н  только  и
ждет вашего согласия, повелитель.  Лоой  думает,  что  эти  рейсы  могли  бы
значительно помочь в поисках вражеских лазутчиков.
   - Я с ним полностью согласен. Ступай, князь, передай ему, чтобы  отплывал
завтра же утром.
   - Он рвется сегодня.
   - Тогда пусть сегодня, я не  собираюсь  мешать  нашему  лучшему  капитану
принимать решения. Глупо было бы подвергать сомнению его опыт и знания.
   Куланн легко поклонился своему повелителю и отправился на берег Охи,  где
капитан Лоой занимался инструктированием своих подчиненных. За то время, что
они странствовали в  обществе  Каэтаны,  Куланн  и  Лоой  успели  не  только
проникнуться взаимной  симпатией,  но  и  крепко  сдружиться.  Это  было  бы
совершенно невозможно до  путешествия  на  Иману:  гордый  князь  Алглоранн,
командир полка Траэтаоны - самого элитного войска  в  Сонандане,  и  простой
моряк не могли бы сблизиться. И дело тут даже не в сословных различиях, но в
разнице интересов, вкусов, привычек и взглядов  на  жизнь.  Однако,  пережив
вместе опасности и горе, побывав в  переделках,  сражаясь  бок  о  бок,  они
поняли, что исповедуют одни принципы, верны своей госпоже  и  превыше  всего
чтут честь и долг.
   - Что сказал повелитель Тхагаледжа? -  нетерпеливо  спросил  Лоой,  когда
Куланн придержал своего коня у самой кромки воды.
   - Одобрил все, что ты предложил. Я очень рад за тебя, Лоой.  Вот  видишь,
не  стал  посылать  гонца,  а  сам  явился  к  тебе,  чтобы  передать  слова
татхагатхи. Он приказал дать тебе столько уальягов, сколько  потребуется.  И
ты можешь отправляться в путь, когда сочтешь нужным. Воины готовы  и  только
ждут твоего сигнала.
   - Это прекрасно, Куланн. Я изнемогаю от тоски  и  безделья;  знаешь,  как
подумаю, что наша  девочка  где-то  совсем  одна,  без  поддержки  и  помощи
подвергает себя многочисленным опасностям, а я здесь, в тишине и покое,  под
защитой самой могучей армии  мира,  -  мне  поневоле  становится  грустно  и
неловко. Единственное, что я  могу  для  нее  сделать,  -  это  хоть  как-то
потрудиться, хоть двух-трех врагов обезвредить.
   - Я понимаю тебя, - кивнул головой князь. - Я  тоже  бешусь  от  сознания
собственного  бессилия.  Тяжело  сознавать,  что  почти  ничего  не   можешь
изменить... Ладно, я сейчас пришлю к тебе два десятка воинов,  и  ты  будешь
высаживать их на берег, там и тогда, где и когда сочтешь нужным. Но хотелось
бы, чтобы верхнее течение Охи вы  проверили  как  можно  скорее.  Ты  слышал
новости?
   - Смотря какие, - откликнулся капитан.
   - Насчет бунта в Джералане.
   - Слышал, к сожалению. Ты думаешь, тагары осмелятся сунуться к нам?
   - Все может  быть.  Сами  тагары,  возможно,  и  побоялись  бы;  но  если
предположить, что эти беспорядки вызваны не  человеческой  волей,  то  может
случиться все, что угодно.
   - Ты прав, князь. Ладно, присылай людей; через два часа я  буду  готов  к
отплытию.
   - Постой,  стремительный,  -  улыбнулся  Куланн.  -  Неужели  ты  успеешь
подготовить судно?
   - Ты плохого мнения обо мне, князь. Уальяг давно готов, и задержка только
за разрешением татхагатхи и за тобой - где же отряд?
   - Бегу, лечу, несусь выполнять твой приказ, доблестный капитан!
   - И поторопись...
   Уальяги двигались по реке абсолютно бесшумно; матросы искусно  обращались
с парусами, и суда плыли против ветра и течения. Двадцать следопытов Куланна
сидели по трое-четверо в каждом из них, ожидая приказа высадиться на  берег.
Часа три прошли в полном молчании и тишине, перемежаемой лишь плеском воды и
хлопаньем парусов. Лоой отдавал приказы при помощи знаков,  понятных  только
членам его команды.
