огиб  Джангарай.  И  был  уверен,  что  она
никогда смерти ингевона ему не простит. Однако сожаление Интагейя  Сангасойи
было совершенно неподдельным - в этих тонкостях га-Мавет начал  разбираться.
Она смотрела на него с жалостью и скорбью, и Бог Смерти вдруг  заметил,  что
глаза у нее обведены темными кругами, как  от  бессонницы  или  перенесенных
страданий, а веки слегка воспалены. Щеки юной богини сильно запали, и вообще
она выглядела очень уставшей и измученной.
   - Тебе плохо? - участливо спросил желтоглазый.
   - Не слишком хорошо, - ответила она. - Скорбные времена грядут.
   - Я уже это понял...
   Бог Смерти заглянул в глаза Кахатанне:
   - Ответь мне, неужели в твоем сердце нет ненависти? Столько зла,  сколько
причинили тебе мы...
   - Разве ты уже не понял, что ненависть иссушает душу? Ты сам столкнулся с
ненавистью в чистом виде. Она высосет тебя, а потом заполнит  образовавшуюся
пустоту чернотой и злобой. И тебя уже нет. Поэтому, хотя боль моя велика,  я
предпочитаю ее - это чувство живого. А ненависть - удел мертвеца.
   - Ты  говоришь  странно,  -  прошептал  Арескои,  который  с  напряженным
вниманием слушал Интагейя Сангасойю. - Но я понимаю тебя.
   - Я рада.
   - А что ты скажешь по поводу происшедшего с нами?
   - Скажу вот что: помимо  всего  плохого  есть  в  этом  и  хорошее  -  вы
столкнулись с Врагом лицом к лицу и убедились, что Он все-таки существует...
жаль, что это так дорого обошлось.
   - Что ты намерена делать?
   - Мне необходимо уйти во внешний мир, но я не могу  собраться  в  дорогу,
потому что у меня нет  никаких  ориентиров.  Видите  ли,  когда  я  утратила
память, то позабыла и все, что мне было известно  о  местонахождении  нашего
противника, все, что как-то  относилось  к  нему.  Думаю,  то,  что  я  была
выброшена с Арнемвенда, и случилось оттого, что я слишком много о нем  знала
или могла узнать в самом скором времени. Может, Олорун... Не  помню...  Если
бы мы вместе попытались решить эту задачу...
   Тут она обратила внимание, что взгляды трех богов прикованы к чему-то  за
ее спиной. Обернулась. Там  стоял  Барнаба  в  немыслимом  наряде  из  ярких
заплат, в кисточках  и  помпонах.  На  одной  половине  лица  у  него  буйно
курчавилась рыжая борода, а правая - гладко выбритая - была покрыта голубыми
цветочками.
   - Как лучше? - спросил он.
   - А что обозначают голубые цветочки?
   - Это веснушки, - оскорбился Барнаба, - не ясно?
   - Представь себе - нет. Лучше поговори с нашими гостями.
   - Приветствую вас, мальчики, - буркнул Барнаба. - Чем  тебе  веснушки  не
нравятся?
   Арескои даже не  рассвирепел,  настолько  нелепым  показался  ему  чудак,
назвавший его, грозного и беспощадного Победителя Гандарвы, мальчиком.
   - Кто это? - спросил он у Тиермеса.
   - Время, - беспечно откликнулся Жнец.
   Га-Мавет взялся за голову.
   А-Лахатал, как самый рассудительный из всех братьев, нашел  в  себе  силы
обратиться к Каэтане как ни в чем не бывало:
   - Ты скажешь, чем помочь тебе?
   - Мне нужно знать все, что происходит в мире странного и необычного.  Мне
нужно вспомнить,  что  я  потеряла  в  нынешнем  своем  воплощении,  что  не
восстановилось. Мне нужно вспомнить все тайны. Правда, нелегкая задачка?  Но
вы почти всесильны, вы можете узнать  так  много.  Помните  о  существовании
Врага, ищите Его, не упускайте из поля  зрения  поступки  людей  -  если  Он
собрался в скором времени проникнуть в наш мир, то какие-нибудь события ясно
укажут на это. Я понимаю, что говорю расплывчато, кратко и  невразумительно.
Но именно поэтому я и боюсь, что не вижу  вещей,  истинную  природу  которых
могла бы прозреть...
   - Предупрежден - значит вооружен, - подвел итог Барнаба.
   - Золотые слова, - сказал Тиермес. - Врасплох нас уже не застанут. Мы еще
повоюем.
   - Я, кажется, понял. - Арескои тряхнул головой. -  Действительно,  у  нас
есть немало шансов выиграть. Я даже знаю, куда отправлюсь для начала.
