вдруг
встали и двинулись навстречу.
   Правда,  Рогмо,  Магнус  и  Номмо  могли   только   оценить   невероятную
естественность рвущихся из камня и металла фигур, но они ничего не  говорили
им о тех, кто  здесь  находится.  И  только  Гайамарт  как-то  подозрительно
глубоко вздыхал, и руки у него дрожали, но он спрятал их за спину,  так  что
этого никто, кроме Каэ,  не  заметил.  Но  вот  по  нескольким  валунам  они
перебрались через поющий ручей,  и  тут  Номмо  остановился  как  вкопанный,
сорвав с головы шапочку с кокетливым пером.
   На противоположном берегу, чуть поодаль от остальных, хоть  и  не  совсем
отдельно, стояла  крохотная  фигурка  -  красновато-коричневая,  совсем  как
настоящий  альв.  И  был  тот  альв  настоящей  копией   Номмо:   такой   же
круглоглазый, немного удивленный, с маленькими лапками, в панталонах, жилете
и шапочке, сдвинутой на левое  ухо,  -  тоже  Воршуд.  Тоже  из  славного  и
могучего рода Воршудов, столь славного теперь по всему  Сонандану,  а  также
далеко за его пределами. Маленький альв, золотое сердечко, храбрый и  верный
друг. И Номмо заплакал. Громко и  навзрыд,  потому  что  ничего  уже  нельзя
изменить, потому что встреча состоялась,  но  слишком  поздно  и  теперь  он
никогда не сможет выпросить прощения у своего кузена за то, что  считал  его
трусливым и беспомощным. А с другой стороны -  Хозяин  Огня  был  невероятно
счастлив, что сон его сбылся, что Воршуд не забыл его даже в своей смерти  и
позаботился о том, чтобы все получилось как можно лучше.
   В густую шерсть  не  впитывается  влага.  Она  соскальзывает  и  исчезает
бессчетными слезинками, тяжелыми, солеными и жгучими. Это  самые  глубинные,
горькие слезы - и  у  людей  они  обычно  обжигают  кожу.  Жемчужинки  слез,
высвеченные  утренним  солнцем,  искрились  на  личике  Номмо   драгоценными
капельками. А  потом  солнечный  луч  пробежал  несколько  шагов  и  ласково
коснулся лица Воршуда, замершего напротив своих друзей.
   Видимо, под утро выпала обильная роса, настолько обильная, что не  успела
окончательно испариться. Ее капельки засверкали в  уголках  глаз  статуи,  а
потом сорвались и покатились вниз.  Трепещущий  луч  отчего-то  посчитал  их
невероятной ценностью, потому что сопроводил до самой земли, наполняя светом
и теплом.
   Каэ приблизилась к изображению, протянула руку, а затем  лизнула  влажные
пальцы - просто так, машинально.
   Странно, что роса этим утром выпала соленая.

***

   Как обычно  случается  в  подобных  ситуациях,  сборы,  несмотря  на  все
составленные накануне планы, были суматошными  и  поспешными.  Единственное,
что решилось сразу и безболезненно, - это сам факт участия  троих  друзей  в
предстоящей экспедиции на Иману. Еще одним спутником Каэ  должен  был  стать
Барнаба. Правда, какая  от  него  может  быть  практическая  польза,  так  и
оставалось неясным, но он категорически отметал все предложения  остаться  в
Сонандане. Устав спорить, Каэ согласилась. Сказать по правде, она не слишком
была огорчена тем, что двигается в путь в такой шумной и  пестрой  компании.
Ей было не впервой и к тому же крайне приятно.
   Рогмо, Магнус и Номмо тоже быстро освоились и теперь постоянно забывали о
божественном  происхождении  своей  очаровательной  приятельницы.  Вкусы   и
взгляды на принципиальные вопросы  у  них  совпали,  что  вообще  показалось
чудом; а фехтовала Каэ так, что полуэльф (как некогда Джангарай) пошел бы за
ней на край света, исполненный уважения и восхищения.  Правда,  надо  отдать
ему должное, восхищало его больше всего то, что мастерство  фехтования  было
отнюдь не главным достоинством Кахатанны. Магнус же был  в  восторге  от  ее
невероятной способности прозревать истинную природу вещей. Потому  что  одно
дело - носить имя Истины и совсем другое - быть  ею.  Чародей  старался  как
можно больше времени проводить в обществе Каэ и очень скоро пришел к выводу,
что он абсолютно не оригинален в своих стремлениях.  Ему  оставалось  только
удивляться, что Ингатейя Сангасойя  имела  привычку  лишь  изредка  покидать
Салмакиду и свой храм,  а  не  сбежала  оттуда  на  веки  вечные,  устав  от
огромного количества людей и нелюдей, нуждающихся  в  ней  самой  или  в  ее
помощи.
