о. Появление Тиермеса пугает их  ничуть  не
меньше, чем  трагедия,  которая  разыгрывается  сейчас  на  их  глазах.  Они
прекрасно знают о том, что носят  в  самых  потаенных  глубинах  своих  душ.
Призрак Ада Хорэ, призрак смерти, вставал перед потрясенными бессмертными. И
потому они не любили встречаться с ним.

***

   В тронном  зале  дворца  Верховного  Владыки  Арнемвенда,  Змеебога  Джоу
Лахатала неподвижно застыли соединенные неведомой силой две фигуры. Одна  из
них, застывшая, посеревшая и обесцвеченная, как  будто  из  нее  выпили  все
жизненные соки, - это человек, пришедший к бессмертным с дерзким и нахальным
предложением. По-видимому, он мертв, но неизвестно, когда и  кто  убил  его.
Рядом, корчась, сгорая на невидимом огне, пытается оторвать  от  этой  серой
глыбы свою руку Бог Смерти Малах  га-Мавет.  Он  стонет,  кричит,  зовет  на
помощь - и желтые глаза его полны боли и ужаса.
   Братья и  слуги  толпятся  вокруг,  не  зная,  что  предпринять.  Шумная,
пестрая, разряженная толпа всесильных некогда  богов  столкнулась  с  силой,
которая заведомо превосходит их в коварстве и могуществе. И то, что  они  не
хотели признавать даже факт ее существования, теперь  дорого  обходится  им.
Побледневшие, напуганные, они похожи на стайку детей, встретившихся в темном
лесу с грозным хищником. Зверь схватил только одного из  них,  но  остальные
понимают, что рано или поздно каждого ждет подобная судьба.
   Когда воздух вокруг  двух  тел  начинает  дрожать  и  наливаться  голубым
светом, боги невольно отступают на несколько шагов  назад,  ибо  им  ведомо,
кого они сейчас увидят перед собой.
   Из образовавшейся вспышки голубого сияния на мраморный пол ступает  самое
изумительное и грозное существо, которое им только доводилось встречать.  Он
выше всех в этом зале и сложен так совершенно, что прекрасные, могучие  боги
чувствуют себя неуклюжими по сравнению с ним. Гибкий и стройный,  с  глазами
цвета ртути, окутанный серебристым сиянием, он стоит перед  сгрудившимися  в
стороне бессмертными, и полупрозрачные драконьи крылья трепещут  у  него  за
спиной.
   Все, что случается  дальше,  успевает  уместиться  в  несколько  коротких
мгновений, но  эти  мгновения  никогда  не  забыть  повелителям  Арнемвенда.
Пронесясь  над  полом  струйкой   серебряного   дыма,   Владыка   Ада   Хорэ
останавливается около га-Мавета.
   - Помоги, - хрипит тот, и братья с ужасом видят, как кровь широкой струей
течет изо рта Желтоглазого бога.
   Тиермес пристально вглядывается в глаза бессмертного,  затем  выхватывает
кривой меч, похожий на серп жнеца, и наносит удар. Лезвие  меча  со  свистом
обрушивается на правую руку Бога Смерти, прилипшую к  глыбе  мертвого  тела,
проходит сквозь доспехи и плоть, как сквозь воск, -  и  легкий  птичий  крик
несется под сводами зала, отражаясь от мраморных колонн.
   - Что ты сделал? - рычит Джоу Лахатал. - Ты изувечил моего брата!
   - Я спас твоего брата, глупец, - бросает Тиермес через плечо.

