его обитателями.
   - Ты все видел, Рогмо, сын Аэдоны. Зачем  я  буду  рвать  твое  сердце  и
испепелять свое? Мне будет очень трудно жить после того, что я пережил. А  я
не видел почти ничего. Я сбежал, мальчик мой. Я сбежал и бросил любимых мною
существ, чтобы спасти эту вещь по просьбе твоего отца, да будет  она  трижды
проклята. Мальчик мой! Оставь ее, брось!!! В мире много прекрасного, и  горе
когда-нибудь развеется. Не бери на  себя  эту  тяжесть,  не  подвергай  себя
опасности! Ведь смерть твоего отца - это только начало.  Начинает  сбываться
проклятие Гаронманов - так он сказал мне на прощание.
   Рогмо долго сидел у сиреневого пламени в глубоком молчании.
   - Мне нужно похоронить их, - сказал он наконец.
   - Мы поможем тебе, - откликнулся Номмо.
   - Мы все сделаем, - сказал кто-то, и голос, как показалось Рогмо, несся с
верхушки соседнего дерева.
   В ручье кто-то плеснул и пропел:
   - Мы любили их!
   - Мы все их похороним! - прошептали деревья.

***

   Рассвет следующего дня застал Рогмо уже на развалинах замка.  Но  на  сей
раз он пришел не один, и ему хоть  немного  легче  было  смотреть  на  своих
друзей и родственников.
   Лесные обитатели, духи озер и ручьев, несколько чудом уцелевших  домовых,
обитавших в замке, - пестрая, шумная толпа - помогали ему. Великаны лешие  и
несколько пришлых гномов валили и носили деревья для  погребального  костра.
Наяды, альсеиды и дриады обмывали покойников  и  укутывали  тела  тончайшими
саванами. Русалки не могли выйти на берег,  чтобы  помочь  друзьям,  но  они
собрались в ручье, который протекал у подножия холма, и пели одну за  другой
прекрасные скорбные эльфийские песни. А насекомые  стрекотали,  подпевая.  И
соловьи заливались в такт тоскливой мелодии.
   Сильваны  разбирали  завалы  из  камней,  то  и  дело  спотыкаясь  своими
крохотными копытцами. Они по двое и по четверо таскали самодельные  носилки,
сплетенные из трав, - на них  эльфов  переносили  к  костру.  Там  несколько
полевых нимф и две альсеиды умащивали покойных пахучими  маслами  и  пыльцой
цветов.
   Мачеху, братьев и своего отца Рогмо одел и причесал сам. Княжеская  семья
в пышных  драгоценных  нарядах  была  уложена  на  самой  верхушке  огромной
поленницы дров. Остальных эльфов  уложили  рядами  с  двух  сторон.  Поодаль
возводили еще несколько погребальных костров.
   Когда  все  было  готово,  лесные  обитатели  отошли  в  сторону,   давая
возможность Рогмо попрощаться со всем, что было в его прошлом. Они понимали,
что полуэльф расстается со всей своей предыдущей жизнью - а впереди  у  него
только неизвестность и скорбь.
   - Прощай отец! - негромко сказал полуэльф. - Прощай и ты, княгиня, и  вы,
братья. Я любил вас и буду любить, пока бьется мое сердце.
   Взметнулся вверх тоскливый звук  погребальной  песни,  застонали  свирели
сильванов, на одной тонкой ноте повис плач нимф.
   А  Номмо  махнул  рукой  -  и  громадное   фиолетовое   пламя   вспыхнуло
одновременно на всех кострах. Тела тут же занялись,  и  на  глазах  горюющих
друзей стали превращаться в пепел и золу.
   - Прощай, - сказал Номмо.

