- мы стали слишком слабы, - говорит Ан Дархан, и в
голосе его слышится скорбь.
   - Это не простая земля, Кахатанна! - падают  с  небес  на  землю  грозные
слова Джесегея. - На Шангайской равнине существует выход в иные пространства
и измерения. Всякий, кто умеет пользоваться нужной магией или  сам  по  себе
является достаточной силой, чтобы покорить пространство, может проникать  на
Арнемвенд. И поэтому вечный долг властителя этой  земли  -  стеречь  проход,
чтобы не допустить врага в этот прекрасный мир. Он обязан, пусть ценой своей
жизни, отстоять это место.
   - Тебя слишком долго не было, - сетует Ан Дархан.  -  А  мы  слабеем.  Мы
очень поздно обо всем узнали, когда уже ничего нельзя было сделать.
   - Враг нанес страшный удар, - сказал Джесегей. - Он лишил  мир  Истины  и
смог прикинуться тем, чем ему было выгодно казаться, -  ведь  никто  в  этом
мире не умел прозревать истинную сущность вещей так, как это  делала  ты,  а
во-вторых,  он  смел  с  поверхности  этой  планеты  хранителя  Сонандана  -
священной земли. И наша планета осталась практически беззащитной.
   - Мы сделали что смогли. Мы, драконы, степные и лесные духи - словом, все
те, кто оставался еще верным нашему миру. Но как этого было  мало!  Мы  едва
смогли внушить одному из твоих спутников побуждение отправиться  в  Элам,  к
самому сильному магу на Варде, и рассказать ему о твоем исчезновении.  Мы  с
трудом нашли твое беспамятное и безумное тело. Воины йаш чан довезли его  до
Джералана, а там уже передали герцогу Арре, чтобы он  смог  вернуть  в  него
твою душу. Мы возлагали на тебя наши самые большие надежды, девочка.
   - И ты их оправдала, - сказал Джесегей, - поэтому от тебя сейчас зависит,
как сложится судьба нашего мира. Конечно, бессмертные могут скрыться в  иных
пространствах, найти себе другую планету и  других  подданных,  но  ведь  не
убежишь от себя...
   - Я знаю! - коротко ответила она. И, как ей показалось, слишком громко. -
Я слушаю вас, я согласна  выслушать  абсолютно  все,  что  вы  захотите  мне
сказать, потому что именно за этим я сюда и шла.
   - Что ты  помнишь  об  остальных  континентах  Арнемвенда?  -  неожиданно
спросил Ан Дархан.
   На этот вопрос ответ у Каэ был готов - простой и исчерпывающий.
   - Ничего, кроме того, что они существуют, - раздельно произнесла она.
   - Горько. И многого ты еще не помнишь?
   - Откуда же мне знать, Ан Дархан? Я ведь не состоянии обнаружить пределов
своего невежества.
   - Ты права. Что ты помнишь о Таабата Шарран?
   - Только то, что рассказывали мне Воршуд и жрец  ийя,  -  что  это  книга
пророчеств, написанная Олоруном, - он мой брат,  правда?  И  что  в  ней  он
предсказал практически все, что со мной произошло. Я уверена также, что  вся
книга не может быть написана обо мне, так что  дальше  речь  должна  идти  о
чем-то более важном.
   - В Таабата Шарран говорится о последней битве.

***

   Какое-то  холодное  выдалось  утро  -  посреди  солнца,  лета   и   жары.
Непривычное,  и  оттого  неприятное.  Лес  был  незнакомый,  чужой  и  почти
враждебный,  ощетинившийся  колючками   акации,   шиповника   и   барбариса,
упирающийся в грудь  упругими  ветвями  дубов  и  лип,  тревожно  шелестящий
осинами. Ходить по нему было мало удовольствия. И  это  настораживало.  Даже
небо словно отдалилось от земли, окуталось саваном  серых  рваных  туч,  как
покойник, что брошен на погосте непохороненным. Облака корчились, пронзенные
острыми верхушками елей, и безнадежно  орали  незнакомые  птицы,  потерявшие
последний приют. За лесом что-то горело. И запах  у  жирного,  вязкого  дыма
тоже был страшный.
   Пахло смертью и тлением.

