зменился?
   - Это я сильно изменился, га-Мавет, - ответил Воршуд,  и  Каэ  поразилась
твердости его голоса. Словно Ловалонга или Бордонкай говорили.  -  Вот  хочу
рассмотреть тебя как следует, а то все боялся, знаешь ли.
   - Теперь не боишься?
   - Не то чтобы не боюсь - только дураки не боятся умереть, но не страшусь.
Разницу чувствуешь?
   Га-Мавет помрачнел:
   - Я мог бы грозно возвестить, что  ты  ничтожен  по  сравнению  со  мной,
раздавить тебя во гневе, но ты действительно не боишься этого. Я  пришел  не
за тобой - у тебя еще есть время. Ты получил  в  этом  странствии  все,  что
хотел. Получишь еще - только поверни коня.
   - Я не так дешево стою, как ты думаешь, бессмертный, - тихо ответил альв.
- Я поделюсь с тобой истиной, которую открыл для себя  совсем  недавно.  То,
что делается ради чего-то, имеет свою цену. И она действительно невелика.  А
то, что происходит во имя, - бесценно. И если отказаться, то никто и никогда
не возместит мне эту потерю.
   - Возможно, ты и прав, - медленно проговорил бог. - Но попытаться все  же
стоило. Прощайте.
   Так и не взглянув на Каэтану, он  повернулся  спинов  запахнулся  в  свой
черный плащ и скрылся в лесу. Откуда-то донеслось дикое ржание.
   - Колесница га-Мавета, - тихо прошептал Воршуд. - Знаете, Каэ, я  бы  еще
очень хотел успеть написать поэм. Мне есть о чем в ней сказать,  потому  что
теперь мне ecть за что умирать.
   По лицу Каэтаны текла вода, не  высыхая,  -  как  будто  это  могли  быть
обычные женские слезы.
   Ночь  прошла  спокойно,  а  с  рассветом  следующего  дня   всадники   на
отдохнувших конях выехали к огромной горной гряде.
   Лес обрывался у самого края пропасти.  Внизу,  в  голубом  тумане,  таяли
очертания долины и все было освещено каким-то призрачным светом.  Они  долго
стояли на сером мощном утесе, вглядываясь в  пропасть,  пытаясь  определить,
каким же образом ее преодолеть.
   - Может, в объезд? - неуверенно  предложила  Каэтана.  -  Должна  же  эта
трещина в поверхности земли где-нибудь закончиться. Там и подберемся к самой
Онодонге, если это она, конечно.
   Каэ задрала голову так сильно, что  шею  стало  ломить.  Высоко  в  небе,
распластав крылья, парили гигантские птицы. Вдалеке, на  горизонте,  стояли,
упершись  в  бескрайнюю  синеву,  снежные  вершины.  Одна  из  них   заметно
возвышалась над остальными.
   - Конечно, Онодонга, - с каким-то почтением в голосе откликнулся альв.  -
В мире нет гор выше, чем эти. Говорят, где-то там  живут  последние  в  этом
мире драконы, но я не верю.
   - Почему? - изумилась Каэтана.
   - Такие формы  жизни  обычно  вытесняются  менее  прекрасными,  но  более
приспособленными к обстоятельствам.
   - Да, но драконы...
   - Драконы слишком хороши для этого мира, разве что есть такая страна, где
красота живет во всем, а Истина существует в  своем  настоящем  виде.  Я  бы
очень хотел верить,  что  в  Таабата  Шарран  написана  правда,  что  грядут
времена, когда найдут Имя Сути и мир станет иным. Может, и  драконам  в  нем
найдется место. Какая же это должна быть красота!.. - мечтательно проговорил
он. И тут же продолжил уже совсем другим, деловым тоном:
   - Как будем спускаться? В обход ехать  просто  некогда  -  на  карте  эта
трещина не обозначена.
   - Ты точно помнишь?