***

   Князь Энгурры сидит на  берегу  крохотного  лесного  озера,  под  молодым
дубком, который радостно защищает его своей тенью  от  палящего  полуденного
солнца. Рядом примостился Номмо  в  своих  неизменных  зеленых  башмачках  с
золотыми шариками на носках.
   - Уходишь?
   - Здесь мне больше делать нечего. Пойду бродить по свету.
   Оба молчат, наконец Рогмо не выдерживает:
   - Что же ты не спрашиваешь меня о моем решении?
   - Это твое решение, зачем мне тебя торопить.
   - Я  решил,  что  беру  отцовское  наследство  и  принимаю  на  себя  всю
ответственность, связанную с этим. Мне все равно будет легче, чем ему:  хоть
я и князь, но у меня нет ни одного подданного, так что рисковать я тоже буду
один.
   Номмо долго разглядывает носки своих башмачков.  Он  шевелит  ножками,  и
золотые шарики отражают солнечные лучи. Веселые солнечные зайчики скачут  по
лицу Рогмо, по стволам деревьев и слепят какого-то подслушивающего сильвана.
   - Уходи, - негромко приказывает ему Хозяин Огня.
   Тот ойкает и убегает.
   - Когда-то Повелителем Лесов был Эко Экхенд, - говорит он некстати. - Это
был прекрасный бог. Играл на свирели, оберегал всех, защищал. Леса  при  нем
жили необыкновенной жизнью - светлые, пронизанные солнцем, теплые, а цветы -
видел бы ты,  мальчик,  какие  были  повсюду  цветы!  А  озера!  Прозрачные,
прохладные, с песчаным дном...
   - Отец рассказывал.
   - Потом был Кодеш, но он сидел в своем Аллефельде и носа сюда  не  казал.
Но чужие его боялись, а свои и так хорошо вели себя - худо-бедно мы  выжили.
А вот что будет теперь?
   - К чему ты клонишь?
   - Должен же хоть кто-нибудь этим заняться, - вздыхает  Номмо.  -  У  тебя
будет один подданный и не такой уж захудалый. Я пойду с тобой и помогу тебе,
потому что враг все равно не оставит в покое того, кто этой вещью владеет. И
до меня доберется, и до тебя... Может, вместе осилим задачу?
   - Спасибо, - растерянно бормочет Рогмо. - Но как я могу?
   -  А  никто  не  может.  -  Хозяин  Огня  поднимается  и  начинает  важно
прохаживаться перед ним взад и вперед. - Никто  не  может,  потому  что  это
вообще невыносимо для живого существа. Но все выносят.  Помнишь  предания  о
первой войне?
   - Когда Арнемвенд пытался завоевать кто-то из другого мира?
   - Ага. Враг, которого нельзя было победить. Но победили же...
   - Какой ценой!!! Отец рассказывал...
   - Твой отец заплатил такую же цену. Очередь за нами. Ты все решил?
   - Все, - твердо отвечает Рогмо.
   - И я тоже. Не спорь со старшими - мне лет  на  триста  больше,  так  что
слушай дедушку. Думаешь, мне так неймется бросить обжитые  места,  где  меня
все уважают, почитают и любят, и отправиться с тобой неизвестно куда,  чтобы
там сложить свою голову, потому что мне жить надоело? Отвечай!
   - Да нет, конечно.
   - И правильно, что не думаешь. Я, если хочешь знать, боюсь.  Омерзительно
боюсь, ужасно. Потому что я видел то, что ты только почувствовал на  излете.
И все равно я понимаю, что мне нужно идти.  Мы  все  виноваты  перед  тобой,
Рогмо.
   - ???
   - Ты полуэльф, и тебе никогда не давали забыть об этом, верно?
   - Можно сказать и так.
   - Поэтому отец и не хотел раньше времени взваливать на  твои  плечи  груз
знаний. Помогать тебе почти никто не собирался, а  тяжесть-то  от  этого  не
стала бы меньше. Берег тебя. Вот и доберется, что  ты  теперь  ровно  слепой
кутенок. -  Номмо  вздохнул.  -  Я  тоже  хорош,  ничего  не  возразишь.  Не
настаивал. Когда ты собрался уходить, Аэдона пришел советоваться,  отпускать