***

   Эльфы не то чтобы враждовали с людьми, но не любили их так же,  как  люди
не любили эльфов (как, впрочем, и гномов, и  альвов,  и  хортлаков,  и  всех
прочих дуов и нелюдей. Правда, людей люди тоже не сильно любили, но это  уже
другая история). Даже отдельные любовные романы, которые завязывались  между
представителями двух рас вопреки всему, что вставало у них на  пути,  скорее
подтверждали, чем опровергали теорию о том, что  людям  и  эльфам  нужно  не
слишком докучать друг другу. Это очень просто, если не  допускать  эльфов  в
города, а людей - в эльфийские  поселения.  Опять  же  здесь  могут  быть  и
исключения, без них просто нельзя обойтись.
   Эльфийские лучники и меченосцы стоят целого отряда телохранителей -  и  в
прямом,  и  в  переносном  смысле.  Хотя   по   зрелом   размышлении   эльфы
предпочтительнее. Они не нарушают данного слова  -  никогда,  ни  при  каких
обстоятельствах. Так что за те же деньги, кроме охраны, можно купить  еще  и
неподкупность, верность и гарантии. При таком раскладе  людям-телохранителям
давно следовало бы  бросить  это  ремесло,  но  эльфы  столь  редко  идут  в
услужение, что с их стороны конкуренция людям  пока  что  не  грозит.  Но  и
вмешиваться во внутренние дела крохотных эльфийских княжеств себе дороже,  и
выгоднее торговать, обращаться за консультациями (за  соответственную  мзду,
разумеется), но тщательно оберегать красивых дочерей и жен - не  ровен  час,
она полюбит эльфа  или  он  ее.  Тогда  с  избранницей  эльфа  другие  могут
попрощаться.
   Полуэльфы бывают разные. Кое-кто из них тянется к людям, большинство -  к
другой части своих родственников.  Но  чаще  всего  они  образуют  отдельные
поселения, в которых все равны и нет разговоров о  полукровках,  отравляющих
жизнь порядочным и честным людям (эльфам) - нужное подчеркнуть.
   Рогмо был полуэльфом - как раз из тех, кто  предпочитает  жить  в  лесах,
стрелять из лука, сражаться на  мечах  и  только  изредка  посещать  города,
населенные людьми,  чтобы  узнать  последние  человеческие  новости.  Он  не
слишком ладил ни с родней со стороны матери - почтенными домовладельцами  из
Гатама (это на юге Мерроэ), ни с  огромной  семьей  своего  отца  -  Аэдоны,
особенно со сводными братьями. Правда, у Рогмо было особое положение. Он был
старшим сыном верховного правителя эльфов  Энгурры.  И  хотя  его  не  очень
любили, но и задирать лишний раз боялись. Аэдона, князь Энгурры,  Пресветлый
Эльф Леса, души не чаял в своем гордом, свободолюбивом  и  непокорном  сыне,
видя в нем себя в юные годы. Он не препятствовал Рогмо,  когда  тот  захотел
посмотреть мир и покинул Гатам,  где  воспитывался  несколько  лет  в  семье
матери, он не протестовал, когда его старший  сын  выразил  желание  жить  в
лесном селении полуэльфов. Он только хотел, чтобы его сын был счастлив.
   У Аэдоны в жизни счастья было немного. Потомственный  правитель  Энгурры,
князь и превосходный воин, он все же ушел в молодости  в  мир  людей,  чтобы
иметь о нем самое полное представление. О князе Энгурры и до сих пор  ходили
легенды по всему Варду - эльф был одним из самых  лучших  меченосцев  своего
времени. Он нанимался телохранителем к полководцам и  королям,  политикам  и
магам.  Это  занятие  позволило  ему  досконально  изучить  такое   странное
создание, каким является человек, а изучив -  полюбить.  Людей  Аэдона  тоже
любил не вообще, а конкретно. Он был очарован юной  прелестной  девушкой  из
Гатама и взял ее в жены, не обращая внимания на негромкие протесты ее родни.
   Ата с возрастом  стала  настоящей  красавицей  и  на  редкость  верной  и
преданной женой. Она не хуже любого воина научилась управляться с оружием  и
конем, так что князь эльфов гордился матерью своего наследника.
   Она умерла  при  странных  обстоятельствах,  а  Аэдона  не  мог  их  даже
выяснить, потому что это означало бы открытую войну со всем его родом. Эльфы
были против того,  чтобы  их  детьми  правил  сын  смертной  женщины.  Рогмо
оказался вне закона. Князь Энгурры  в  первый  раз  в  своей  жизни  проявил
преступное   малодушие   и   теперь   расплачивался   за    него.    Вопреки
распространенному мнению - с глаз долой, из  сердца  вон  -  новая  жена  не
смогла занять место Аты в сердце Аэдоны. Он поседел, ссутулился и  повадками
и манерами стал больше напоминать человека, нежели его сын - чистый эльф  по
виду. Высокий, стройный, сероглазый, со светлыми волосами и тонкими  чертами
лица, он был столь хорош собою,  что  сердца  многих,  и  многих  эльфийских
девушек были разбиты сообщением о его внезапном отъезде из  Энгурры.  Помимо
внешности Рогмо унаследовал от отца и мастерство фехтовальщика. Это было  не
просто искусство - это был дар богов. И, на него Рогмо более всего полагался
в своей не слишком спокойной жизни.
   Наступали смутные и страшные времена.