   - Конечно, - обиженно ответил Воршуд. - Я же  ее  наизусть  выучил.  Если
верить карте, то мы должны были пересечь лес и выбраться к равнине,  которая
лежит у подножия гор. Но равнины нет - вместо нее  провал,  как  будто  этот
кусок земли вырвали силой. Если здесь было такое  мощное  землетрясение,  то
воображаю, что творилось о живыми существами. Однако странно - ведь лес цел.
Значит, происходило это очень-очень  давно.  Сама  пропасть  успела  порасти
деревьями. Тогда я вообще ничего не понимаю -  почему  на  карте  провал  не
указан?
   - Мало ли по какой причине, - огорченно ответила Каэ. - Я и коней бросать
не хочу, и не представляю, каким образом спускаться.
   Альв несколько  томительно  долгих  секунд  вглядывался  в  нагромождение
камней прямо под ними и наконец , объявил:
   - Здесь есть тропинка - не такая уж и  крутая.  Главное,  не  испугаться.
Кони по ней тоже пройдут, нужно только завязать им глаза, чтобы  не  понесли
со страха.
   - Воршуд, я не могу. Просто не полезу в эту пропасть и тебя не пущу.
   - А нам ничего другого не остается. Не бойтесь, дорогая госпожа, - это не
страшнее, чем Арескои с его воинством или резня вал-Ахкафе. И ничуть не хуже
подземелий джатов.
   - Для меня - гораздо хуже, - категорически заяви-Да Каэтана.
   Но альв ее уже не  слушал.  Он  покопался  в  своей  поклаже  и  деловито
спросил:
   - У вас веревочка имелась в кошеле - тонкая и  невероятно  прочная  -  ну
прямо для такого случая.
   - Нет, Воршуд. Ни под каким  видом.  И  тогда  альв  поступил  не  совсем
честно. Он взглянул ей в глаза и тихо и внятно пообещал:
   - Если мы спустимся в долину, то я вам скажу нечто, чего не скажут даже в
Безымянном храме. Но не раньше.
   Каэ закрыла лицо руками и стояла так долго-долго, но когда отняла руки от
лица, то глаза ее были по-прежнему чистыми и ясными.
   - Тогда нам  надо  торопиться.  Если  не  спустимся  до  темноты,  то  уж
обязательно свалимся в какую-нибудь трещину и переломаем себе все кости.
   - Здесь не так уж и высоко, - альв прикинул расстояние, - справимся.
   - Дракона бы сюда, - сказала Каэ, вынимая из кошеля на поясе тонкий шнур,
запасенный еще герцогом Аррой. Она задумалась, не прекращая работать, -  как
давно, как далеко было ее странное превращение,  смерть  эламского  герцога,
первая встреча с га-Маветом. Что в ней  осталось  от  той  девочки,  которая
свалилась в этот мир, оглушенная нелепостью происходящего, и  приняла  ,  на
себя практически невыполнимые обязательства?..
   Пока они готовили снаряжение  для  спуска,  солнце  встало  уже  довольно
высоко, туман понемногу рассеялся, и Каэтана с  изумлением  обнаружила,  что
там, на дне провала, лес продолжается как ни в чем не бывало и  переходит  в
равнину, которая лежит у подножия самых у  высоких  в  этом  мире  гор.  Она
тоскливо разглядывала эту  картину,  прикидывая  про  себя,  удастся  ли  ей
когда-нибудь достичь желанного рубежа и вступить  на  Землю  детей  Интагейи
Сангасойи. За ее спиной завозился альв - он закончил делать повязки на глаза
коням и теперь прилаживал их со всей тщательностью.
   - Помогите мне,  дорогая  Каэ,  -  мягко  попросил  он,  отвлекая  ее  от
невеселых размышлений.
