даже   спина
покраснела, а весь низ съежился.
     Наконец спереди послышалось нетерпеливое:
     -- Ты там не спишь?
     -- Сэр калика!
     -- А что там, не могу понять.
     -- Я ж не вижу в темноте!
     -- Эх черт,-- сказал калика сокрушенно,-- как я мог  забыть?  Прости,
сэр Томас.
     На этот раз он пошел всего в двух  шагах,  заботливо  оглядывался,  и
Томас начал верить, что калика не знал или забыл,  что  люди  не  видят  в
темноте, они не совы и не летучие мыши. И не ведьмаки проклятые!
     Он  прислушался,  почудились  далекие  удары.   Калика   двигался   с
осторожностью, пригибался, поворачивался боком, с трудом  протискивался  в
узких местах.
     Далекий стук превратился в тяжелые бухающие удары. Земля  под  ногами
начала вздрагивать. Калика чуть  ускорил  шаг,  исчез,  Томас  увидел  как
впереди открывается огромная мрачная пещера. Спотыкаясь,  он  почти  бегом
выскочил, ахнул.
     На той стороне слабо освещенной пещеры чернел другой  такой  же  ход,
калика шел к нему вдоль стены. А в середине пещеры огромный потный  гигант
пытался вытащить из земли кол. Под мокрой от пота кожей вздувались толстые
мышцы, передвигались как бобры под  шкурой,  воздух  был  пропитан  потом,
тяжелым смрадом.
     У ног гиганта лежал тощий облезлый пес. Увидев чужаков, он  угрожающе
раскрыл  пасть.  Плечи  Томаса  передернулись  от  жалости  и  отвращения.
Беззубые десны  сочились  кровью,  от  зубов  не  осталось  даже  пеньков.
Передними лапами держал цепь, устало  и  исступленно  лизал  ее,  и  Томас
потрясенно увидел, что толстое железо звеньев истончилось как сосулька  на
солнце, будто пес лижет их уже не одно столетие. Гигант  не  оборачивался,
весь багровый от чудовищных усилий, и кол хоть и медленно, со скрипом,  но
выдвигался из земли, твердой, как сама скала.
     Калика обернулся:
     -- Сэр Томас, пойдем. Не могу смотреть...
     -- Что с ним?
     -- Не помню, то ли кол сам войдет в землю, то ли этот бугай  его  сам
ненароком вобьет, вон какой неуклюжий, то ли еще чего...  Иначе  бы  давно
освободился, а Сизиф вкатил бы свой камень!
     Томас сказал дрожащим голосом:
     -- Похоже, он поссорился с мужиком покрепче себя.
     Олег вдвинулся в щель, исчез, только  доносились  осторожные  шаги  в
темноте. Томас крикнул ему в спину:
     -- Неужели это тот, кого она ждет?
     -- Да,-- был затихающий ответ.
     Томас, повинуясь вдруг вспыхнувшему чувству, обернулся:
     -- Амирани! Она ждет.
     Плечи гиганта застыли. Он все так же держал кол, не давая погрузиться
обратно. Томас сказал громче. настойчивее:
     -- Ее зовут Камари. Она научилась стрелять из лука. Она живет здесь в
горах. Теперь я понимаю, почему все скалы окрест с округлыми  краями!  Она
все время ждет, что ты вытащишь этот проклятый кол, и  потому  хочет  быть
рядом, когда выйдешь.
     Гигант взревел, мышцы спины вздулись еще страшнее. Пещера наполнилась
скрипом и скрежетом. Кол пополз все выше и выше,  медленно  истончаясь,  и
Томас уже мог вычислить,  какой  он  длины.  Со  свода  посыпались  мелкие
камешки. Томас  попятился,  кол  пошел  вверх  быстрее,  пес  с  изумленно
радостным визгом попятился, и  тут  выступ  закрыл  пещеру  с  прикованным
героем. Томас повернулся и бросился догонять калику.
