Барнаба радовался  чему-то  своему.  А  Каэтана  видела  будущее.  Барон,
помнивший наизусть древнюю легенду, знал прекрасно и  ее  конец.  И  она  не
имела права лишний раз напоминать ему об этом - было бы  нечестно  и  просто
подло пугать хранителя талисмана его предназначением. Но ведь как  горько  и
страшно, что лучшие из лучших должны платить такую чудовищную цену за  чужие
игры.  Кортегана  заигрывает  со  смертью,  матарии   забавляются   войнами,
хассасины, как дети новой игрушке,  радуются  тому,  что  у  них  есть  свой
особенный, ни на кого  не  похожий  бог  Ишбаал  -  грозный,  величественный
непонятный. И никто не задумывается  над  тем,  кто  и  чем  оплачивает  эти
игры...

***

   На рассвете следующего дня барон Банбери Вентоттен повесил огромный замок
на бронзовые ворота Ноттовея и убрал вывеску "Ноттовей. Всегда  рады  вам  и
вашим воинам".  Отошел  на  шаг,  посмотрел  на  дело  рук  своих  -  словно
живописец, который сделал последний, решающий штрих на картине  -  и  теперь
разглядывает со стороны, что же получилось, - вздохнул. И круто  развернулся
спиной к своему уютному прошлому.
   Барон так легко вскочил в седло, что Куланн, беспокоившийся, выдержит, ли
этот немолодой уже человек все  тяготы  пути,  перестал  сомневаться  в  его
способностях и махнул рукой, командуя выступление.
   Банбери Вентоттен выглядел как и подобало настоящему рыцарю: на нем  были
сверкающие латы, шлем с витыми рогами по бокам и волосяным гребнем и длинный
алый плащ, спускавшийся на круп коня. Он был опоясан длинным тяжелым  мечом,
которым, впрочем, весьма неплохо владел.
   Каэтана подъехала поближе к новому спутнику, тревожно вглядываясь  в  его
лицо, не промелькнет  ли  тень  сожаления  или  горечи.  Но  барон  даже  не
обернулся на свой Ноттовей, скрывшийся за поворотом, и выглядел оживленным и
радостным.
   Они выехали из Эррола через южные ворота и  двинулись  прямо  по  дороге,
вымощенной белым кирпичом.
   - Удобно, - сказал Рогмо. - Вот если бы везде так путешествовать.
   - Не радуйтесь, князь, - рассмеялся  Банбери.  -  Здешние  дороги  лишены
всякого смысла и имеют одно-единственное назначение - демонстрировать  миру,
что и в Ронкадоре их умеют строить. Сейчас она оборвется  ни  с  того  ни  с
сего, и нам снова  предстоит  странствие  по  лесам,  вплоть  до  следующего
населенного пункта.
   - Прекрасно, - одобрила Каэ. - Главное, что Эррол выглядит как  и  всякая
уважающая себя столица, а дальше хоть трава не расти.
   - Ну, госпожа, здесь вы преувеличили, - улыбнулся Куланн. - Чего-чего,  а
травы здесь более чем достаточно.
   - А что за следующий город лежит на нашем пути? - спросил Номмо.
   - Это вовсе не город, дорогой барон,  -  ответил  ему  Вентоттен.  -  Это
поселок. Все большие населенные пункты Ронкадора находятся севернее  Эррола,
а на юге  разбросаны  одинокие  замки,  деревни,  поселки.  Здесь  с  трудом
выживают, а о том, чтобы возводить какие-нибудь укрепления,  и  речи  нет  -
людей мало, сил не хватает, постоянные стычки.
   - Невеселая картина, - высказал Барнаба свое личное мнение. -  Может,  ну
его, этот поселок? Зачем нам туда заезжать?
   - Видите ли, господин Барнаба, этот поселок встретится нам  только  через
полторы недели пути. И нам необходимо будет пополнить запасы продовольствия,
выяснить дорогу, потому что в Ронкадоре все течет и  изменяется  с  пугающей
скоростью, просто отдохнуть.
   - Отдыхать нам некогда, - отрезал толстяк. - Но придется,  потому  что  я
уже устал от этих бесконечных гонок.
   - Ты же весь день вчера отдыхал! - воскликнул Магнус.
   - Вот когда тебе будет столько лет, сколько мне, я посмотрю  на  тебя,  -
огрызнулся Барнаба.
   - Вы еще сравнительно молоды, - любезно обратился к нему барон.  -  Я  бы
многое отдал за ваш возраст.
   На секунду воцарилось неловкое молчание.
