м мелькали человеческие фигурки, но лишь немногие были в  мохнатых
шапках варваров.
     -- Казначей? -- спросил Томас быстро.
     -- Он самый, -- вымолвил телохранитель люто, костяшки пальцев на мече
побелели.-- Со своими предателями!
     -- Он твой, -- разрешил Томас.-- Тилак, окружай дворец! Чтоб ни  одна
вражеская собака не ускользнула.
     Воины с лютым криком, от которого кровь стыла  в  жилах,  ринулись  в
распахнутые  ворота,  прямо  на  конях  промчались  по  широкой  мраморной
лестнице. В дверях завязалась короткая схватка, защитников  смяли,  внесли
вовнутрь.
     Томас проводил одобрительным взглядом красные плащи, сказал довольно:
     -- Озверели.. Хорошо! А  то  уж  думал,  что  севернее  нас,  англов.
Думаешь, справятся без нас?
     Олег двинул плечами:
     -- Я всегда так думал.
     -- Ну, сказал Томас огорченно, -- сэр калика...
     Не сговариваясь, повернули коней, выехали по  узкой  улочке  к  малой
площади, на краю которой вздымалась к  небу  башня  великого  мага.  Томас
спросил напряженно:
     -- Сумеешь отпереть ворота и на этот раз?
     -- Теперь войти легче, -- заверил Олег.
     Томас с подозрением косился на безмятежное лицо калики:
     -- Почему?.. Есть травка мощнее?
     -- Нет, просто ворот нет вовсе.
     Они на полном скаку ворвались в башню через зияющий пролом.  Стальные
подковы звонко прозвенели о  железную  дверь,  а  в  башне  застучали  уже
намного суше по каменному полу. От мебели остались горелые щепы, в  стенах
зияли дыры от копий -- кто-то искал  тайники,  сильно  пахло  паленым.  На
ступеньках лежали трупы слуг мага.
     Томас на  скаку  прыгнул  с  седла,  устремился  вверх  по  лестнице.
Железные подошвы громко стучали, он тяжело дышал, сыпал проклятиями.  Олег
тоже  оставил  коня,  кинулся  за  железным   поборником   справедливости.
Навстречу бросились трое  варваров.  Томас  был  готов,  громадным  мечом,
страшными ударами сразил  двоих,  третий  упал  с  торчащей  вместо  глаза
рукоятью ножа. Томас перепрыгнул через упавшего, бегом бросился в комнату.
Олег вытащил нож из залитой кровью  глазницы,  тщательно  вытер,  на  ходу
сунул обратно в чехол. Меч болтался за спиной, назойливо напоминал о себе,
но Олег надеялся, что обнажит нескоро.
     В странной комнате мага,  уставленной  магическими  вещами,  пол  был
засыпан стеклом, черепками,  обрывками  одежды,  клочьями  старых  книг  и
манускриптов. Обнаженный маг был жестоко распят на  деревянной  стене,  по
старческому  сморщенному  телу  вздувались   огромные   волдыри,   чернели
обугленные места от прижиганий раскаленным железом.
     Томас торопливо перерубил путы, снял мага и бережно опустил на  ложе.
Олег с сочувствием набросил на измученное тело старика подобранный в  углу
старый плащ с хвостатыми звездами, кабалистическими знаками.
     -- Ты слышишь меня, маг? -- позвал Томас настойчиво.-- Это снова  мы,
франки!
     Веки мага затрепетали, но глаз не открыл, а сухие губы шепнули:
     -- Все равно... ничего... не скажу...
     -- Мы друзья! -- крикнул Томас громче.-- Нам не нужны  твои  слюнявые
сокровища! Даже те, что ты зарыл в основании башни!
     Олег вышел на смотровую площадку, крикнул оттуда:
     -- Скажи,  что  врагов  прогнали.  Тех  самых,  кто  поджаривал,  как
перепела.
     Маг прислушался, сказал слабо:
     -- Враги еще в городе... Я чую... Прогони, тогда...
     --  Дурень,  --  вскрикнул  Томас  в  бессильной   ярости,   --   это
благодарность?
     Маг  с   трудом   открыл   глаза,   мутные,   старческие,   прошептал
прерывающимся голосом:
     -- Можешь пытать, жечь, рвать щипцами... ничего... не скажу...
     Томас стиснул кулаки, на щеках  вздулись  желваки.  Глаза  сощурились
так, что превратились в две узкие щели, между  которыми  полыхали  голубые
молнии. Внезапно на плечо упала широкая ладонь, мощный  голос  проревел  в
самое ухо:
     -- Пойдем!  Старик  упрямство  путает  с  упорством.  Хуже  того,  со
стойкостью. Вернемся к своим бара... воинам.
     -- Он же маг! -- воскликнул Томас в сердитом удивлении.-- Как  же  он
не понимает!
     -- Ну и что?  Подумаешь,  маг.  Умение  складывать  заклятия  еще  не
значит, что человек умный или добрый. Или даже просто хороший!