   - Сейчас, сейчас, - откликнулась она. Каэ выпрямилась, стоя на самом краю
скалы, подняла крохотный камешек и бросила его вниз -  обвала  вроде  бы  не
произошло. И Каэтана покорилась судьбе. Она крепко взяла  под  уздцы  своего
вороного, оглаживая его. Умница Ворон фыркал, жалуясь на свою горькую  долю,
и легко толкал ее мордой в плечо, словно  говоря,  что  понимает,  куда  его
собираются  затащить.  Лошадка  Воршуда  была  спокойнее  -  она  не  любила
оставаться  в  одиночестве,  поэтому  перспективу   спуска,   которую   кони
безошибочно  учуяли,  воспринимала  как  неизбежное  зло,   после   которого
обязательно расседлают и дадут вволю попастись на мягкой траве.
   Еще полчаса прошло, прежде чем они крепко  привязали  поклажу  к  седлам,
выбросив абсолютно все лишнее.
   Солнце стояло уже высоко в небе, когда две крохотные  фигурки,  ведя  под
уздцы игрушечных на фоне гор лошадок, двинулись вниз.
   Спуск был страшен. Хотя и альв,  и  Каэтана  уговаривали  себя,  что  еще
немного - и цель достигнута - глупо же разбиваться здесь, у самого  входа  в
Запретные земли, - но  руки  и  ноги  у  них  тряслись.  Ноги  скользили  на
каменистой тропинке, кони фыркали и постоянно оступались. Срывались и  текли
вниз струйки мелких камешков.
   Тропинка петляла между обломков скал, которые своими острыми краями так и
норовили зацепить одежду путешественников. В одном месте Воршуд  покачнулся,
подвернув ногу, и вцепился обеими руками в  уздечку.  Лошадь,  обычно  и  не
замечавшая веса своего маленького всадника, теперь не  устояла  и  медленно,
упираясь всеми  четырьмя  ногами,  заскользила  вниз.  Каэтана  едва  успела
бросить  Воршуду  свой  спасительный  шнур,  на  котором   предусмотрительно
завязала скользящую петлю. Схватив шнур,  альв  успел  обмотать  его  вокруг
запястья, сунуть лапку в петлю и захлестнуть намертво.
   - Еще, еще обмотай, - прохрипела Каэ, откидываясь назад всем телом, чтобы
создать противовес.
   Было мгновение, когда она похолодела, представляя  себе,  что  еще  через
несколько секунд ухнет в простирающуюся у ног  бездну,  но  отчаянная  жажда
жизни оказалась сильнее. Пыхтя и произнося некоторые слова, в целях экономии
сил до конца не досказанные, Каэтана вытащила альва со страшного места. Губы
ее дрожали, а спина взмокла от нечеловеческого напряжения.
   - Нет, все-таки водная стихия - это совершенно другое дело.
   - Даже когда в  ней  плавает  левиафан?  -  задал  Воршуд  провокационный
вопрос, едва успев отдышаться.
   - Пусть хоть два левиафана и один Йа Тайбрайя, но только не  головоломные
крутые спуски. Воршуд! Не в нашем с тобой возрасте по  скалам  прыгать,  аки
горные козлы.
   Альв рассмеялся:
   - Еще не то будет. Впереди самый трудный участок. А потом как по лестнице
у вас в замке - только под ноги гляди.
   Каэтана обозрела предстоящий кусок пути и заявила:
   - Нет. Хоть минуту нужно: передохнуть.
   Воршуд воспротивился: :
   - У нас не так уж много времени. Да что это с  вами  сегодня?  Мы  словно
местами поменялись.
   Каэтана помрачнела. Ей показалось, что там,  внизу,  она  увидела  темный
стройный силуэт, легко перепрыгивавший  с  камня  на  камень.  Она  потрясла
головой, и капельки пота разлетелись в разные стороны. Да нет, померещилось,
конечно. Это солнце - жаркое, изнуряющее.