   Его рука описала в воздухе замысловатую кривую, затем он  сжал  пальцы  в
кулак и после секундной паузы выбросил вверх большой палец. Повинуясь  этому
приказу, один из уальягов  немедленно  двинулся  к  правому  берегу,  сплошь
поросшему дубами. Двое воинов Куланна соскользнули в воду,  погрузившись  по
пояс, и двинулись к нависающим над рекой кустам. Один из них  подтянулся  на
руках и тут же исчез, словно  растворился  среди  буйной  зелени,  а  второй
остался на месте, чутко прислушиваясь к каждому звуку. Когда из глубины леса
раздался крик сойки, он махнул на прощание своим спутникам и тоже  исчез  из
виду.
   Следопытов  высаживали  через  каждые  пять-шесть  километров,  пока   не
оставили последних на широкой песчаной отмели.
   Вечерело. И капитан Лоой приказал поворачивать суда назад, к Салмакиде.
   Как и всегда в вечернее время, на реке было тихо и  безветренно.  Матросы
едва слышно переговаривались между собой, но капитан их  не  останавливал  -
дело было сделано, и соблюдать тишину особой необходимости он не видел.
   Лоой устал и проголодался, а поэтому откинулся на скамье, прикрыл глаза и
стал со вкусом мечтать о горячем ужине, теплой постели и заслуженном  покое.
Через день им с командой нужно было снова выходить в плавание, чтобы отвезти
следопытов на сей раз вниз по течению. Но до  этого  было  еще  так  далеко.
Капитан нарочно долго и обстоятельно размышлял о жарком и легких  розовых  и
желтых  виноградных  винах,  ибо  знал,  что  в  противном   случае   станет
беспокоиться и волноваться  о  своей  госпоже:  Магнус  имел  неосторожность
обронить в разговоре несколько фраз насчет того, что Каэ может  остаться  на
Джемаре на неопределенно долгий срок, если не  успеет  выбраться  оттуда  до
сегодняшнего утра. И Лоою не давали покоя тревожные мысли.  Он  десятки  раз
заново обдумывал и взвешивал свое поведение. Вряд ли он мог сделать  больше,
чем уже сделал, но мрачные предчувствия  буквально  одолевали  его.  Усилием
воли капитан заставил себя думать о печеной индейке.
   Индейка была привлекательной приманкой, и ее хватило минут на пять-шесть.
Затем мысли  его  вновь  перескочили  на  Джемар,  на  предстоящую  войну  с
Мелькартом, на восстание в Джералане... Лоой настолько расслабился, что даже
не сообразил сразу, что вокруг вдруг стало тесно и шумно.
   Матросы метались по небольшой палубе уальяга - кто-то  хрипло  выкрикивал
проклятия, кто-то пытался поставить дополнительный парус.  Четверо  налегали
на весла изо всех сил.
   - Капитан! - заорали ему прямо в ухо.
   Лоой вскочил на ноги, но тут же был сбит мощным ударом в грудь.
   - Да ты что, капитан?! Жизнь надоела?
   В обычной обстановке  матроса,  допустившего  такое  обращение  со  своим
командиром, следовало бы  строго  и  примерно  наказать,  однако  в  обычной
обстановке такое обращение вообще было невозможно. Лоой видел, как несколько
коротких, тяжелых стрел с черным оперением вонзились в палубу и нос уальяга,
едва не поразив одного из матросов.  По  темному  берегу  носились  неясные,
смутные тени, ржали лошади и слышалась громкая чужая речь.
   - Тагары, Жнец их выкоси, - прохрипел матрос, придавливая Лооя  к  доскам
палубы. - Дождались голубчиков!
   Капитан увидел, как один из уальягов, плывущих позади, потерял управление
и его отнесло течением к берегу. Несколько  коротких  вскриков,  пролетевших
над тихой рекой, стали безжалостным свидетельством гибели его команды.
   Хотя нападающие и застали сангасоев врасплох, те быстро  пришли  в  себя.
Засуетились, ставя паруса и  выводя  уальяги  на  середину  реки.  Оха  была
слишком широкой, а вокруг было слишком темно, чтобы враги могли нанести  еще
больший урон своими стрелами. Перекрикиваясь, матросы обнаружили, что убитых
среди них нет, есть только несколько раненых. Капитан поднялся  с  палубы  и
принял на себя командование.
   Теперь сангасои  торопились  в  Салмакиду,  чтобы  предупредить  своих  о
вторжении тагаров за хребет Онодонги.  Но  тагары  прекрасно  понимали,  что
отпускать противника живым нельзя, иначе он  поднимет  тревогу  и  тогда  их
участь будет решена.