***

   Несколько  секунд,  показавшихся  остальным  вечностью,  га-Мавет  стоит,
хватая  воздух  широко  открытым   ртом.   Наконец   он   делает   последнее
спазматическое движение, прикрывает желтые глаза, видно,  как  он  старается
унять дрожь, охватившую его огромное и сильное тело.
   - Что это было? - спрашивает Смерть посеревшими губами.
   - Что? - Джоу Лахатал приближается к Тиермесу, напряженно  вглядываясь  в
его лицо: ему бесконечно важно услышать ответ Владыки Ада Хорэ.
   - Мальчик мой, тебе сейчас предстоит рассказать, что это было, - вздыхает
Тиермес. - Я знаю только, что там, на другом конце дороги, которая  пролегла
от тебя в иной мир, находилось Нечто, превышающее все  мои  представления  о
могуществе Зла. Я знаю о нем чисто теоретически. И как бы я был рад, если бы
практики не случилось при моей жизни. Но боюсь, надежды  эти  напрасны.  Оно
грядет, а мы не знаем - что.
   - Это кошмар, - хрипит Малах га-Мавет. - Это сплошная чернота, это чистое
Зло, без выхода, без спасения, без надежды. Оно съедает твой разум, выжигает
сердце и душу  и  делает  из  тебя  марионетку,  которую  будет  дергать  за
веревочки неведомый господин. А когда он оставит  тебя,  ты  превратишься  в
труху.
   Джоу Лахатал закрывает лицо руками.
   - Брат мой, брат мой, - шепчет он, и его  голос  и  интонации  напоминают
Арескои голос умирающего Бордонкая.
   Тиермес поддерживает обессилевшего Черного бога.
   А Змеебог набирает полную грудь воздуха и выпаливает:
   - Это ведь ваши штучки?!
   - Что ты имеешь в виду? - поднимает  брови  Жнец,  и  Лахатал  испытывает
душевный дискомфорт при этом его движении. Однако он не сдается.
   - Я хочу сказать, что ведь не может быть так, чтобы Древние боги взяли  и
оставили нам этот мир. Значит, вы будете стремиться  как-то  отвоевать  его,
или я не прав?
   - Абсолютно не прав, - отвечает ему Повелитель Ада Хорэ.
   - Все равно - я хочу, чтобы всем было известно, что я Верховный Правитель
этого мира и буду оспаривать право на власть  у  кого  угодно.  Я  ничего  и
никого не боюсь, - удивительно спокойно произносит Лахатал.
   - Перестань ерепениться, мальчишка, - окорачивает его Тиермес. - Довольно
ты служил Злу, не ведая, что творишь. И никто не мог остановить тебя, потому
что это был твой выбор. Ведь самое главное -  это  выбор.  А  все  остальное
совершается только по слову твоему. Ты принял Зло, захотел некогда  поверить
в его справедливость и необходимость, и вот чего ты добился.  А  это  только
начало. Вы изгнали нас с Арнемвенда, шут с вами, - не единственный этот мир,
а мы не малые дети, нашли бы себе другие планеты. Но вы помогли Ему  сгубить
многих из нас, а теперь остались наедине с  врагом.  Что?!!  Что  вы  будете
делать?!!
   Я чувствую Его присутствие везде:  Он  постепенно  проникает  в  мир,  Он
напитывает умы и души людей и всех прочих существ, даже предметы  покоряются
Ему и несут в себе заряд зла. Тьма грядет... Гиблая, страшная тьма.  И  я  -
Тиермес - один из самых грозных и великих богов - боюсь ее.
   Пока Тиермес говорил, Гайамарт и  Веретрагна  перевязали  га-Мавета.  Бог
Смерти с изумлением посмотрел на то, что осталось от его правой руки, - Жнец
отрубил ее выше локтя.
   - Что я теперь буду делать? - наконец спросил он растерянно.
   - Привыкнешь, - отозвался Тиермес. - Лучше думайте,  что  вы  все  будете
делать в самом скором времени. Неужели вы до сих пор не поняли, что когда вы
изгоняли Истину из пределов Арнемвенда, то Он  сумел  этим  воспользоваться?
Это он похитил ее разум и память, надеясь на то, что она никогда не вернется
сюда. Если в мире нет истины и любви, ему ничто не опасно - его просто никто
не признает, не сможет отличить от чего-нибудь крайне похожего  -  он  умеет
притворяться до поры до времени. А потом... - взгляните на брата своего:  он
спасся. На этот раз.
   Джоу Лахатал тяжело опустился на нижнюю ступеньку трона.