***

   Какое-то холодное выдалось утро. И страшное. Дым пожарища становился  все
явственнее и отвратительнее по мере того, как Рогмо  продвигался  в  сторону
замка. Это было владение его отца, и в нем он вырос, с младых ногтей  изучив
каждую тропинку, каждое дерево, каждый неожиданный поворот дороги. Он не мог
сбиться с пути  и  заблудиться  в  лесу  -  чутье  вело  его  точнее  любого
механического   или   волшебного   приспособления,   которые   так   горазды
рекламировать маги. Но здесь он не мог заблудиться вдвойне. Это был его дом.
Это была земля, которую он  по  закону  должен  был  унаследовать,  ибо  нет
закона, запрещающего сыну земной женщины править народом  Энгурры.  И  здесь
что-то произошло.
   Сын Аэдоны не возвращался на землю эльфийских  предков  давно,  чтобы  не
раздражать сводных братьев, надеявшихся получить престол. Самому  Рогмо  эти
споры о  наследстве  казались  смешными  и  нелепыми  -  отец  зачал  его  в
невероятно юном для эльфа  возрасте  и  при  обычном  течении  обстоятельств
должен был так долго править своими подданными, что его старший сын успел бы
спокойно перейти в мир иной, и младшие - сводные -  братья  решили  бы  свою
главную проблему. Но видимо, дело было в принципе. В том принципе,  которого
полуэльф так и не смог себе уяснить.
   Он шел все быстрее и быстрее, пока не пустился бежать, ветки хлестали его
по лицу, колючки впивались в ткань плаща, замедляя его  продвижение,  и  это
было впервые.  Прежде  лес  всегда  помогал  ему  пройти.  Он  спотыкался  о
неизвестно откуда взявшиеся пни, проваливался в норы и кротовины и  свалился
в канаву с протухшей водой, из которой выскочила возмущенная его нерыцарским
поведением крохотная лягушка. Лес не пускал наследника Энгурры домой.  Здесь
случилось что-то страшное.
   Любому живому существу свойственно до последнего надеяться на  лучшее.  И
Рогмо понимал, что происходит нечто невозможное, но  все  же  надеялся,  что
этому отыщется какое-нибудь вполне обычное объяснение, что все хорошо и отец
встретит его с распростертыми объятиями, а мачеха и сводные братья - холодно
и не слишком приветливо, как и  принято  у  истинных  эльфов.  Он  бежал  по
изуродованному чьей-то злой силой лесу, и  его  испуганный  и  недоумевающий
взгляд то и дело наталкивался  на  неопровержимые  свидетельства  пребывания
здесь кого-то чуждого, злобного и  бесконечно  могущественного.  И  все  это
время Рогмо молился тому богу, который слышит его в этот миг.
   А потом он выбежал из леса...

