от
злокозненных божеств морей и океанов; именно к  нему  взывали  о  помощи  во
время шторма, при столкновении с пиратами,  при  кораблекрушениях  и  прочих
напастях, которые подстерегают человека на безбрежной  лазурной  равнине.  И
все то время, пока Йабарданай оставался Владыкой Водной Стихии, морской змей
был доброжелательно настроен и к  людям,  и  к  морским  обитателям,  никого
особенно не беспокоя и  никому  не  грозя.  Питался  этот  монстр  китами  и
громадными акулами, левиафанами и водяными змеями; но так как жизнь на любой
планете построена на бесконечной цепи убийств - и это-то как раз и  является
нормой, - то убийцей в истинном смысле Йа Тайбрайя никогда не являлся.
   Однако после битвы между  Древними  и  Новыми  богами,  разыгравшейся  на
Шангайской  равнине,  и  последовавшим  за  ней  исчезновением   Йабарданая,
подводное царство вышло из-под контроля. А-Лахаталу стоило многих  трудов  и
усилий восстановить в нем порядок и покой, твердой рукой управляя непокорной
стихией. Но об открытом столкновении с самим  Йа  Тайбрайя  он  боялся  даже
думать. Обезумевший монстр долгое время  преследовал  и  А-Лахатала,  и  его
слуг,  нанося  подводному  войску  своего  врага   страшный   урон.   Только
объединенными усилиями Новых богов его удалось загнать в бездонную  пропасть
- Улыбку Смерти - и  там  усыпить  на  несколько  тысячелетий.  А-Лахатал  с
неподдельным страхом  ожидал,  когда  Ужас  Моря  снова  проснется  и  решит
вернуться назад.
   Наступил день, когда  на  дне  Улыбки  Смерти  стал  вскипать  гигантский
водоворот...

***

   Галера находилась в пути вот уже  шесть  часов.  За  это  время  сангасои
успели с комфортом расположиться в своих каютах на нижней  палубе,  устроить
коней в трюме и пообедать. Тод облазил всю галеру, то одобрительно ворча, то
выказывая недовольство, а Каэ  и  четверо  ее  друзей  сидели  в  каюте  над
географическими картами. Ингатейя Сангасойе была предоставлена царская  -  в
обоих смыслах - каюта. На самом деле именно в  этом  помещении  располагался
Тхагаледжа, если ему приходило в голову совершить путешествие по Охе. Дальше
моря Надор нынешний правитель Сонандана не выезжал.
   Каэтана была невеселая и уставшая. Это удивило и  насторожило  Магнуса  и
Рогмо, которые еще полдня назад видели богиню веселой, свежей и бодрой.
   - Что с вами, Каэ? - наконец решился спросить чародей.
   - А что?.. - Она как-то безнадежно махнула рукой, но  потом  решила,  что
будет невежливо отмахнуться от человека, который проявил к тебе  участие,  и
все-таки ответила:
   - Преотвратное настроение.
   - Чем  оно  вызвано?  -  Рогмо  спрашивал  не  из  любопытства  и  не  из
вежливости, это она определила сразу.
   - Так заметно? Прошу прощения... Сама не знаю. Наверное, дело в том,  что
с водоемами и реками мне на Варде никогда не везло. Когда я переплывала Дер,
чтобы добраться до Аккарона, нам  встретился  левиафан.  Потом  в  подземном
озере меня чуть не сожрали безглазые рыбы и какая-то тварь, которая устроила
там свою  столовую.  На  Даргине  я  познакомилась  со  статуей  Йабарданая,
одержимой идеей уничтожать всех и вся. В ал-Ахкафе я опять же повидалась  со
Стражем Озера, и то, что он съел не меня, а другого человека, было совсем не
моей заслугой. И не его тоже. Ну а если болото можно с  натяжкой  отнести  к
водоемам (все-таки воды там было многовато, на мой взгляд), то  воспоминания
о сарвохе будут достойным завершением этого списочка.
   Она встала и прошлась из угла в угол просторной каюты.
   - Я очень люблю воду и совсем ее не боюсь. Но не  успела  я  вступить  на
борт галеры, на меня будто гири повесили. Трудно  дышать,  трудно  говорить.
Мысли разбегаются.
   - Это дурные воспоминания, - авторитетным тоном заявил Барнаба. - А также
тяжесть разлуки, естественная растерянность и резкая перемена  климата.  Все
вполне объяснимо. Ложись-ка ты спать, и мы оставим тебя в покое на  сегодня.
Ты ведь встала ни свет ни заря. А завтра, вот  увидишь,  все  будет  гораздо
лучше.
