? Если не развесишь  свой  мешок  для  просушки,  завтра  пойдешь  в
мокром.
     Он опять был  прав,  хотя  свою  правоту  выказал  в  своей  обычной,
по-мужски свинской манере. Яра поспешно  проглотила  последний  кус  мяса.
Платье было отвратительно холодное, с него все еще текло. Она распяла  его
на стене -- жар от очага, сложенного из широких камней достигал хорошо,  к
утру высохнет.
     Когда  обернулась,  Томас  невозмутимо   раздевался.   Она   замерла,
возмущенная и восхищенная в то же время. Его  широкая,  как  дверь,  грудь
блестела в капельках влаги.  Пластины  мускулов  были,  как  латы  римских
легионеров, и в поясе он был тонок, но и там тугие мышцы теснились крутыми
валиками. Узкие бедра переходили в длинные стройные ноги. Он был  чересчур
по-мужски силен.
     -- Ты как хочешь, -- сказал Томас, стягивая сапоги, --  но  я  сейчас
завалюсь спать.
     Она оторвала  взгляд,  чувствуя  себя  виноватой,  пошла  расправлять
платье по бревенчатой стене, хотя оно висело как нельзя лучше.  За  спиной
слышала, как шелестели его брюки:  намокли  и  стягивались  с  трудом,  он
ругался сквозь зубы.
     Отвернувшись, он прилаживал на стене брюки, цепляя за выступы, а  Яра
снова обратила взор к очагу. Однако  его  спина,  покрытая  буграми  мышц,
как-то снова оказалась  перед  ее  глазами,  и  сейчас,  когда  эти  мышцы
двигались, шевелились, жили своей жизнью, она ощутила, как  наконец  кровь
ее разогрелась, прилила к щекам.
     Томас наконец повернулся, а Яра поспешно уронила взгляд.  Еще  решит,
что она бесстыжая.  Томас  пощупал  камни,  скривился,  но  лег,  потом  с
облегченным вздохом растянулся во всю длину. Руки закинул  за  голову,  от
чего могучие мышцы груди вздулись, а живот провалился. На волосатых  ногах
исчезали, испаряясь, капельки влаги.
     Яра спросила настороженно:
     -- Ты собираешься спать на этих камнях?
     -- Нет, если ты придумаешь что-то лучше.
     Она обвела отчаянным взглядом тесную избушку. Летучая мышь смогла  бы
зацепиться под потолком, а жуки-дровосеки находят приют прямо  в  бревнах,
но ей больше придумать вот так сразу что-то трудно.
     -- А где лягу я?
     -- Ну... несмотря на твои объемы, мы можем кое-как уместиться на этих
камнях.
     Она зло посмотрела на его очень серьезное лицо, где  в  синих  глазах
поблескивали насмешливые огоньки.
     -- Я не лягу с тобой!
     -- Как  хочешь,  --  сказал  он  безучастно.  --  Хотя  костер  скоро
погаснет, а ночь холодная. Ты даже  не  прогрелась  как  следует.  К  утру
будешь кашлять кровью.
     Внезапная дрожь прошла по телу. Яра ощутила, что в самом  деле  холод
не весь ушел из нее. Но каменная постель была так узка, что рядом  с  этим
самонадеянным мужиком, наглым и неотесанным, несмотря на свое высокомерие,
осталась узкая полоска. А тут еще не может оторвать глаз от  его  могучего
тела, твердого, как будто  вырезали  из  старого  дуба  и  отполировали  и
покрыли лаком, горячего, пахнущего зовущим  мужским  ароматом,  ее  сердце
начинает  стучать  чаще,  а  кровь  переполняет  вены,  горячей   тяжестью
отзывается в низу живота!
     -- Дура, -- сказал он устало, -- У меня есть дама сердца. У меня есть
даже невеста! Настоящая благородная леди, которая ждет.
