Помоги, чужеземец!
   - Ладно. - У Магнуса не было времени  раздумывать.  В  пользу  синеглазых
говорило то, что они не помешали  ему  выкрасть  талисман.  Каэ  разберется,
подумал молодой человек и вошел в коридор.
   Темнокожие последовали за ним...
   - Да будет так, - повторил Чаршамба. Он собрался было отпустить  Харманли
Терджена, но странное ощущение привлекло его:  чего-то  не  хватало  владыке
Эль-Хассасина, чего-то, что было здесь еще секунду назад. Чаршамба  Нонгакай
нахмурился, пытаясь сосредоточиться, и вдруг понял - не было  фенешангов.  И
сине-алые опахала валялись на ступенях трона.
   За этот проступок темнокожих ждало суровое наказание, но другое не давало
покоя королю: как они смогли покинуть тронный  зал  и  не  привлечь  к  себе
внимание? Он точно помнил, что они стояли на возвышении, за самим троном,  с
обычным для них отрешенным выражением лица. Где же они?
   В изумлении король положил руку на грудь и подскочил  как  ужаленный.  Не
было не только фенешангов, вместе с ними исчезло и самое  большое  сокровище
Эль-Хассасина - талисман Джаганнатхи.

***

   Меч взлетел, лучась и сверкая в потоках полуденного  солнца,  со  свистом
вспорол блеклое марево жаркого воздуха и вонзился в самый  центр  украшения,
разрубив сплетенные страстью тела двух монстров.
   Словно стон пронесся над волнами и исчез в направлении Сетубала.
   - Три, - деликатно кашлянул перстень.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Я напоминаю, что уничтожено всего три предмета, а осталось...
   - В девять раз больше, я тоже умею считать.
   - Ты не хочешь, чтобы я делился с тобой своими мыслями?
   - Хочу. Но не всякими. Давай договоримся: если мысль стоящая,  буди  меня
хоть среди ночи. Но если это простой арифметический  подсчет,  то  лучше  не
беспокойся. Мы как-нибудь сядем и все по пальцам сочтем.
   - Правда?.. - недоверчиво переспросил перстень.
   - Честное слово. Лучше просвети меня, неразумную, на другую  тему  -  как
мне звать-то тебя?
   - Наконец-то, - ворчливо сказал перстень, но по его тону было  ясно,  что
он польщен и даже слегка размяк. - Меня зовут Нипегоньер...
   - Как? - с нескрываемым ужасом спросила Каэ.
   - Нипегоньер. И не вижу причин так удивляться этому скромному и  звучному
имени. Я же не комментирую всякие там нецелесообразные звукосочетания  вроде
"Магнуса" или "Номмо"; и уж вовсе умалчиваю о неблагозвучности таких перлов,
как Каэтана, скажем. Нипегоньер - это вполне  подходящее  имя  для  существа
моего возраста и общественного положения.
   - Какое у тебя общественное положение? - спросила Каэ,  не  углубляясь  в
дискуссию со словоохотливым украшением о благозвучности имен.
   Рубиновый глаз мигнул с неподражаемым достоинством и гордостью и объявил:
   - К твоему сведению - чтобы потом не  приставала,  запомни  сейчас,  -  я
являюсь старшим советником ее могущества Кахатанны, Богини  Истины  и  Сути,
повелительницы великого Сонандана и сопредельных земель,  таурты  Хартума  и
наследницы эльфийского престола. Теперь ясно?
   - Ясно. Только не ясно, кто я при этом раскладе.
   Перстень какое-то время обдумывал вопрос, затем нашел верное решение и аж
зашелся в радостном смехе:
   - Ой, я как-то не учел, что это и есть ты. Ну,  близкие  отношения,  сама
понимаешь, не могут не влиять... Знаешь, называй меня по-дружески  -  Ниппи.
Валяй, не стесняйся.
   Куланн не без восторга наблюдал за тем, как менялось выражение  лица  его
богини, одиноко сидящей в тени какой-то  особенно  разлапистой  пальмы,  как
высоко взлетали брови, какая великолепная саркастическая  ухмылка  пропадала
зря.
   Уничтожение талисмана Джаганнатхи не проходило бесследно.  Каэ  некоторое
время была очень слаба, хотя и не настолько, чтобы это состояние серьезно на
что-либо влияло.
   Ее друзья сидели немного в стороне, давая  ей  возможность  отдышаться  и
переругаться с перстнем. Как недавно обнаружилось, заставить Ниппи замолчать
можно было  единственным  способом  -  обидеться  и  надуться.  А  Каэ  было
необходимо его молчание и несколько минут размышлений в тишине.