   Альв осторожно тронул ее за локоть:
   - Пойдемте, ведь совсем немного осталось. Снова был спуск и  унизительный
дикий страх. Она умела не бояться обстоятельств,  умела  не  бояться  богов,
демонов и людей, но эти горы - высокие и  высокомерные,  старые  как  мир  и
безразличные к добру и злу!.. Сколько людей  лежало  непогребенными  на  дне
этих ущелий? Каэтану мутило от ужаса.
   А стройная фигура в черном плаще то и  дело  попадалась  на  глаза  -  не
впрямую, нет. Так, на периферии зрения. И от этого было еще хуже.
   Трудный участок пути кони преодолели довольно легко, а вот Каэ  проделала
его ползком, цепляясь за малейшие выступы в скале, за крохотные  кустики.  И
наконец с грехом пополам прошла эту тропинку. И даже без  страха  посмотрела
вниз.
   Альв стоял ниже на один  поворот  тропы,  крепко  держа  под  уздцы  свою
лошадь, и улыбался.
   - Вот видите, а теперь почти никаких трудностей - еще полсотни  шагов,  и
мы вступим на ровную землю.
   В эту секунду лошадь Воршуда вдруг всхрапнула, дико и испуганно  заржала,
встала на дыбы на узкой дорожке, где справа высилась отвесная стена, а слева
была пропасть, - и рванулась бежать. Глаза ее были  завязаны,  и  несчастная
лошадка сразу же  оступилась.  Она  еще  мгновение  балансировала  на  краю,
оглашая  провал  жалобным  ржанием,  и  рухнула  вниз.  Каэ  краем  сознания
отметила, что ее Ворон отчего-то почти спокоен. Он только  повертел  головой
да слабо подал голос, но с места не двинулся, чем и спас ее жизнь.
   Все происходило в считанные мгновения: проводив взглядом,  полным  ужаса,
падающую в пропасть лошадь, Каэтана увидела, что и альв стоит на краю тропы,
нелепо размахивая руками.
   Забыв обо всем, она вскочила и побежала так, как никогда не  бегала.  Она
неслась к альву, от которого ее отделял всего один поворот  тропы,  длинными
прыжками. Некоторые валуны шатались у нее под ногами, вяло оползая,  но  она
едва  касалась  этой  зыбкой  опоры  и  перепрыгивала  дальше.  Альв  что-то
предостерегающе крикнул.
   Их разделяли всего несколько  шагов,  нет,  только  один  шаг,  и  Каэ  в
последнем прыжке отчаянно вытянула руки вперед, чуть ли не выворачивая их из
суставов. И пальцы их даже успели соприкоснуться.  Как  вдруг  со  скрежетом
отломился огромный кусок породы,  и  альв  с  птичьим  криком,  простирая  к
Каэтане руки, свалился вниз. Это произошло настолько внезапно,  что  она  не
успела испугаться.
   Птицей преодолела Каэтана остаток пути до дна провала. Как  спустился  за
ней ее конь, она не знала.
   Спотыкаясь  на  камнях,  оскальзываясь  в   траве,   она.   подбежала   к
распростертому на земле Воршуду.
   Маленький человечек осторожно открыл глаза и тихо прошептал:

***

   - Очень больно, но не так страшно, как я всегда думал.

***

   При этих словах кровавые пузыри выступили на  его  губах.  Сморщенное  от
боли мохнатое личико казалось маленьким, но освещенным  каким-то  внутренним
светом - тем, который создает богов и героев.  Каэтана  взяла  слабую  лапку
альва между ладоней и присела рядом с ним, баюкая ее, как ребенка.
   - Ты посидишь со мной? - разлепил немеющие губы Воршуд.
   Каэтана кивнула. Она боялась отпускать его взгляд, чтобы он  не  подумал,
что ей неприятно зрелище его смерти.