     Она ощутила, как по сердцу прошла холодная волна. Непослушными губами
сказала глухо:
     -- Ну и что? Ты ведь мужчина.
     -- Я едва жив, поняла?.. Я устал, чтобы даже  думать  о  тебе  как  о
женщине. А самое главное, в моих глазах ты совсем не женщина.
     Рассерженная, она подошла ближе, избегая смотреть на него,  осторожно
опустилась на край. Он со  вздохом,  выказывая  терпение  по  отношению  к
тупоголовой дуре, протянул руку и подгреб ее ближе. Ее голова оказалась на
его плече, он придерживал ее обеими руками. Его тело было горячим,  и  Яра
напомнила себе, что только для этого она и легла:  сохранить  тепло,  ведь
костер уже угасает, и чем они ближе друг к другу, тем теплее.
     Ее грудь упиралась ему в бок, а ноги касались его горячих мускулистых
ног, покрытых жесткими  волосами.  Запах  мужчины  обволакивал  ее,  кровь
бросилась к щекам, а уши запылали так, что он мог  ощутить  жар.  Ее  щека
чувствовала его плотную кожу. Обе руки она держала  между  ними,  все-таки
какой-то барьер, но и там она чувствовала кончиками пальцем тугие волоски.
     Костер уже догорел. От россыпи багровых  углей  вся  избушка  была  в
темно-красном свете. Тени двигались,  перескакивали  со  стены  на  стену,
тянули к ним угрожающе растопыренные лапы. Воздух  был  чуть  теплый,  но,
если сравнить с тем холодным ужасом за стенами, просто горячий. К тому  же
снаружи доносилось то пугающее уханье филина, то чей-то  жуткий  крик,  то
треск, словно медведь уже ломился в избушку.
     -- Ты спишь? -- спросила она тихо.
     -- О Пресвятая Дева! Что ты хочешь?
     -- Да так... Спи.
     Он  недовольно  хрюкнул,  но  глаза  не  открыл.  Яра  не  двигалась,
чувствовала, что ее тело все еще напряжено до предела.  Лицо  Томаса  было
совсем рядом, она всматривалась в него без помех. Он уже  заснул,  твердые
складки у губ слегка  смягчились.  Он  не  красавец,  напомнила  она  себе
настойчиво. Даже в спящем слишком много силы,  звериной  мощи,  готовности
дать сдачи. Ресницы длинные, как у женщины, но один шрам рассекает  бровь,
другой идет через левую скулу, а третий, самый глубокий, портит щеку.
     И челюсти слишком широки, сказала себе злорадно. Нижняя выпячена так,
что даже у спящего сохраняется выражение надменности  и  упрямого  желания
ломиться через жизнь, несмотря на все препятствия, помехи,  многочисленных
врагов. Только губы выглядят человеческими.  Они  уже  почти  вернулись  к
прежним размерам.
     Она не заметила, когда напряжение ушло из  ее  тела.  От  камней  шло
тепло, но еще больше тепла она брала от горячего  тела  мужчины,  на  чьем
плече лежала ее голова. Как-то сама собой,  почти  засыпая  и  устраиваясь
поудобнее,  она  закинула  ногу  на  его  тело,  ощутила,  как  наконец-то
окончательно ушли из нее остатки холода. Внутри разлилось блаженное тепло.
Она  лежала,  прижавшись  к  его  боку,  положив  голову  на  его   плечо,
чувствовала как ее нежную кожу почти царапают его жесткие волосы, и все же
чувствовала себя так, будто наконец-то заняла свое  настоящее  место.  Под
нею камни, хотя она знала  постели  помягче,  за  стенами  избушки  темный
враждебный лес, хотя опять же знала окружение и  лучше,  за  ними  гонятся
нанятые убийцы, драконы, маги  и  колдуны,  впереди  земли  с  враждебными
племенами, а за каждым их шагом могут следить Тайные,  но  все  равно  она
почему-то ощутила себя в безопасности и очень счастливой.