   - Может, ты и прав,  -  вяло  согласилась  Каэ.  Она  пожелала  спутникам
спокойного сна и повалилась на кровать, как только они вышли за  двери.  Тод
заявился через несколько минут и лег вдоль порога,  перегородив  вход  своим
огромным телом.
   Однако если Барнаба и Номмо отправились спать в  приподнятом  настроении,
болтая по дороге о всякой всячине, то Магнус выглядел немного встревоженным.
От Рогмо не укрылась легкая тень, скользнувшая в его глазах, и он  обратился
к магу:
   - Тебя что-то тревожит?
   - Да, - ответил тот, оглянувшись. - Пойдем в каюту.
   Сдружившиеся во время своего странствия, оба  молодых  человека  занимали
скромное, но уютное и изысканное  помещение,  оснащенное  всем  необходимым.
Повалившись на кровати, устланные теплыми и мягкими одеялами, они  некоторое
время молчали.  Полуэльф  не  хотел  докучать  магу  расспросами,  а  Магнус
напряженно размышлял. Наконец он обратился к другу:
   - Барнаба - удивительное существо, но рассеянное и недальновидное. Может,
потому, что его могущество практически неограниченно и  самое  большее,  что
грозит ему в случае неудачи, - это возврат к прежнему существованию.  А  это
не самый трагический конец. Но я диву даюсь нашему Номмо,  уж  он-то  должен
был бы обратить внимание на то, что сказала Каэтана.
   - А что? - насторожился Рогмо. У него неприятно  засосало  под  ложечкой,
будто сбывались худшие его предположения.
   - Все-таки мы имеем дело с Богиней Истины, это необходимо уяснить  раз  и
навсегда, - немедленно откликнулся чародей. - Она не может быть права или не
права, у нее иная природа. Если она говорит, что ей не по себе, значит,  это
не ее личное состояние. Значит,  здесь,  на  галере,  находится  нечто,  что
вызывает у нее эти мысли и чувства.
   - А почему она тогда сразу не определит, что именно не так?
   - Какой ты смешной, князь, - даже немного развеселился Магнус. - Она же в
упор не видит зла, пока не столкнется с ним нос к носу. Как ты не понимаешь?
Зло ведь не бывает истинным ни при каком раскладе, оно другой природы. И  не
истинным не бывает тоже. Зло - это пустота, пустота, не заполненная светом.
   - Кажется, я сообразил! - воскликнул Рогмо. -  Ты  думаешь,  для  нее  не
существует зла?
   - Конечно. Но ей тягостно ощущать близость  пустоты.  Поэтому  она  сразу
тускнеет. И меня это пугает, потому что я делаю вывод,  что  враг  умудрился
пробраться на галеру. Нам с тобой придется смотреть в оба.
   - А ты не можешь своим способом... - замялся Рогмо,  -  поколдовать,  что
ли?
   - И это попробую, конечно. Но чуть позже. Давай заранее договоримся,  что
мы с тобой не забываем: на галере что-то  не  так.  И  внимательно  за  всем
наблюдаем.
   - Можем даже дежурить по очереди.
   - Пока не стоит. - Магнус наклонился поближе к другу. -  Рассуди  здраво.
Мы еще недалеко от столицы,  находимся  на  территории  Сонандана,  рядом  и
армия, и жрецы, и бессмертные, которые души не чают в Каэтане, и даже поющие
драконы. Если бы ты хотел наверняка нанести удар, стал бы сейчас рисковать?
   - Проще простого, - ответил князь Энгурры, -  я  бы  терпеливо  дожидался
того дня, когда мы выйдем в море Надор.  А  уж  там  развернулся  бы  вовсю.
Слушай, Магнус, какой ты умный.
   - Даже противно, -  легко  согласился  чародей.  -  А  теперь  рассуждаем
дальше: враг пока что не пошевелится, и мы тоже можем тихо и мирно спать.
   - Согласен! - сказал Рогмо. - Что-то я устал сегодня...
   Через несколько минут молодые люди уже сопели  носами,  выводя  в  высшей
степени музыкальные рулады. Каэтана заснула уже давно, но  долгожданный  сон
не принес ей облегчения. В призрачном  мареве,  которое  искрилось  россыпью
мелких блесток, в клубах серого  и  липкого  тумана  периодически  возникала
темная фигура.
