рет?
   - Да, я Рогмо сын  Аэдоны,  князь  Энгурры,  -  сделал  тот  ударение  на
окончании фразы.
   - Верно ли я понял тебя, сын Аэдоны? - внезапно вмешался  в  их  разговор
ослепительный эльф на белом как снег коне. Его сиреневый  костюм  с  зеленой
вышивкой  являл  собой  чудо  портновского  или  уже  не   портновского,   а
колдовского искусства. Впрочем, когда речь  шла  об  эльфийских  мастерицах,
ошибиться было совсем нетрудно.
   - Прежде чем отвечать на вопросы, я был бы рад узнать,  кто  почтил  меня
своим прибытием, - слегка поклонился князь.
   - Я Мердок-ап-Фейдли, глава рода Морских эльфов и потомок Гаронманов, это
мои сыновья - Браннар-ап-Даррах, Векдор-ду-Фаззах и Корран-ит-Натар, а также
члены нашего рода.
   Полуэльф отметил про себя, что, кроме сыновей, остальных своих  спутников
князь ап-Фейдли не счел нужным представлять.
   - Я счастлив приветствовать тебя, славный Мердок ап-Фейдли, о котором так
много хорошего рассказывал мой отец. И мне горько, что именно я принес  тебе
горестную весть - Аэдона мертв, и отныне я князь Энгурры.
   Прекрасное лицо Морского эльфа исказилось от боли и горя.  Но  уже  через
секунду его прозрачные глаза заполыхали гневом.
   -  Ответь  мне,  князь.  И  пусть   мои   вопросы   не   покажутся   тебе
несправедливыми и нетактичными. Я слишком стар и  слишком  много  прожил  на
свете, надеюсь, что заслужил право спросить тебя кое о чем.  Во-первых,  мне
сообщили, что ты странствуешь в свите принцессы Коттравей. Ответь, князь,  с
каких пор эльфийские государи поступают на службу к людям? Ведь  ты  уже  не
простой меченосец, и поверь, что я искренне  скорблю  о  том,  что  вынужден
напоминать тебе о твоих  обязанностях  правителя.  Кто  заботится  сейчас  о
жителях Энгурры, кто правит в твоих землях?
   Рогмо видел, что эльф хочет спросить еще и о том,  отчего  Аэдона  сделал
преемником именно его, сына человеческой женщины - зная,  сколь  непримиримо
относилось к этому все его многочисленное семейство.  Полуэльф  кусал  губы,
кипя от негодования, что ему предъявили, хоть и  не  напрямую,  обвинение  в
чем-то похуже преступления. Но он не считал себя вправе выдавать тайну своей
госпожи. Была затронута его честь, и гордость требовала не  пускать  все  на
самотек; но честь и гордость приказывали также молчать, храня свои  и  чужие
секреты.
   Каэтана поняла, что  происходит,  и  выехала  вперед  на  своем  красавце
Вороне, который сразу же стал скалить  зубы,  пугая  эльфийских  коней.  Они
заплясали, порываясь отойти в сторону от нахала.
   - Полагаю, князь, что это  мне  следует  ответить  на  большинство  твоих
вопросов, - сказала она, обращаясь к остолбеневшему эльфу. И улыбка ее  была
какая-то особенная, загадочная и теплая.
   Спутники Мердока ап-Фейдли  с  удивлением  увидели,  что  он  смотрит  на
принцессу Коттравей не так, как смотрят царственные  эльфы  на  человеческих
женщин. А еще на ее мечи, хотя, конечно, нечасто женщина человеческого  рода
носит их за спиной. Два меча... Что же они слышали о женщине с двумя мечами?
И что это за воины, похожие скорее на полубогов из древних  легенд?  Похожие
на жителей... Запретных Земель?!
   И сыновья Морского эльфа, изумляясь тому, что одновременно  пришло  им  в
голову, воскликнули, обращаясь к отцу:
   - Это она?
   - Она, дети, - ответил Мердок ап-Фейдли и покраснел.

***

   Она стояла перед ним на весенней,  усыпанной  цветами,  изумрудно-зеленой
поляне, посреди душистых трав и кустарников  с  россыпью  первых  ягод  и...
грызла яблоко. Яблоко было сочное, спелое и такое пахучее, что у него во рту
возник ни с чем не сравнимый вкус плода. И эльф вышел из-под сени  деревьев,
чтобы поближе рассмотреть ту, кто не  таясь  посещает  земли,  которые  люди
обычно обходят за много-много верст.