     Дура, напомнила она себе, засыпая. Он так и сказал.

     Глава 12

     Просыпалась она с трудом, не в силах оторваться от подушки, теплой  и
набитой волосами. От нее шел хороший  обволакивающий  запах,  в  ней  была
надежность и безопасность, и Яра вжималась в нее, потому  что  воздух  был
холодный, негостеприимный, а она цеплялась за остатки ночного тепла.
     Обе ее руки лежали поверх подушки,  держались  за  дубовый  столб,  к
которому прикреплена ее роскошная кровать, ноги куда-то  соскользнули,  но
тоже лежат на теплом, надежном, слегка щекочущем ее нежную кожу.
     Наконец она с великой неохотой  открыла  глаза.  Ей  пришлось  слегка
повернуть голову, потому что волосы торчали из подушки так часто, будто та
порвалась. Ее щека лежала не на подушке. Замерев,  она  старалась  понять,
что же случилось, и тут разом поняла, что она, спасаясь от холода, во  сне
вскарабкалась на Томаса целиком, спала на нем, обхватив обеими  руками  за
шею, приняв ее за дубовый столб, а ноги ее лежали поверх его ног. А живот,
она ощутила с ужасом, горячий, как огонь, и мягкий, как горячий воск,  был
прижат к его твердому, как дерево, брюху.
     В ужасе, чувствуя, что рубаха на ней задралась так, что не только  ее
голый живот, но и грудь прижата к нему, Яра начала потихоньку  сползать  с
него, моля всех богов, в том  числе  и  нового,  Христа,  чтобы  Томас  не
проснулся.
     Не удержавшись на краю ложа из камней, упала на землю,  отвратительно
холодную и сырую. Вскрикнула, а сверху раздался голос, в котором не было и
намека на сон:
     -- Доброе утро!.. Ты где?
     -- Здесь, -- пропищала она, отчаянно натягивая рубаху до коленей.
     -- А, -- сказал он, зевнул  и  потянулся.  Она  слышала,  как  сладко
захрустели суставы. Похоже, он не двигался всю ночь. Спал, как убитый.  --
Ты там и спала всю ночь?
     -- Да, -- вымученно ответила она, прекрасно зная, что  он  знал,  где
она спала и как спала. Хуже того, знает, что она знает, что он знает!
     Томас приподнялся, сидя, потер кулаками глаза.  Яра  опять  не  могла
удержать глаз, что сами поворачивались, следили за каждым  его  движением.
Вот на этой волосатой груди она спала сладко, а ее руки, которые она перед
сном держала как барьер перед ними, обхватывали его за шею, а то и гладили
по мохнатой, как у зверя, груди!
     Он поднялся, пощупал на стене развешанную  одежду.  Яра  не  отрывала
взгляда от его широченной мускулистой спины. Он спал на камнях, да еще она
навалилась, как колода, но на спине не отпечаталось и полоски.  Его  спина
мало уступала камню по твердости, под гладкой кожей перекатывались  тугие,
как корни старого дуба, мускулы.
     -- Готова? -- спросил он, не  оборачиваясь.  Снял  с  колышка  брюки,
повернулся, брови взлетели вверх. -- Ты так  и  собираешься  жить  в  моей
рубахе?
     -- Нет, конечно, -- ответила она сердито. -- Отвернись!
     -- Я уже отворачивался, -- буркнул он, но повернулся лицом к стене.
     Наблюдая за ним подозрительно,  она  поспешно  стащила  через  голову
рубаху. Ее шелковистая  нежная  кожа  от  холодного  воздуха  сразу  пошла
крупными пупырышками, и Яра испугалась, что вдруг он обернется  и  увидит,
какая у нее отвратительная кожа. Еще подумает, что она болеет коростой,  а
то и вовсе шелудивая.