   - Ты считаешь, Он нашими руками воевал с Древними?
   - Даже люди знают, что так проще всего: натрави одного  своего  врага  на
другого, подожди, пока они  основательно  изничтожат  друг  друга,  а  потом
приходи и заканчивай успешно начатое ими.
   - Какой ужас, - сказал Арескои.
   - Он и есть ужас.
   - Что же делать?
   - Не знаю, - вздохнул Правитель Ада Хорэ. - Если кто и знает, то это...
   - Не пойду к ней на поклон! - рявкнул Джоу Лахатал.
   - Вряд ли это мудро, но это твой выбор.
   Змеебог вскочил и заметался по тронному залу небольшим ураганом.
   - Я не могу прийти к ней и сказать, что мы нуждаемся  в  ее  помощи!  Это
равносильно тому, что я уступлю вам эту землю!!!
   - Трижды глупец! - загрохотал Тиермес, и его голос органом  перекрыл  все
остальные звуки, он несся отовсюду, казалось, исходил  изнутри  головы.  Все
зажмурились. - Мальчишка! Некогда уже делить Арнемвенд. А скоро будет некому
его делить. Ты останешься наедине с этим врагом, и он поглотит тебя, даже не
заметив твоего сопротивления. Скажи, ты давно бывал в своем мире?
   - Давно, - ответил Лахатал.
   - Не до того было?
   Змеебог промолчал, и в углах его рта пролегла жесткая морщина:  прав  был
Тиермес, многажды прав, хоть и не хочется признавать его правоту.
   - Мир неудержимо меняется, в нем много явного  зла  и  гораздо  больше  -
тайного.
   Га-Мавет на нетвердых ногах, пошатываясь, подошел к Тиермесу:
   - Спасибо тебе, что отозвался. Спасибо, что помог.
   - Прости. - Тиермес сжал его плечо. - Я бы желал помочь иначе, но у  меня
нет такой силы. Ни у кого в этом мире нет такой силы, может, только у нее...
Но и она одна не справится с Ним. Послушай меня, мальчик.  Ты  не  Верховный
Владыка, тебе легче признавать, что и ты когда-то ошибался. Отправляйся,  не
мешкая, в Сонандан, поговори с ней. Иначе будет поздно.
   - Хорошо, я побываю там, - молвил га-Мавет. - А ты?
   - Что я?
   - Что собираешься теперь делать ты?
   - Разузнавать как можно больше о том, что происходит и здесь, и в  других
мирах. Обязательно навещу Кахатанну и  займусь  нашим  общим  знакомым.  Уже
некогда откладывать это дело на потом.
   - Значит, ты с нами?
   - Я со всеми, - улыбнулся Тиермес. - Даже твой упрямец брат понимает, что
теперь нет Древних и Новых, нет людей и богов, есть мы все и Он.
   - Это страшно...
   - Но обнадеживает. Если мы все будем вместе,  может,  что-нибудь  выйдет.
Только вот как нам объединиться? Никто никому не верит...
   - Я верю тебе, - негромко сказал га-Мавет.
   - И я верю, - подошел к ним Победитель Гандарвы.
   Со времен древних битв Арескои не стоял  лицом  к  лицу  с  Тиермесом.  И
никогда не стоял с ним рядом без оружия в руках. И никогда не общался с  ним
вне поединка,  не  говорил  о  каких-то  проблемах.  Тем  более  не  говорил
дружеским тоном. Но сейчас зеленоглазый понимал, что мир изменился, что  все
переменилось нынче,  и  если  не  примирятся  они,  то  скоро  некому  будет
выяснять, кто властен на Арнемвенде.
   - Спасибо тебе за помощь,  -  обратился  к  Повелителю  Ада  Хорэ  слегка
смущенный А-Лахатал. - Я хотел бы, чтобы ты знал: мы  постараемся  исправить
зло, которое причинили.
   Джоу Лахатал упорно молчал, и молча сгрудились вокруг  него  Баал-Хаддад,
Шуллат, Веретрагна, Вахаган... Целая толпа бессмертных стояла в стороне,  не
признаваясь открыто ни в симпатиях к Древнему богу,  ни  в  своей  вражде  к
нему. Они выжидали.
   Тиермес уловил их мысли и обернулся ко всем:
   - Некогда уже выжидать и враждовать некогда. Подумай  над  этим,  могучий
Джоу Лахатал.
   И Владыка Ада Хорэ исчез во вспышке серебристо-голубого пламени.
   - Он прав, - А-Лахатал подходит к старшему брату, - у нас уже нет выбора.
Перестань упрямиться.
   - Оставьте меня, - говорит Змеебог, - я не упрямлюсь.  Оставьте  меня,  я
просто хочу побыть один...