   Магнус притащил с собой из дворца Чаршамбы Нонгакая  не  только  желанный
талисман, но и четырех существ столь  странного,  диковинного  вида,  что  с
первого же взгляда на них стала ясной их нечеловеческая  природа.  Фенешанги
казались милыми и добрыми, дружелюбными и доверчивыми, но  сама  причина  их
появления не могла не настораживать. С равным успехом те, кто  называл  себя
фенешангами, имели возможность помочь и погубить.
   Имена у них были под стать внешности: Мешеде, Римуски, Тотоя  и  Фэгэраш.
Они  отрекомендовались  сразу,  как  только  вышли  следом  за  Магнусом  из
пространственного коридора, не  дожидаясь,  пока  рты  у  изумленных  друзей
захлопнутся и они будут в  состоянии  задавать  вопросы.  Магнус  краснел  и
бледнел, не имея слов объяснить, каким образом в замершем  дворце  оказались
столь подвижные существа; но так  как  талисман  Джаганнатхи  он  принес,  а
фенешанги не мешали, как не помешали и  самой  Каэтане  уничтожить  его,  то
подозревать их пока что было не в чем.
   Они расположились особняком - под отдельной пальмой,  где  разлеглись  на
песке  с  непередаваемым  выражением  неги  и  блаженства   на   прекрасных,
нечеловеческих лицах.
   Наконец Каэ в  сердцах  сплюнула  на  песок,  и  это  послужило  сигналом
окончания разговора с Ниппи. Она могла быть трижды  Матерью  Истины,  но  он
умел подковырнуть ее так, что в глазах темнело не то  от  смеха,  не  то  от
ярости.
   Фенешанги  даже  не  шелохнулись,  когда  друзья  собрались  в  кружок  у
расстеленного прямо на песке плаща. Несколько сангасоев недавно поохотились,
и весьма удачно. Теперь всем предстояло оценить их  кулинарные  способности,
весьма, кстати, развившиеся после общения с бароном Вентоттеном.
   - Как там наш барон? - вздохнул Номмо. Мысли его текли по извилистому, но
знакомому руслу: еда -  приправы  -  рецепты  -  салат  Вентоттена  -  барон
Вентоттен.
   - Как там мы? - внушительно заметил Куланн и обернулся к Барнабе:
   - Я правильно понял, что погоню мы задержать не сможем?
   - Я не всесилен, - буркнул тот.
   - Я не утверждаю,  а  только  спрашиваю.  Если  нет,  то  после  еды  нам
необходимо прыгать в седла и мчаться к горе Нда-Али. Иначе я не  ручаюсь  за
нашу безопасность.
   - Ездить верхом на полный желудок - вредно, -  вздохнул  Магнус.  -  И  я
соглашаюсь с Куланном под давлением  обстоятельств  и  с  глубокой  скорбью.
Глубокую скорбь прошу отметить отдельно.
   - А с этими что делать? - спросил Номмо, указывая головой в сторону мирно
отдыхающих фенешангов.
   Могаллан и Кобинан переглянулись.
   - Если верить преданиям, - начал Могаллан, - то это самые древние  жители
Иманы,  древнее  эльфов.  Они  им  чем-то  сродни,  тоже  волшебники,   тоже
практически бессмертны. Но их постепенно уничтожили,  одного  за  другим,  -
этих и в помине не должно быть.
   - И что это нам дает? - спросила Каэ. - Ладно, нужно их позвать к  столу.
Послушаем, что они сами о себе скажут.
   Она встала с видимым трудом,  и  Куланн  подумал,  что  по-настоящему  ей
следовало бы отдохнуть неделек этак несколько  возле  благословенного  моря,
поплавать в теплой, крепко-соленой воде.
   - Присоединитесь к нам?  -  Каэ  присела  на  корточки  возле  отдыхающих
фенешангов.
   - С удовольствием. Если не помешаем, - ответил один из них.  Если  ей  не
изменяла память, то Римуски.
   Через несколько минут они уже управились с солидными порциями  мяса  (это
была какая-то гигантская рептилия, что никого не обескуражило - жаркое вышло
отменное).
   - Мы вам сочувствуем, - сказал  Тотоя.  -  Мы  бы  сами  на  вашем  месте
чувствовали себя неуютно. И мы  просим  прощения  за  то,  что  создали  вам
дополнительную трудность, но у нас не было другого выхода.
