илась, что  любовь  во  много  крат  сильнее
ненависти: если поединки с рыцарями она еще как-то перенесла,  то  дружеские
объятия ее потрепали изрядно. Каждый по очереди обнимал и теребил ее,  чтобы
убедиться в том, что она находится рядом, живая и здоровая, веселая и  такая
своя.
   Проведший практически целый месяц в заточении, не видевший  свою  хозяйку
вечность и еще чуть-чуть, Тод прыгал, катался по палубе, визжал и  облизывал
Каэтану с такой исступленной радостью, что она сдалась. После недолгого,  но
весьма торжественного  ужина,  на  который  пригласили  и  господина  Маарду
Лунгарна, Ингатейя Сангасойя наконец добралась до своей каюты и  погрузилась
в сладкий сон, из которого ее ничто не могло вытащить.
   "Астерион" на всех парусах шел через  море  Лох-Дерг.  Наши  друзья  были
уверены, что их не станут догонять. Конечно, атака Белого замка  и  убийство
нескольких сотен унгараттов - это было  преступление,  которое  в  Кортегане
каралось мучительной смертью.  Собственно,  даже  соответствующей  казни  не
существовало, потому что прежде такого никто не мог и предположить. И все же
появление драконов, которые разнесли в клочья внешнюю охрану и разрушили  до
основания несколько башен, испепелив при этом казармы  с  солдатами,  должно
было заставить короля Баргу Барипада и  пылающего  жаждой  мщения  Катармана
Керсеба десять раз подумать, перед тем как посылать погоню.
   Пришлось составить и новый план действий.  На  прощание  господин  Маарду
Лунгарн сообщил, что  усилия  ордена  унгараттов  не  прошли  зря  и  теперь
Ронкадор и Эль-Хассасин находятся в  состоянии  войны.  К  Трайтону  подошли
вражеские галеры, Тритонов залив перекрыт,  и  лучше  не  испытывать  судьбу
несколько раз подряд. Перебрав все возможные варианты, Каэтана  остановилась
на следующем: морем они добираются до побережья Ронкадора и  высаживаются  у
Хребта Зверя. Там "Астерион" встанет на  якорь,  а  она  -  в  сопровождении
сангасоев - верхом пересекает страну. Сложно  будет  переплыть  через  озеро
Эрен-Хото, но это уже проблемы отдаленного  будущего.  Корабль  же,  который
автоматически остается в прошлом отряда, должен будет ждать  их,  по  своему
времени, максимум несколько дней.  Барнаба  твердо  обещал,  что  может  это
устроить. Путешественники надеялись,  что  Хартум  не  окажется  втянутым  в
очередную войну, а они  успеют  вернуться  еще  до  того,  как  Кортегана  и
Тиладуматти подключатся к боевым действиям.
   Так и  случилось,  что  четыре  дня  спустя  "Астерион"  бросил  якорь  у
пустынного берега. Было раннее утро, яркое, светлое и уже жаркое. Море  тихо
шелестело, накатываясь на белый песок. Вдали виднелись горы, густо  поросшие
лесом. Они действительно были похожи на выгнувшийся дугой  хребет  какого-то
зверя, на котором шерсть встала дыбом.
   Людей, вещи и оружие перевезли на берег в первую  очередь.  Сложней  было
переправить коней, но в конце концов справились и с этим.  Сердитый  Тод  не
дал запереть себя в каюте и категорически  рычал  на  всякого,  кто  пытался
преградить ему дорогу. Времени  было  немного,  переспорить  упрямую  собаку
оказалось невозможно, и Тод был включен в состав экспедиции.
   Капитан Лоой старался выглядеть строго и безразлично, чтобы не  отягощать
своих друзей сверх меры. Но глаза у него  были  печальные-печальные,  и  все
понимали, как ему трудно сейчас.
   Каэтана, Рогмо, Магнус, Номмо, Барнаба и Куланн во главе отряда сангасоев
были готовы двигаться в путь. Они еще раз помахали на  прощание  остающимся,
вскочили в седла и пустили коней  галопом  (что  Тод  приветствовал  бешеным
вилянием хвоста: умнице псу объяснили, что лаять нельзя,  и  он  согласился,
хотя и воспринял этот запрет с некоторым удивлением).
   Всадники довольно быстро пересекли песчаный пляж  и  скрылись  под  сенью
деревьев.
   Только следы копыт, глубоко отпечатанные на песке, говорили, что они были
здесь еще несколько минут назад.