***

   Неверное пламя свечей выхватывает из темноты то пышные складки бархатного
балдахина, то золотых львов, украшающих шелковые голубые шпалеры королевской
опочивальни. Окна открыты настежь, и теплый  ветер  слегка  колеблет  шторы.
Весна нынче выдалась теплая и мягкая.
   У дверей в спальню короля и королевы дремлют всего два стражника. Ни  для
кого не секрет, наверное, не только во всем Аккароне, но и в  Аллаэлле,  что
королева Лая вот уже два года коротает здесь ночи совершенно  одна.  А  рота
алебардистов и шестеро телохранителей меряют  шагами  узорчатый  пол  этажом
ниже, у покоев очаровательной графини Бендигейды Бран-Тайгир, куда давно уже
перебрался его величество Фалер, король Аллаэллы.
   Сейчас, в этот поздний час, король не спит.
   Он думает о том, как странно обошлась с ним  судьба.  Он  немолод  -  так
говорят даже лгуны и  льстецы  -  его  придворные.  А  сам  Фалер  прекрасно
понимает,  что  давно  уже  стар.  И  от  дряхлости  его  отделяет   тонкий,
полупрозрачный барьер. Время поисков себя, стремления к могуществу и власти,
жажды  завоеваний  и  славы  давно  уже  миновало  для  него.  Жизнь  прошла
незаметно, смяв и скомкав отпущенный ему на земле  срок,  и  мало  что  дала
взамен. Жену Фалер не любил никогда, детей, как ни  странно,  тоже,  хотя  и
гордился  старшим  сыном  -  наследником  престола  самого   могущественного
западного королевства. Никакой стоящей  войны,  кроме  конфликта  с  Мерроэ,
который даже не заслуживает отдельного упоминания в летописях  Аллаэллы,  на
его долю не пришлось. Государство и без того огромно - твердили советники, -
а значит, незачем рисковать, растрачивать казну и  губить  людей.  По-своему
они были правы, вот почему Фалер никогда не настаивал на осуществлении своих
замыслов. Действительно, когда имеешь уже все, зачем  рисковать,  приобретая
малое? И все же в душе короля кипели нерастраченные чувства, по временам его
просто захлестывала неизрасходованная нежность, которую он изливал на  своих
обожаемых коней.
   Так и провел всю жизнь верхом и на охоте.
   А вот любовь, граничащая с безумием, настигла его в самом  конце  земного
пути,  когда  при  дворе  появился  молодой  граф  Бран-Тайгир,  -   отпрыск
старинного и знатного рода, со своей юной женой. Фалер только  раз  встретил
графиню на ежегодном балу по случаю  юбилея  династии,  и  его  судьба  была
решена.
   Вся смелость и решительность, которые не понадобились  Фалеру-полководцу,
нашли выход в его всепоглощающей страсти к графине. Прекрасная Бендигейда не
просто не противилась королю,  но  и  всячески  его  поощряла  на  очередные
сумасбродства. Вконец потерявший голову король пошел на страшное.
   Граф Бран-Тайгир по  нелепой  случайности  погиб  на  рыцарском  турнире.
Прекрасная Бендигейда была единогласно выбрана королевой этого  трагического
турнира, но корону смогла получить только через год - по  окончании  траура.
Хотя при дворе поговаривали, что для юной графини, унаследовавшей к тому  же
огромное состояние, траур  не  был  слишком  тягостен.  Особенно  ее  утешал
король, который  практически  и  не  скрывал  своей  причастности  к  гибели
несчастного вельможи.
   Спустя  два  года  стало  ясно,  что  королева  находится  практически  в
изгнании, - только об этом официально не  объявлено.  А  Фалер  чуть  ли  не
помолодел. При дворе стали обычным делом пышные  празднества  и  увеселения,
фейерверки и турниры...

***

   Спальня графини обставлена гораздо богаче и изысканнее королевской. Здесь
повсюду в хрустальных и золотых эмалевых  вазах  стоят  пышные  экзотические
цветы, навевая своим терпким запахом самые сладкие желания. Тонкие  шелковые
ковры полностью покрывают пол из драгоценного  розового  дерева,  по  стенам
висят дорогие картины, а в углах, на низеньких этажерках, громоздятся  лари,
ларчики и шкатулки с драгоценностями, которые постепенно  перекочевывают  из
королевской сокровищницы в комнаты графини. Благо, король Фалер  так  богат,
что не подарил возлюбленной и малой толики того, чем владеет, - а Бендигейда
уже пресытилась. Теперь ей мало богатств -  точнее,  не  мало,  а  настолько
много, что она потеряла к ним всякий интерес, и ее  волнует  только  власть,
причем не альковная и закулисная, а законная. Графиня Бендигейда Бран-Тайгир
хочет быть королевой. Нельзя сказать,  что  король  не  хочет  того  же,  но
королева Лая все еще жива.
   Она давно уже располнела и поседела и не вызывает в своем супруге никаких
чувств, кроме скуки и отвращения. Он бы с радостью избавился от нее, но  она
взята им из королевского дома Мерроэ,  и  ее  преждевременная  смерть  может
вызвать войну. Фалер и на войну согласился бы,  но  умница  первый  министр,
предвидевший возможность такого исхода, невзначай заметил, что в войне будут
участвовать не просто два государства - Аллаэлла и  Мерроэ,  но  и  Таор,  и
Сараган, и Курма, причем все  названные  будут  выступать  против  подданных
короля Фалера, ибо государыня Лая находится в кровном родстве с  правителями
этих стран. И уж если ее постигнет скорбная участь  графа  Бран-Тайгира,  то
родственники этого не  потерпят.  Ибо  король  Аллаэллы  может  иметь  такую
любовницу, какую захочет, - другие короли тоже не лыком шиты и  своим  женам
не собираются хранить верность до гроба.  Но  -  никаких  преждевременных  и
неожиданных смертей, и по очень простой причине:  ведь  и  у  королев  могут
завестись молодые, охочие до власти возлюбленные - так зачем наталкивать  их
на дельную мысль и тем более подавать дурной пример, который, как  известно,
заразителен.