   - А сейчас? - спросил Могалланг
   - А сейчас есть. - Мешеде расцвел в ослепительной улыбке. - Мы ведь  были
пленниками, рабами. Но мы были рабами не человека Чаршамбы Нонгакая, что  бы
он сам ни думал по этому поводу. Мы были рабами  того  кошмара,  который  он
носил на груди. Когда Магнус снял с него талисман Джаганнатхи, мы  не  могли
не последовать за ним, и это было нам на руку, - кто знает, что сделал бы  с
нами во гневе король. И только  когда  Каэ  уничтожила  талисман,  мы  стали
свободными в полном смысле этого слова. Теперь внутри нас свободно все: наши
мысли, чувства, умения. И мы хотим воздать вам за это доброе дело.
   - Мы проведем вас к горе Нда-Али и поможем во всем, - предложил  Фэгэраш.
- Сейчас во дворце Чаршамбы начнутся поиски,  но  паники  не  будет.  И  сам
Чаршамба Нонгакай, и его  Старший  магистр  Харманли  Терджен  не  те  люди,
которые теряют голову или поддаются унынию и тоске. Они примут решение взять
из пещеры Ишбаала второй талисман, на силе которого зиждется могущество дома
Нонгакаев и  власть  хассасинов  над  этой  землей.  И  уже  с  его  помощью
попытаются разыскать тот, который только что был уничтожен.
   - Итак? - заинтересовался Куланн.
   - Великая богиня должна спешить. Ее путь лежит на гору Нда-Али, в  пещеру
Ишбаала, где заживо похоронен этот грозный бог.
   - Что значит "заживо похоронен"? - удивилась Каэ.
   - Если вы ничего не знаете об этой истории, то мы ее расскажем, но только
по дороге, - сказал Тотоя.
   - Дельное предложение. - Куланн поднялся на ноги, дожевывая кусок сочного
мяса, отряхнул песок с одежды. Затем дал сигнал всем собираться в путь.
   Сангасои кинулись седлать лошадей, засыпать песком  кострища,  уничтожать
малейшие следы своего пребывания на берегу. Барнаба,  кряхтя,  отправился  к
своему коню - жаловаться на скорбную свою жизнь. Номмо и Магнус ни на шаг не
отходили от фенешангов - настолько те казались им чудом.
   - Посажу вас за спину солдатам, - сказал Куланн, обращаясь к  темнокожим.
- Где-нибудь, если подскажете где, купим вам коней.
   - Нам не нужны кони, воин, - мягко улыбнулся Фэгэраш. - Мы побежим рядом.
   Если Куланн не поверил ему, то не высказал своих  сомнений  вслух.  Когда
все уже были в седлах, Каэ встревоженно предложила фенешангам выбрать, с кем
они  поедут,  но  те  снова  отказались,  ослепительно  улыбаясь   и   качая
прекрасными своими головами.  Сангасои  тронули  коней,  и  маленький  отряд
двинулся в путь.
   - Знаешь ли ты, богиня, что Мелькарт и Ишбаал - суть две половины  одного
целого? - спросил ее Тотоя.
   Он легко бежал рядом с Вороном, не опережая коня, не отставая от него,  и
при этом светски беседовал. Дыхание его оставалось легким и спокойным. Глаза
Каэ медленно округлялись.
   - Тебя удивляет наша выносливость? - Она  энергично  закивала.  -  А  нас
удивляет твоя способность прозревать  истину.  Мы  этого  делать  не  умеем,
оттого на многие тысячелетия стали рабами Нонгакаев. Если ты  пожелаешь,  мы
научим тебя бегать - это нетрудно.
   Каэ опять заработала головой, которая стала уже немного уставать от  этих
упражнений. Но голос отказывался прорезаться.
   - Про Мелькарта и Ишбаала мне рассказали, - произнесла она не без усилия.
   - Кто?
   - Гном.
   - Гномы - прекрасные существа,  -  улыбнулся  Тотоя.  -  Они  заслуживают
уважения, дружбы и  прочих  теплых  чувств.  Не  сомневаюсь,  все,  что  они
сообщили тебе, это правда от первого и до последнего слова.
   - У нас, правда, было не слишком  много  времени,  поэтому  я  ничего  не
слышала о том, что Ишбаал заключен в пещере.
   - Это очень древняя история, - сказал Мешеде. Он бежал столь красиво, что
Тод, пристроившись возле него, не сводил глаз со странного человека, который
с легкостью его обогнал с минуту назад.