   Этим отрядом командовал Тайжи-хан - друг и соратник Богдо Даина Дерхе. По
чистой случайности он не принимал участия в том сражении, когда погиб от рук
тхаухудов его обожаемый повелитель.  И  теперь  цель  и  смысл  своей  жизни
Тайжи-хан видел в том, чтобы отомстить за смерть Богдо Даина Дерхе, погубить
аиту  Зу-Л-Карнайна,  лишить  его  теперешней  власти  и  могущества.  Тайжи
ненавидел фаррского полководца и эту ненависть  перенес  на  все,  что  было
дорого его  смертельному  врагу.  Именно  по  этой  причине  он  добровольно
вызвался пересечь хребет Онодонги и разведать обстановку в Запретных Землях.
Всему Барду было известно о любви, которую испытывает император  к  Интагейя
Сангасойе, и Тайжи-хан мечтал хоть чем-нибудь повредить великой  богине.  Он
понимал, что это лучший способ причинить боль Зу-Л-Карнайну.
   Предводитель тагаров не был ни глупцом, ни мечтателем. И он знал, что  до
самой Богини Истины ему не добраться. Но все же в его  власти  было  пролить
кровь ее подданных, разведать слабые места в обороне Салмакиды, чтобы  потом
использовать эти сведения.
   Когда Альбин-хан поднял бунт и  жестоко  расправился  с  предателем  Хайя
Лобелголдоем, Тайжи-хан понял, что наступил его звездный час. Он  немедленно
прибыл к мятежному  хану  и  предложил  ему  свои  услуги,  а  также  тысячу
всадников, готовых вступить в схватку с любым  противником  по  первому  его
слову. Кстати, Альбин-хан был ближайшим родственником Богдо  Даина  Дерхе  и
после смерти Хайя Лобелголдоя и Хентей-хана имел все права на престол.
   Будучи приверженцем древней религии своего народа и поклоняясь  Небесному
пастуху Ака-Мана, Тайжи-хан считал остальных богов Арнемвенда узурпаторами и
ненавидел их столь же  искренне,  сколь  и  земных  своих  врагов.  Интагейя
Сангасойя была ему ненавистна вдвойне.
   Когда уальяги сангасоев обрисовались в вечерних  сумерках,  Тайжи-хан  не
колебался ни секунды. По его приказу тагары обстреляли небольшие  суденышки.
Однако в темноте и на большом расстоянии поразить цели было слишком  трудно,
и теперь перед нападавшими стояла непростая задача -  не  дать  уйти  своему
врагу. Правда, на счастье  нападавших,  ветер  стих  и  паруса  на  уальягах
безжизненно повисли. Тагары как раз собирались пересекать  Оху  и  для  этой
цели соорудили довольно неуклюжий и громоздкий плот. Правда, для  их  отряда
одного плота было мало, но теперь  он  пришелся  как  нельзя  более  кстати.
Тайжи-хан приказал лучшим своим лучникам догнать медленно уносимые  течением
уальяги и расстрелять всех. Судна же велел захватить и привести  в  качестве
добычи.
   Плот столкнули в воду. С десяток дюжих воинов импровизированными  веслами
принялись отчаянно грести, направляя его вдогонку  за  кораблями  сангасоев.
Лучники  же,  как  только   преследователи   приблизились   на   достаточное
расстояние, начали стрельбу.
   Капитан Лоой мгновенно оценил обстановку.
   - Так мы не уйдем  -  они  просто  перестреляют  нас,  словно  перепелов.
Единственный выход - это атаковать их.
   Матросы согласились с мнением своего капитана.
   - Лай! - крикнул капитан. -  Правь  на  середину  и  плыви  в  Салмакиду!
Предупреди о тагарах! Мы задержим их!!!
   Если матросы и подумали, что капитану Лоою следовало  бы  самому  отвезти
это сообщение, то они ничем не выдали своих мыслей. По опыту  знали,  что  с
командиром и в удачное время долго не поспоришь. А приказы нужно  выполнять.
Лай поплыл вниз по течению, а прочие уальяги, бросив якоря, преградили  путь
плоту, на котором выстроились в три шеренги безжалостные лучники тагаров.
   Сангасои недаром слыли великими воинами - и когда плот  приблизился,  они
бросились на врагов, вооруженные ножами и топорами. Они сталкивали их в воду
и топили. Они били шестами и просто душили голыми  руками,  если  больше  не
было никакого оружия. Один из уальягов  подошел  к  берегу,  и  его  команда
набросилась на конников. Сражение кипело одновременно на реке и на берегу.
   Тайжи-хан, перед которым вырос  мускулистый  сангасой  в  мокрой  одежде,
обнажил кривую саблю, приготовившись легко справиться с врагом, но не тут-то
было. Сангасой так ловко орудовал длинным матросским ножом, что успел дважды
или трижды ранить тагарского предводителя, прежде чем на  помощь  последнему
пришли его воины. Спасая командира, они не стали  церемониться  с  отчаянным
сангасоем и вонзили тяжелое копье ему в спину, прямо между лопаток...