   Жизнь альва утекала, как вода в песок. Кровавое месиво живота,  сломанные
ребра, порвавшие ткань рубахи, неестественно  вывернутые  ножки,  сама  поза
сломанной куклы - все говорило о скором конце. Воршуд улыбнулся:
   - Я обещал тебе сказать. Там, в Аккароне, когда у тебя случился  приступ,
ты  говорила  разными  го...  -  Он  захрипел,  и  Каэ  торопливо  закивала,
показывая, что она поняла и не нужно лишних усилий. - Ты говорила -  "дети",
- добавил альв, - и только теперь я...
   Но голова его безвольно откинулась, глаза широко раскрылись, а  с  губ  с
последним вздохом слетело одно  странное  слово,  которого  Каэтана  уже  не
услышала. Воршуд смог произнести его полностью: "Кахатанна".
   Сквозь пелену слез, застилающих глаза, Каэ не могла  видеть,  как  черный
силуэт с опущенными плечами и склоненной головой застыл невдалеке от нее,  у
выступа скалы.
   Она не увидела его и потому не задала свой вопрос:
   "Умеет ли печалиться Смерть?"
   Мечи Гоффаннона тоскливо звенели, вонзаясь в землю.  Она  была  мягкая  и
податливая, и Каэ заботливо готовила последнее уютное  ложе  для  маленького
мохнатого человечка. Когда оно было наконец устроено, она  подняла  на  руки
пушистое легкое тело и осторожно положила его в могилу.  Глаза  Воршуда  все
еще были широко открыты и смотрели на нее с какой-то невероятной нежностью и
спокойствием. От этого она не чувствовала себя одинокой и  все  не  решалась
протянуть руку и погасить этот ровный теплый свет. Однако делать было нечего
- ее ладонь легла на мохнатое личико и чуть задержалась на  нем:  лицо  было
еще совсем теплым. Затем Каэ решительно встала и начала  закапывать  могилу.
Насыпав над Воршудом  довольно  большой  холм,  она  завалила  его  камнями,
которые притащила от подножия скалы, откуда упал альв. Камни  были  окрашены
его кровью.
   Каэ работала, не чувствуя усталости,  нарочно  изнуряя  себя  непосильным
трудом, - но все ее тело, которое должно было изнывать от  слабости,  только
кипело  новой  энергией.  Теперь  ее  ничто  не  могло  утомить,   испугать,
остановить. Смерть Воршуда вычеркнула из ее души остатки страха, сомнений  и
неуверенности в себе. Огромной ценой было заплачено за то, что с  могильного
холмика поднялось новое существо, владевшее  телом  и  именем  Каэтаны.  Она
почти  не  прислушивалась  к  силе,  которая  бурлила  в  ней,  как  лава  в
действующем вулкане. Эта сила могла проявить себя неожиданно - и через день,
и через час, и через год.
   Обтерев  травой  измученного  и  дрожащего  от  усталости   Ворона,   Каэ
отправилась рсмотреть окрестности и почти сразу же натолкнулась на крошечное
озерцо с кристально чистой водой, - очевидно, на дне его  бил  ключ,  потому
что вода оказалась до одури холодной. От нее заломило зубы и дрожь пошла  по
всему телу. Только когда Ворон остыл и немного успокоился, она сводила его к
водоему и позволила напиться вволю.
   Есть ей совершенно не хотелось, рна рассеянно сорвала  несколько  спелых,
пушистых, как шмели, ягод  малины  и  машинально  сунула  их  в  рот.  Ягоды
буквально взорвались у нее на языке, истекая сладким кровавым соком.
   Кровавым...
   Ночь она провела у холма, положив  голову  на  плоский  замшелый  камень,
заменивший ей подушку. И не было в мире подушки более удобной. Она не  спала
- разглядывала звездное небо в просветах между ветвями деревьев, вспоминала,
как такими же ночами они сидели у костра и каждый  мечтал  о  чем-то  своем.
Своими чаяниями и надеждами друзья делились  скупо  и  редко  -  вот  только
жизней не пожалели.