     -- Уже? -- спросил он, когда она  отбросила  рубаху  и  потянулась  к
платью.
     -- Нет!!! -- заверещала она в панике.
     --  Почему  нет?  --  удивился  он  и  сделал  вид,  что   собирается
повернуться.
     Она, как дикая кошка, ухватила платье, отпрыгнула  и,  испепеляя  его
взглядом, стала поспешно натягивать платье, что как на зло село и налезало
туго, застряв в плечах, а она, с таким чехлом на голове, ничего не видела,
сжималась от стыда и унижения, ибо он  мог  повернуться  и  таращить  свои
бесстыжие глаза на ее посиневшую как у гусыни на морозе пупырчатую кожу.
     Когда голова наконец пролезла в  вырез  платья,  Томас  стоял  к  ней
спиной. Уже или все еще. Плечи его подрагивали, будто удерживал смех.  Яра
стиснула зубы. Может быть, он и подглядывал, а потом, чтобы не лопнуть  от
смеха, отвернулся. У них, мужчин, вся порода такая -- бесстыжая, наглая.

     Когда вышли к реке, осеннее солнце упало на плечи, и Яра ощутила хоть
какое-то тепло. Томас спихнул плот на воду, Яра села посредине, а он встал
с веслом у края. От воды несло холодом, и Яра  сжалась  в  комок,  стучала
зубами. Постепенно воздух  теплел,  но  вода  не  нагревалась  от  бедного
осеннего солнца, и холод пробирал до костей.
     Течение все ускорялось. Томас уже не греб, а только  отталкивался  от
берега, если подносило слишком близко, отпихивал  плывущие  рядом  бревна,
выворотни, трупы зверей. Однажды Яра взвизгнула,  когда  к  плоту  прибило
раздутый труп коровы. Томас обернулся, с невозмутимым видом ткнул  шестом,
корова уплыла вперед.
     -- И куда мы? -- спросила она.
     -- На север, -- ответил он. -- Даже на северо-запад.
     -- Не думаю, что эта река течет по Британии!
     Он невозмутимо двинул плечами:
     -- Все реки впадают в море. А за этим морем лежит моя Британия.
     Она наблюдала  за  ним  с  ненавистью.  Слишком  самоуверен,  слишком
высокомерен,  чтобы  к  нему  можно  было  чувствовать  хотя  бы  малейшую
симпатию. Надменность, которая якобы обязательно должна быть врожденной  у
человека благородного происхождения, брызгала у него из каждой поры. А это
портило его еще больше, чем  лицо,  испещренное  шрамами,  или  квадратные
плечи.
     Он прислушался, голос был тревожный:
     -- Впереди неприятность...
     -- Люди?
     -- Ну, ты сразу берешь худшее...
     Она тоже прислушалась, голос сорвался на писк:
     -- Пороги?
     -- Что такое пороги?
     -- Ну, это такое... такое...
     Она показала обеими руками, какие пороги, едва не свалилась с  плота.
Томас покачал головой.
     -- Ага, понял. Похоже, но не совсем. Там водопад. И немаленький.
     Он стал  поворачивать  плот  к  берегу.  Теперь  их  несло  быстро  и
стремительно, плот качало и вскидывало. Она хваталась за мокрые  скользкие
бревна обеими руками, едва ли не зубами. Томас  отчаянно  греб  веслом  --
лопасть была слишком узкой, чтобы быстро уйти с середины реки.
     Яра замерла, а когда впереди вынырнули камни -- все-таки  пороги!  --
даже закрыла глаза. Снизу  страшно  ударило,  грохнуло,  ее  подбросило  в
воздух. Обрушилась уже в ледяную воду, ушла с  головой  так,  что  на  миг
ощутила под ногами дно.  Ее  потащило  в  потоке,  швыряло,  крутило,  она
держалась изо всех сил, показалось, что услышала голос  Томаса,  потом  ее
плечо сжали жесткие пальцы. Мелькнуло перекошенное лицо, глаза  прищурены,
в волосах белеют клочья пены.