   Фигура как фигура, ничего с виду в ней не было такого  особенного,  чтобы
задыхаться от гнева и ужаса, метаться под  одеялами,  стонать  и  скрежетать
зубами. Но несколько раз Каэ  подскакивала  на  постели  в  полусознательном
состоянии, с отвращением чувствуя, как холодный пот ручьями льется по лбу  и
спине, а потом падала назад, в трясину своего кошмарного видения. И чем  оно
было проще и безобиднее, чем больше искристое марево заслоняло темную  тень,
тем тяжелее и тяжелее становилось у нее на сердце.  Когда  Каэ  окончательно
очнулась, она лежала на спине, широко открыв глаза и глядя в резной потолок.
Оттуда на нее  равнодушно  взирала  какая-то  деревянная  рыбина,  абсолютно
далекая от этих загадок и тайн. И Каэ ей тихонечко позавидовала: плыви  себе
и плыви по деревянным волнам, не  зная  забот  и  печалей,  не  имея  шансов
добраться до берега, потому что его нет и в помине...
   Тод чувствовал неладное. И как только хозяйка зашевелилась и  уселась  на
кровати, протирая глаза, он бросился к ней, нетерпеливо  толкая  ее  большой
лобастой головой.
   - Ну, что у тебя?
   - Р-Р-РР.
   - Вразумительно, что правда, то правда.  Ладно,  пес,  давай  постараемся
отдохнуть.
   Она говорила и сама не верила  в  такую  счастливую  возможность.  Первый
рассеянный луч света попытался пробиться сквозь зашторенное круглое  окошко.
Наступал рассвет следующего дня. Галера качалась и переваливалась на волнах;
кричали наверху матросы; раздался зычный голос капитана. Каэ поняла, что  на
сегодня муки отдыха закончены и она имеет полное право  выбраться  наружу  и
принять участие в общих делах, в частности позавтракать со  вкусом.  Встала,
потянулась, разминая мускулы, и с неудовольствием обнаружила, что  чувствует
себя усталой и разбитой, как когда-то раньше, после  странствий  по  болотам
Аллефельда или Тор Ангеха. Это было странно, даже несмотря на ночной  вязкий
кошмар. Все  же  каюта  была  слишком  комфортабельной,  а  постель  слишком
удобной, чтобы полностью обессилеть за одну краткую ночь. Каэ махнула рукой,
решив ни о чем не думать, набросила свежую рубаху, быстро затянулась широким
поясом и выскочила из каюты, успев ласково погладить Такахай  и  Тайяскарон,
лежавших на ночном низеньком столике.
   Капитан Лоой радостно встретил свою повелительницу и повел ее в помещение
столовой, где  уже  собрались  остальные.  За  одним  длинным  столом  чинно
восседали Барнаба, Номмо, Магнус, Рогмо, а также три  пунцовых  от  смущения
молодых человека - смуглых, белозубых  и  мускулистых.  Нарядные  камзолы  и
шелковые рубахи на них сидели как сработанные из  негнущегося  материала,  и
движения у парней были замедленные и  неловкие.  Невооруженным  глазом  было
видно, что они смущались и трепетали одновременно  -  странное  сочетание  и
очень смешное, отметила Каэ про себя. Капитан Лоой представил их как старших
офицеров команды галеры.
   Когда Каэ присела на отведенное ей место, парни  чуть  было  не  упали  в
обморок, но кое-как удержались. Они сидели прямо, будто проглотили шесты,  и
не прикасались к еде. Она поняла, что нужно спасать положение, потому что ей
в обществе этих истуканов тоже кусок в горло не лез.
   - Нил, - обратилась Каэ к одному из офицеров, - это не вас я вчера видела
на носу галеры? Вы еще командовали подъемом косого паруса...
   - Да, - улыбнулся Нил, - это я был.
   - Вам очень идет обычный наряд: белое полотно лучше сочетается с загаром,
нежели коричневый шелк. И вообще,  господа,  если  вам  уютнее  в  привычной
одежде, не наряжайтесь ради меня. Разумеется, это не означает, что вы должны
отказывать себе в удовольствии.
   - Спасибо, - нестройным хором ответили офицеры, заметно оживляясь.
   - Как мы идем, капитан? - обратилась Каэ к Лоою.
   Тот не без уважения глянул в ее сторону:
   - Хорошо, госпожа Каэтана. Я еще  никогда  не  видел  такого  устойчивого
попутного ветра. Если так пойдет и дальше, то мы очень быстро  доберемся  до
устья реки и нам даже не понадобится сажать на весла гребцов.  Вы  приносите
удачу...
   - Потому что самое меньшее, что я вам должен, -  это  попутный  ветер  до
Хадрамаута, - произнес негромкий мелодичный голос, шедший от дверей.