   За своими мыслями Каэтана не заметила,  как  из  темноты  неслышно  вышел
человек,  закутанный  в  темный   плащ,   -   невысокий,   темноволосый,   с
незапоминающимся лицом.
   - Горько? - спросил он вместо приветствия.
   Каэ даже не вздрогнула, лишь неопределенно пожала, плечами:
   - За гранью боли и горечи.
   - Понимаю, - вздохнул человек. - Я не должен был  приходить,  но  вот  не
выдержал.
   - Бывает, - усмехнулась она невесело.
   - Завтра ты тоже можешь умереть, - сказал человек печально, и стало ясно,
что он не пугает, а просто констатирует факт.
   - Нет, - ответила она. - Теперь я умереть не могу. Он  присел  у  костра,
который неизвестно как зажегся около могильного  холмика,  протянул  к  огню
длинные пальцы музыканта.
   - Ты уверена?
   - Я должна услышать ответы,  на  незаданные  вопросы  -  только  не  свои
вопросы, а их. - Она кивнула на камни могилы.
   Человек высоко поднял бровь:
   - Тогда, возможно, ты сильнее, чем я предполагал. Ты идешь не ради себя?
   - Я иду во имя их...
   Человек молчал очень-очень долго; казалось, что прошла не одна  вечность,
прежде чем он снова заговорил:
   - Я не могу помочь тебе.
   - Я знаю.
   - Что ты можешь знать, дитя?
   - Знаю, что из всех ныне живущих ты один можешь сделать то,  что  не  под
силу никому. Ты один можешь перенести меня прямо  в  храм.  Ты  один  можешь
запретить богам охотиться за  мной.  Я  не  знаю,  кто  ты,  но  думаю,  что
догадываюсь. И еще я знаю, что многое тебе под силу, но ты не  имеешь  права
вмешиваться. Истина заключается в том, что я  всего  должна  добиться  сама,
иначе ты просто поселишь во мне еще один сон. Сон о мире, из  которого  меня
вызвал Арра, о путешествии в Запретные земли, о Безымянном храме.  Я  должна
проснуться, внутри меня кипит и рвется наружу сила - ее ты ждешь?
   - Да, - потрясение ответил человек.
   - Я понимаю, что отвечать на мои  вопросы  тебе  тоже  нельзя,  но  один,
наводящий...
   - Валяй. - Он хотел, чтобы голос его прозвучал по  возможности  весело  и
бодро, но вышло тоскливо и ничего, словом, не вышло.
   - Почему ты пришел?
   - Это не совсем наводящий вопрос, дитя.  Я  бы  охарактеризовал  его  как
"вопрос в лоб".
   Они опять надолго замолчали. В костре  потрескивали  сучья  и  со  звоном
рассыпались алые угли. Звук этот был приятен,  и  от  него  душа  очищалась.
Каэтана  подобрала  ноги,  обхватила  руками  колени  и   уперлась   в   них
подбородком.
   - Ты читала Таабата Шарран? - неожиданно спросил ночной гость.
   - Так и не удосужилась.
   - Может, и к лучшему, - сделал он вывод. - Вина хочешь, самую малость?
   - Хочу.
   Он достал из складок плаща небольшую флягу в кожаном чехле.
   - Из храмовых запасов, - пояснил человек.
   - Украл? - лукаво прищурилась Каэ.
   - Ну вот еще. Подарили, - с достоинством ответил он.
   - Так ведь храм пустой. Кто подарил-то?
   - Подарить всегда найдется кому, - туманно пояснил человек и спросил:
   - Ты пить будешь или выяснять происхождение напитка?
   - И то верно.
   Они пили, по очереди прикладываясь к  фляге,  и  Каэ  при  каждом  глотке
вспоминала одного из своих спутников.
   - Боишься? - спросил ночной гость. Каэтана надолго задумалась:
   - Отвечу тебе так: я точно зн