аверное,  зачем  она  так  рвалась  назад!   Сознание   собственной
необходимости, незаменимости и нужности для всех этих существ, среди которых
людей была едва ли половина, придало ей сил. Она была  уверена  в  том,  что
сделает все, чтобы этот мир продолжал радоваться жизни и  не  был  уничтожен
злой волей.
   Потом до ее слуха долетели высокие и пронзительные звуки. Она осмотрелась
и моментально все поняла, как  только  заметила  в  толпе  встречающих  трех
рыжевато-серых мохнатых малышей - это хортлаки выражали восторг  и  радость.
Хорошо еще, что они догадались отрядить  всего  несколько  посланцев,  а  не
явились шумной и голосящей армией.
   - Все-таки вы, госпожа, сумели улизнуть, - засмеялся Куланн. -  Я  выехал
вам вслед, но татхагатха  велел  мне  возвратиться.  Он  сказал,  что  троих
бессмертных и четырех фенешангов вполне достаточно для вашей охраны.
   - Вижу, ты этому не очень веришь, - усмехнулся Джоу Лахатал, появляясь из
ущелья.
   За ним выехал га-Мавет, а следом - Арескои на  седом  скакуне  Бордонкая.
Ущербная Луна висела в чехле, притороченном к седлу...
   Через несколько секунд компания была в сборе, и Барнаба уже  обнимался  с
суровым сангасоем. Они успели крепко  сдружиться  за  время  путешествия  на
Иману.
   - А где же Магнус и Номмо?  -  немного  разочарованно  протянул  толстяк,
когда первые восторги утихли.
   - Остались во дворце. Хозяин заявил, что должен  лично  присматривать  за
поварами, чтобы те приготовили настоящие шедевры  кулинарного  искусства,  и
никак иначе. А Магнус намекал загадочно про какой-то сюрприз, но я точно  не
знаю.
   - А отчего Лоой не трогается с места?
   - Госпожа, - укоризненно покачал головой Куланн, - он же капитан и должен
встречать вас хоть  на  каком-нибудь  корыте,  спущенном  на  воду.  Здорово
подозреваю, что за неимением оного он бы лично соорудил ветхий плотик и  так
бы и качался на волнах.
   Спутники пришпорили коней и галопом пересекли широкую Шангайскую равнину.
У самой баржи Каэ спрыгнула на землю, легко взбежала по трапу и обняла Лооя.
   - Спасибо...
   - Как трогательно! - произнес кто-то у нее над ухом.
   Она осторожно скосила глаза и увидела  три  черные  фигуры  в  неизменных
капюшонах, натянутых на лица.
   Да-Гуа, Ши-Гуа и Ма-Гуа тоже приняли участие во встрече.
   Нингишзида, увидев возле  Каэ  три  расплывчатые  тени  в  черных  рясах,
схватился за голову. Эти несносные галлюцинации снова вернулись и  принялись
изводить его - и ведь как некстати!

***

   Трое монахов сидят на берегу Охи и болтают ногами в  воде.  Река  на  это
никак не реагирует - ни  всплесков,  ни  волн,  ни  кругов.  Бьется  себе  о
песчаную отмель и шуршит, не  обращая  на  них  внимания.  Трое  монахов  не
зависят от этого мира, так же как он не зависит от них. Наверное, именно  по
этой причине они призваны миром  в  качестве  сторонних  наблюдателей.  Трое
монахов  не  предсказывают  будущее,  но  предполагают  наиболее   вероятное
развитие событий. Теоретически они способны ошибаться; но  на  практике  это
произошло с ними  всего  один  раз  -  когда  они  оценили  возможность  Каэ
вернуться  в  прежнее  качество  как  ничтожно  малую,  а  следовательно   -
неосуществимую.