   Все как один развернулись в ту сторону.  Там  стоял  высокий  и  стройный
красавец в текущих и вьющихся одеждах, которые сами  по  себе  были  ветром,
воздухом, сном... Моряки тихо ахнули. После Повелителя  Водной  Стихии  этот
бессмертный был ими наиболее почитаем. А иногда  он  казался  самым  главным
божеством мира, ибо именно он повелевал  ветрами  и  штормами,  ураганами  и
штилем, а значит, удачей и зачастую самой жизнью моряка.
   - Астерион! - воскликнула Каэ с радостью.
   - Я тоже собрался тебя проводить и что-нибудь подарить. Кстати, для очень
забывчивых - открой когда-нибудь шкатулку Тхагаледжи, он же просил.
   - Спасибо, что напомнил. Садись поешь с нами.
   Астерион улыбнулся:
   - Спасибо, милая. Но мне не хочется. К тому же ты меня знаешь: через пару
минут я стану рваться прочь - лучше и не пытаться.  Рад  был  познакомиться;
господа, - слегка  склонился  он  в  сторону  замерших  от  такой  учтивости
бессмертного людей. - Я вас запомню и узнаю, где бы вы ни находились.
   Моряки  затаили  дыхание,  не  смея  поверить  в  такую  удачу.  Обещание
Астериона означало его покровительство в  любых  водах  этого  мира.  Только
старые  морские  легенды  о  мореплавателе  Шалиссе,  достигшем  края  мира,
упоминали о подобном щедром подарке со стороны изменчивого бессмертного.
   - Каэ, дорогая, пойдем поговорим на ветру.
   Она легко поднялась  из-за  стола,  бросив  на  гору  снеди  печальный  и
тоскующий взгляд:
   - Рогмо, Магнус, приглядите за Барнабой, а то он, не ровен час, слопает и
мою долю.
   Когда они вышли из каюты, прошлись по палубе и остановились на корме, Каэ
невольно залюбовалась своим  родичем.  Стройный,  во  вьющихся  одеяниях,  с
летящими  и  клубящимися  волосами,  прекрасный  и  изменчивый,   легкий   и
непредсказуемый, Астерион, верно, был одним из  самых  удивительных  существ
этого мира.
   - Вот что я хотел сказать тебе, - произнес он, и она подивилась тому, как
тих и грустен был его голос, -  конечно,  я  шалопай  и  непоседа,  так  что
всякого рода предчувствия и  предсказания  не  для  меня.  Это  дело  Жнеца,
Курдалагона или Олоруна.  Но,  знаешь  ли,  я  почувствовал  в  своем  ветре
какой-то странный оттенок незнакомого мне дуновения. Я не посылал  его,  это
уже здесь чье-то затаенное  дыхание  смешалось  с  моим  ветром.  И  я  хочу
предупредить тебя, пока не поздно. Может, я и преувеличиваю, но пусть  лучше
так, чем недоглядеть...
   Астерион сам себя прервал на  полуслове,  порывисто  обнял  Каэ  и  легко
перетек куда-то за борт галеры. Несколько минут он парил в воздухе  рядом  с
судном, являя собой  восхитительное  зрелище,  а  потом,  так  же  неспешно,
смешался со струйкой дыма и  вознесся  к  белым  рваным  облакам.  Откуда-то
сверху прозвучал его голос:
   - В море Надор я навещу вас!
   После завтрака Каэтана стояла опершись о борт и разглядывала проплывающие
мимо берега. Оха протекала по такой  живописной,  роскошной  местности,  что
сердце  сжималось  от  тоски.  Желтые  песчаные  пляжи  сменялись   густыми,
тенистыми рощами; скалистые, крутые  берега  переходили  в  пологие.  Иногда
галера проходила мимо прелестных городков или  поселков,  сооруженных  возле
чистой и полноводной реки. Мимо  сновали  лодочки  рыбаков,  небольшие  суда
торговцев и проплывали величественные военные корабли.  Флот  Сонандана  был
велик и очень силен - просто Каэ не успела до конца разобраться в  тонкостях
этого ведомства, предоставив бразды  правления  старому  вельможе  и  самому
искусному адмиралу по эту сторону Онодонги - графу Хайлею Шаратту. Когда  он
докладывал ей об успехах и процветании  флота  ее  государства,  она  охотно
одобряла и поощряла его. Тем более  что  Тхагаледжа  и  Нингишзида,  мнением
которых она особенно дорожила, были довольны трудами  неутомимого  адмирала.
Но увидеть своими глазами это диво  ей  довелось  впервые,  и  она  смотрела
открыв рот.
   - Прекрасные корабли, - сказал капитан  Лоой,  подходя  к  ней.  -  Я  не
нарушаю ваше уединение?
   - Наоборот, я буду очень рада. Так вы считаете наш военный флот  сильным,
капитан?