   - Не советую, - наконец буркнул толстяк. - Для этого человек должен сойти
с ума или перестать быть человеком. А  у  вас,  барон,  это  не  выйдет.  Вы
слишком человечны.
   Банбери поклонился странному существу и позволил себе спросить у Каэтаны:
   - Господин Барнаба не человек?
   - Нет.
   - Он бог?
   - Хуже, господин Вентоттен. Гораздо хуже. Все боги -  маленькие  дети  по
сравнению с ним. Тем беспримернее его деяние, его попытка  вочеловечиться  и
прочувствовать на собственной шкуре, что это такое - жить.
   - Это заслуживает глубокого уважения, - серьезно ответил барон.
   ...Ехали быстро. Отдохнувшие и накормленные кони старались изо всех  сил,
выбивая  копытами  диковинные  ритмы  по  сухой   земле.   Тод   пользовался
предоставленной ему свободой, шныряя  по  зарослям  и  охотясь  на  каких-то
упитанных, аппетитных, с его точки  зрения,  зверьков.  Что  не  мешало  ему
вечерами умильно выпрашивать какую-нибудь корочку хлеба у обожаемой хозяйки.
   - Пес, мне не жалко, - говорила она, протягивая ему  ломоть,  который  он
вот уже полчаса пожирал глазами. - Но ты посмотри на свой живот.
   Тод послушно смотрел или делал  вид,  что  смотрел,  а  потом  принимался
грызть какую-нибудь кость, принесенную очередным своим поклонником. Сангасои
души не чаяли в огромной псине,  стараясь,  когда  возможно,  побаловать  ее
чем-нибудь особенным. Не то Тод был еще совсем молодым, когда Рогмо подобрал
его на дороге в Кайембу, не то воздух Иманы так на него действовал,  но  пес
еще подрос и теперь вполне мог сойти за небольшую лошадь.  А  клыки  у  него
стали вообще  драконьи.  И  такой  сторож  мог  разорвать  на  части  любого
злоумышленника, который рискнул бы угрожать его госпоже.
   Вечерами  на  привалах,   когда   все   укладывались   спать,   расставив
предварительно сторожевые посты вокруг лагеря, пес валился рядом с  Каэтаной
и принимался храпеть. Делал он это так громко и вдохновенно,  что  часто  ее
будил. Она недовольно ворочалась и  толкала  Тода  локтем  в  лохматый  бок.
Однако, несмотря на кажущуюся беспечность, пес спал очень  чутко  и  два-три
раза за ночь просыпался, чтобы трусцой обежать лагерь и проверить, все ли  в
порядке. Он был очень добродушно  настроен  ко  всем  своим  спутникам  и  к
каждому из ста с лишним человек успевал подбежать в течение дня, обнюхать  и
поворчать  о  чем-то  своем.  Тем  более  странным  показалось  Каэтане  его
необычное поведение, когда неделю спустя, как и обещал барон,  они  все  еще
ехали по невероятному, пышному, буйному лесу и все вокруг было  по-прежнему:
тихо, спокойно и безопасно.
   Тод стал проявлять признаки  беспокойства  задолго  до  того,  как  отряд
подъехал к относительно небольшому поселку, который разительно отличался  от
обычных ронкадорских селений.  Дома  здесь  были  ничем  не  отгороженные  и
никакими стенами не окруженные. Цветные, яркие, с крышами, крытыми  соломой,
они стояли на высоких фундаментах. Барон Вентоттен поспешил объяснить,  что,
когда начинается сезон дождей, ручьи и речушки выходят из  берегов  и  часто
затапливают низины. Поэтому фундаменты здесь строят  с  запасом,  на  случай
разных неожиданностей.
   Над крышами вился легкий голубоватый дымок, напомнивший путникам  о  том,
что наступил час обеда.
   -  Как  вы  думаете,  барон,  нас  примут   здесь   или   испугаются?   -
поинтересовалась Каэтана.
   - Ронкадорцев так просто не испугаешь. Мы же не стали с ходу жечь дома  и
размахивать мечами, а меньшее зло в Ронкадоре и злом не считается.  Если  мы
еще и заплатить решим, то нас вообще встретят как благодетелей.
   - Странно здесь встречают благодетелей, - хмыкнул  Магнус,  показывая  на
нескольких мужчин, которые вышли на околицу, стискивая  в  руках  топоры  на
длинных рукоятях.
   - Это  печальная  необходимость,  -  заверил  его  Банбери.  -  Я  сейчас
договорюсь с ними. А вы чувствуете, как вкусно пахнет? Интересно, что это за
запах, - блюдо, вне всякого сомнения, мясное, соус пряный, но вот что это за
дичь?