   - А я думаю, что надо собирать войска, - сказал  га-Мавет.  -  Это  будет
большая битва, своими силами, мы не обойдемся.
   - Ну, вот и всем нашлось дело. - Каэтана опять оглядела парк. - Где можно
спрятаться на столь малом отрезке пространства? Ах, простите...
   Бессмертные  распрощались  с  ней  довольно  быстро.  Каждый  из  них  не
торопился высказывать вслух свои мысли, но это вовсе не значило, что  мыслей
было мало. Скорее, наоборот. Когда они растворились в воздухе, Тиермес  взял
Интагейя Сангасойю за руку:
   - Милая Каэ, мне тоже пора.
   - Правда? Как жаль. А может, побудешь еще?
   - И рад бы, но не могу.  У  меня  тоже  пара  идей  появилась.  Надо  все
досконально проверить. А ты не торопись  уходить,  подожди  несколько  дней.
Колесо событий только-только завертелось.
   - Попробую. А ты приходи поскорее.
   - Конечно, с радостью.
   Голубое мерцание воздуха отмечает то место, где только что стоял Тиермес.
***

   -  Правду  говоря,  повелитель,  -  жалуется   Нингишзида   взъерошенному
Тхагаледже, - больно смотреть. Наша крошка - и  сразу  два  Бога  Смерти.  И
одного достаточно, чтобы спокойно ночь не спать,  а  два  -  это  уже  явный
перебор. Страшные времена грядут.
   - Когда они были тихими?  -  резонно  возражает  правитель  Сонандана.  -
Великая Кахатанна говорила что-нибудь новое о своем уходе во внешний мир?
   - После позавчерашнего решения ничего нового.
   - Надо бы поскорее сообщить ей о гонце.
   - Разойдутся гости, и сразу скажем. Как император?
   - Процветает, здоров, хвала  богам,  и  по-прежнему  влюблен.  Это  видно
невооруженным глазом.
   - Это не новость.
   - И без того достаточно новостей.
   Верховный  жрец  Интагейя  Сангасойи  и  верховный  правитель   сангасоев
беседуют около храма Кахатанны.
   - Как только  я  получил  сообщение  от  аиты,  то  поспешил  сюда.  Наши
лазутчики еще ничего не знают.
   - Это плохо, - нахмурился Нингишзида. - Нужно будет  со  всей  строгостью
поговорить с Деклой.
   Декла вот уже два поколения занимал в Сонандане  должность  советника  по
внешним  вопросам.  В  его  ведении  находились  все  лазутчики  и   платные
осведомители. С тех пор  как  Интагейя  Сангасойя  покинула  свою  страну  и
надолго исчезла, правители  Сонандана  решили  вести  игру  по  общепринятым
правилам. Для этого нужен был хитроумный, дальновидный и сдержанный человек.
Декла подошел идеально.
   Теперь, на стопятидесятом году жизни, он все еще оставался одним из самых
ловких и умных людей  при  дворе  татхагатхи.  Маленький,  седой,  тщедушный
старичок Декла производил  впечатление  наибезобиднейшего,  наисмиреннейшего
существа.  Но  как  глубоко  заблуждались  те,  кто  считал  его  нелепым  и
беспомощным. Старик и ныне был способен выдержать рукопашную схватку с тремя
тяжеловооруженными воинами и выйти из  нее  без  серьезных  повреждений.  Он
играл в шахматы так, что равных игроков в Сонандане было  трудно  разыскать.
Он всегда и все знал, а зная,  делал  наиболее  точные  выводы.  Именно  его
каторжный труд во многом позволил сохранить Сонандан как могучее и целостное
государство вплоть до возвращения Богини Истины.
   - Я здесь, - раздается за спиной у жреца мощный и громкий голос.
   Это Декла. Его голос вызывает не меньшее удивление,  нежели  способности.
Просто невозможно вообразить, каким образом в  столь  хрупком  и  субтильном
существе, как начальник тайной службы, находит себе пристанище такой голос -
звучный, заполняющий все пространство.
   - Ты вовремя, как всегда, - благосклонно кивает ему Тхагаледжа. -  Помоги
нам решить  один  вопрос:  ты  знаешь,  что  происходит  теперь  в  западных
королевствах?
   - Моего повелителя интересуют события, имевшие место в Аллаэлле?
   - Именно они.
   - Я не хотел утруждать моего повелителя пересказом альковных сплетен. Это
неинтересно и не имеет отношения к нашему государству.
   Тхагаледжа хотел было что-то возразить, но жрец неожиданно сильно сжимает
его локоть.