   Она была не одна. Двое воинов могучего телосложения, в старинных доспехах
и шлемах нездешней  работы,  высились  у  нее  за  спиной,  зорко  оглядывая
окрестности и охраняя покой своей госпожи.  Видимо,  эльф  показался  им  не
опасным, потому что они подпустили его на близкое расстояние.
   А она улыбалась и улыбалась, и ослепительное  солнце  ласкало  лучами  ее
хрупкое тело и перебирало темные волосы, словно восторженный  любовник,  что
не в силах оторваться от своей возлюбленной. И она была вовсе не  похожа  на
простую женщину, хотя совершенно точно не была  ни  эльфом,  ни  нимфой,  ни
дриадой, никаким другим существом Древней расы.
   - Что ты здесь делаешь? - спросил эльф, стараясь  выглядеть  грозным.  На
всякий случай, чтобы потом можно было сменить гнев на  милость.  Но  похоже,
она его гнева не боялась, как и не нуждалась в его милости.
   - Путешествую, любуюсь красотой, смотрю на мир, - ответила дружелюбно, но
без всякого страха. Как равный равному.
   Она была хороша собой. Но ведь не  в  том  дело.  Разве  не  хороши  были
эльфийские женщины и разве мало любви и ласки дарили они княжескому сыну? Но
что-то такое таилось на дне ее светлых глаз, что эльф не  выдержал:  он  был
молод и потому сказал первое, что пришло ему в голову. Это позже  он  понял,
что первые слова не всегда самые мудрые.
   - Пойдем со мной, - сказал он нетерпеливо. - Я подарю тебе любовь эльфа и
- кто знает? - может быть, и бессмертие.
   - Бессмертие? - рассмеялась она. - Ты еще молод, раз предлагаешь это  как
награду. А  что  касается  любви,  запомни  раз  и  навсегда:  когда  любовь
истинная, то неважно, кто любит тебя - человек, эльф, гном  или  бог.  Когда
любви нет, то в пустоте, образованной  ее  отсутствием,  поселяются  ложь  и
ненависть. И ложь, и ненависть равно страшны, от  кого  бы  ни  исходили.  И
потому не предлагай мне любовь эльфа как нечто более прекрасное, чем  любовь
человека.
   - Кто ты? - спросил он потерянно.
   - Неважно, - рассмеялась она. - Та, что не ищет любви эльфа...
   Она много смеялась в тот единственный день их встречи - встречи,  которую
он запомнил на всю свою длинную жизнь.
   Эльфы Варда разделились на две группы: одна их  часть  осталась  в  самом
сердце континента, вторая двинулась на юго-восток, к морю. В числе последних
оказался и наш эльф. Он больше никогда не смог вернуться в тот  лес,  на  ту
поляну, да и зачем? Женщина давно уже умерла, но не хотели умирать вместе  с
ней упрямые воспоминания о том, чего  не  случилось,  хотя  могло  бы  стать
прекрасным и  неповторимым.  Эльф  повзрослел,  а  потом  и  постарел,  хотя
старость у Древней расы не так заметна. И все же она пришла по  его  душу  -
зимняя пора жизни, когда  все  мыслится  немного  иначе,  чем  в  молодости,
немного другим. Но все это случилось позже...
   А тогда она повернулась и ушла, унося с собой терпкий и  душистый  запах,
который он принял  за  аромат  весны  и  оказавшийся  запахом  из  какого-то
другого, недоступного ему мира.
   И двое воинов ушли вместе с ней, так и не сказав ему ни единого  слова  -
ни при встрече, ни при прощании...

***

   Морской эльф Мердок ап-Фейдли, никогда в жизни ни перед кем не склонивший
своей гордой головы, смотрит на свою юношескую мечту, которая, в отличие  от
него, так и не изменилась. Она сидит на черном коне, а за ее спиной  высятся
все те же воины - могучие, молчаливые, в старинных доспехах, которые  ковали
не люди. Воины не говорят ни слова, а она улыбается, и вместе с  ее  улыбкой
над каналом Шамаша, в далеком Хадрамауте, проносится  ветер  с  той,  давней
поляны его молодости. Мердок ап-Фейдли подъезжает к ней  поближе  и  говорит
странным голосом:
   - Я рассказывал о тебе сыновьям.
   - Зачем? - интересуется она.
   -  Я  предупреждал  их,  чтобы  они   не   растратили   по   глупости   и
нерешительности то лучшее, что сможет предложить  им  судьба.  Так  кто  ты,
принцесса Коттравей? Или мне и теперь нельзя узнать твое истинное имя?
   - Меня зовут Кахатанной, если это о чем-то говорит тебе, князь.