   Каэ устроилась рядом, обняв себя за колени; больше всего  она  похожа  на
девочку, улизнувшую от строгих  воспитателей.  Роль  воспитателей  в  данном
случае играет огромная толпа людей, нелюдей и трое бессмертных, в  удивлении
взирающих на то, как Интагейя Сангасойя внезапно покинула всех и отправилась
беседовать с... пустотой.
   Обсуждать  действия  повелительницы  народ  Сонандана  не   намерен,   но
изумляться волен; вот и изумляется в свое  удовольствие.  Все  равно  больше
делать нечего.
   Да-Гуа извлекает из складок своей  накидки  знакомую  уже  Каэ  шкатулку,
поверхность которой постоянно меняется в зависимости от того, о каком  месте
Арнемвенда пойдет речь. Монах раскрывает ее и  вытряхивает  прямо  на  песок
множество фигурок; затем начинает вытаскивать наугад некоторые.
   Шкатулка очень долго, дольше, нежели обычно,  переливается  и  перетекает
разными формами и цветными пятнами, пока не останавливается на чем-то одном.
Ши-Гуа разворачивает  ее  наподобие  шахматной  доски,  предоставляя  Да-Гуа
возможность расставлять на ней  миниатюрные  изображения.  Они  выполнены  с
таким искусством,  что  абсолютно  точно  воспроизводят  оригинал,  создавая
иллюзию полной достоверности происходящего на поверхности шкатулки.
   - Что это? - спрашивает Каэ.
   Да-Гуа в замешательстве поднимает на нее глаза.
   - Я спрашиваю, что это за отвратительное  местечко?  -  И  она  указывает
рукой на четкое и яркое изображение.
   - Джемар, - лаконично поясняет Ма-Гуа.
   - Траэтаона, Тиермес, Веретрагна, Вахаган, - перечисляет Да-Гуа  фигурки,
попадающиеся ему в руки, -  и  еще  кто-то...  без  лица.  На  него  следует
обратить особое внимание. Ну и хорхуты, куда же без них.
   - Что делает Тиермес на Джемаре? - требовательно спрашивает Каэ.
   - Это ты и выяснишь у него, когда отправишься  следом,  -  успокоительным
тоном сообщает Ши-Гуа.
   Все это время  Ма-Гуа  молчит,  только  внимательно  разглядывает  Богиню
Истины.
   - На какой Джемар? - спрашивает она грозно. - Я собиралась разбираться  с
делами здесь.
   - С делами надо разбираться  там,  где  они  по-настоящему  неотложны,  -
наставительно говорит Ши-Гуа.
   Интагейя Сангасойя переводит взгляд на Да-Гуа.
   Но Да-Гуа молчит.
   - Ты нужна там, - тихо произносит Ма-Гуа. - Это твоя судьба, и даже  тебе
от нее никуда не деться.
   - Сколько талисманов тебе  осталось?  -  говорит  Ши-Гуа  после  недолгой
паузы.
   - Сейчас скажу, - радостно  вмешивается  в  разговор  Ниппи.  Похоже,  он
возмущен до глубины души, что к нему лично до сих пор никто не обратился.  -
Подставляйте пальцы, будем считать.
   То, что Ниппи научился разговаривать не только со своим хранителем, но  и
с окружающими, - это сомнительное достоинство. Но трое  монахов  по-прежнему
невозмутимы.
   - Мы считаем, - говорит Да-Гуа. - Перечисляй.
   - Первый был уничтожен в храме Нуш-и-Джан, когда меня еще не восстановили
из небытия ("Счастливое время", - вздыхает Кахатанна); второй - в  Хахатеге.
Третий и четвертый погибли в Эль-Хассасине; пятый был на оногоне Корс Торуне
в момент его смерти. Шестой я обнаружил в развалинах старого города, седьмой
охраняла мантикора, еще четыре  нашли  в  тайнике  на  болотах,  на  границе
Сарагана с Мерроэ. Итого одиннадцать. Я верно подсчитал?
   Каэ беззвучно шевелит - губами, ведя собственный подсчет.