   День отъезда стал одним из самых знаменательных в истории Сонандана.  Ибо
не часто можно увидеть, как верховный жрец Храма Истины - мудрый  и  грозный
Нингишзида стоит перед громадной кучей  вещей  с  пухлым  свитком  в  руках.
Головная повязка надета так, как  обычно  делают  матери  больших  и  шумных
семейств, когда головная боль докучает им невыносимо, - обмотана вокруг  лба
в несколько слоев и завязана спереди на кокетливый бантик. То еще зрелище!
   Нингишзида понимал всю меру ответственности, возложенной на его плечи, но
временами ему казалось, что он этой ответственности не вынесет, так и  падет
на боевом посту, оставив преемнику весь груз проблем. Дело было в  том,  что
требовалось взять с собой в путь минимум максимально необходимых  вещей.  От
одной этой формулировки (им самим, кстати, и придуманной) несчастного  жреца
чуть кондрашка не хватила. Как  исполнить  задуманное  -  он  тем  более  не
представлял.
   Каэ, ссылаясь на свой недавний опыт, настаивала на том, чтобы не брать  с
собой ничего. В  такого  рода  путешествиях,  где  приключения  и  опасности
встречаются на каждом шагу, вещи имеют скверную привычку теряться, ломаться,
портиться или отказывать в самый нужный момент. Лучше ни на что  заранее  не
рассчитывать. Рогмо  был  с  ней  полностью  согласен,  но  к  нему  уже  не
прислушивались, потому что все вдруг установили, что князь Энгурры  согласен
с Истиной абсолютно во всем, а значит, этот "глас народа" не в счет.  Магнус
колебался между аскетичной строгостью, которая значительно облегчала путь  и
давала возможность развить высокую скорость, и необходимостью  подготовиться
ко всяким неожиданностям, ибо странствие все же предстояло неблизкое:  шутка
ли - другой континент! Номмо был непримиримым врагом  аскезы  и  скромности,
чем не сильно отличался от своего доброй памяти кузена.
   Поскольку список составляла все же сама Каэтана, то первым пунктом в  нем
значился Барнаба. Верховный жрец оскорбился на несерьезность отношения своей
богини к предстоящему странствию  и  взялся  за  дело  засучив  рукава.  Как
результат, через шесть или семь часов этого титанического труда он заработал
дикую мигрень и стойкое отвращение к любым путешествиям. На сборы  к  ним  у
него должна была вот-вот начаться аллергия.
   Каэ относилась ко всему проще. Накануне она успела тепло распрощаться  со
всеми бессмертными, которые по одному или небольшими компаниями  являлись  к
Храму Истины, вызывая бурю восторга у паломников. Первыми прибыли Новые боги
- Джоу Лахатал, А-Лахатал и Баал-Хаддад. Все они заметно  нервничали,  будто
выступать в поход предстояло им. Однако правильно кто-то  заметил,  что  при
расставании три четверти скорби берет себе остающийся,  а  уходящий  -  лишь
четверть.  Аврага  Дзагасан,  на  котором  прибыли  бессмертные   (как   Каэ
подозревала, из чисто мальчишеского хвастовства), счел возможным  проститься
с ней тепло и по-дружески, прошипев несколько самых добрых,  пожеланий.  Это
было событием, потому что ни для кого не  являлось  секретом,  что  Ингатейя
Сангасойя почитает детей Ажи-Дахака и почитаема ими с  давних  пор.  Немного
походив по парку, Джоу Лахатал засобирался домой.  Он  был  крайне  озабочен
происходящим: ведь Веретрагна и Вахаган до сих пор не вернулись с Джемара  и
на отчаянный зов братьев не откликались.  Новые  боги  хотели  надеяться  на
лучшее, но выходило это у них совсем неубедительно. Уходя, Каэ оставляла  им
шаткий и хрупкий мир, и богам было тяжело привыкнуть к этой  мысли.  Правда,
договорились,  что,  как  только  путники  достигнут  Иманы,  разберутся   в
обстановке и начнут действовать, она постарается связаться с ними.