   Беловолосая голова  владыки  Морских  эльфов  низко-низко  наклоняется  к
седлу. Некоторое время он пребывает в этом неудобном положении, пугая  своих
сыновей и спутников, а затем произносит:
   - Моей истинной любовью оказалась Истина. И  значит,  я  мудрец,  хоть  и
узнал об этом столько времени спустя. -  Мердок  ап-Фейдли  оборачивается  к
Рогмо и говорит торжественно:
   - Ты служишь воплощенной Истине, и это честь  для  всех  нас.  Прими  мои
извинения за то, что обидел тебя невольным подозрением. Я был не прав.
   И удивляются сыновья, зная, как невероятны эта слова в устах их отца.
   - Мы приглашаем вас во дворец и с трепетом ждем решения нашей участи.
   - А мы согласны, тут и решать нечего, - улыбается Каэ.
   Капитану Лоою тоже посылают приглашение, и он спешит им  воспользоваться,
потому что нет  такого  смертного,  который  отказался  бы  посетить  дворец
Морских эльфов. Да только людей туда приглашают раз в несколько столетий,  и
тех счастливцев можно пересчитать по пальцам одной руки.
   Замок Мердока ап-Фейдли стоит на острове в соседней с портом  бухте.  Это
изысканное, похожее на витую раковину здание выстроено в том стиле,  который
вообще отличает архитектуру Хадрамаута. Мощные стены, сложенные из звонкого,
гладко обтесанного камня, двойным кольцом окружают его, взлетая к  небу  под
небольшим наклоном. Пестрые  флаги  цвета  морской  волны,  с  бирюзовыми  и
лазоревыми  звездами  с  серебряной  каймой,  трепещут  на   свежем   ветру.
Остроконечные башенки сияют ослепительной голубизной, и белые  чайки  вьются
над ними, словно замысел гениального художника. Причудливые строения, мощные
донжоны, изысканные и  надежные  одновременно,  сплетаются  в  дивный  венок
строительных  решений;  замок  является   грозным   укреплением,   способным
выдержать серьезную осаду в случае необходимости, хотя при  первом  взгляде,
брошенном на него, такая мысль даже в голову не приходит...
   Столы накрыли на террасе, окруженной резными каменными перилами. Она была
выстроена над морем, на переходе  между  двумя  башнями,  и  поражала  своей
красотой. На колоннах висели серебряные щиты с гербом Гаронманов,  напоминая
о славе и доблести хозяев замка. Пол был из мраморных плит, инкрустированных
перламутром и кораллами. И все увивали ползучие растения чистого  и  свежего
изумрудного цвета. Во все стороны, куда ни кинь взгляд, простиралось море, и
только на западе виднелись дворцы и храмы Шамаша.
   Обед подали изумительный: блюда и тарелки в форме  перламутровых  плоских
раковин были наполнены такой сочной,  ароматной  и  аппетитной  снедью,  что
некоторое время гости были сосредоточены только на угощении. И только  когда
первый восторг немного утих, стало  возможным  продолжать  беседу.  Впрочем,
вели ее в основном сам князь и Каэтана. А остальные старались им не мешать.
   - Можете говорить спокойно, -  почтительно  сказал  Мердок,  обращаясь  к
своей богине. - Замок надежно защищен  от  любопытных,  какого  бы  ранга  и
могущества они ни были.
   - Можешь говорить мне "ты". Это приятно слышать, - выпалила она на  одном
дыхании. - Моя история такая грустная, что рассказывать  ее  даже  один  раз
неинтересно. А мне, поверь, приходится делать это гораздо  чаще,  чем  могут
выдержать нервы. Поэтому, прости, я буду  краткой.  А  если  ты  чего-то  не
поймешь, останавливай меня и расспрашивай подробнее.
   - Я не зря тогда влюбился в тебя, -  разулыбался  эльф.  -  Впервые  вижу
особу женского пола, которую надо расспрашивать о  подробностях.  Обычно  не
знаешь, как приостановить поток излияний.
   - Привыкай, со мной все наоборот. Только вот  хорошо  ли  это,  никто  не
может решить. - Она набрала полную грудь воздуха. -  Ты  должен  знать,  что
князь Аэдона по наследству получил должность хранителя некой Вещи.
   - Да, - сказал Мердок. - Это я знаю. Вещь, как ее называли самые  древние
из нас. И хранилась она в Энгурре, но точное место знал только сам хранитель
и передавал ее сыну-наследнику вместе с титулом и прочими регалиями власти.
   - Княжества Энгурры нет,  -  коротко  сказала  Каэ,  как  мечом  рубанула
сплеча.