   - Это неважно, - заметил Рогмо. - Главное, чтобы и нам досталось.
   - Вам не важно, а  мне  важно,  князь,  -  с  достоинством  молвил  барон
Вентоттен. - Я несколько десятков лет своей  жизни  потратил  на  то,  чтобы
овладеть тайнами кулинарии, и считал  себя  не  последним  знатоком  в  этой
области, да вы и сами могли убедиться в том, что я не хвастаюсь. И для меня,
как для профессионала и специалиста, позор не узнать, что это за мясо.
   - Очень вкусное, - безошибочно определил Барнаба. -  Поехали  успокаивать
поселян.
   Жители оказались такими же нарядными и цветущими, как  их  дома.  Каэтану
поразили здешние женщины: с матовой белой кожей,  яркими  губами  и  пышными
волосами. Они не были красавицами,  но  выглядели  такими  молодыми,  такими
свежими, что больше походили на  дриад  или  нимф,  но  не  на  человеческих
дочерей.
   Как и  предсказывал  барон,  люди,  увидев,  что  отряд  не  готовится  к
нападению на  их  поселок,  а,  напротив,  готов  еще  и  заплатить  за  все
необходимое, стали приветливыми и радушными. Они с охотой объяснили, что это
место называется Корран и отсюда два дня пути верхом до озера Эрен-Хото,  на
берегу которого стоит небольшая рыбацкая деревушка  Ими.  Там  вполне  можно
будет купить  лодки  или  построить  плот.  Словом,  рыбаки  придумают,  как
переправить благородных господ  на  ту  сторону.  А  жители  поселка  Корран
предлагают свое гостеприимство на этот день и ночь, чтобы завтра на рассвете
проводить гостей и указать им кратчайшую дорогу до великого озера.
   - Почему великого? - шепнула Каэтана.
   - Оно размером со скромное море, - тоже шепотом ответил Банбери и тут  же
пожаловался:
   -  Вообразите  себе,  госпожа,  просто  какое-то  сумасшествие:  не  могу
определить, чем пахнет. Кроме запахов мяса и лука, а  также  двух  известных
трав, ничего не разберу. Это обидно.
   - Так спросите, - предложила Каэтана, которая  понимала,  насколько  этот
вопрос серьезен для доброго Банбери.
   - Нет, госпожа Каэ. Это дело принципа. Вот если до завтра  не  вспомню  и
ничего толкового не придумаю, тогда уж  точно  спрошу,  потому  что  учиться
никогда не поздно. И все же я рассчитываю на свой разум.
   - Удачи вам, барон, - без тени насмешки пожелала Каэтана.
   Следующие полчаса ей было  не  до  окружающих.  В  мирном,  благополучном
Корране не было ничего подозрительного, ничего такого, что могло бы угрожать
жизни более чем сотни вооруженных людей. И тем не менее Тод  вел  себя  так,
что Каэ было за него неудобно. Он то рычал, сверкая своими желтыми  волчьими
глазами, то хватал ее за одежду зубами и пытался вытащить прочь, за околицу.
То поджимал хвост и прижимал уши к  голове.  Такая  бурная  и  разнообразная
гамма переживаний настораживала Каэтану, но она и представить себе не могла,
чем это было вызвано. А не обращать на него внимание было немыслимо сразу по
двум причинам: во-первых, безрассудно, во-вторых, даже  если  Тод  нервничал
напрасно, то разъяренный пес такого размера угрожал безопасности людей.  Она
пыталась успокоить верного друга, старалась изо всех сил, но у нее ничего не
выходило. Наконец Каэ не выдержала: она объяснила, как смогла, Куланну,  что
пес переживает, встретив такое  количество  незнакомых,  и  что  она  пойдет
прогуляться с ним в лесу неподалеку, пока он не остынет и  не  начнет  вести
себя более прилично.
   Рогмо вызвался пройтись вместе с ними, чтобы не  оставлять  Каэ  одну,  а
Куланн, поколебавшись, все же остался в Корране, устраивая  людей  на  ночь.
Сначала они собирались разбить  лагерь  за  околицей,  но  староста  поселка
уговорил командира сангасоев  изменить  свое  решение,  мотивируя  тем,  что
селянам  легче  и  приятнее  принимать  гостей  у  себя  в   домах,   нежели
восстанавливать вытоптанные посевы. Действительно, все свободное от деревьев
пространство вокруг Коррана было вспахано и засеяно. Земля в Ронкадоре, как,
впрочем,  и  на  всей  Имане,  была  благодатная  и  плодородная,  и  ничего
удивительного  не  было  в  том  бережном  и   добром   отношении,   которое
демонстрировали жители Коррана к своим  полям.  Куланн  не  нашел  ни  одной
причины, по которой он мог бы отказать старосте в этой просьбе.