     Олег заворчал, когда рыцарь ткнулся ему в спину, спросил недовольно:
     -- Что там за рев?
     -- Амирани...
     -- Я знаю, как его зовут. Чего ревет?
     Томас прислушался, губы его раздвинулись в усмешке. Потом  сообразил,
что калика не видит, пояснил с радостным изумлением:
     -- Он тоже ее не забыл.
     -- Ну?
     -- Иначе бы не стал так... Откуда и силы взялись.
     Сзади грохот и треск не ослабевали, а будто бы даже стали  громче.  В
спины толкнула волна спертого воздуха.  Снова  был  треск,  будто  трещала
раздираемая надвое скала.
     Калика наконец пробормотал с недоумением:
     -- Чего это он разбушевался?
     -- Скалу ломает,-- определил Томас.
     -- До скалы не дотянуться,-- хмыкнул калика.
     Томас сказал победно:
     -- Дотянулся! Он вытащил этот чертов кол!.. А сейчас проламывается  к
выходу. Только бы собаку не забыл взять, здоровяк...
     Калика даже остановился, прислушиваясь. Лица его Томас не  видел,  но
голос в темноте прозвучал явно озадаченно:
     -- Не понимаю... Столько веков не мог, а сейчас вдруг... Что его  так
зацепило?
     Томас смолчал с чувством жалости.

     Слабый свет от головки посоха осветил  стену.  Сплошную,  без  единой
трещины.  Подземный  ход  кончился,  Томас  чувствовал,  как   варится   в
собственном поту. Дышать стало тяжко,  он  понял,  что  дышит  собственным
воздухом, который перегнал через себя несколько раз.
     Калика постучал посохом в стену. Томас слышал, как  в  голосе  калики
послышались несвойственные мудрости нотки:
     -- А, была ни была!
     Томас зажмурился,  отступил  подальше.  Калика  мощно  ударил  острым
концом в стену. Свет вспыхнул ярче, затем из-под  ног  послышался  далекий
рокот. Стены шевельнулись, затрещали. Посыпалась  каменная  крошка.  Томас
слышал, как вся гора содрогается, постанывает.
     Внезапно впереди затрещало, блеснула полоска света. Калика вскрикнул:
     -- Быстрее!
     Томас бросился за ним, к ногам будто привязали крылья.  Они  выбежали
на свежий воздух, следом заворчало, грохнуло, и устрашенный Томас  увидел,
как их проход завалила огромная глыба. Сверху рухнула целая скала, а камни
продолжали валиться, образовывая широкую каменную насыпь.
     Пришлось подобно горным козлам скакать через валуны, у Томаса  начали
подгибаться колени.  Сзади  затихал  грохот,  но  тяжелое  пыльное  облако
по-прежнему стояло недвижимо, как красноватая стена гранита.
     Томас спросил хрипло:
     -- Что значит "была -- ни была"?
     -- Заклятие,-- ответил калика странным голосом.-- Я не знал, помню ли
еще... Мы либо выскочили бы, либо нас бы задавило.
     Томас зябко передернул плечами. Железо звякнуло.  Дрогнувшим  голосом
спросил:
     -- Надо ли было так...
     -- Ты ж сам сказал, что без Яры тебе не жить.
     -- А тебе зачем рисковать?
     Калика  уже  брел  между  камнями,  ответил  не  оборачиваясь,  голос
прозвучал с прежней странной беспечностью:
     -- Не знаю. Просто иной раз: а, пропади оно все!
     Томас огляделся по сторонам. Горы вздымались  как  заостренные  мечи,
калика кивнул на едва заметную тропку, что вела вниз:
     -- Уже близко.
     Томас спросил удивленно:
     -- А чего мы ломились сквозь гору, как два кабана через хлебное поле?
А перелететь эти горы?
     -- Пока это никому не удавалось,-- ответил калика.
     -- А ты пробовал?