   Мердок воззрился на нее с нескрываемым ужасом.
   - Ну вот. Самое страшное я тебе сказала, дальше должно быть  полегче.  Ты
помнишь, какое у этой Вещи предназначение?
   - Как это нет Энгурры? - Эльф не смог переключиться на другую  мысль,  не
постигнув  всей  чудовищности  происшедшего.  -  Кто  мог  уничтожить  такое
княжество? Какой враг мог одолеть эльфийских воинов? Что  с  моим  -  братом
Аэдоной?
   - Не говори слишком громко. Иначе Рогмо придется отвечать на твои вопросы
самому, а мальчика нужно пожалеть -  он  слишком  много  вынес  в  последнее
время. Будь сильным и мудрым.
   Энгурру уничтожил, стер с лица земли тот, от кого  прятали  Вещь.  Аэдону
постигла судьба хранителя: рано или поздно эти смельчаки  расплачиваются  за
собственную доблесть и благородство. Рогмо пришел слишком  поздно  и  застал
только дымящиеся развалины.
   - А перстень?
   - Ты даже знаешь, что это? Перстень  Аэдона  успел  передать  в  надежные
руки. И теперь Рогмо - единственный оставшийся в живых: сам себе князь,  сам
себе подданный. И хранитель, как и его отец. Он призван помочь  мне:  грядет
новая битва с Мелькартом, и любые средства  хороши,  чтобы  успеть  первыми,
пока он окончательно не одолел нас.
   Мердок молчал так долго, что Каэ решила,  что  где-то  допустила  ошибку,
обидев гостеприимного хозяина. Но эльф поднял на нее светлые глаза и сказал:
   - Это страшно - все, что ты рассказала. Но я не удивлен. Я ожидал чего-то
подобного, хотя изо всех сил надеялся на лучшее. Слишком  много  странностей
происходит в последнее время. Те из нас,  кто  посвящен  в  древние  знания,
твердят, что так было и во времена, предшествовавшие Первой войне.
   - Не могу сказать, чтобы ты меня утешил.
   - А я и не собирался тебя утешать. Зато, зная все, что услышал от тебя, я
могу угадать, что  вы  собираетесь  делать.  Вы  едете  на  Иману  -  искать
составную часть перстня.
   - Совершенно верно.
   - Тут тебе никто не поможет. Если справишься, то сама.  Если  нет,  тогда
миру будет безразлично, почему ты не смогла.
   - Коротко и ясно.
   - Маги затевают заговор, - сказал эльф. - У нас тоже есть глаза и уши,  и
все, что мне нужно знать, они сообщают.
   - О нашем прибытии тоже сообщили твои уши?
   - Вроде того.
   - Тогда я тоже хочу поработать твоим шпионом. Корс Торун,  ваш  верховный
маг, тебе хорошо знаком?
   - Довольно  хорошо.  Но  он  сильно  изменился,  и  я  испытываю  к  нему
необъективную неприязнь.
   - Это не человек, а онгон.
   Эльф даже позволил себе присвистнуть от удивления.
   - Откуда ты знаешь?
   - Я недавно встретилась с призраком настоящего Корс Торуна, и  он  сказал
мне, что его место занимает оборотень.
   - Тогда это многое проясняет, но и многое усложняет.
   - Все усложнилось. Талисманы Джаганнатхи появились в мире  людей,  и  уже
многие пострадали, овладев ими. Вард готовится к войне.  Мелькарт  попытался
даже напасть на Малаха га-Мавета, хоть и неудачно.
   - Неужели он так близко? - молвил  князь.  -  Здесь  время  течет  как-то
иначе, а море так прекрасно, что поневоле не думаешь  ни  о  чем  другом.  И
вдруг, спустя тысячи лет, появляется твоя  единственная  в  жизни  любовь  и
объявляет, что мирное существование закончилось и грядут великие  испытания.
Скажи, ты видишь здесь справедливость?
   - Правду говоря, я вообще крайне редко ее вижу.  В  последнее  время  так
редко, что сомневаюсь в ее существовании.
   - Я могу задать тебе нескромный вопрос? - спросил Мердок.
   - Попробуй.
   -  Кто  это  удивительное  существо  в  ярком  наряде  -  толстенький   и
переливчатый какой-то? От него исходит власть и могущество, но  выглядит  он
весьма забавно.
   - Это Время, Мердок. Это  время,  которое,  отпущено  мне,  чтобы  решить
судьбу мира.
   Морской  эльф  в  течение  долгой  минуты  смотрел   на   нее   сияющими,
восторженными глазами.