   - Капитан! - выкрикнул кто-то с мукой в голосе. - Капита-ан!!!
   И черное звездное небо буйным водоворотом закружилось над Лооем.
   Когда на место сражения прибыл отряд Куланна, то оказалось, что матросы и
сами справились с этой работой. Около полусотни тагаров мертвыми валялись на
берегу, и поодаль сбились в тесную кучу их  приземистые  лошади.  Еще  около
двух десятков окровавленных тел лежало  на  мокрых  бревнах  плота,  который
волны Охи колотили о камни на отмели.
   Измазанный в земле и  крови,  пошатываясь,  один  из  моряков  подошел  к
Куланну и, коротко глянув, доложил:
   - Мы их, князь, отправили  попасти  облака.  Многие  утопли,  тут  уж  не
обессудьте. Зато никто живым не ушел. Только горе у нас случилось,  вот  оно
как...
   - Спасибо, друг, - уже  начал  было  говорить  князь  Алглоранн,  но  тут
страшная догадка поразила его, и он прервался на полуслове. -  Лоой?  -  Ему
показалось, что он выкрикнул это имя, но на  самом  деле  -  едва  прошептал
немеющими губами.
   - Он, - скорбно согласился матрос. - Его предводитель  ихний  одолеть  не
смог, потому убили подло и бесчестно - в спину.
   Капитан лежал вверх лицом с широко  открытыми  глазами.  Рассветное  небо
отражалось в них, словно  в  крохотных  озерцах.  Почему-то  никто  не  смел
опустить ему  веки  -  скорее  всего  надеялись  на  чудо.  Щеки  Лооя  были
бледно-восковыми, почти белыми и уже холодными. Куланн  прикоснулся  тонкими
пальцами  к  сонной  артерии,  проверил  пульс.  Никаких  признаков   жизни.
Машинально положил тяжелую ладонь на лицо друга, закрыв ему глаза.
   Князь потряс головой, не веря случившемуся. Ему казалось,  что  он  видит
дурной сон и стоит только напрячь волю, как он проснется и Лоой снова  будет
рядом - живой и веселый.
   - Боги! - прошептал  Куланн.  -  Боги!!!  Неужели  вы  не  в  силах  хоть
что-нибудь сделать?!
   - Разве что попробовать, - тихо  сказал  кто-то,  опускаясь  на  корточки
возле безутешного князя.
   Он обернулся в изумлении и увидел, что с ним разговаривает Астерион.  Бог
Ветра глядел на командира сангасоев с состраданием и грустью.
   - Если ты поможешь мне...
   - Все, что угодно! - горячо молвил Куланн.
   - Я только что от Каэ, бедняжка, если бы она знала... -  Слова  Астериона
ничего не объяснили князю Алглоранну,  но  он  и  не  стремился  их  понять.
Единственное, что было сейчас значимым для него, - это то,  что  бессмертный
пообещал вернуть его друга в мир живых.
   - Я сделаю все, что ты прикажешь, - повторил он, стараясь говорить  четко
и спокойно. Он знал,  что  боги  не  любят  истовых  верующих  и  сторонятся
фанатиков, боги ценят достоинство.
   - Тогда вскрой вену - мне понадобится свежая кровь.
   Куланн не задавал лишних вопросов. Он отрезал от  своей  амуниции  тонкий
кожаный ремешок, туго перетянул руку  выше  локтя  и  быстро  провел  острым
лезвием поперек вены. Кровь хлынула темно-красным потоком.
   - Хорошая кровь, живая, - неизвестно чему обрадовался Астерион.
   Он легким движением разорвал на  груди  Лооя  рубаху,  обмакнул  длинный,
изящный палец в кровь Куланна и одним взмахом  начертил  на  груди  мертвеца
странный и сложный знак. Красная полоса  сперва  вспыхнула  ярким,  слепящим
светом, затем потускнела и уже через несколько секунд совершенно впиталась в
кожу Лооя, не оставив по себе никакого следа.
   - Что теперь? - спросил князь Алглоранн.
   - Теперь перевяжи свою рану и  ступай  по  своим  делам.  Займись  телами
тагар, окажи помощь раненым матросам,  распорядись  всем...  Сюда  вернешься
через полчаса, раньше не приходи!