     -- Нет,-- ответил калика,  не  заметив  оскорбительного  для  мужчины
подозрения в трусости.-- Да и зачем? Умный гору обойдет.
     -- Гм...
     Он  шагнул  за  каликой,  далеко-далеко  послышался  грохот   обвала.
Оглянулся, вроде бы ничего не обычного: только и того, что стена  дальнего
ущелья  пошла  паутиной  трещин,  вспучилась,  словно  гигантский   нарыв.
Беззвучно огромные куски камня, целые скалы, обрушились вниз, а  в  темном
проходе возникла  сгорбленная  фигура.  Человек  отшатнулся,  закрыл  лицо
ладонями, ослепленный, попятился  в  темноту.  Запоздало  донесся  тяжелый
грохот, глыбы рушились на дно, раскалывались в щебень.
     Калика уже спускался, Томас успел еще раз увидеть  в  темном  проходе
гиганта. Теперь тот бережно прижимал к груди  собаку,  лицо  прятал  в  ее
шерсти, двигался вслепую.
     Донесся слабый крик.  В  долине  мелькнула  легкая  фигурка.  Женщина
неслась в сторону расколотой горы  как  стрела,  коса  расплелась,  черные
волосы трепало ветром, а руки женщины едва не отрывались, пытаясь обогнать
хозяйку.
     Выступ закрыл их, но улыбка еще долго не сходила  с  сумрачного  лица
рыцаря.
     -- Хоть они,-- прошептал он.
     Калика услышал, буркнул:
     -- Ты что там шепчешь?
     -- Пусть хоть они, говорю.
     -- Нашел сопереживальцев, -- проговорил калика с издевкой,  но  Томас
слышал, как голос друга потеплел.-- Странно, что ничто и никто ему не  мог
помочь, а ты вон... одним словом.
     Томас сказал счастливо:
     -- Зато каким! Твоими  заклинаниями  только  сапоги  вытирать  такому
слову! Да оно и не ходит в сапогах.

     -- Уже близко,-- подбодрил Олег.-- Вон по той тропке опустимся  вниз.
Там, в благодатной долине, нас ждет ответ.
     Томас, изнемогая под  тяжестью  доспехов,  назло  поддал  ходу,  даже
обогнал, благо дорога вот-вот пойдет  наконец  вниз.  Калика  слышал  лишь
тяжелые шаги, пыхтение, громыхание железа. Затем грохот  затих,  слышалось
только надсадное сопение, а когда калика свернул за  угол,  услышал  голос
рыцаря:
     -- Этого парня зовут Ответ?
     Дорога круто пошла вниз, среди зелени виднелись  кусты  и  ручей,  но
дорогу  загородил  тяжелый  воин  в  полтора  человеческих  роста.  Справа
поднималась отвесная скала, слева в двух  шагах  от  края  каменной  плиты
открывался обрыв. Воин в отличие от горных великанов был в тяжелом доспехе
странной ковки, как  отметил  Томас,  издали  чувствуется  их  невероятная
прочность, рогатый шлем надвинут на глаза, глаза круглые, как  у  орла.  В
одной руке держит меч, длинный и с голубоватыми знаками  по  лезвию,  а  в
другой руке щит -- огромный, в половину роста воина, целиком из металла.
     Что-то насторожило Томаса именно  в  щите,  хотя  сам  воин  выглядел
настоящим зверем.
     -- Я думаю, он нас не пропустит.
     -- Похоже,-- согласился калика сухо.
     Томас подобрал камень с куриной яйцо, быстро и без размаха швырнул  в
сторону воина. Тот не повел глазом, оставался  недвижим,  но  в  последний
момент щит с непостижимой скоростью дернулся вверх, звонко стукнуло. Томас
успел увидеть брызнувшие в стороны осколки.
     -- Ну и что? -- поинтересовался калика.
     -- Чересчур быстро,-- сказал Томас.-- Давай попробуем вместе.