   Всем нашлось дело. Кто-то мыл и чистил  коней  у  кристально  прозрачного
ручья,  протекавшего  недалеко  от  поселка.  Кто-то  чинил  сбрую,  многие,
пользуясь свободной минутой, занялись своим оружием, приводя его в  порядок.
Несколько сангасоев под руководством гастрономически  образованного  Банбери
Вентоттена занимались закупкой провизии. Магнус на четвереньках  ползал  под
какими-то шишковатыми, выкрученными  стволами,  обнаружив  редкое  растение,
пригодное для своих занятий. Лицо у него стало глупо-счастливое, и ничто  на
свете его в этот миг больше не волновало.
   Номмо и Барнаба с удовольствием плескались в ручье, чуть выше по течению;
маленький альв приводил в  порядок  свой  плотный,  густой  мех,  а  толстяк
помогал ему, выбирая репьи и колючки.
   Жители  Коррана  демонстрировали   свое   дружелюбие   всеми   доступными
способами: угощали  воинов  сочными  плодами  и  ягодами,  предлагали  вина;
молодые женщины, свежие и статные, заглядывались на могучих сангасоев - даже
слишком откровенно, по мнению Куланна. Но он и сам не был аскетом, и не  мог
от своих солдат требовать ничего подобного. Люди устали в походе, и было  бы
смешно ждать от них, что они будут вести себя благоразумно  и  сдержанно.  И
хотя тихий внутренний голос слабо  протестовал  против  возможного  развития
событий,  Куланн  не  мог  представить  себе,  как   вслух   высказать   эти
соображения.  Тем  более  что  одна   из   девушек   уже   несколько   минут
соблазнительно покачивала бедрами прямо у него перед носом, и кровь  стучала
в висках воина так сильно, что внутреннего голоса вообще слышно не было.
   К вечеру все утихло.  Воины  разбрелись  по  разным  домам,  многие  -  в
сопровождении  молодых  женщин.  У  Куланна  все  же  хватило   благоразумия
обратиться со своими сомнениями сначала к  барону,  а  потом  и  к  старосте
Коррана,  но  оба  ответили  приблизительно  одно  и  то  же:  в  Ронкадоре,
раздираемом  войнами,  женская  добродетель  была  настолько   относительным
понятием, что никто особо не вдавался в подробности своего происхождения.  А
появление детей приветствовалось с огромной радостью, потому что  люди  чаще
умирали, чем рождались. Беременная женщина была своего рода  драгоценностью,
залогом будущего, и к ней относились с почтением.
   Каэтана все еще сидела под открытым небом, на пороге довольно  просторной
хижины, где ее разместили вместе с Номмо и Барнабой. Барон Банбери Вентоттен
неслышно вышел из темноты и приблизился, легко ступая по шелковой траве.
   - Можно нарушить ваше уединение?
   - Конечно, барон. Как ваши успехи? Узнали,  что  это  за  таинственный  и
привлекательный запах?
   - Нет. К моему глубокому стыду, я так и не смог разобраться, что же здесь
готовили. Более того, здешние хозяйки оказались  еще  более  скрытными,  чем
повара его величества короля Ронкадора, и ни за что  не  захотели  открывать
мне свои секреты. Представьте они  уверяли  меня,  что  готовят  дичь.  И  в
доказательство даже показывали птичьи внутренности и ощипанные перья.  Зачем
им так скрывать свои рецепты? Ведь  конкуренция  их  никак  не  затронет.  В
городе я бы еще понял их нежелание отвечать  на  мои  вопросы,  но  здесь...
Знаете, никогда не слышал ни  о  каких  поверьях  и  приметах,  связанных  с
кухонными рецептами. Впрочем, чего не бывает в такой глуши.
   Каэ погладила притихшего пса. Тод вот уж несколько часов как утих, но  то
и дело бросал на нее умоляющие взгляды. Но что он просил, так и осталось для
Каэтаны загадкой.
   - Должна вам признаться, дорогой Банбери, что ваш рассказ  заставил  меня
задуматься.  Не  знаю  почему,  но  мне  очень  странными   показались   эти
деревенские обычаи. Что же они могут скрывать?
   - Да  ничего  особенного,  конечно,  -  откликнулся  барон.  -  Простите.