***

   Огромная  империя  Зу-Л-Карнайна  переживала  тяжелые   времена.   Только
неусыпным  бдением  и  каторжной  работой  Агатияра   она   еще   держалась,
выстаивала, не впадая в  бездну  отчаяния,  восстаний,  гражданских  войн  и
голода. И все же с каждым днем становилось все труднее и труднее  удерживать
этого колосса от распада.
   Агатияр решил было, что он чего-то не учел, что империя  таких  масштабов
не может долго существовать, - но ведь  до  недавнего  времени  все  было  в
порядке. Трагедия происходила не в империи. Трагедии разыгрывались  повсюду,
где жили люди, и весь  мир  вокруг  оставлял  желать  лучшего.  Темная  сила
перехлестывала  через  край,  и  неясно  было,  сможет  ли  кто-либо  вообще
остановить ее.
   Со дня отъезда Каэтаны на Иману прошло не так  уж  много  времени:  около
полутора недель. Но событий случилось столько, что Агатияр потерял им  счет.
Ему казалось, что он уже несколько лет разбирается с возникшими  проблемами,
а им нет конца и края.
   Четыре дня назад скончался от полученных ран придворный  маг  Гар  Шарга,
жестоко поплатившись за свою беспечность и самонадеянность. А принц Зу-Кахам
сообщал из Фарры о своих подозрениях насчет  чародея  этого  же  рода  -  Эр
Шарги, обвиняя его в предательстве и  участии  в  каком-то  жутком  заговоре
магов. Прежде ни Зу-Л-Карнайн, ни Агатияр  не  придали  бы  этому  сообщению
такого значения. Все знали, что принц Зу-Кахам обладает пылким  воображением
и спит и видит себя героем и спасителем  отечества,  а  потому  подавай  ему
какого-нибудь врага, а еще лучше - заговор или бунт.
   Но теперь аита и его верный визирь склонны были  серьезнее  относиться  к
подозрениям Зу-Кахама. Слишком много мелочей свидетельствовало о том, что на
этот раз принц прав.
   Не успел император получить от Каэтаны прощальное письмо, отправленное за
день до отъезда из Сонандана, в  котором  упоминалось  и  о  том,  что  Джоу
Лахатал  посетил  свой  храм  в  пустыне  и  нашел  там  погибших  жрецов  и
вайделотов, как радостный гонец сообщил императору, что  два  жреца  наконец
возвращаются.
   - Как тебе это нравится, Агатияр?  -  спросил  аита  голосом  не  столько
удивленным, сколько севшим.
   - Мне это не нравится, мальчик мой. Джоу Лахатал не  самый  терпеливый  и
нежный бог, он немного вспыльчив и не слишком тебя любит, но я верю ему. И я
думаю, он сумел бы отличить мертвеца  от  живого,  но  потерявшего  сознание
человека. У меня нет ни одного объяснения случившемуся. Что будем делать?
   - Магам я не верю. Поэтому давай не будем пытаться  узнать,  что  тут  на
самом деле. Пусть их уничтожат как самозванцев.
   - Легко сказать. - Агатияр рассерженно теребил бороду.
   - Посмотрим, - отмахнулся Зу-Л-Карнайн.
   Ему стало немного легче оттого, что предстоит противостоять врагу, а  это
была уже его стихия. Он велел вызвать гонца, который привез это  "радостное"
сообщение, и спросил:
   - Где они сейчас?
   - В двух днях пути от Ира, о аита. Они полны сил и  энергии  и  спешат  к
тебе. Думаю, послезавтра к утру они уже прибудут ко двору.
   Император отпустил воина и снова обратился к Агатияру:
   - Послушай. Я только сейчас подумал: даже гонец счастлив, что наши  жрецы
возвращаются. Ты думаешь, нам поверят, что это оборотни? Как всех убедить? У
нас ведь нет никаких  доказательств,  кроме  письма  Каэ.  Люди  решат,  что
Змеебог просто решил отомстить нам таким способом. Ну, положим, я прикажу их
отравить - а если яд не подействует?
   - Ты мудр, Зу, - сказал визирь. - И этому я искренне радуюсь. Я и  сам  о
том же размышлял. Люди сейчас крайне возбуждены, и, если пройдет  слух,  что
ты казнишь без вины своих  сторонников  и  самых  верных  слуг,  последствия
трудно будет предугадать. Возможен даже бунт. Я наблюдаю такое брожение умов
и такую  беспричинную  агрессию,  что  не  удивлюсь,  если  всю  злобу  твои
подданные выместят на тебе. Ты слишком молод и слишком удачлив, чтобы у тебя
не было завистников.
   - Так что же ты мне предлагаешь?