ли  или  уже  готовить  к  правлению  да  объявлять  всем,  что  ты  станешь
наследником. Боялся, что с тобой несчастье приключится, как с матерью.
   - Он хотел сделать меня наследником?! - не поверил Рогмо своим ушам.
   - Любил он тебя пуще жизни. Вот и волновался. А я -  отпускай,  отпускай.
Не держи, мол, человечью кровь в лесу. Пусть вдоволь походит. А  теперь  кто
тебе поможет? Моя вина, мне ее искупать. И хочу я идти или не хочу, меня уже
никто не спрашивает. Мое место в дороге. Я ведь тоже не знаю  всей  истории,
которая касается твоего наследства.  Ну,  не  горюй,  узнаем.  В  Гатаме,  у
нотариуса, Аэдона оставил завещание. И твоя мать тоже. Наведаемся туда.
   - Что же это за наследство?
   Номмо несколько раз оглядывается, затем принюхивается к воздуху:
   - Вроде никого нет.  Гарантий  дать  не  могу,  но  надеяться  на  лучшее
позволительно.
   Он жестом приглашает Рогмо следовать  за  собой.  В  течение  десяти  или
пятнадцати минут они идут  по  дубовой  роще,  выходят  на  поляну,  посреди
которой торчит как перст высокая тонкая скала - в четыре человечес роста.
   - Это здесь, - говорит Номмо.
   Полуэльф чувствует, как по земле от скалы к нему бегут ощутимые  токи  не
то тепла, не то доброты.
   - Гляди и запоминай. Никто из эльфов, кроме Пресветлого Эльфа Аэдоны,  за
последние пять сотен лет не видел этого места. Это священная скала Энгурры -
хранитель нашего леса и наших душ. Если бы не она, давешний враг всех бы тут
изничтожил. Вот здесь и спасались.
   - А сюда он побоялся идти? - недоумевает Рогмо. - Мне тут нравится.
   - Раз тебе нравится, значит, ему тошно. Да и скала столбом не стоит.
   - Как это?
   - Если уж взялся быть эльфийским князем, не  веди  себя  как  деревенский
простачок, - это место, напоенное силой Древнего  божества.  Одно  из  мест,
которые Эко Экхенд особо оберегал и часто создавал  новые,  чтобы  маленькие
духи могли иметь пристанище, дабы их никто не обижал. Оно - как сердце этого
леса. Здесь маги могут  черпать  свою  силу,  если  она  будет  впоследствии
направлена на добро. На этой поляне танцуют феи и лесные духи, сюда приносят
наших новорожденных. А если сюда забредет человек и скала  не  изгонит  его,
то, переночевав возле нее, он узрит свое будущее. На тебе венец  Пресветлого
Эльфа Леса - подойди к святыне, пусть она благословит тебя.
   Рогмо медленно подходит к скале. С каждым шагом, который приближает его к
центру поляны, тело окутывается теплом и  нежностью.  Он  попадает  в  волны
радости и сочувствия, а  боль,  ледяной  коркой  покрывшая  сердце,  тает  и
выливается теплыми слезами.
   Когда князь приходит в себя, он стоит, обнимая скалу обеими руками.  Там,
где только что была его щека, камень влажный.
   - Прекрасно, - бормочет Номмо. - Вот и подружились. Вот и ладно.
   Он нагибается  к  подножию  скалы  и  начинает  шустро  копать.  Рогмо  с
удивлением и непониманием следит за ним.
   - Я спрятал наследство Аэдоны здесь. Вот... - пыхтит Номмо.
   Наконец  он  выкапывает  довольно  глубокую  ямку.  На  самом  дне  лежит
маленький сверток. При виде его полуэльф чувствует жестокое разочарование  -
он ожидал увидеть какое-то грозное оружие или немыслимое сокровище.  Ну  что
еще может интересовать врага? А Номмо протягивает ему на  раскрытой  ладошке
тряпочку, завязанную узелком. Похоже, что в  ней  лежит  предмет  не  больше
виноградной улитки.
   Но Рогмо почтительно берет сверточек и развязывает тряпицу.
   Перед ним перстень из зеленого золота с отогнутыми зубчиками оправы.
   Камня в нем нет.