Кажется,  я  своими  бреднями  побеспокоил  вас.  Послушайте  меня,  дорогая
госпожа, идите  спать.  Рецепт  любого,  даже  самого  вкусного  жаркого  не
является такой вещью, из-за  которой  ваши  прекрасные  глаза  могут  завтра
выглядеть усталыми. На рассвете Куланн поднимет нас в путь, и вам нужно быть
сильной и свежей.
   - Свежей... Вы правы, барон. А заметили,  какая  прекрасная  внешность  у
здешних жителей: кожа свежая, без единой морщины, тела упругие.
   - Вы краше, если вас втайне беспокоит сравнение. Уверяю вас, что  здешние
молодки, хоть и хороши, даже мечтать не могут о такой внешности, как у  вас.
Идите отдыхать, Каэ.
   - Вы меня уговорили; Спокойной ночи, Банбери.
   - Спокойной ночи, - ответил Вентоттен, растворяясь в ночи.
   Каэ вытянула ноги, зевнула сладко, поднялась:
   - Пойдем в дом, пес. Барон прав, отдыхать просто необходимо, иначе упадем
однажды без сил и пропустим все на свете. Однако же как хорошо здесь женщины
выглядят, будто в крови купаются... в крови...
   Только  в  состоянии  полусна,  когда  мозг  уже  бездействует  и  только
подсознание управляет  мыслями  и  поступками,  может  осенить  блестящая  и
безумная  догадка,  которая  наяву  показалась  бы   невероятной.   Каэтана,
засыпавшая на  ходу,  вяло  подумала,  что  так  цветущи  бывают  вампиры  и
каннибалы, потому что утверждают, что нет лучше  пищи,  нежели  человеческое
мясо. И к тому же  оно  крайне  вкусное,  гораздо  вкуснее  дичи,  говядины,
свинины и чего там еще?
   Обо всем этом она думала не всерьез, а  постольку,  поскольку  у  нее  не
хватало сил,  чтобы  повернуть  течение  мыслей  на  другую  тему.  Она  уже
спотыкалась, идя в хижину, как вдруг Тод отчаянно и тоскливо  взвыл,  и  она
вздрогнула, приходя в себя:
   - Что за мерзость иногда может привидеться! - и вдруг замерла  на  месте.
Кто-кто, но уж она должна была бы знать, что  ей  не  грезятся  глупости,  а
только возможные события.
   Каэтана принялась рассуждать: будить всех, чтобы спросить, не пытались ли
их съесть гостеприимные хозяева, было как-то слишком. Она  представила  себе
лица сангасоев, выдернутых ее криками  прямо  из  горячих  объятий,  и  даже
захихикала. С другой стороны,  если  ее  неуместная  стеснительность  станет
причиной трагедии, то она себе этого никогда не простит. Наконец Каэ  решила
пойти к барону Вентоттену и  спросить  его,  может  ли  так  вкусно  пахнуть
человечина, рискуя показаться ему не Богиней  Истины,  но  Богиней  Безумия.
Пес, видимо, заметил некую перемену в  своей  хозяйке,  потому  что  заметно
повеселел и выбранное направление тоже одобрил, буквально волоча ее за собой
в сторону дома, где на ночлег остановился барон в компании с Рогмо.
   В какой-то момент Каэтана окончательно  проснулась.  Как  протрезвела.  А
проснувшись, испугалась. Вернулась в дом. Взяла мечи,  которые  откликнулись
легкой дрожью, и только потом чуть ли не бегом бросилась  к  Банбери.  Около
его хижины она остановилась, осторожно обошла ее сзади и  постучала  в  окно
комнаты, где спали ее друзья.
   Все было в порядке, потому что Рогмо откликнулся сонным голосом:
   - Кто?
   - Рогмо, - шепотом позвала она. - Это я. Разбуди Банбери и  вылезайте  из
окна. Мне нужен совет.
   Наследника Энгурры следовало бы увековечить в бронзе, как некое  неземное
существо, исполненное терпения и кротости. Он  не  отреагировал  на  просьбу
так, как должен реагировать ни с  того  ни  с  сего  разбуженный  смертельно
уставший человек.
   - Одну минуту, госпожа, - прошептал полуэльф. Какое-то время  из  глубины
комнаты слышались легкая возня и приглушенные голоса, затем в окне появилась
взъерошенно-заспанная голова Банбери Вентоттена.
   - Что случилось, дорогая Каэтана?
   - Барон, не сочтите меня безумной. Человечье мясо может так пахнуть?
   - Бессмертные боги! - задохнулся барон. - Как же я  сразу  не  вспомнил?!
Госпожа, что делать?
   - Так это...
   - Именно оно, как же я сразу не подумал?!
   - Выбирайтесь из дома.
   Как ни стран