   - Верно? - возвышает голос перстень.
   Она приходит в себя, встряхивает головой.
   - Совершенно верно, одиннадцать. Из существовавших тридцати.
   - Это блестящий результат за столь краткий срок,  -  серьезно  произносит
Ма-Гуа.
   Ши-Гуа молчит. Только ласково поглаживает  Богиню  Истины  по  руке.  Ему
искренне  жаль,  что  она,  призванная  дарить  надежду  и  свет,  вынуждена
странствовать  по  миру.  сражаясь  и  убивая,  подвергая  себя  смертельной
опасности, а иногда и чему-то похуже.
   - Тебе нужно немедля отправляться  на  Джемар,  -  мягко,  но  настойчиво
говорит Да-Гуа.
   - Карусель какая-то, - сердится Каэ.
   - Что поделаешь. Могу утешить - у тебя появится помощник. Он  значительно
облегчит это странствие.
   - И на том спасибо.
   Трое монахов молчат, мнутся, и Каэ  наконец  замечает,  что  они  от  нее
что-то скрывают.
   - Случилось еще что-нибудь?
   -  Что  ты  думаешь  о  предсказании?  -   спрашивает   Да-Гуа,   немного
поколебавшись.
   - О том, что этот мир просто обязан погибнуть? Ничего... Ничего  хорошего
я об этом не думаю. Кстати, вы знаете, кто так решил?
   - Сила, с которой не спорят...
   - Ну уж дудки! С кем это не спорят?
   - Каэ, - мягко произносит Ши-Гуа, - мы помогаем тебе  как  можем,  но  ты
должна быть готова к тому, что самые отчаянные твои усилия пойдут прахом.
   - К этому я никогда не буду готова, - упрямо цедит она сквозь зубы.  -  Я
предпочитаю решать сама за себя.
   - Может, это и есть самое правильное решение, - внезапно проясняется лицо
Да-Гуа. - Не думай о том, чего еще не  случилось.  И  занимайся  неотложными
проблемами, их у тебя хватает.
   Ма-Гуа протягивает руку с зажатой в ней фигуркой:
   - Такие подсказки запрещены,  но  мы  слишком  неравнодушно  относимся  к
тебе...
   - Это тоже не поощряется, - сообщает Да-Гуа. - Но  ты  можешь  подглядеть
одним глазком - это уже случайность, а все  случайности  даже  мы  не  можем
рассчитать.
   Она бросает быстрый взгляд на фигурку, и ей кажется, что это урмай-гохон.
Но она не стала бы утверждать наверняка.
   - Нам пора, - шелестят три голоса, сплетаясь в плеск воды.
   Каэтана молчит, но теперь есть кому ответить за нее.
   - На Джемаре существует несколько талисманов, - радостно объявляет Ниппи.
- Мы вскоре отправимся туда, можете на меня положиться.
   Трое монахов медленно растворяются в волнах Охи. Показалось ли  Каэ,  что
она слышала тихий-тихий смешок?

***

   Огромный дракон, сверкая золотистой чешуей,  сидит  на  крепостной  стене
Салмакиды. Мощный хвост лежит неподвижно, спускаясь  чуть  ли  не  до  самой
земли. Люди толпятся невдалеке, любуясь своим гостем - драконов в  Сонандане
не боятся, весьма почитают и любят, но все же они редко спускаются с гор.
   В последнее время - чаще.
   Гораздо чаще.
   Древний зверь сидит спокойно, его когтистые лапы впились в камень, и  тот
медленно крошится, осыпаясь на землю. По стене, которой обнесена  Салмакида,
могут свободно проехать рядом трое всадников, и  еще  место  останется.  Но,
глядя на дракона, жители столицы понимают, насколько ненадежна и хрупка  эта
ограда. Так себе - заборчик.
   Ящер изгибает шею, поднимает голову и начинает петь.