   Следующими  прибыли  Арескои  и  га-Мавет  с  подарками   и   прощальными
напутствиями. Победитель Гандарвы хотел было отдать  Каэ  на  прощание  свой
невероятный шлем, но эта затея с  успехом  провалилась,  потому  что  голова
богини по самые плечи утонула в черепе дракона. Она хохотала  так,  что  оба
брата тоже не выдержали и искренне последовали ее примеру.
   В этом приподнятом настроении они посетили рощу Салмакиды, а часом  позже
познакомились с новыми спутниками Каэтаны - Магнусом, Рогмо  и  Номмо.  Альв
произвел на бессмертных неизгладимое впечатление своим сходством с Воршудом,
смерть которого га-Мавет перенес тяжелее всего. Поэтому Хозяин Лесного  Огня
был смущен и даже потрясен теплой встречей, которую устроили ему  грозные  и
свирепые в его представлении боги. Наверное, Номмо был одним из первых живых
существ, которым приятно было  ощущать  пристальное  внимание  Смерти  к  их
скромной персоне.
   Каэтана заметила, что га-Мавет уже успел привыкнуть  к  своему  увечью  и
одной рукой довольно ловко производил все манипуляции. Поймав ее взгляд,  он
широко улыбнулся и сказал:
   - Мечом я уже вполне владею.
   Но в его желтых вертикальных зрачках стыла тоска. Оба брата еще не успели
уйти, когда Тиермес и Траэтаона появились в храмовом парке  и  двинулись  им
навстречу.
   - И вы тут! - весело заметил Вечный Воин. - Я так и думал. Прощаетесь?
   - Да, - немного грустно ответил Арескои. - Тебе не тревожно?
   - Я утешаю себя тем, что мы можем хотя бы время от времени навещать их  в
течение всего странствия. Если же случится какая-нибудь скверная история, то
Каэ обязательно позовет нас. Так мы условились.
   - Уже легче, - сказал га-Мавет, - но отчего-то мне кажется, что  все  так
просто не обойдется.
   - А просто ничего и никогда не бывает, -  вставил  прекрасный  и  сияющий
Жнец, - даже если кажется, что никаких сложностей нет.
   - Не пугайте меня раньше времени, - возмутилась Каэ. -  Если  теперь  это
называется "пожелать счастливого пути", то как же накликают беду?  Справимся
как-нибудь. Главное,  присматривайте  за  Вардом  -  ведь  такое  количество
проблем. По сравнению с ними путешествие на Иману - сущий отдых.
   - Если бы так, я был бы только рад.
   - Жнец, - обратилась Каэ к великолепному Тиермесу, - у меня к тебе  сразу
много просьб. И ко  всем  присутствующим  тоже.  Главная...  -  Она  немного
замялась, но Траэтаона пришел ей на помощь, лихо подмигнув остальным:
   - Самая главная проблема на сегодняшний день - это  стабильность  империи
Зу-Л-Карнайна, которая занимает слишком большую территорию, чтобы  мы  могли
забыть о ней. А также процветание нынешнего императора и  его  приближенных,
которые способствуют процветанию самой империи. Можешь не просить - я всегда
был прекрасным политиком и военачальником. Пригляжу за твоим, тьфу ты, прошу
прощения, нашим императором.
   Каэтана тепло посмотрела на своего  неугомонного  родича.  Она  была  ему
бесконечно признательна и за заботу, и за ту радость, которую он в последнее
время распространял вокруг себя.
   - А мне что делать прикажешь? - шутливо осведомился Тиермес.
   - Не представляю  того  безумца,  который  возьмется  приказывать  самому
Тиермесу!  -  сказала  Каэ  торжественным  шепотом.  Потом  продолжила   уже
серьезно:
   - На Джемаре новая "радость", ты уже знаешь?
   - Краем уха. Что-то о хорхутах.
   - Вот именно. Их скрестили с людьми. А Веретрагна и  Вахаган  поехали  на
охоту и не вернулись. Не ждите очень долго, пока Джоу попросит вас о помощи.
Вы же знаете, когда это произойдет.
   - Когда реки потекут вспять, - моментально отреагировал  га-Мавет.  -  Не
волнуйся.
   - И еще не забывайте поглядывать на урмай-гохона Самаэля...
   - Хорошо.
   - Ну что, - она улыбнулась во весь рот, - кому еще голову  не  заморочила
на прощание? Знаете, я себя чувствую старой, склеротичной тетушкой, которая,
покидая большое семейство своих родственников,  никак  не  может  вспомнить,
упаковала ли она зонтик и калоши и  передала  ли  привет  троюродной  сестре
племянника, будто та без этого привета тут же скончается...