     Они подобрали по камню, калика взвесил  на  ладони  настоящий  валун,
Томас видел как он примеривается, оценивает взглядом расстояние.
     -- Бросим разом,-- предложил  Томас.--  Ты  в  ноги,  я  в  голову...
Бросили!
     Два камня вылетели из их рук с шуршанием, будто неслись по  верхушкам
пшеничного поля. Томас зря опасался, что калика не  добросит:  его  камень
даже чуть опередил, но воин по-прежнему стоял недвижимо, в круглых  глазах
была насмешка. И опять лишь в самый последний миг щит рванулся вниз, затем
в неуловимое мгновение поднялся вверх, треск камня Томаса слился с  гулом,
который прокатился от удара булыжника. Осколки  сухо  ударили  в  каменную
стену, а воин опустил щит  краем  к  ноге,  стоял  надменно  и  вызывающе,
загораживая дорогу.
     -- Не могу поверить,-- прошептал Томас  со  страхом  в  голосе.--  Он
двигает щитом со скоростью молнии!
     -- Шустрый,-- согласился калика.
     -- Только и всего?
     -- А чего тебе?
     Голос отважного рыцаря дрогнул:
     -- Я слыхивал про меч, что  сам  двигается,  охраняя  хозяина.  Может
летящую стрелу перехватить, падающее перышко рассечет, только бы не  упало
на хозяина! Но то меч, а это -- щит. Как-то глупо.
     Калика смотрел с удивлением. Вздрогнул,  словно  вынырнув  из  океана
воспоминаний:
     -- Меч?.. Ах да, который потом в орало... Ну, меч и щит всегда ноздря
в ноздрю. Как только начинают ковать мечи покрепче, тут же в другом  месте
совершенствуют и щиты. Это и есть прогресс.
     Томас проговорил тоскливо:
     -- Это ж магия.
     -- Она,-- сказал калика несчастливым голосом,-- будь неладна.
     Томас прошептал осевшим голосом:
     -- Ты что же... сам не поволшбишь? Тебе ж все одно гореть в аду!
     -- Да и ты,-- огрызнулся Олег,-- вроде бы сам туда рвешься.
     -- Я лучше паду как дохлый, но гордый конь, чем вернусь как живой, но
трусливый бобер! Или даже сверну с дороги.
     Калика вытянул шею, заглядывая за край пропасти:
     -- Да, сворачивать не стоит. А вернуться  можно.  Мудрый  разве  прет
напролом?
     Томас сказал сердито:
     -- Разве я похож на мудрого?
     -- Да с тобой и я уже не похож,-- вздохнул калика.-- Иначе  разве  бы
пошел?
     Томас настороженно посмотрел на топор в руке калики.  Топор  невелик,
средний такой, лезвие блестит на солнце, на длинной прямой рукояти нелепый
крюк, свою ж руку можно поранить. Глупое оружие диких русов.
     -- Его так не достать,-- объяснил  Олег.--  Сколько  не  кидай,  хоть
скалы из катапульты, хоть быстрые молнии, щит все отобьет.
     Томас спросил с надеждой:
     -- Так ты его... магией?
     Олег сурово покачал головой:
     -- Тогда нам вовсе туда не добраться.
     -- А как?
     -- А по-деревенски.
     Он примерил  топор  к  руке,  подбросил,  поймал  за  рукоять,  затем
отступил на шаг, глазом заметил расстояние до воина:
     -- А это отобьешь, хлопец?
     Взмахнул широко и мощно, топор вырвался как брошенный пращей  камень.
На миг Томасу почудилось, что воин либо не успеет вздернуть щит, ибо топор
летит в голову, либо топор прошибет щит насквозь...
     Но щит неуловимо быстро, глазом не увидеть, дернулся на вершок  выше.
Глухо стукнуло. Томас застонал от досады. Олег удивился:
     -- Ну, чего стоишь? Примерзнешь.