   - Заманить оборотней в какой-нибудь уединенный замок и  там  покончить  с
ними без лишнего шума. Идея не самая лучшая, но другой у меня все равно нет.
   Они были так поглощены своим разговором, что  не  заметили,  как  кабинет
визиря начал постепенно наполняться голубоватым мерцанием.  И  только  когда
неуловимый аромат запредельного ветра скользнул лицу аиты, когда  мелодичный
звон усладил слух Агатияра, а  тихий  шелест  раздался  за  их  спинами  они
обернулись и застыли на месте. Аита так и не смог привыкнуть к  божественным
явлениям...
   - Какие-то проблемы? -  спросил  восхитительный  юноша.  На  голову  выше
огромного Зу-Л-Карнайна, стройный,  с  драконьими  крыльями  за  плечами,  с
изумительными глазами цвета ртути, он сидел на широком мраморном подоконнике
положив ногу на ногу. Вся комната сияла голубым светом,  и  сам  он  казался
серебристо-голубым.
   - Тиермес! - обрадовался Агатияр. А потом изумился, что  сам  Жнец  решил
навестить их. А потом изумился  себе,  что  обрадовался  не  кому-нибудь,  а
грозному Владыке Ада Хорэ. А потом махнул на все рукой, потому что мир стоял
вверх тормашками и нечему было удивляться в таких условиях.
   - Здравствуй, Тиермес, - склонил голову император. - Я рад, что ты здесь,
но позволь полюбопытствовать - зачем?
   - Позволю, - добродушно рассмеялся прекрасный бог.  -  Когда  я  провожал
одну прелестную даму - нашу общую знакомую, кстати  сказать,  -  то  все  мы
дружным хором обещали ей всячески  охранять  покой  и  сон  Варда.  И  твоей
империи - особенно. Ведь твоя империя, Зу, -  это  важнейший  стратегический
объект.
   Тиермес говорил серьезно, а  на  губах  его  блуждала  легкая  улыбка,  и
невозможно было понять, что же он на самом деле думает.
   - Как она? - жадно спросил аита, забыв, что говорит с  самим  Повелителем
Смерти.
   - Не знаю. Мы ведь оторваны во времени. Она  странствует  где-то  там,  в
нашем будущем. И кто знает, что теперь происходит. Правда,  драконы  куда-то
исчезали, но очень ненадолго. Да  разве  от  них  добьешься?  Прямо  сундуки
чешуйчатые, набитые своими и чужими тайнами, да еще за семью  замками.  -  И
опять было непонятно, воспринимать ли это как хвалу драконам или как хулу.
   Тиермес помолчал,  ведя  про  себя  спор  с  незримыми  драконами.  Потом
изысканным жестом махнул и снова обратился к императору:
   - Что у вас делается? Я потому спрашиваю, что основную идею  уже  уловил.
Ты обеспокоен, вот я и пришел помогать. Только  объясни  все  по  порядку  и
подробно.
   - Ты слышал о том, что Каэ... - Зу-Л-Карнайн запнулся и покраснел, -  что
Ингатейя Сангасойя просила Змеебога проверить, что поделывают его  вайделоты
и отчего мои жрецы, отправившиеся к ним в храм Лахатала, так и не вернулись?
   - Ингатейя Сангасойя, которая убивает без суда и следствия  всякого,  кто
называет ее так длинно и помпезно, сообщала мне об  этом  факте,  -  ответил
Тиермес.
   И Агатияр заметил лукавую улыбку, притаившуюся в уголках глаз прекрасного
бога. А потом Жнец сделался серьезным и даже печальным.
   - Я слышал эту историю. И она обеспокоила меня  не  столько  потому,  что
погибли люди - я привык к этому уже очень давно, - сколько по  той  причине,
что Джоу Лахатал даже не заметил, как его вайделотов уничтожили. Тот, кто их
убил, сумел сделать это быстро и бесшумно. Он очень силен.
   - Два жреца возвращаются, - сказал старый визирь. - Только что  прискакал
гонец с этой новостью. Через два дня они будут в Ире.
   Тиермес присвистнул:
   - С вами не соскучишься. Когда наша Каэ вернется, выражу ей  свою  особую
сердечную благодарность за то, что она снизошла к моей вечной тоске и решила
развеять ее таким особенным способом. Что вы решили делать?
   - Убить этих оборотней. Только  тихо,  -  сказал  Агатияр.  -  В  империи
нелады, Жнец. Поговаривают о заговоре магов.
   - А что о нем поговаривать? - поморщился бессмертный. - Он существует,  и
не только у вас. От магов сейчас у всех голова болит. Наш милый  га-Мавет  с
ног сбился, выискивая их, чтобы пригласить  с  собой  на  прогулку;  но  они
хорошо попрятались.