   - Ты прав, Декла, - морщится татхагатха. - Это  неинтересно.  Просто  мне
хотелось проверить, как хорошо несут свою службу твои лазутчики.
   - Они полны  рвения,  стараясь  угодить  моему  повелителю.  А  от  кого,
осмелюсь узнать, великий татхагатха слышал эти сплетни?  И  что  именно  ему
стало известно?
   - Да так, ничего особенного.  Случайно  услышал,  краем  уха,  что  роман
Фалера вошел в завершающую стадию и что графиня хороша,  как  никогда.  Чем,
думаешь, дело кончится?
   - Ничем, - спокойно отвечает Декла. - Фалер стар и глуп, но не настолько,
чтобы  поставить  на  карту  будущее  собственной  страны.  Будет  спать   с
Бендигейдой до тех пор, пока. хватит на это сил.
   - На самом деле, - кривится правитель,  -  ничего  интересного.  Сплошная
грязь.
   - Поэтому я и не стал утруждать этими рассказами моего владыку, - еще раз
кланяется Декла. -  Разве  что  великий  татхагатха  прикажет  мне  вплотную
заняться этим вопросом и предоставить самый подробный отчет...
   - Какой может быть отчет?  -  усмехается  татхагатха,  повинуясь  взгляду
верховного жреца. - И так все ясно.
   - Я рад, - говорит старик. -  Тогда,  если  повелитель  позволит  мне,  я
удалюсь, чтобы заняться более важными делами. Меня ждет лазутчик из  Мерроэ.
Как только ситуация прояснится, я сразу доложу вам о своих умозаключениях.
   - Ты знаешь, как ценим мы твое мнение, - улыбается Нингишзида.
   Тхагаледжа небрежным движением руки отсылает Деклу.
   - Мне нужно побеседовать с тобой без свидетелей, - тихо говорит он жрецу.
   Нингишзида кивает и делает руками в воздухе  движение,  незаметное  глазу
непосвященного.  Это  охранительный   знак   Шу,   исключающий   возможность
подслушивания, разве  что  подслушивающий  -  бог  или  маг,  гораздо  более
могущественный, чем тот, кто ставит преграду.
   - Что скажешь? - спрашивает Тхагаледжа.
   - Еще одна мелочь, о которой следовало бы упомянуть в разговоре  с  нашей
девочкой. Как ужасно, если Агатияр окажется прав...

***

   Придворного  лекаря  короля  Аллаэллы  звали  Иренсей.  Он  получил  свою
должность еще в начале правления Фалера и с тех пор пережил на  своем  посту
множество странных и загадочных событий - ведь от  лекарей  скрывают  обычно
гораздо меньше, чем от остальных людей. Худо-бедно, за свою долгую жизнь  он
даже стал разбираться в магии и, хотя использовать заклинания в своей работе
его было невозможно заставить,  мог  безошибочно  определить,  появилась  ли
болезнь естественным путем или здесь замешаны злые силы.
   Иренсей слыл самым искусным  хирургом  и  врачевателем  в  трех  западных
королевствах. Он пользовался всякой возможностью пополнять и  улучшать  свои
знания - особенно же преуспел в своем мастерстве после того, как провел  год
на востоке. Объездив вместе с  посольством  Фалера  Урукур,  Бали,  Сихем  и
Хадрамаут, он  узнал  множество  тайн,  которыми  охотно  поделились  с  ним
целители этих стран. Мастера всегда  узнают  друг  друга,  и  им  нет  нужды
враждовать. Когда человек в  своем  искусстве  поднимается  на  определенную
ступень, из его сердца  неуловимым  образом  исчезают  зависть  и  алчность,
жадность и презрение. Профессия, выбранная Иренсеем, изначально предполагала
неоценимость любой человеческой жизни. И лекарь  считал  своим  неотъемлемым
долгом не просто врачевать болезни,  но  и  предупреждать  их,  не  допуская
источник зла к людям.
   Вернувшись с востока, он был непомерно обласкан Фалером, которому надоели
безуспешные усилия прочих врачей по  части  поправления  его  пошатнувшегося
здоровья. А уж королева Лая в лекаре просто души не чаяла - ведь именно он и
никто другой лечил ее любимых детей.  Оба  сына  короля  Аллаэллы  буквально
выросли на руках у Иренсея. Он занимался всем: от первых ссадин и ушибов  до
первых юношеских прыщей, а также оказался самым верным  другом,  которому  и
досталась честь выслушивать все сердечные излияния молодых принцев.  Иренсей
любил королевскую семью, а точнее - любил Лаю и ее детей. Короля  Фалера  он
воспринимал  плохо,  потому  что  государь  был   капризен,   своенравен   и
по-человечески ему несимпатичен. Об этом мало кто догадывается, но  все-таки
и у лекарей бывают свои симпатии и антипатии.