     Он буднично пошел по тропке навстречу страшному воину. Тот как  башня
загораживал путь. Исполинский щит  дрогнул  и  медленно  заскользил  вниз.
Спина калики загораживала воина, но когда тот как груда железа рухнул  ему
под ноги, Томас с воплем бросился вдогонку. Калика на ходу выдернул топор,
вытер окровавленное лезвие о спину павшего,  там  была  короткая  накидка.
Томас догнал, когда калика переступил павшего и брел дальше.
     Череп воина до самой переносицы  был  разрублен.  Калика  уходил  все
дальше, а Томас поспешно  старался  понять  принцип  действия  славянского
оружия: топор на лету ударяется рукоятью о край щита, зацепляется  и...  с
размаха с удесятеренной силой достает лезвием укрывшегося за ним воина!
     -- Да,-- сказал он с почтительным уважением,-- это  еще  почище  того
приема! Ну, когда ты поразил стрелами людей Шахрая! Помнишь,  укрылись  за
передвижным щитом, мерзавцы?
     -- Это когда ты отдал Яру, а еще и доплатил?
     Томас яростно засопел, но умолк.

     Глава 9

     Томас жадно устремился к зелени, верхушки деревьев колыхались всего в
полусотне  фунтов.  От  земли  тянуло   свежестью,   благодатной   влагой.
Истомленное жаждой тело  чувствовало  близость  ручья  с  чистой  холодной
водой...
     Внезапно калика сказал удивленно:
     -- Ты куды?
     Томас кивнул молча, не в силах разжать  спекшиеся  жаждой  губы.  Уши
вздрогнули как у зверя, он уловил слабое журчание воды.
     -- Чего? -- спросил калика подозрительно.-- А, искупаться восхотел...
Нет, рыба задохнется. Да и некогда.
     Он свернул в неприметную щель, оттуда несло таким жаром,  словно  там
был вход в ад. Томас брел, натыкаясь на стены, но к счастью, проход  почти
сразу вывел в долину, которая показалась Томасу  вырубленной  внутри  горы
гигантской пещерой.  Под  ногами  был  камень,  даже  не  плиты,  а  умело
вырубленный  ровный  пол,   сглаженный   молотами,   затем   отшлифованный
множеством ног. На той стороне прямо из горы выступал языческий  храм.  По
крайней мере высокие арки входа, каменные драконы, звери,  воины-великаны,
а сам вход пугающе зиял чернотой.
     Томас дивился, а калика махнул рукой:
     -- Старые горы...
     Вид у него был такой, что этим все сказано,  и  Томас  спросил  почти
враждебно:
     -- Ну и что?
     -- Здесь все источено как червяками. То  мрамор  ломали  для  царских
дворцов, от них ныне песка не осталось, то целыми племенами  прятались  от
чужаков, то опять же что-то рыли, искали, выгребали... Эти  пещеры  только
дурак или ленивый не приспособлял для чего-нибудь нового, своего.
     Дыхание Томаса чуть выровнялось, но пот все  еще  заливал  глаза.  На
подгибающихся ногах он тащился за Олегом, считал шаги. Вот еще пять шагов,
и упадет. Вот еще три -- и  рухнет.  Вот  два  --  и  грохнется  как  куча
железа... Он видел словно сквозь пелену дождя, как из темного входа  храма
вышли двое. Один тут же метнулся назад, а затем к отчаянию  Томаса  оттуда
как муравьи начали выплескиваться воины в бронзовых доспехах, одетых прямо
на голое тело. Они не выглядели особо опасными, но их десятки, а потом уже
и сотни, а Томас чувствовал, что не отобьется даже от воробья.
     Воины выстроились  в  три  ряда,  загородив  вход.  Их  острые  копья
смотрели прямо в лица чужаков. Навстречу вышли  двое  в  длинных  одеждах,
Томас признал в них жрецов, хоть и языческих. Что-то  роднит,  хоть  он  и
раньше не любил признаваться, христианских священников и сарацинских мулл,
а теперь еще и всевозможных языческих жрецов.