   - Приятные ощущения, - рассмеялся Арескои. - Говорю вполне серьезно. Я  и
сам почти то же самое чувствую, хоть и не смог бы так образно выразиться.
   - И это самое прекрасное! - торжественно отметил Траэтаона.  -  Когда  вы
выступаете?
   - Завтра на рассвете, - ответила Каэ, нервно пожимая плечами. -  Кто  мне
объяснит, почему необходимо обязательно не выспаться перед дальней  дорогой?
Почему на рассвете? Чем девять часов утра не устраивают странников?
   - Ты все равно этого не поймешь, - отечески улыбнулся  Тиермес,  -  лучше
следуй традиции, не рассуждая.
   - Тогда завтра на рассвете выходим к Охе,  затем  садимся  на  корабль  и
спускаемся  вниз  по  течению.  Потом  нам  предстоит  сомнительная  радость
плавания через море Надор до самого Хадрамаута. Там по суше до Эш-Шелифа,  и
уже оттуда через Коралловое море выйдем в океан.
   - Географию ты выучила, - похвалил га-Мавет. - Я тобой просто горжусь.
   - Не смейся, мне ведь не до смеха, -  пожаловалась  Каэтана.  -  Я  плохо
представляю себе, как мы увезем всю ту кучу вещей, которую сейчас пакует наш
верховный жрец.
   - Самое  идеальное  решение,  -  откликнулся  Арескои,  -  это  аккуратно
упаковать их и оставить на месте.
   Каэтана пристально посмотрела на рыжего бога. Что это? Неужели у грозного
и величественного воина вдруг прорезалось чувство юмора? Или он скрывал  его
до недавнего времени? Пока она размышляла над этим немаловажным вопросом,  к
компании  бессмертных  ковыляющей,  утиной  походкой  приблизился   Барнаба.
Толстяк был наряжен в еще более неописумые одежды, такие яркие, что в глазах
рябило,  и  казался  страшно  довольным.  Это  довольство  собой   физически
ощущалось уже на расстоянии нескольких десятков метров. Когда же он  подошел
поближе, всем стало трудно дышать.
   - Я умен! - грозно  возвестил  Барнаба  некую  аксиому,  неопровержимость
которой пока что была видна только ему  одному.  -  Я  настолько  умен,  что
иногда ужасаюсь этому. Я где-то гениален... мне кажется.
   -  Ничего,  ничего,  -  успокоил  его   невозмутимый   Тиермес,   -   это
распространенное заболевание. То и дело кому-то кажется, что он гениален, но
от этого быстро излечиваются, не бойся.
   - Издеваешься, - скорбно констатировал Барнаба, изобразив на  своем  лице
благородное негодование. Эффект был еще тот: на его  физиономии,  с  которой
нос,  словно  оползень,  намеревался  скатиться  куда-то  в   область   рта,
благородное негодование выглядело всего лишь комично. - А я,  между  прочим,
кое-что придумал. И это кое-что стоило мне бессонной ночи.  Скажу  больше  -
бессонных ночей и смятенных дней, мятых простынь и отсутствия аппетита...
   - Если так, - сказал га-Мавет, - тогда дело действительно серьезное.
   - Более чем! - Толстяк назидательно поднял кверху сразу два  указательных
пальчика на правой руке: любимый жест. - Я знаю,  как  сделать,  чтобы  наша
дорогая Каэ все же потратила на странствие меньше времени.
   - Как?  -  рявкнули  все  дружным  хором.  Проблема  времени  была  самой
серьезной. Его катастрофически не хватало с тех самых пор, когда стало ясно,
что на Каэ абсолютно не действуют никакие  заклинания  или  попытки  Барнабы
вернуть ее в ту же самую секунду, в которую она  начинала  свое  странствие.
Истина абсолютно не желала проживать куски своей жизни с огромной скоростью.
   - Это оказалось очень просто и, с другой стороны, очень сложно.  Но  чего
не сделаешь ради общего дела?
   - Конкретно, Барнаба, конкретно, - попросил га-Мавет таким  голосом,  что
разноцветное чудо тут же сдалось.
   - До сих пор я пытался воздействовать только  на  Каэтану,  и  ничего  не
выходило. Но я пытался, снова и  снова.  А  вчера  меня  осенило:  пусть  не
поддается она, но весь мир-то остался прежним! Я замедлю течение времени  во
всем мире - он даже этого не заметит. И мы успеем очень  быстро  обернуться,
не знаю точно за сколько, но уж не за полгода.