***

   Энгурра была сравнительно небольшим  поселением,  которое  носило  гордое
наименование княжества только потому, что правил им истинный князь эльфов  с
родословной, уходящей в глубь веков.
   В незапамятные времена, когда все на земле было чуть иначе и предки людей
только-только осваивали науку предательств и лжи, подлости и  ненависти,  но
также  и  любви,  преданности,  милосердия  и  чести,  эльфы   были   вполне
цивилизованным, состоявшимся народом со своими традициями и культурой. Богов
эльфы не то чтобы не признавали - это было бы слишком опрометчиво, но все же
доверяли им меньше, нежели те, кто в богах нуждался остро из-за  собственной
слабости и неразумности. Мудрые сами  отвечают  за  свои  ошибки,  глупые  -
клянут и укоряют бессмертных, не пожелавших предотвратить несчастья.
   Эльфы были прекрасными строителями, врачевателями и  мореходами.  Говорят
также, что они были еще и великими воинами, но это умение проистекало скорее
из необходимости. Им слишком часто  приходилось  отстаивать  свои  города  и
замки от вторжения  диковинных  монстров.  Боги  ведь  тоже  были  молоды  и
неопытны и подчас на скорую руку творили  такое,  от  чего  потом  с  трудом
избавлялись, объявляя истребленную тварь результатом неудачного опыта. Потом
и люди начали воевать с эльфами.
   Этих-то куда потянуло? Творец их разберет - им  никогда  не  сиделось  на
месте, и собственная слабость не являлась для них весомым аргументом,  чтобы
жить в мире с остальными. Такими уж  явились  люди  в  этот  мир,  и  мудрый
Старший народ принимал их как есть.
   Вот в те самые времена эльфы были едины и правил  ими  род  Гаронманов  -
могучая королевская династия, где каждый  второй  был  в  прямом  родстве  с
богами. Однако, ничто не продолжается вечно. В эпоху войн (хотя какая  эпоха
таковой  не  может  быть  названа?)  многие  эльфы  переселились  на  другие
континенты: Иману, Алан и Джемар. Но безраздельно царившие на Джемаре  твари
- хорхуты -  истребляли  абсолютно  всех,  кто  попадался  им  на  глаза,  и
переселенцы Старшего народа не оказались исключением. К слову,  ни  один  из
богов Арнемвенда так и  не  согласился  взять  на  себя  ответственность  за
создание этих монстров. Возможно, что в этом мире их и на самом  деле  никто
не создавал.
   Эльфы образовали небольшие поселения,  и  крови  Гаронманов  не  хватило,
чтобы править всеми. Во  многих  местах  появились  новые  династии,  многие
некогда могучие и знатные  роды  угасли,  не  выдержав  всех  перемещений  и
потрясений, которые довелось испытать Арнемвенду на протяжении всей истории.
Приходили и уходили целые народы, постепенно перестали посылать о себе вести
морские эльфы, менялись боги и очертания континентов, то  ярче,  то  тусклее
светило солнце. Вымерли прежние животные и  родились  новые,  только  пороки
человеческие не претерпели изменений. Аллефельд и  Тор  Ангех  нахлынули  на
города, взошла звезда нескольких древних цивилизаций и  угасла.  А  в  самом
сердце Варда, в Энгурре, продолжали править потомки  эльфийских  королей  из
рода Гаронманов.
   Старшего народа всегда было меньше, чем людей. Творец рассудил так, когда
обнаружил, что люди не владеют и десятой долей тех  знаний  и  способностей,
которые являются естественными и чуть ли не врожденными у  эльфов.  Вряд  ли
это  было  справедливо  -  отдавать  землю  вo  власть  тем,  кто   ею   мог
распорядиться значительно хужe, но решений  Творца  не  обсуждают,  особенно
если до сих пор неизвестно, кто же был  истинным  создателем  Арнемвенда.  В
разных местах бытовали разные предания и легенды. Где-то считали  Творцом  и
законным правителем этого мира Великого Барахоя,  где-то  утверждал  что  он
явился в этот мир гораздо позднее прежних богов, выигравших страшную войну с
неведомым врагом ценой сокрушительных потерь, после чего некому было оказать
сопротивление Барахою...
   Версий было множество, но в одном все сходились: эльфы были так же стары,
как и этот мир.
   Со временем численность их резко сократилась, особенно это стало  заметно
в эпоху войн между Древними и Новыми богами, когда эльфы приняли  участие  в
сражении на Шангайской равнине. От этой войны они так и не смогли  полностью
оправиться. И хотя официально врагов у них не было, но  смешанные  браки  не
приветствовались никем, и свежая кровь редко вливалась в их жилы.  Эльфийки,
может, и хотели, но не могли иметь  более  одного-двух  детей  за  несколько