   Последняя фраза прозвучала как приказ.  И  Куланн  безропотно  подчинился
прекрасному богу. Он только один раз обернулся, чтобы посмотреть, что делает
Астерион с телом Лооя. Однако тот  продолжал  сидеть  с  безучастным  видом,
глядя вдаль, на восходящее солнце. Его кудри  и  плащ  вились  в  прозрачном
воздухе, невзирая на полное безветрие, - ведь они сами были частицей ветра.
   Полчаса промелькнули, словно одна минута. Алглоранн  метался  по  берегу,
распоряжаясь относительно раненых и  убитых,  просматривал  немногочисленные
документы, начертанные на лоскутах овечьей кожи,  которые  были  найдены  на
груди убитого предводителя тагаров.  Большинство  из  них  являлись  картами
окрестностей Сонандана, а одна - очевидно - изображала  тайные  тропы  через
хребет Онодонги. Куланн настолько увлекся своими мыслями, что  потерял  счет
времени. Очнувшись, он со всех ног бросился на берег, туда,  где  в  прежней
позе сидел Астерион.
   - Это ты? - спросил он, не  поворачивая  головы.  -  Ты  вовремя  пришел,
сейчас начнется преображение, или возвращение, - назови как  хочешь.  Должен
сказать, что я только что совершил подвиг.
   - Оживил Лооя? - осторожно произнес Куланн.
   - Да нет, здесь я почти ни  при  чем.  Но  зато  я  просидел  полчаса  не
двигаясь!
   В  этот  момент  капитан  Лоой  издал  слабый  горловой  стон.  Попытался
приподняться, но не смог и тяжело рухнул обратно на траву.
   - Боги! - Куланн бросился к другу, обхватил его мощными руками, прижал  к
себе, баюкая словно ребенка. - Живой... Как ты, дружище?
   - Спина болит здорово, - едва слышно ответил капитан. - Очень  болит,  но
не беда. Мне казалось, что я уходил очень надолго...
   - Все прошло, все прошло, Лоой. И теперь все будет  очень  хорошо.  Здесь
Астерион, я, толпа воинов и матросов...
   - А тагары?
   - Их перебили. Твои ребята - молодцы, настоящие воины. Ты можешь  открыть
глаза?
   - Попробую, - прохрипел он.
   Голубоватые веки дрогнули, взметнулись с заметным усилием ресницы.
   И  Куланн  едва  удержался  от  возгласа:  серые  прежде  -  глаза   Лооя
переливались теперь всеми цветами морской волны.

***

   Белая скала оказалась на поверку чем-то совершенно иным.
   Каэтана едва успела ступить  в  тень,  протянуть  руку,  чтобы  коснуться
горячей шершавой поверхности, как плоть камня распахнулась,  втягивая  ее  в
себя. Падения не было. Было впечатление, что она  тонет  в  болоте,  вязнет,
задыхаясь без воздуха, и жидкая грязь заливает гортань.
   Все кончилось так же внезапно, как и началось.
   Под ногами оказалась твердая поверхность, и Каэ, не  удержавшись,  упала,
ударившись головой обо что-то острое. Шлем  Ур-Шанаби  смягчил  удар,  но  в
глазах слегка потемнело. Не дожидаясь, пока муть растает, она приняла боевую
стойку. И только после этого осмотрелась.
   Вокруг был незнакомый и удивительный мир. Впрочем, все миры, до  сих  пор
виденные ею, были по-своему удивительны и незабываемы.
   Она находилась на берегу огромного искрящегося водоема, плоские,  пологие
берега которого густо поросли высокой травой. В этом  измерении  Джемар  был
освещен  голубым  солнцем,  богат  зеленью  и  водой.   Справа   возвышались
ослепительные  скалы  -  видимо,  на  поверхность   выходило   месторождение
хрусталя. Многочисленные кристаллы отражали голубой свет и рассыпали  вокруг
брызги огня. Смотреть было больно, и голова моментально разболелась.
   - Куда идти? - произнесла Каэ вслух.
   - К талисману  идти,  -  сварливо  сказал  Ниппи,  и  она  чуть  было  не
подпрыгнула на месте.
   - Ффу ты, напугал...
   - Надо помнить о близких тебе существах, тогда тебя ничем не испугаешь, -
наставительно сказал перстень. - Ты со мной почти двое суток не говорила. Не
совестно?
   - Представь себе, нет, - огрызнулась Каэ.
   - Какие же вы  все-таки,  боги,  жестокие  и  неблагодарные  существа,  -
констатировал Ниппи. - И ведь приходится мириться.
   - Искренне советую тебе быть терпеливым и кротким, - произнесла она. -  И
не лезь под руку, никакие талисманы меня сейчас не интересуют. Меня волнует,
где находятся Т