   - Я  придумал,  -  произнес  он  наконец.  -  Я  сам  сопровожу  тебя  до
Кораллового моря или даже до океана. Не откажешься?
   - От такой помощи нормальные люди не отказываются, - обрадовалась она.
   - Ох, уж кто бы говорил о нормальных людях, а кто бы скромно  и  смущенно
помолчал, -  сварливо  произнес  Барнаба,  на  секунду  отрываясь  от  своей
тарелки.

***

   Черный тоннель, представляющий собой не более  чем  проход  в  абсолютной
тьме и пустоте. Но и не менее. На одном его  конце  стоит  высокий  и  худой
старик с пергаментно-желтой кожей и запавшими щеками. Глаза у  него  глубоко
ввалились от старости, кожа съежилась, как у мумии. Он держит руки поднятыми
над головой и читает нараспев  заклинания.  Странно  видеть,  какие  сильные
мускулы перекатываются под обманчиво-старческой кожей, странно слышать,  как
звучен и мощен его голос. Немощному старику положено задыхаться, если он так
долго и громко взывает к тому,  кто  должен  услышать  его  с  другого  края
Вселенной. Но дыхание старца на  удивление  ровное  и  спокойное  -  слишком
ровное и слишком спокойное. Поневоле начинает казаться,  что  в  теле  этого
человека прячется кто-то другой - мощный, молодой и опасный.  Это  на  самом
деле так, ибо это Корс Торун -  онгон,  маг-оборотень  -  взывает  к  своему
единственному повелителю.
   - Я слышу тебя, - откликается Мелькарт из неописуемой дали.
   - Она здесь, повелитель. Она собирается пересечь океан, чтобы попасть  на
Иману.  Глупый  слуга  не   сумел   ее   остановить,   за   что   поплатился
существованием. Но у меня еще много частей камня Шанги.
   - Побереги его, - доносится  до  разума  онгона,  -  я  пошлю  к  ней  Йа
Тайбрайя. Позаботься о том, чтобы на этот раз промаха не было.
   - Да, величайший. Скоро весь мир будет твоим.
   - Я и сам это знаю, - тает во тьме.

***

   Это путешествие коренным образом  отличалось  от  предыдущего  странствия
Каэтаны по Варду. Изысканная красота, уют и роскошь, а также приятные мелочи
постоянно сопровождали ее на всем  пути.  Все  друзья  наперебой  стремились
сделать ей что-нибудь приятное, и даже Барнаба разучил пару песен и подобрал
к ним не лишенный мелодичности голос, так что его не раз  просили  повторить
выступление; случалось, он и аплодисменты срывал. Но все  это  было  слишком
хорошо, чтобы длиться долго. Идиллия закончилась  на  подходе  к  Эш-Шелифу,
столице Хадрамаута.
   Этот  город  был  настолько  своеобразен  и  красив  непривычной   глазу,
особенной красотой, что заслуживает нескольких слов, чтобы описать  его  для
тех, кто не видел этого дива. Если верить легендам, главным зодчим Эш-Шелифа
был сам Йабарданай, в ту пору еще совсем юный и мечтательный,  только-только
поселившийся на Арнемвенде и полюбивший этот мир со всем  пылом  и  страстью
соучастника творения. Разоренный  недавно  закончившейся  войной,  Арнемвенд
представлял собой груду живописных развалин, по которым бродили  растерянные
люди, лишенные прошлого, настоящего  и,  возможно,  будущего.  Древние  боги
пришли к людям с тем, что принесли им  это  грядущее,  и  Повелитель  Водной
Стихии не стал исключением.
   Хадрамаут и непоседливое его  население,  одержимое  страстью  к  морю  и
далеким странствиям, стали его особенной любовью. Это для  них  он  выстроил
прекрасный Эш-Шелиф, который буквально висел  в  воздухе  на  многочисленных
мостах, галереях и переходах над лазурным пространством каналов, бассейнов и
рукотворных озер. А с дозорных башен была видна фиолетовая гладь Кораллового
моря. Три храма Эш-Шелифа  -  храм  Йабарданая,  храм  Йа  Тайбрайя  и  храм
Астериона, которые почитали  моряки  всего  Арнемвенда,  славились  на  весь
цивилизованный мир.
   Нынешний правитель Хадрамаута - Великий Понтифик Дайнити Нерай, Муж  Моря
и Сын Великого Океана, сидел в одиночестве в смотровой башне своего  дворца,
когда непрерывно кланяющийся придворный объявил ему о том, что в приемной  с
почтительным нетерпением ожидает сам Корс Торун, верховный маг и  неизменный
советник  государя.