   - Лоллан Нонгакай - основатель рода Нонгакаев - был человеком кристальной
честности и глубоких убеждений. Он одним из первых на Арнемвенде  получил  в
свои руки опасный дар Мелькарта - талисманы Джаганнатхи. И был  первым,  кто
смог отказаться от того могущества и власти, которые обещал  ему  повелитель
Мелькарт. Сейчас на Имане его почти никто не вспоминает. Хассасины-хранители
и матарии считают его  виновником  всех  последующих  бед,  обрушившихся  не
только на континент, но и на весь мир. Единственное, что о нем знают, -  это
то, что он является основателем проклятого  и  преступного  рода  Нонгакаев,
принесших много горя людям. В Эль-Хассасине его  не  любят,  потому  что  он
отказался от такой силы, о которой его потомки только мечтают.  Вся  история
Безумных хассасинов - это одна затянувшаяся на века попытка вернуть  некогда
утраченное.
   Мелькарт подарил Лоллану два талисмана: один для него  самого,  другой  -
для его сына. И тут непогрешимый, прекрасный герой Иманы -  Лоллан  Нонгакай
совершил свою первую и главную ошибку в жизни, которая стала роковой. Он мог
уничтожить опасные предметы, но предвидел множество бед, могущих  обрушиться
на его земли, и решил,  что  не  худо  иметь  под  рукой  такое  оружие.  Он
полагался на то, что его дети и потомки будут столь же разумными и честными.
   Единственный раз Лоллан  Нонгакай  воспользовался  подарком  Мелькарта  -
когда поймал и посадил  в  темницу  его  второе  Я,  Ишбаала.  Того  самого,
которому поклонялись  все  его  потомки,  рассчитывая  вымолить  прощение  и
наконец открыть тайну Лоллана. Если  кто-нибудь  из  них  сумеет  освободить
Ишбаала, то власть повелителя Мелькарта неизмеримо возрастет как здесь,  так
и по всему пространству Вселенной.
   После трагической и внезапной гибели Лоллана его  дети  сумели  захватить
один из талисманов. Второй так и остался в пещере  Ишбаала,  замурованный  в
ней вместе со страшным богом. Но и силы  одного  предмета  было  достаточно,
чтобы поработить нас, фенешангов.
   - Скажи, Тотоя, - обратилась к нему Каэ,  постепенно  привыкавшая  к  его
способности бежать наравне с конем, - если тебя не обидит этот  вопрос:  кто
такие фенешанги?
   - Мы вымершее племя, - с грустью отвечал темнокожий. -  Мы  дети  прежних
богов и смертных. Наши предания говорят, что когда-то, когда Ан Дархан Тойон
пребывал в прекрасном теле, он посетил Иману. И влюбился  здесь  в  смертную
женщину из Игуэя. Игуэй - Древняя земля.  Так  что  смертная  тоже  была  не
простых кровей.
   Ан Дархан Тойон надолго поселился на  Имане.  Здесь  родились  его  дети;
здесь появилось их многочисленное потомство - народ  фенешангов.  От  матери
фенешанги унаследовали темную кожу, а от отца - белые волосы и синие  глаза.
Мы  считались  полубогами,  и  нас  почитали.  Земли  Игуэя  были  объявлены
заповедными: туда приходили за советом, за исцелением и помощью.
   Но после Первой войны с Мелькартом все в мире изменилось. Ан Дархан Тойон
и его брат Джесегей хоть  остались  живы,  во  всяком  случае  так  говорят.
Остальные погибли в сражении или умерли от  ран  вскоре  после  него.  Когда
темная тень Ишбаала простерлась над половиной Иманы  и  поглотила  множество
государств и народов, нас стали истреблять. Нас убивали унгаратты и матарии.
Безумные хассасины и простые люди, которые очень боялись всего необычного. В
конце концов осталось только четверо...
   - Послушайте, а почему же вы не воевали?
   - Это трудный вопрос, великая богиня. Сперва мы не воевали потому, что не
приняли людей всерьез. Ну как, скажи, убивать младенцев? Как  смотреть  друг
другу  в  глаза  после  этого?  Люди  были   настолько   слабее,   настолько
недолговечнее: такие хрупкие и несчастные, они вечно страдали  от  голода  и
болезней, быстро  старились  и  умирали.  Нам  было  жаль  их.  А  когда  мы
опомнились, то большая часть нашего племени была уже уничтожена. А  у  людей
появился талисман Джаганнатхи. Не знаю почему, но на фенешангов он действует
сильнее.
   - Как на меня камень Шанги?
   Мешеде кивнул с выражением сочувствия на прекрасном лице:
   - Сейчас Чаршамба уже готовит отряд, который будет  сопровождать  его  на
гору Нда-Али. Нам нужно торопиться. Никто не  знает,  чего  можно  ждать  от
этого человека...