   - Это печально, - молвил Зу-Л-Карнайн.
   - Действительно  печально.  Вот  что,  аита.  Не  пытайся  самостоятельно
справиться с этой проблемой: те, которые  прибудут  в  Ир  под  видом  твоих
жрецов, имеют сильного покровителя. Га-Мавет уже пытался  убить  одно  такое
ничтожество и чуть было не поплатился жизнью. Оставь это нам. Завтра вечером
я вернусь сюда и буду вместе с тобой ожидать гостей.
   Жнец изогнул  правую  бровь,  отчего  стал  еще  красивее,  и  неожиданно
радостно сказал:
   - Это даже обещает быть интересным:  я  давно  не  принимал  человеческий
облик.

***

   К вечеру следующего дня  напряжение  достигло  крайней  точки.  Император
Зу-Л-Карнайн полностью оправдывал свое прозвище Лев Пустыни тем,  что  ходил
разъяренный, словно голодный  лев,  по  пустынному  левому  крылу  дворца  в
ожидании прибытия жрецов.
   Придворные и слуги не скрывали своего ликования и не могли понять, отчего
вдруг император, который так ожидал своих  жрецов,  стал  мрачен  и  грозен.
Агатияр постоянно наведывался в приемный  покой,  обходил  длинные  анфилады
комнат,  разыскивая  кого-нибудь,  кто  хотя  бы  отдаленно   напомнил   ему
прекрасного Тиермеса, но  так  и  возвращался  ни  с  чем  к  своему  милому
мальчику.
   Милый мальчик, достигший такой степени мощи, что он мог без особых усилий
сломать шею быку, постепенно погружался в отчаяние. Донесения, которые они с
Агатияром получали от своих резидентов из разных стран,  кого  угодно  могли
довести до подобного состояния.
   Тише всего было в Аллаэлле, которая только-только стала приходить в  себя
после страшного  разгрома,  причиненного  правлением  Фалера  и  Бендигейды.
Король Сун III Хеймгольт получил в народе прозвище Благословенного  и  вовсю
старался его оправдать.
   В Мерроэ набирал силу придворный маг Аджа Экапад. Его  стараниями  многие
жрецы  были  высланы  за  пределы  страны;  храмы  постепенно  приходили   в
запустение, зато были в почете чародеи и колдуны.
   В Бали, а следовательно, и в Урукуре,  жили  в  постоянной  готовности  к
войне с Самаэлем, но до  Курмы  доходили  только  смутные  слухи  о  войнах,
которые вел предводитель варваров где-то на севере Варда.
   В Джералане зрела смута, и Хентей-хан часто писал своему императору,  что
не может навести в стране  полный  порядок.  Периодически  тагары  поднимали
восстания, и это уже стало доброй народной традицией, своего рода  ежегодным
праздником, посвященным светлой памяти хана Богдо Даина Дерхе. Справиться  с
бунтовщиками можно было только одним способом - учинив резню, а именно этого
ни Хентей, ни сам Зу-Л-Карнайн делать не хотели.
   Аита сердито просмотрел бумаги, кучей наваленные на столе. Среди  свитков
и пакетов были донесения из Сарагана  и  Таора,  Фарры  и  Тевера,  Эреду  и
Урукура. И везде одно и  то  же:  смута,  неясное  брожение  умов,  огромное
количество каких-то безумных прорицателей  и  провидцев,  проклинающих  всех
бессмертных  скопом  и  прославляющих  грядущего  повелителя.   Таинственные
смерти. Неизвестные болезни. Крохотные войны, на которые бы не стоило вообще
обращать  внимание,  если  бы  не  их  удручающее   постоянство   и   жуткая
бессмысленность.
   Вот именно - бессмысленность. Аита и сам вел войны. Но он был полководцем
и всегда знал, чего  хотел.  А  то,  что  происходило  нынче  на  Варде,  не
укладывалось у него в голове. В  Тевере  мелкопоместный  дворянин,  какой-то
барон, собрал войско человек этак из пятисот и двинулся ни много ни мало  на
столицу - завоевывать трон. Атаковал дворец. Убил князя. Зу-Л-Карнайн  много
раз перечитывал это донесение, пытаясь понять, что в  это  время  делал  сам
князь и куда смотрела армия. А барон, заняв княжеский дворец, в тот же  день
пал от руки своих хмельных соратников. И  законный  наследник  князя  Тевера
благополучно воцарился на престоле через три дня.
   Абсурд!  Император  скомкал  письмо  и  нервно   заходил   по   кабинету.