   Но наступила старость и  вместе  с  букетом  болезней  принесла  с  собой
постыдный и нестерпимый страх за собственную шкуру. А  уж  когда  при  дворе
стала заправлять всем прекрасная любовница Фалера,  лекарь  и  подавно  стал
опасаться за себя. Всем была известна его преданность наследным принцам, что
уже не могло понравиться  Бендигейде.  Сейчас,  стоя  у  постели  несчастной
королевы, Иренсей во все глаза смотрел на отвратительное украшение,  которое
графиня Бран-Тайгир носила на груди. Талисман из зеленого золота таил в себе
ярко выраженное зло. Лекарю с его чутьем  и  долгими  годами  практики  было
легко ощутить его и оценить, насколько он был опасен. Иренсей ни секунды  не
сомневался в  том,  что  болезнь  королевы  спровоцирована  этим  магическим
предметом. Она началась раньше, но  сегодня  лекарь  поставил  окончательный
диагноз - королева Лая излечению не подлежит, разве что  случится  чудо.  Но
никто из тех, от кого это могло  зависеть,  в  чуде  заинтересован  не  был.
Судьба Лаи была решена.
   Иренсей не мог помочь государыне. Он испугался и за  себя,  подумав,  что
Бендигейда догадывается о том, что он  наверняка  знает,  что  произошло.  И
искать защиты не у кого. Король примет сторону любовницы, и даже  застарелая
монаршая подагра не спасет врачевателя. И  все-таки,  несмотря  на  страх  и
опасения, присутствовала мысль: неужели он, врач, знает, но допустит,  чтобы
подобная участь постигла и  детей  короля.  Хотя  хороши  дети:  старшему  -
двадцать пять и младшему - двадцать.
   Придворному лекарю платят изрядно, потому что покупают не только знания и
умения,  но  еще  и  человеческое  достоинство.   Служа   монархам,   нельзя
чувствовать  то,  что  чувствует  обычный  человек.   Гордость,   самолюбие,
неприятие некоторых сторон человеческой натуры просто невозможны.  Смелость,
верность и дружба - исключены. Этот  закон  не  усваивается,  но  прорастает
внутрь человека, закрепляется где-то  на  уровне  позвоночника,  и  тот  сам
сгибается при необходимости, даже не спрашивая хозяина, а  согласен  ли  он.
Конечно, согласен. Иначе, как герцог Ганиг, можно стать короче ровно на одну
голову.
   Вернувшись в свои апартаменты, Иренсей тревожно заходил из угла  в  угол.
Что делать? Искать мага? Но кто допустит мага до  королевы  и  как  к  этому
отнесется Шахар? Ведь уже всем ясно, что придворный чародей сделал ставку на
фаворитку короля. И еще одна мысль беспокоила старика: он явственно  слышал,
как много раз королева произнесла имя Богини Истины и Сути.  Просила  что-то
передать ей. Просила не за  себя  и  детей,  но  стремилась  предупредить  о
чем-то. Это было настолько удивительно, что врач не мог успокоиться и прийти
в себя. Надо было что-то делать! И внезапно его осенило.
   Как он мог забыть, что лучше всех в Аллаэлле, если не на всем  западе,  в
магических талисманах разбирается старый ювелир Махама. Они  с  Иренсеем  не
были  друзьями,  но  что-то  похожее  на  приятельские  отношения   все   же
установилось между двумя стариками. Оба были мастера в своем деле и  уважали
искусство друг  друга.  Если  кто  и  достал  этот  предмет  Бендигейде,  то
наверняка Махама.
   Схватив плащ, сунув ноги в сапоги, лекарь среди ночи  выбежал  на  улицу,
забыв о своем коне и о портшезе, положенном ему по должности, и со всех  ног
помчался на окраину, к западным воротам Аллаэллы, где  располагался  домишко
Махамы.
   На отчаянный стук (лекарь довольно долго барабанил  кулаками  по  дощатой
двери)  отворил  одноухий  слуга  старого  ювелира.  У  его   правого   бока
громоздился лохматый, одноухий  же  кобель.  Пес  молчал  и  только  изредка
приподнимал верхнюю губу, демонстрируя вошедшему кинжальные клыки. Это  было
настолько недвусмысленным предупреждением на случай  возможных  беспорядков,
что только  безумец  решился  бы  нанести  вред  хозяевам  дома.  Пес  стоил
нескольких дюжих охранников.