     -- Набери воздуха! -- услышала его крик. -- И сожмись в комок!
     Воздух дрожал от рева, а течение было стремительным,  как  бег  коня.
Река впереди обрывалась, Яра с ужасом поняла, что там водопад,  о  котором
говорил Томас. В следующий миг ее швырнуло в пропасть -- она  едва  успела
набрать в грудь воздуха и поджать колени к груди.
     Ее швырнуло в высоту в бездну, вода поглотила с  головой.  В  глубине
давило, крутило, мяло, она  изо  всех  сил  стремилась  выбраться  наверх,
отчаянно работала руками и ногами. Когда грудь уже разрывалась от  удушья,
ее выбросило наверх, как щепку,  она  вынырнула  по  пояс,  жадно  хватила
воздуха, окунулась, ее понесло в бешеном течении.
     Рев водопада становился глуше, но теперь  ей  почудился  другой  рев,
злой и торжествующий. А водяные брызги швыряло в лицо то с одной  стороны.
то с другой. В какой-то миг ее повернуло, и она  увидела,  как  над  рекой
пронеслось темное исполинское тело. Крылья били  тяжело,  вздымая  высокие
брызги. Ей показалось, что на драконе, если это был  дракон,  а  не  Змей,
темнела человеческая фигурка.
     -- Хватайся за  веревку!  --  услышала  она  лютый  крик  Томаса.  --
Хватайся, дура!
     Отплевываясь, выныривая из бушующих волн, она с пятой попытки увидела
сквозь брызги пронесшуюся мимо толстую веревку с широкой петлей на  конце.
Томас орал на нее, он держался среди волн на расстоянии длинного копья.
     Когда петля пронеслась, задевая волны, в очередной раз,  Яра  собрала
остатки сил и подпрыгнула, вытянула руки. Петлю ветер относил  в  сторону,
но она сумела уцепиться одной рукой.
     Ее дернуло с такой силой, что затрещали суставы.  Яра  вскрикнула  от
боли, едва не разжала пальцы, но тут дотянулась другой рукой. Ее  потащило
по волнам с такой  скоростью,  что  гребни  били  по  ногам,  как  твердые
булыжники. Затем вода осталась внизу, она ощутила свой вес, ветер  свирепо
дул в лицо, и она поняла, что ее тащат наверх.
     Пальцы разжимались, она должна была упасть раньше, чем ее подтащат  к
брюху летящего чудовища. Яра из последних сил подтянулась,  ее  ослабевшие
пальцы разжались в тот самый момент, когда она сумела вдвинуться в петлю.
     Веревка сдавила ей плечи и локти, врезалась, но  она  ощущала  только
лютый ветер, который пронизывал  ее  в  мокрой  одежде  насквозь,  леденил
каждую косточку. Она почти теряла  сознание,  когда  ударилась  головой  с
такой силой, что услышала  голоса  за  Авзацкими  горами  и  увидела  свет
первого дня творения.
     Сильные руки подхватили ее, кто-то ударил по голове, но мокрые волосы
смягчили удар. Яра распласталась неподвижно, желая только умереть и ничего
больше не чувствовать, особенно пронизывающий холод. Ее грубо привязывали,
она поняла -- к гребню чудовища, голоса были злые, уверенные.
     Внезапно  она  увидела,  как  сбоку  появилась  облепленная   мокрыми
волосами голова. Синие, как небо Руси, глаза остро  взглянули  на  нее,  в
следующее мгновение мощная рука с железным браслетом на запястье  ухватила
одного из тех, кто привязывал ее, за лодыжку, дернула. Тот исчез с  долгим
криком, а Томас запрыгнул, борясь с ветром, в его руке уже был кривой меч.