   Поющий дракон - зрелище восхитительное, и толпа у подножия стены замирает
в восторге и благоговении.
   Дракон приветствует Великую Древнюю богиню  -  Интагейя  Сангасойю,  Суть
Сути и Мать Истины.
   - Аджахак!
   - Здравствуй, дочь Драконов! - разевает пасть ящер.
   Каэ удивляется, потому что в ее многочисленные титулы никогда  не  входил
этот.
   - Доспехи Ур-Шанаби признали тебя. - Дракон легко  наклоняется  к  ней  с
крепостной стены, и его исполинская голова оказывается  на  одном  уровне  с
землей. Крошечная фигурка богини  выглядит  игрушечной,  словно  только  что
добытой из шкатулки, принадлежащей трем монахам.
   Разговор происходит неслышно для  остальных.  Древний  зверь  не  владеет
человеческой речью, да и рев его свалил бы с ног любого собеседника. По этой
причине  со  времен  возникновения  человека  драконы   научились   напрямую
передавать свои мысли. Для богов они не стали делать исключения, а боги и не
протестовали.
   - Я счастлив, что ты стала нашей - по крови.
   Аджахак рассматривает Каэтану внимательно, затем спрашивает:
   - Ты убила мантикору?
   - Да, убила. И кажется, случайно. Во всяком  случае,  я  бы  не  решилась
повторить этот бой, - откровенно признается Богиня Истины. Она считает,  что
грешно лукавить с одним из самых мудрых существ Арнемвенда.
   - Ты помнишь, как это произошло? - настаивает дракон.
   Кажется, его интересует что-то вполне конкретное, но она  не  знает,  что
именно, а описывать схватку в подробностях... Подробностей-то никаких  и  не
было. Гораздо больше Каэ хотела бы обсудить  то,  что  произошло  уже  после
смерти мантикоры, но она честно пытается ответить на поставленный вопрос.
   - Мантикора боится дракона - я столько раз слышала это  до  сражения,  да
еще и доспехи попались таким чудесным образом... в общем, мне показалось  на
какой-то миг, что я стала  драконом.  Прости,  Аджахак,  эту  дерзость  -  я
понимаю, что так не может быть на самом деле. Тем более что магия надо  мной
невластна... Просто почудилось. Главное, что это помогло по-настоящему.
   - Кто знает, что может, а чего не может быть. -  Ящер  лукаво  сощуривает
громадный изумрудный глаз. - Ты готова?
   - К чему я должна быть готова? - подозрительно спрашивает Каэ.  Внутренне
она уже собралась опротестовывать решение о принятии ее  в  сплоченные  ряды
драконов.
   - Я отвезу тебя на Джемар, - говорит Аджахак.
   Каэ поклялась бы, что глаза зверя искрятся невероятным весельем -  скорее
всего свою последнюю мысль ей от него утаить не удалось.
   - Мне сказали монахи, что у  меня  появится  помощник,  -  старается  она
перевести разговор в нужное русло. -  Если  это  ты  и  есть,  то  я  просто
счастлива. Скажи, неужели ты для этого прилетел с Демавенда?
   - Не  только,  -  тихо  отвечает  дракон.  -  Братья  решили,  что  детям
Ажи-Дахака уже пора принимать участие в происходящем. Мир клонится к закату.
А так хочется еще погреться на солнце.
   - Справедливо.
   Кахатанна  оглядывается.  Ее  спутники,  многочисленные  войска  и  армия
подданных мнутся невдалеке, не решаясь перебивать двух  беседующих,  изнывая
на солнцепеке от жары, а еще больше - от любопытства. Бессмертные  деликатно
маячат в стороне, чтобы не смущать публику своим присутствием.
   Татхагатха и верховный жрец выглядят серьезными и встревоженными...
   Черный  бык  Малана-Тенгри  тоскует,  ибо  настал  час  кормежки,  -   он
укоризненно смотрит на Каэ и шумно вздыхает. Даже у стены слышно.