   - Неплохо, неплохо, - улыбнулся  Тиермес.  -  Я  рад,  что  найдено  хоть
какое-то решение. - Потом он обернулся к Каэ:
   - Но ты-то, голубушка, какова? Можешь гордиться, что на одной чаше  весов
ты, а на другой весь Арнемвенд и ты перевесила.
   -  Какой  Арнемвенд?  -  возмутился  Барнаба.  -  Если  бы  речь  шла  об
Арнемвенде, я бы так и сказал, но это практически  очень  сложно  и  чревато
катаклизмами, которые я сейчас и предвидеть не могу. Нет, мне гораздо  проще
затормозить во времени большой кусок Вселенной, так сказать наше измерение.
   Каэ подняла на смеющихся друзей печальные глаза:
   - Честное слово, я не виновата.

***

   Тод проснулся раньше всех и отправился будить Каэтану.  Каким-то  образом
этот пес сам записал себя в ее собаки, не спросясь ни Рогмо, ни  свою  новую
хозяйку. Этот факт был  обнаружен  еще  за  ужином,  в  день  приезда  троих
путников в Салмакиду, и опротестованию не подлежал.  Тод  исправно  и  четко
выполнял все просьбы богини, причем проявил такие чудеса сообразительности и
ловкости, что у полуэльфа только  рот  безмолвно  открывался  и  закрывался.
Когда пес решил, что убедил Каэ в том, что  он  ей  жизненно  необходим,  он
спокойно улегся рядом с ней,  вывалив  длиннющий  розовый  язык  и  преданно
заглядывая ей в глаза время от времени.
   Теперь же, уразумев своим собачьим умом, что именно сегодня вся  компания
двигается в путь, он не позволил никому проспать это событие.
   Каэ проснулась оттого,  что  жесткий,  похожий  на  терку  язык  принялся
ожесточенно вылизывать ее руку, свесившуюся с края постели. Она  моментально
подскочила, потрепала пса и крохотным смерчиком, вполне даже  симпатичным  и
не слишком разрушительным, помчалась к своему любимому  бассейну  с  морской
водой. Она обрушилась в свежую, крепко пахнущую солью и йодом зеленую воду и
поплыла среди водорослей  и  мечущихся  рыбок.  Потом  вынырнула  где-то  на
середине и несколько минут  блаженно  лежала  на  спине,  расставив  руки  и
уткнувшись лицом в теплое и доброе небо.  Однако  она  хорошо  помнила,  что
сегодня эта прекрасная  процедура  должна  быть  сокращена  до  минимума,  и
поплыла к краю бассейна. Тод стоял на сухом и безопасном  месте  и  отчаянно
лаял, призывая хозяйку поскорее вылезать из мокрой неуютной  воды.  Пес  был
лохматый, ему было жарко на солнце, но купаться он  не  любил  и  делал  это
крайне неохотно, когда нужда заставляла.
   Нингишзида  уже  торопился  навстречу  своей  богине  по  зеленой  траве,
расцвеченной яркими пятнами цветов. Он был грустен и взволнован: через час с
небольшим его повелительница должна была снова покинуть свою  страну,  и  он
плохо представлял себе, как будет жить без нее.  Единственное,  что  немного
утешало его, - это обещание Барнабы на сей раз расстараться для общего дела.
   - Доброе утро, Каэ, дорогая.
   - Доброе, мой добрый гений. Как у нас дела?
   - Все в сборе. Отряд сангасоев стоит у храма, Жнец и Воин уже там и вовсю
командуют,  так  что  наш  могущественный  правитель  не  может  найти  себе
достойного применения. Князь Энгурры, маг  и  Хозяин  Огня  тоже  собрались.
Только вот достойного Барнабу все еще  будят.  Но  впереди  час,  -  не  без
сомнения протянул Нингишзида, - может, успеют.
   - Если не успеют за полчаса, я сама им помогу.
   - Это было бы прекрасно, - расцвел моментально жрец.
   - Тогда подожди пару минут, я мигом. - И  Каэ  помчалась  в  свои  покои,
чтобы переодеться в сухое и собраться в путь. К тому же  ей  предстояло  еще
одно, крайне  важное  дело:  проститься  с  собственным  храмом  и  любимыми
друзьями.
   Нечестно было бы дознаваться, о чем она говорила с ними в священной  роще
Салмакиды, что обещала, о чем просила.  Известно  только,  что  минут  через
двадцать она покинула рощу и отправилась в храм Ингатейя Сангасойи -  сердце
Запретных Земель.
   Ей нужно было убедить это странное существо, жившее  собственной  жизнью,
чтобы он подождал е