   Слуга признал королевского лекаря, хмуро оглядел его  с  головы  до  ног,
особо задержавшись  взглядом  на  заляпанных  грязью  сапогах,  выразительно
определил глазами свое отношение к пешим прогулкам среди ночи  и...  ушел  в
дом,  ни  слова  не  говоря.  Только  растоптанные  башмаки   зашаркали   по
деревянному полу. Иренсей вспомнил, что слугу звали вроде бы Фер,  а  пса  -
Уэн. Или наоборот?
   Лекарь двинулся следом. Не прошел он и нескольких шагов по узкому темному
коридорчику, как ему навстречу вышел сам Махама. Он нисколько  не  удивился,
узнав ночного гостя.
   - Это ты? - поинтересовался  для  проформы.  -  Скажу  тебе,  ты  малость
сдвинулся на старости лет. Что тебя ночью с постели подняло? До утра не  мог
подождать?
   - Я к тебе за консультацией, - переводя дыхание, выговорил Иренсей.
   - На какой предмет? - моментально отреагировал ювелир.
   За иным к нему и не ходили.
   - Украшение - магический амулет. Золотой...
   - Ну, ты даешь. Знаешь, сколько я таких вещей за неделю продаю?
   - Этот ты точно помнишь. Золотое украшение для Бендигейды.
   - Глуп ты и давно уже не влюблен. Наш государь для своей  крали  купил  у
меня не далее как вчера чуть не половину всего товара. И золота там  было...
- Махама провел ребром ладони  по  горлу,  обозначая,  очевидно,  количество
украшений.
   Лекарь нахмурился и потускнел.  Что  же  делать?  Видимо,  его  лицо  так
откровенно выражало всю гамму чувств, что ювелир вдруг сжалился:
   - Описать его можешь?
   - Мерзость! - не задумываясь ни на секунду, сказал лекарь.
   - А-а, - протянул Махама. - Мерзость, говоришь. Ну  что,  пойдем  в  дом.
Мерзость, вот как...
   Иренсей прошел следом за ювелиром в  небольшую  гостиную.  У  окна  стоял
столик с бутылкой вина и  двумя  бокалами.  Слуга  нес  блюдо  с  лепешками,
овощами и зеленью.
   - Сейчас мясо сготовлю, - пробормотал он, не поднимая головы.
   - Спасибо, Фер, - кивнул Махама и обратился к ночному гостю:
   - Мерзость, значит. Помню. Она одна такая там была - страшная штука.  Так
что стряслось? Только по порядку.
   Лекарь одним глотком осушил половину бокала.  Вино  оказалось  вкусным  и
непривычным. Но Иренсей  удивляться  не  стал.  Он-то  как  раз  никогда  не
заблуждался  относительно  финансового  положения  ювелира.  Тот  мог   себе
позволить и не такие диковинки, как вино пятидесятилетней давности.
   - Королева сошла с ума, - коротко доложил он.
   - Ах ты, беда какая, - искренне  расстроился  ювелир.  -  Вот  горе!  Что
теперь с принцами будет?
   - И я о том  же.  -  Иренсей  пристально  посмотрел  в  глаза  Махамы.  -
Послушай, не тебе рассказывать, что хоть я и  не  маг,  но  могу  определить
происхождение болезни. Королеву Лаю довели до безумия,  и  главной  причиной
тому был твой талисман.
   - Он не мой! - рявкнул Махама.
   - Твой не твой, а продал его королю именно ты. Графиня нацепила  его,  не
знаю, причастен ли к злодеянию  Шахар,  но  все  же  думаю,  что  без  этого
стервятника не обошлось. Бедняжка государыня криком кричала,  когда  увидела
эту гадость на шее у Бендигейды.  Расскажи-ка  мне,  что  это  за  штуковина
такая.
   Махама понурился:
   - Я вот и сам подумал, когда мне  его  принесли,  что  маху  дал  с  этой
штуковиной. Видишь ли, грязный он какой-то, что ли. И  силы  непомерной.  Не
дело это, когда людишки такой силой балуются - обязательно горе  выйдет.  Да
жадность одолела: такой куш за него Фалер отвалил, чего уж там скрывать - до
конца своих дней могу не работать. А вот совесть все одно мучает...
   - Чтоб она тебя замучила! - вспылил Иренсей. - Думать же  надо  время  от
времени. Что делать теперь? Наша Бендигейда и принцев в покое не оставит.
   - Не оставит, - подтвердил ювелир. - Да что там принцы? Она  всю  державу
этим талисманом может на обе