сотен лет. Эльфы умирали незаметно. Большие некогда пространства, заселенные
ими,  уменьшались.  От  княжества  Энгурра  к  началу  описываемых   событий
оставался один только замок, обнесенный мощной каменной стеной, да несколько
хозяйственных построек.
   Это было древнейшее строение, которое  считалось  старым  еще  в  детстве
Адоная, отца Аэдоны, а ведь детство эльфов длится долго и далеко отстоит  от
их старости. Считалось, что Энгурра - одна из первых построек того  периода,
когда эльфы были единым народом. Массивные круглые башни  были  в  состоянии
выдержать не одну осаду, узкие бойницы, прорезанные  в  толще  стен,  давали
защитникам прекрасную видимость, а  по  стене  между  зубцами  вполне  могли
проехать рядом два всадника. Тяжеленные дубовые  ворота,  окованные  тройным
слоем железа, приводились в действие хитроумным  механизмом  прошлых  веков,
потому что никакому количеству эльфов или людей не хватило бы  сил  сдвинуть
их с места.  Кроме  ворот  вход  защищала  тяжелая  решетка  с  копьевидными
остриями. А на верхушках круглых башен,  расположенных  по  всему  периметру
укреплений, стояли метательные орудия.
   Еще в те времена, когда воинственный  Макалидунг  подчинял  себе  племена
ромертов, основывая  свое  государство,  эльфы  оказались  перед  незавидным
выбором. Либо на стороне гемертов, либо на стороне ромертов, но  воевать  им
приходилось.  Хотя  чаще  всего   Старший   народ   предпочитал   отстаивать
собственную независимость. При Макалидунге им это удалось, но уже наследники
свирепого  вождя  не  стали  мириться   с   существованием   государства   в
государстве. Территория Энгурры быстро сокращалась.  Различные  племена  под
разными предлогами занимали земли эльфов, и  не  то  чтобы  эльфы  не  имели
достаточно сил справиться с полудикарскими армиями гемертов или ромертов, но
они прекрасно понимали, что против них ополчатся все люди.
   К тому времени, когда Адонай взял бразды правления в свои  руки,  страна,
доставшаяся ему в наследство, была смехотворно  маленькой.  Большинство  его
подданных ушли из Мерроэ искать удачи в иных землях. Они  уехали  на  Иману,
двинулись в Аллефельд, а некоторые - самая маленькая группа - отправились  в
Хадрамаут, вспомнив былые связи с морем. И Адонай посчитал ниже  достоинства
Гаронманов называть себя королем  несуществующего  королевства.  Он  объявил
свои земли княжеством, а себя самого -  князем  и  Пресветлым  Эльфом  Леса.
Название княжество получило  по  имени  замка  владыки:  Энгурра.  Такими  и
унаследовал эти земли и свой титул потомок эльфийских королей князь  Аэдона.
А замок так и остался стоять, будто времени  для  него  не  существовало.  И
постоянно  находился  в  полной  боевой  готовности,  как  и  встарь,  когда
воинственные гемертские и ромертские воины осаждали его стены.
   В замке как раз хватало места для двух  сотен  эльфов,  которые  являлись
подданными Аэдоны. В окрестностях  обитало  еще  около  сотни  полуэльфов  и
людей.
   Это была очень маленькая, но грозная армия.  Рогмо  не  представлял  себе
того безумца, который решился бы на них напасть.  Ведь  всем  известно,  что
эльфы - прекрасные лучники и меченосцы. Да и в рукопашной схватке они  дадут
сто очков вперед любому испытанному наемнику.

***

   Деревья сделали последнюю попытку  удержать  в  своих  объятиях  молодого
князя, но не выдержали его сопротивления, вздохнули и расступились. И глазам
Рогмо предстала жуткая и невероятная картина.
   - Этого не может быть, - прошептал он, судорожно сглатывая.
   Горло пересохло, и его драло тем комком, который встал поперек, затрудняя
дыхание. Со зрением тоже что-то произошло. Рогмо некоторое  время  стоял  на
холме напротив замка, покачиваясь,  борясь  с  темнотой,  которая  застилала
глаза, и тупо повторял:
   - Этого не может быть... Этого не может быть. - Затем он рванулся  вперед
с диким и отчаянным криком:
   - Оте-е-ец!!!
   Он летел с холма, расставив руки, как птица, защищающая гнездо. Он  бежал
так, словно от его скорости-сейчас что-то зависело,  словно  он  мог  помочь
защитникам Энгурры, отстоять их, не дать свершиться трагедии.  Он  торопился
так, будто его звали.
   Бежал так, словно на соседнем холме по-прежнему возвышался  гордый  замок
эльфа Аэдоны...

***

   Рогмо в который уже раз обходил дымящиеся развалины. Что  же  это  должна
была быть за сила, которая смогла до основания уничтожить