     Второй и третий оставили Яру, бросились на врага, шатаясь и  хватаясь
за толстые, как частокол, иглы гребня. Томас  встретил  их  атаку  --  они
начали заходить с двух сторон:  широкая  спина  дракона  позволяла.  Томас
вертел головой, попав в трудное положение. Яра, чувствуя, что ее руки  уже
привязали, потянулась на спине за ними вдогонку, с  силой  ударила  ногами
одного под колени. Тот вскрикнул, зашатался, замахав руками.
     Она с ужасом наблюдала, как он почти  выровнялся,  но  сильный  порыв
ветра ударил в грудь, и он, взмахнув руками еще  раз,  отчаянно  закричал,
уже видя проносящиеся далеко  внизу  деревья.  Томас  свирепо  отбил  удар
второго, сделал выпад, и тот вскрикнул, выронив меч и  ухватившись  обеими
руками за живот.
     Яра дотянулась до его меча, прижала ногой.  Томас  кивнул,  в  глазах
было одобрение. На загривке дракона сидел последний из седоков, видно было
только его согнутую спину. Он что-то  делал,  но  дракон  внезапно  нырнул
вниз, словно провалился. Крылья собрались, прижались к бокам,  похожие  на
тяжелые кожаные шторы. Томаса подбросило. Яра с  ужасом  видела,  как  его
перевернуло вниз головой, он держался  только  одной  рукой  за  скользкий
гребень чудовища.
     -- Удержись! -- крикнула она умоляюще.
     Его лицо побагровело, несмотря на лютый встречный ветер, что старался
сорвать его со спины дракона. Яра в страхе видела, что  рыцарь  не  сможет
держаться долго, пальцы его соскальзывают, держатся только за самый кончик
гладкой иглы...
     Земля  стремительно  приближалась,  но  внезапно  появилась  тяжесть,
Ярославу прижало к жестким чешуйкам, а Томас рухнул вниз лицом. Не  медля,
он вскочил на четвереньки, пополз, хватаясь за выступы костяной  брони,  к
загривку дракона. На  шее  дракона  был  хомут,  в  нем  торчали  кинжалы,
впиваясь в щели между чешуйками.
     Видя Томаса уже за своей спиной, последний из  седоков  ухватился  за
рукояти кинжалов, и дракона бросило вправо, влево, затем  тяжесть  прижала
Яру так, что она  бездыханно  распласталась  на  жестких  колючих  плитах.
Крылья били по воздуху часто и  мощно.  Их  стремительно  вздымало  вверх,
уносило от земли. Томас дополз, щерясь от  упругого  ветра,  короткий  меч
блестел, зажатый в зубах. Враг оглянулся, побелел, голос сорвался на визг:
     -- Погоди!.. Не убивай!
     Томас стиснул пальцы на рукояти, другой рукой держался за выступы.
     -- Почему?
     Дракон раскинул крылья во всю ширь, парил. Плиты под ногами людей  то
раздвигались, открывая толстую розовую кожу,  то  сдвигались,  поскрипывая
краями. Из глубины слышалось тяжелое дыхание. Человек вскрикнул:
     -- Я могу усмирять дракона!
     -- Только ты?
     -- Да! Он сожрет вас обоих!
     Томас мощно рванул его за шиворот.  Яра  в  ужасе  видела,  как  ноги
человека отделились от темно-зеленой плиты.  Растопырив  руки,  он  исчез,
подброшенный свирепым ветром, остался долгий затихающий крик.  Томас  даже
не посмотрел вслед, дракон согнул  шею,  окинул  недобрым  взглядом  новых
седоков. Глаза стали наливаться желтым хищным огнем.
     -- Томас!
     -- Сиди, -- велел Томас, не оборачиваясь.
     -- Я привязана!
     -- Хоть кто-то догадался...
     Он сел на место последней  жертвы,  ухватился  за  рукояти  кинжалов.
Дракон  недовольно  хрюкнул,  отвел  горящий  взор.