   - Конечно. Я думаю, у нас самый сильный флот на всем  Варде,  не  считая,
разумеется, хаанухов. Но о них разговор особый - они рождаются на море и  на
нем же умирают, в нем освящают младенцев, в нем  хоронят  умерших.  Говорят,
что хаанухи - это дети наяд и тритонов и простых людей, вот почему  на  суше
им нельзя жить слишком долго. В Хадрамауте нет человека, чья судьба не  была
бы связана с морем.
   - Это прекрасно, - задумчиво молвила Каэ. - А кто следующий по рангу?
   - Считается, что Аллаэлла. Но уверен,  что  наши  корабли  лучше,  просто
Запретные  Земли  не  афишируют  свое  превосходство.  На  корабле  "Сын  Йа
Тайбрайя" я обошел много морей и два океана, но никогда не плавал под флагом
Сонандана, это закон.
   - Я помню, капитан. И иногда думаю, так ли мы были правы?
   - Не знаю, возможно, более правы, чем подозревали до сих пор. Сонандан  -
иная земля, отличная от прочих.  Я  счастлив,  что  из  внешнего  мира  смог
попасть туда. Наверное, это тоже способ охранять нашу  страну  от  случайных
людей.
   - Вы правы, Лоой.
   Капитан немного постоял рядом, затем молвил:
   - Мне пора идти. Если что-нибудь будет нужно, я к вашим  услугам...  -  и
прибавил лукаво:
   - Ваше высочество.
   Снова оставшись в одиночестве,  Каэ  произнесла,  обращаясь  к  бездонной
синеве неба:
   - Мне не хватает вашей мудрости. Куда вы опять подевались?
   - Мы никуда не деваемся, - спокойно донеслось оттуда.

***

   Три монаха стоят на верхней палубе галеры, носящей имя "Крылья  Сурхака".
Кажется, кроме Каэтаны, их не видит никто. Она улыбается им, она соскучилась
и стремится поговорить с ними просто так, не о делах: не об угрозе,  которую
несет миру повелитель Мелькарт, не о его слугах и способах  борьбы  с  ними.
Она жаждет нескольких минут покоя и тишины в обществе своих друзей.
   - А мы за этим и пришли, - говорит Да-Гуа.
   - Мы скучали по тебе, - произносит Ши-Гуа.
   Ма-Гуа молчит, но само его молчание полно радости и света.
   - Где вы бывали, что делали? - спрашивает она.
   - Везде. Мы обошли весь мир, и он поразил нас, -  делится  Ма-Гуа.  -  Он
оказался прекраснее и чудеснее, чем мы привыкли считать.  Мы  слишком  часто
разбирали причины и следствия и не обращали внимания на закаты и восходы.  А
это, по сути, главное.
   - Мы узнали, что картина мира, которую мы себе раньше рисовали, неполная.
Существует еще больше  связей,  мир  многослоен,  как  пирог  с  вишнями,  -
сообщает Да-Гуа.
   - Не с вишнями, а с абрикосами, - поправляет Ши-Гуа.
   - Неужели есть разница? - изумляется Каэ.
   - С вишнями вкуснее, - отвечает Да-Гуа.
   - Нет, с абрикосами...
   - Вы пробовали пироги?
   - Это теоретические выводы, - улыбается Ма-Гуа.
   - А еще мы уяснили себе, что некая особа, которую мы все любим и уважаем,
оказалась гораздо более важной персоной, чем представлялось в самом  начале.
Каэ, - внезапно серьезнеет Да-Гуа, - нам нужно сказать тебе  нечто,  во  что
сложно поверить с первого раза, но ты все-таки постарайся...
   - Не важно  почему,  -  продолжает  Ши-Гуа,  -  но  именно  ты  оказалась
единственным камнем преткновения  на  пути  Мелькарта.  Только  ты  и  никто
другой. И потому тебе нужно серьезно беречься. Он не  остановится  ни  перед
чем, чтобы уничтожить тебя.
   - А действительно,  теперь  я  понимаю,  что  вы  заглянули,  чтобы  мило
поболтать, - растерянно говорит она. - Как тут беречься?
   - Никак, - вздыхает Ма-Гуа.
   - Понятия не имею, - пожимает плечами Да-Гуа.
   Ши-Гуа молчит.
   - Пока что ты все делаешь правильно, - спешит успокоить ее Да-Гуа.
   Три монаха, существующие вне событий, времен и пространств, не знают, как
объяснить той, кто стала Истиной, что она сумела изменить мир,  изменить  их
самих и теперь  в  ответе  за  это.  От  нее  зависит  гораздо  бо