***

   - Что мне теперь делать? - спрашивает полуэльф у своего спутника.
   Номмо  укладывает  маленькую  сумочку  со  всякими  полезными  вещами   -
собирается в дорогу.
   - Наточи меч, проверь лук и стрелы, - откликается он. - Возьми  орехов  и
сушеных фруктов, все равно все остальное  пропадет  в  дороге.  Орехов  бери
побольше - они сытные, и их легко нести.
   - Я знаю.
   - Тогда зачем меня спрашиваешь?
   - Я спрашиваю не об орехах, а о наследстве.
   - Тут все еще проще, чем с орехами.
   - Не представляю себе, как такое может быть.
   - А я не представляю себе,  как  у  мудрого  Аэдоны  мог  родиться  такой
несмышленый сын. И нечего сваливать на человечью  кровь  -  твоя  мать  была
самой мудрой и  прекрасной  из  всех  княгинь  Энгурры.  Твое  дело  хранить
перстень от врага и искать камень  для  него,  чтобы  враг  не  завладел  им
раньше. Все просто.
   - А как же я найду камень? - горячится Рогмо. - Ты знаешь, где  он  может
быть?
   - Конечно нет, - улыбается Номмо. - Был бы смысл выковыривать  камень  из
перстня и разделять их, если каждый встречный знает, где  их  искать  и  как
объединить?
   - А как же мне узнать?
   - Дорога выведет, - отвечает Номмо.
   Несколько часов спустя толпа лесных духов прощается с ними на краю  леса.
Сильваны играют на дудочках, дриады и альсеиды пляшут, лешие лупят  кулаками
по стволам деревьев так, что раздается бой, похожий на барабанный. Остальные
стараются кто как может.
   Номмо приоделся, и теперь  кроме  зеленых  кокетливых  башмачков  на  нем
надеты панталоны небесно-голубого цвета и жилет  с  золотыми  пуговками.  На
левое ухо надвинута шапочка с  пером.  Он  очень  похож  на  загулявшего  на
ярмарке альва, допившегося до того, что глаза у него  стали  фиолетовыми.  В
принципе, Номмо внешне ничем и не отличается от мохнатых человечков - только
он бессмертен и владеет магией.
   Рогмо как пришел, так и уходит. Только отцовский меч забрал он с собой.
   - Счастливого пути! - разносятся над лесом голоса.
   - Прощай, Хозяин Огня!
   - Прощай, Пресветлый Эльф! Возвращайся в Энгурру, мы будем ждать!!!
   - Мы будем ждать, жда-а-ать! - стонет эхо.
   - Куда нам? - спрашивает Рогмо, когда полоса леса остается сзади.
   - В Гатам, - решает Номмо. - Там обязательно должны что-то знать.