   - Или не совсем человека, - сказал Тотоя.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Магнус описал тебе внешность короля Чаршамбы Нонгакая?
   - Да, - не очень уверенно ответила Каэтана.
   -  Ему  гораздо  больше  шестидесяти  лет,  но  выглядит  он  не   старше
тридцатипятилетнего мужчины. Его молодость может длиться  вечно:  он  хорошо
заплатил за нее.
   - Чем же платят теперь за вечную молодость?
   - Сыном...

***

   Чаршамба не выказывал никаких признаков гнева или даже неудовольствия.  И
Харманли  Терджена  это  пугало  гораздо  больше,  чем   несколько   казней,
совершенных под горячую руку. Он маленьким смерчем носился по дворцу  и  его
окрестностям, вынюхивая, выпытывая, выясняя. Его глаза-уши сбились с ног,  а
о настроении и душевном равновесии можно было даже не упоминать.
   К вечеру Чаршамба принял единственное верное в подобной ситуации решение.
Он приказал собрать отряд для похода к  горе  Нда-Али.  Там  он  намеревался
добыть второй талисман Джаганнатхи, чтобы с его  помощью  отыскать  пропажу.
Харманли Терджен предвидел  этот  ход  и  потому,  задыхаясь  от  усталости,
смиренно доложил повелителю, что отряд уже готов  и  ждет  у  главных  ворот
дворца.
   Могущественный повелитель был жесток и свиреп, но отнюдь  не  безумен.  И
карал только за действительные, а не за мнимые провинности. И  он  прекрасно
осознавал, что как бы ему ни хотелось  сорвать  свою  злость  на  несчастном
Харманли Терджене, тот нисколько не виновен в происшедшем. В  конце  концов,
это сам Чаршамба упустил талисман. Король ни на минуту не заподозрил в краже
фенешангов: он прекрасно знал, что  они  скорее  умрут,  чем  прикоснутся  к
сокровищу Джаганнатхи.  Враг,  несомненно,  был.  И  враг  ловкий,  сильный,
расчетливый. Но чтобы  с  ним  поквитаться,  Чаршамбе  Нонгакаю  нужно  было
вернуть прежнюю силу. И эта  сила  до  поры  до  времени  дремала  в  пещере
Ишбаала, на самой вершине желтой горы Нда-Али.
   Безумные хассасины едва сдерживали своих коней; Харманли Терджен хриплым,
сорванным голосом выкрикивал последние распоряжения,  а  король  одевался  в
своих апартаментах, когда ему доложили, что странного вида старик предлагает
повелителю помощь в поисках пропавших рабов - фенешангов.  Слуга,  принесший
это известие, вел себя как человек, попавший между молотом и наковальней. Он
до смерти боялся своего господина, но видно было, что и  старик  чем-то  его
потряс,  раз  он  осмелился  вообще  о  нем  заикнуться,  да  еще  в   такой
неподходящий момент.
   Все эти мелочи Чаршамба умел замечать до того, как кровь бросалась ему  в
голову. И дерзкий слуга не был наказан. Король бросил ему  глухо  звякнувший
мешочек  с  золотом,  которых   держал   наготове   несколько   десятков   -
прикармливать свою челядь, как птиц, - и приказал ввести посетителя.
   Понтифик Дайнити Нерай сильно удивился бы, узнай он,  что  его  верховный
маг так зачастил на Иману. И  возможно,  даже  спросил  бы:  "Ну?"  Великого
Понтифика здесь не было, но Корс Торуна весьма насмешило, что  Чаршамба,  не
отрываясь от осмотра своих доспехов, резко и нетерпеливо бросил:
   - Ну!
   Какие разные люди, какие различные цели  и  диаметрально  противоположные
темпераменты, а способ выражения - один...
   - Великий король и мудрый отец, -  вкрадчиво  произнес  маг,  и  Чаршамба
побледнел, обернулся.
   - Что ты сказал? - спросил он хрипло.
   - Мой господин уже знает о  твоей  неприятности,  продолжал  Корс  Торун,
будто не слышал вопроса короля. - И прислал меня, чтобы помочь. Он  верит  в
то, что именно могучий Чаршамба станет вторым  Джаганнатхой  и  поможет  ему
выиграть Вторую войну.
   Нонгакай смотрел на старца приподняв правую бровь. Его  лицо  -  умное  и
жесткое - в этот миг могло поразить странной, нечеловеческой красотой.
   - Я пытался заключить сделку с  Катарманом  Керсебом  и  получить  голов