Заскрипела, открываясь, дверь, и в образовавшуюся  щель  просунулась  голова
Агатияра.
   - Не появлялся?
   - Нет.
   - Может, забыл?
   - Все может быть. -  Зу-Л-Карнайн  вздохнул  тяжко.  -  Агатияр,  мне  не
хватает Дахака Давараспа и Богдо Даина Дерхе.
   Как бы странно ни звучало  это  признание,  старый  визирь  понял  своего
повелителя.
   - Ты все понимал, правда, Зу?
   - Да. Я  все  понимал.  Богдо  Даин  Дерхе  защищал  свою  страну.  Я  ее
завоевывал. Мы были врагами. Но хотя я мог подкупить его слуг  и  попытаться
отравить своего соперника, я этого не сделал. А он стоял в ущелье,  не  щадя
собственной  жизни,  но  не  сбежал,  чтобы  после  пытаться  извести   меня
каким-нибудь иным способом. Он  был  прекрасным  воином,  помнишь?  И  Дахак
Даварасп - мятежник и гордец - тоже был воином. А теперь я кладу в рот кусок
хлеба и думаю о том, надежен ли повар, слуга и царедворец.  Ты  веришь  мне,
Агатияр?
   - Да, мальчик. Я верю. И чувствую, как это страшно, глупо и  ненужно.  Но
это жизнь, а она как  огненная  река,  вступая  в  воды  которой  нельзя  не
рисковать. Можешь сгореть, а можешь выжить... Интересно, где Тиермес?
   - Не знаю...
   Император хотел было еще поговорить со своим  старым  другом,  но  дворец
наполнился гомоном и приветственными криками.
   - Сдается мне, что приехали наши друзья, - тихо сказал Агатияр.  -  Пошли
встречать.
   Император двинулся к дверям. В его глазах застыла обреченность.

***

   Они  стояли  позади  возницы  на  огромной  белой  колеснице,  украшенной
золотом.  Колесница  сверкала  и  искрилась  в  солнечных  лучах,  и   люди,
столпившиеся у дворца, видели в том добрый знак. Возвращение жрецов было для
них  своего  рода  символом,  залогом  светлого  грядущего,  в  которое  они
понемногу переставали верить. Старые  жрецы,  известные  своей  мудростью  и
добротой, кротко улыбались  и  махали  руками,  приветствуя  огромную  толпу
встречающих. Колесница остановилась у самых ступенек террасы,  поднимающейся
ко дворцу, и на жрецов посыпались цветы. Женщины и дети плакали  и  кричали,
ломая  руки,  пытаясь  прорваться  через  ряды  тхаухудов,  которые  оцепили
дворцовую площадь.
   - Тебе не кажется, что наш добрый народ ведет себя несколько  странно?  -
поинтересовался у Агатияра хмурый и настороженный император.
   Верные телохранители, окружив его со всех сторон, пристально разглядывали
своего повелителя, с трудом понимая, что происходит  с  ним.  Почему  он  не
радуется возвращению своих верных, добрых  жрецов,  которые  рисковали  ради
него своей жизнью в пустыне Урукура? Самых придирчивых, правда,  смущал  тот
факт, что посланные на поиски жрецов саракои так и  пропали  без  вести.  Но
большинство  молча  осуждало  императора  за  его  неприветливость  и  явную
холодность.
   Оба старика тяжело  слезли  с  колесницы  и  встали  у  нижней  ступеньки
террасы, наступая ногами на свежие, благоухающие цветы.
   - Подойди к нам, великий аита, - сказал один  из  них  неожиданно  зычным
голосом, совсем  незнакомым  и  чужим.  -  Мы  привезли  тебе  благословение
вайделотов и прощение Джоу Лахатала.
   Толпа взорвалась приветственными и радостными криками.
   - Не ходи, сынок, - сказал Агатияр.
   Зу-Л-Карнайн  ошалело  посмотрел  на  своего  визиря.  Тот  всегда  тепло
относился к своему повелителю,  но  так,  как  сейчас,  он  к  нему  еще  не
обращался.
   - Что они мне могут сделать?  -  спросил  император,  выразительно  кладя
ладонь на рукоять своего меча.
   - Могут. Они мне очень не нравятся, Зу. Сделай милость старику, не ходи.
   Пока они обменивались репликами, стоя у самого парадного  входа,  впереди
всех вельмож и воинов, люди на площади  начали  заметно  волноваться.  Будто
кто-то невидимый дирижировал этим странным оркестром.
   - Император  хочет  отказаться  от  благословения  вайделотов!  -  заорал
кто-то.
   - Он