***

   - Возьми меня с собой, - говорит Хедерге, обращаясь к Каэтане.
   Она с ужасом смотрит на него, понимая, что сейчас  опять  окажется  перед
необходимостью решать чью-то судьбу. Но она не в состоянии это сделать. Юный
сын Хехедей-мергена должен остаться в стороне от войн и сражений за  будущее
этого мира дотоле, доколе это вообще  будет  возможно.  В  прошлый  раз  она
слишком многих безрассудно увлекла за собой. И второй такой страшной  ошибки
не допустит.
   - Не могу, - улыбается Каэ. -  Ты  должен  оставаться  здесь,  со  своими
богами. Ты же сам сказал мне, что они засохнут  без  любви,  которую  вы  им
даете.
   - Ты тоже засохнешь без моей любви, - без тени сомнения твердит  Хедерге.
- Тебе будет плохо без меня. А мне без тебя.
   - Не проси, не могу. - Она старается говорить твердо и даже жестко.
   Но этого юношу очень трудно ввести в заблуждение.
   - Ты не хочешь расставаться со мной, - настаивает он.
   - Попалась? - встревает Барнаба.
   - Ты бы мне лучше помог, чем язвить. Объясни  Хедерге,  что  внешний  мир
опасен и жесток, но не теми опасностями и не той жестокостью, к  которым  он
привык как смелый охотник и воин. Там царит ложь, измена, насилие, смерть. А
сейчас вообще грядет светопреставление.
   - Ты думаешь, что справишься без меня? - недоумевает сын вождя.
   - Позови сюда своего отца! - приказывает Каэ, и Хедерге повинуется.
   Каэтана и Барнаба остаются в некотором отдалении от поселка йаш  чан.  На
сегодня назначен их уход. У подножия гор ждет отряд  воинов  Траэтаоны,  для
которых с того момента, когда Каэ покинула их, прошло не многим более  одной
минуты.

***

   Каэтана  стояла  и  размышляла  над   всем,   что   услышала   от   своих
предшественников.