***

   Бендигейда лежит на огромной кровати  под  шелковым  балдахином.  Окна  в
комнате распахнуты настежь, а проемы затянуты тончайшей  прозрачной  тканью,
чтобы помешать ночным  насекомым  проникать  на  свет  свечей.  Легкие  тени
бабочек, бьющихся о легкую материю, смотрятся как старинный диковинный узор.
Прекрасное тело графини совершенно  обнажено,  и  единственным  ее  одеянием
является тончайший золотой пояс вокруг изумительной талии,  которой  недаром
завидуют красавицы трех  королевств,  да  пара  тяжелых  золотых  браслетов,
плотно охватывающих руки. Смоляные волосы тяжелыми  волнами  разметались  по
вышитому покрывалу, а матовая белая кожа  отражает  лунный  свет  и  кажется
почти прозрачной. Огромные  голубые  глаза  гневно  смотрят  на  потерявшего
голову любовника.
   - Фи, - наконец произносит она капризно, - вы мне надоели, сир. Ходите  к
шлюхам в портовый квартал. И спите с ними - вам ведь безразлично с кем, лишь
бы не с несчастной королевой.
   - Драгоценная моя, цветок мой, - лепечет король. - Как вы можете быть так
жестоки? Три года я ваш верный раб и выполняю все ваши  прихоти.  Сжальтесь,
Бен, улыбнитесь. Я приготовил вам чудный подарок.
   Король Фалер (а это, конечно, он), кряхтя,  поднимается  на  четвереньки,
охает, выпрямляется и спешит к ночному столику, на  котором  стоит  довольно
большая  шкатулка,  покрытая  узорчатой  тканью.  Его  величество  с  трудом
поднимает ее и тащит к кровати.
   - Посмотрите, милочка, как  вам  подойдет  мой  подарок,  -  говорит  он,
плавясь от восторга.
   Графиня вольно раскинулась на ложе,  и  все  ее  прелести  видны  королю.
Правда, вот уже несколько часов они ему недоступны, и его страсть  распалена
до предела.
   - Что у вас там, сир? - спрашивает Бендигейда равнодушно.
   Король торжественно открывает шкатулку. Она заполнена драгоценностями  до
самого верха:  здесь  есть  и  черные  жемчуга,  и  прекрасное  ожерелье  из
звездчатых сапфиров,  которое  одно  стоит  целой  провинции  или  графства;
изумительной работы бриллиантовый аграф и рубиновые браслеты в  виде  венков
из алых роз. Но  вершиной  всему  -  странный  талисман  причудливой  формы.
Отвратительные тела, выкованные из  зеленого  золота,  сплелись  в  любовном
поединке, клыкастые пасти разинуты в вопле восторга,  напряжены  до  предела
могучие мускулы.
   Король смотрит на этот "шедевр" и думает: "О боги, какая гадость".
   Однако за эту гадость он заплатил сумму,  равную  по  величине  жалованью
целого полка рыцарей за год. Продавец уверял его, что талисман необыкновенно
сильный и изготовлен в глубокой древности. Судя по воплю,  который  вырвался
при этом из глотки придворного мага, за ожерелье стоило заплатить и  больше.
Фалер знал, какую страсть питает его возлюбленная к  такого  рода  вещам,  и
надеялся заслужить ее благосклонность. Не так давно  Бендигейда  заприметила
это отвратительное украшение у одного из ювелиров, который держал свою лавку
на самой окраине, возле городской стены. Но только  непосвященные  полагали,
что в крохотном, покосившемся, потемневшем от времени  домишке  живет  нищий
неудачник. На самом же деле старого ювелира инкогнито  навещали  вельможи  и
маги, которые могли себе позволить роскошь тратить деньги.
   В действительности почти все покупатели Махамы знали, где он  берет  свой
товар. Трудно было держать в секрете тот  факт,  что  старый  ювелир  охотно
скупает драгоценности, нимало не интересуясь их происхождением. Дороже всего
он платил за вещи, добытые из древних гробниц, но не чурался