   - Понимаю, - молвит Аджахак. - Ступай к ним, отдыхай. Я встретил  тебя  и
рад этому. Но помни, времени у нас немного, и потому не теряй его зря. Когда
будешь готова к походу, приходи. Я стану ждать тебя на  Шангайской  равнине,
чтобы не нарушать покой бедных людей.
   - Мне неудобно, Аджахак, - протестует она.
   - Извини, это мне неудобно. Стена у вас какая-то хрупкая, и мне совсем не
хочется обрушить ее своей тяжестью, иначе  Нингишзида  окончательно  утратит
уважение к древним существам.
   - Тебе прислать жертвенных животных?
   - Пообедаю, - соглашается Аджахак. - Но не больше стада: я сыт.

***

   В парадном зале звучали музыка, смех и приветственные крики.  Произносили
невесть  какой  по  счету  тост  во  славу  повелительницы   Сонандана,   ее
многочисленных друзей и сподвижников.
   Столы буквально ломились под тяжестью золотой и серебряной посуды,  щедро
украшенной драгоценными камнями. Звонко пели птицы, порхающие под  потолком.
Стены и колонны были  увиты  плющом,  буйно  цветущим  красными  и  голубыми
цветами. В  мраморных  бассейнах  плескались  цветные  рыбешки.  В  огромных
перламутровых раковинах, привезенных из  Хадрамаута,  горами  были  навалены
спелые фрукты.
   Джоу  Лахатал,  впервые  принимавший  участие  в  подобных  празднествах,
оглядывался  в  недоумении  и  смущении.  Его  удивляло   все,   что   здесь
происходило: и доблестные военачальники и вельможи, относившиеся  к  нему  с
уважением, но не более того - без тени священного трепета или  благоговения,
каковой  им  полагалось  бы  испытывать  в   присутствии   Верховного   бога
Арнемвенда, - большинство из них по многу раз предлагали чокнуться,  радушно
угощали и все  время  пытались  завязать  беседу.  Змеебог  вертел  головой,
пытаясь отыскать братьев, но га-Мавет не обращал на него  внимания,  занятый
разговором с Номмо. Желтоглазый  Бог  Смерти  питал  слабость  к  маленькому
альву, который напоминал ему своего кузена - Воршуда. Тхагаледжа  и  Арескои
увлеклись спором о преимуществах секир и  топоров  перед  остальным  рубящим
оружием, при этом правитель Сонандана быстро что-то черкал на плотной бумаге
- как оказалось впоследствии, Бог  Войны  согласился  позировать  для  серии
портретов.
   Каэтану окружили тесным кольцом Магнус, Куланн, Могаллан  и  То  Кобинан.
Она звонко смеялась, глядя, как молодой чародей жонглирует вилками...  Рядом
с ней пристроились в уголке пушистые хортлаки, вымытые и чуть ли не  завитые
по такому торжественному случаю. Было их четверо, и среди них  -  Мика,  тот
самый, что пытался рассказать ей некогда свою историю.
   Астерион заглянул на полчаса: больше вынести в закрытом помещении не мог,
но оставил по себе память - ветер, звучащий музыкой. Словно сотни  крохотных
хрустальных и серебряных звоночков пели, кружась над столами.
   Джоу Лахатал чувствовал себя немного странно - уходить ему  не  хотелось,
праздник удался на славу, но и привыкнуть к  своему  новому  положению  было
нелегко. Каэ заметила его растерянный взгляд и пересела поближе к  Змеебогу,
ухватив из-под носа у Барнабы кувшин со своим любимым зеленым вином.
   -  Вот,  попробуй,  -  предложила  она  Лахаталу.  -  Заслуживает  твоего
внимания. Жнец таскает его из моих погребов бочками, но ты  не  проговорись,
что я об этом знаю, - ему доставляет особенное удовольствие не столько вино,
сколько собственная ловкость и неуязвимость.