***

   В самом конце долгой беседы, затянувшейся  далеко  за  полночь,  Джесегей
Тойон сказал:
   - В Таабата Шарран говорится, что тебе  прежде  всего  необходимо  искать
двух хранителей - перстня и камня. К сожалению, мы не можем  помочь  тебе  в
поисках, а только укажем направление. Дело в том, что  большинством  голосов
Совета бессмертных - тех, конечно, кто выжил, -  собранного  после  войны  с
Мелькартом, решили, что перстень останется в самом центре Варда, у эльфов. А
камень   перевезут   на   другой   континент,    за    море,    и    отдадут
рыцарям-храмовникам. Там, в самом сердце Иманы, он и должен быть  сокрыт  от
людских, а пуще - вражьих глаз. Ибо, будучи объединенными  в  один  предмет,
они реагируют на присутствие талисмана  Джаганнатхи  и  ведут  к  нему,  как
намагниченная стрелка стремится к северу.
   - Ну  и  что?  -  поинтересовалась  Каэтана.  -  Неужели  поиски  перстня
настолько важны, что из-за них нужно откладывать другие, более  значительные
дела? Нам надлежит готовиться к  войне,  собирать  армию,  запасаться  всеми
магическими предметами, которые только существуют, - все средства  хороши  в
борьбе с таким врагом.
   - Ты сама это сказала, - ответил Ан Дархан Тойон. -  Без  перстня  вы  не
сможете определить, кто из людей является слугой Мелькарта. У нашего мира  и
так мало шансов. Не сокращай их еще больше.
   - Стоило ли, - спросил Барнаба, - разделять эти две вещи, которые созданы
для того, чтобы быть одним целым?
   - Конечно, - прогудел Ан Дархан Тойон. - Во-первых,  так  врагам  тяжелее
отыскать и уничтожить их. А во-вторых, мы все же надеялись,  что  надобности
ни в камне, ни в перстне не возникнет.
   - Не забудь, - вставил Джесегей Тойон, - нас осталось слишком мало. Ты  и
представить себе не можешь, каким страшным было утро следующего после  битвы
дня. Мы бродили по полю, заваленному телами  всех  известных  на  Арнемвенде
существ: там были и люди, и эльфы, и гномы, и маленькие духи, и  монстры,  и
боги. Свои и чужие, друзья и враги - всех сравняла  смерть.  А  мы  лишились
большей части своего могущества. Только и смогли собрать оставшихся в  живых
йаш чан, а потом ждали, когда появится новый хозяин  этой  земли,  чтобы  он
принял на себя ответственность... Вот почему мы не имели права  оставлять  у
себя такое страшное  оружие,  каким  является  перстень.  Мы  бы  не  сумели
сохранить и защитить его.
   - А ты уверен, что сейчас он в целости и сохранности? -  не  успокаивался
Барнаба.
   - Не уверен, но все же осталась надежда. Враг не имеет пока доступа в наш
мир и вынужден пользоваться услугами  людей.  А  людям  очень  трудно  будет
раздобыть для него этот предмет.
   Джесегей Тойон обратился к Каэ:
   - Тебе нужно торопиться. Ты должна первой завладеть перстнем. Он  поможет
тебе в надвигающейся битве...
   И теперь Каэтана напряженно размышляла, кому необходимо ехать на Иману  и
искать храм Нуш-и-Джан. Ведь прошло столько тысячелетий.  Существует  ли  он
вообще?  Помнит  ли  кто-то  на  Имане  о  том,  что  были  когда-то  гордые
рыцари-храмовники, поклявшиеся беречь святыню - сердце перстня? А  кто-то  в
это же самое время должен  будет  приложить  все  усилия,  чтобы  обнаружить
местопребывание самой оправы. Хотя здесь должно быть немного  проще  -  ведь
эльфы не станут ничего скрывать от бессмертных. Им под силу разобраться, кто
враг, а кто друг...
   Деревья радостно шумели под порывами свежего ветра. Птицы пели так звонко
и радостно, что ей показалось, она присутствует при сотворении  мира,  когда
все еще чисто и прекрасно, а Зло не нашло дорогу в это пространство и о  Нем
никто и ничего не слышал. Шум водопада, доносившийся из-за полосы  деревьев,
радовал ее своей мощью и неукротимостью, словно это был голос самой  природы
- такой живой, такой непокоренной. Это была колыбель Арнемвенда, отсюда  мог
родиться еще один мир, если нынешний ждет сокрушительное поражение.
   Она подняла голову, оторвавшись на  мгновение  от  своих  размышлений,  и
увидела, что Хедерге и Хехедей-мерген торопятся к ней, радостно улыбнулась и
махнула им рукой. В то же самое  мгновение  неистовая  сила  бросила  ее  на
землю, она ушиблась, и в глазах потемнело. А над головой  раздался  короткий
свист и звук глухого удара. Каэтана повела глазами  и  замерла  -  в  стволе
старого дерева торчала стрела с ярким оперением. Как раз в  том  месте,  где
она стояла секунду тому назад.
   Барнаба издал отчаянный вопль и тоже повалился набок.
   Воины йаш чан поняли все с первого взгляда. Хедерге остался около богини,
а Хехедей гортанно выкрикнул несколько слов, и на его зов тут  же  поспешили
пять или шесть человек. Они бесшумно скрылись в лесу.
   - Стрела прилетела с той стороны, - сказал юноша,  указывая  рукой  туда,
где мелькали среди зелени кустарника пышные головные уборы  воинов.  -  Если
это человек, то отец найдет его: снимет с неба или достанет из-под земли.
   - Только пусть не рискует жизнью людей.
   - Мы умеем рисковать  только  жизнью  наших  врагов,  -  холодно  говорит
Хедерге. - Тебе не больно?
   - Слегка ушиблась.
   Каэ обводит взглядом открытое пространство:  она  не  может  понять,  кто
толкнул ее на землю как раз перед выстрелом.
   - Ты удивительный воин, - с нескрываемым восхищением говорит  Хедерге.  -
Обычно никто не успевает опередить стрелу,  которая  предназначается  именно
ему. Стрелок попался искусный - он не ошибся ни на палец.
   Каэ смотрит и соглашается. Стрелок действительно попался  высококлассный.
Даже приятно, что к тебе приглашают самых  лучших  специалистов.  Однако,  с
другой стороны, хорошего в этом ма