     -- Нам не пройти,-- сказал он тихонько.
     -- Сурьезные ребята,-- согласился калика.
     Он не сбавил шаг, будто подозревал, что Томас просто  устал  и  хочет
отдохнуть. Томас сказал предостерегающе:
     -- Они нас как жуков насадят на свои палки.
     Калика подумал, сказал:
     -- Да, острые.
     Но  шагу  не  сбавил.  Томас  опустил  ладонь  на  рукоять  меча.  Он
чувствовал, что не только махать им, даже вытащить из ножен не сумеет,  но
спросил уже безнадежно:
     -- Опять будет рубка?.. И алой кровью своей вспоим ненасытных пьяниц:
железо, сталь и свинец... Гм, почему свинец...
     Калика бросил с отвращением:
     -- Тебе бы все драться, петух в железках.
     -- А как же ты надеешься...
     Он не договорил, копья уже почти упирались Олегу в грудь,  когда  оба
жреца, всмотревшись в него, внезапно  пали  ниц  с  восторженно-отчаянными
воплями:
     -- О, великий Маудгальяна!
     -- О, сотрясший одним пальцем дворец Шакры!
     -- О, победивший Нандопанонду, царя нагов!
     -- О, имеющий махапурушалакшану!
     -- О...
     Калика благословил  их  небрежным  движением  длани,  миновал  с  той
безучастностью, с какой верблюд проходит мимо христианского  храма.  Копья
опустились, Томас с трепетом стал свидетелем удивительного зрелища,  когда
сотни воинов разом опустились на колени, затем простерлись по земле, будто
стараясь как ящерицы раздвинуть песок и уйти вглубь. А  жрецы,  видя,  что
странствующий  мудрец  не  желает   быть   оторванным   от   благочестивых
размышлений, остались на месте, лишь воздели руки вдогонку.
     Томас ошарашено оглядывался:
     -- Чего это они?.. Какой-то мауда... тьфу!.. и не выговоришь.
     -- Обознались,-- буркнул Олег безучастно.
     Погруженный в свои  благочестивые  думы  --  знаю  твое  благочестие,
подумал Томас сварливо -- он вошел в темный ход. Вдали горели светильники,
пахло растопленным бараньим жиром. Просторный зал освещен слабо, в  глазах
после яркого солнца поплыли светлые круги. Вокруг двигались тени, Томас не
мог отличить какие из них настоящие, а какие нечестивые призраки.
     Чувствуя себя не  в  себе,  он  спросил  лишь  затем,  чтобы  слышать
человеческий голос, пусть даже свой, и не потерять калику:
     -- А зачем дворец сотрясал? Это ж целая гора -- не дерево со  спелыми
грушами!
     -- А Шакра больно щеки дул,-- ответил калика отстранено,  глаза  были
отсутствующие, он мыслями был далеко,-- надо было щелкнуть  по  носу...  А
скажи, сэр рыцарь, тебе ничего странного не показалось, когда мы сюда шли?
     Томасу казалось странным  все,  даже  чудовищным,  особенно  то,  что
калика когда-то сотрясал чей-то дворец, да еще как сотрясал  --  видно  по
этим, распластанным, но калика явно ждал другого ответа.  И  Томас  сделал
вид, что ушел в глубокое раздумье. Жалел только, что под шлемом да  еще  в
темноте не видно как морщится его лоб, а брови сходятся на переносице.
     Калика исчез, Томас видел только раскоряченную тень,  что  шарила  по
алтарю. Грюкнуло, звякнуло, ближайшие к алтарю светильники вспыхнули ярче.
Калика, огромный и косматый, угрожающе навис на алтарем, перебирал что-то,
ворчал, хмыкал, наконец с трес