   Лахатал пригубил из  высокого  бокала,  почмокал  губами  и  расплылся  в
блаженной улыбке.
   - Поверишь, я бы тоже это вино таскал.
   - Нужды нет - и так подарю.
   - Боюсь тебя спрашивать, - произнес Владыка  Арнемвенда,  -  скорее  даже
вовсе не хочу знать, зачем пожаловал к  тебе  Аджахак,  но  драконы  слишком
редко ходят в гости, чтобы я мог не обратить внимания на это.
   Каэ повертела в руках тонкостенный бокал, посмотрела вино на свет,  и  по
выражению ее лица Лахатал понял, что на сердце у его собеседницы  не  просто
кошки скребут.
   - Не успеваем? - шепнул он.
   - Да нет. Должны успеть, но... Аджахак, видишь ли, предоставляет себя мне
в виде транспортного средства.
   - Почему именно сейчас? - насторожился Змеебог.
   - Они все делают вовремя - мудрость у них уже не только в крови, но  и  в
костях, и в когтях, и в клыках... Значит, так нужно. И в этом странствии мне
потребуется помощь дракона. Но беда, Джоу, в том, что мне постоянно кажется,
будто я что-то упускаю из виду. Я бы не отказалась сейчас от  любой  помощи:
мне нужен совет. Совет  существа  древнего,  знающего.  Но  Аджахак  говорит
загадками, и это так некстати. Я устала быть Сутью  Сути  и  одновременно  -
Истиной. Я спать хочу. Я плакать хочу от испуга и отчаяния, понимаешь? Какая
из меня защитница Арнемвенда, если я  посуду  бы  с  огромным  удовольствием
переколотила, но нельзя: все смотрят, все внимают. Я не  могу  их  подвести.
Где те блаженные времена, когда ты на меня охотился?
   Джоу Лахатал несколько покраснел, но утешил себя тем, что краска  на  его
щеках может быть вызвана и обилием горячительных напитков, и  даже  отсветом
его алого плаща.
   Каэ неожиданно легко рассмеялась.
   - Ты о чем? - спросил Змеебог.
   - А ты сам погляди, у моих придворных дам голова идет  кругом  -  столько
богов-красавцев вокруг. Непонятно, с кем кокетничать в первую очередь.  Вот!
Смотри - да не там, справа!
   Лахатал обернулся как раз  вовремя,  чтобы  увидеть,  как  очаровательная
молодая особа лет двадцати с небольшим  с  грациознейшим  поклоном  поднесла
га-Мавету кубок с пенящимся вином,  Бог  Смерти  недоверчиво  лизнул  языком
шипящую поверхность напитка, и на лице его отразилось изумление, смешанное с
восторгом. Девушка таяла и млела.
   - Вот тебе и на! - расхохотался Змеебог.  -  Женщины  -  самые  отчаянные
существа в мире. Ни один демон, ни один джат, ни один урахаг не  подойдет  к
га-Мавету и на полет стрелы, а ей кавалер понадобился.
   Его слова оказались пророческими, потому что молодая особа успела  что-то
шепнуть на ухо  желтоглазому,  и  тот  изумленно  уставился  на  нее  своими
кошачьими вертикальными зрачками. Затем  посуровел  и  отрицательно  покачал
головой.
   - Не состоялось, -  прокомментировала  Каэ.  -  Но  все  равно  интересно
наблюдать. - Она бросила на Джоу Лахатала короткий взгляд  и  тем  же  тоном
добавила:
   - А пока меня не будет, ты бы навестил Таор, Тевер и Фарру. У  меня  душа
не на месте.
   - Навещу, - серьезно пообещал Змеебог, - а теперь  приготовились.  К  нам
быстро приближается важная персона.
   - О!
   - Великие  позволят?  -  Нингишзида,  убедившийся  наконец,  что  на  них
обращают внимание постольку