     Он вытащил разъяренного рыцаря в нижний  зал,  где  оставленные  кони
испуганно бродили среди обломков  мебели.  Томас  с  разбега  запрыгнул  в
седло, подражая Олегу, конь под ним зашатался, растопырил ноги.  Плечом  к
плечу понеслись из башни через вечернюю площадь. На дальней  стороне  ярко
полыхали дома, багровый дым поднимался высоко к темнеющему небу,  где  уже
выступили первые звезды. У царского дворца слышались крики, лязг оружия.
     Навстречу от разграбленного базара с шумом и  дикими  песнями  валила
пьяная толпа варваров. Многие с мешками,  увешанные  сорванными  с  женщин
ожерельями, бусами, широкие  пояса  с  кармашками  отвисали,  раздутые  от
напиханных  туда  монет.  Передние  мгновенно  протрезвели,  завидев  двух
огромных всадников, руки сами ухватились за сабли.
     -- Вовремя встретились, -- выдохнул Томас с великим облегчением, -- а
то бы лопнул от злости!
     Олег вздохнул, печально покосился  зеленым  глазом  на  разгневанного
рыцаря, повел плечом, поправляя  колчан,  чтобы  оперенные  концы  торчали
прямо под кончиками  пальцев.  Не  любил  бить  даже  зверей  и  птиц,  но
приходилось пронзать калеными стрелами живых людей.
     Томас с яростным ревом ворвался в середину отряда, стоптал  передних.
Длинный меч страшно блистал в  зареве  пожаров,  обагренный  и  пожаром  и
свежей кровью. Варвары окружили с  диким  криком,  Томас  тремя  свирепыми
ударами очистил вокруг себя пространство,  оставив  несколько  рассеченных
трупов, неистово бросил  жеребца  вперед.  Зубы  блестели,  хохотал,  конь
хрипел, бил копытами, лягался, хватал зубами, словно передалось  бешенство
всадника.
     Олег трижды натягивал тетиву, но Томас  рубил  в  такой  ярости,  что
варвары  рассыпались  как  щепки.  Несколько  брошенных  издали   дротиков
скользнули по булатному панцирю без  всякого  вреда,  со  звонким  щелчком
ударила стрела, расщепилась как лучина. Сабельные удары Томас попросту  не
замечал, вертелся в седле как на горячих углях, меч опускался сразу во все
стороны, и всюду слышались хрипы, прерванные на полувздохе  крики,  жуткий
хруст рассекаемых костей.

     Глава 20

     Когда по городу схватки закончились, Тилак сразу же  велел  исправить
городские  ворота,  поставить  стражу,  а  сам  с  отобранными  всадниками
объезжал город, выискивал схоронившихся варваров. Он завизжал от  радости,
встретив едущих навстречу двух могучих франков!
     -- Королева послала своих личных телохранителей разыскивать  вас,  --
сообщил он.-- Ей вдруг почудилось, что вы покинули город!  Я  сам  перерыл
половину города!
     -- Мы были в другой половине, -- буркнул Томас.
     Он словно только что вышел из бойни. Даже конь был  залит  кровью,  а
седло под рыцарем промокло от густой темной крови, черной в свете пожаров.
Северный варвар в волчьей шкуре рядом с ним был чист, но судя по его  лицу
он тоже убивал, -- к тому же колчан пуст, а меч он  забросил  по  северной
манере за спину, словно никогда в жизни больше на желал его видеть.
     --  Изоснежда  велела  пригласить  вас  на  пир,  --   сказал   Тилак
торжественно.-- В память о победе над варварами, главными героями стали вы
двое! Особенно ты, сэр железный рыцарь!
     Томас отстраняюще покачал головой:
     -- Сперва мы навестим великого мага.
     Тилак громко удивился:
     -- Разве я не сказал? Варвары  перед  бегством  еще  раз  побывали  в
башне. Все сожгли, разрушили, мага изрезали на куски... Там лишь обгорелые
стены!
     Томас  ошеломленно  смотрел  на  Тилака,  еще  полностью  не  понимая
случившегося. Челюсть отвисла, поводья выскользнули из онемевших  пальцев.
Конь шагнул в сторону, Томас опомнился, повернул к нынешнему  предводителю
мерефян:
     -- Как же так? Как позволил себя убить?
     Тилак пожал плечами, а калика сказал мягким голосом:
     -- Сэр Томас, не рви свое мужественное сердце. Ты ничего не  потерял.
Что мог предсказать маг, который не сумел вычислить свою судьбу? Даже  нам
было все ясно, а он упирался как выживший из  ума  багдадский  осел.  Лишь
один раз он что-то уловил, понял, когда не стал с нами задираться...
     Медленно повернув коней, поехали к белеющему в темной ночи дворцу.  В
окнах горел свет, уже не от  пожаров  --  воины  спешно  зажгли  уцелевшие
светильники, кое-где воткнули в  стены  факелы,  торопливо  очищали  залы,
стаскивали столы, готовясь к праздничному пиру во славу победы.
     Перед дворцом у них приняли коней, бегом отвели к коновязи.  Томас  и
Олег топтались на месте, разминая ноги. Тилак повел по  широким  мраморным
ступеням, еще не отмытым от  крови.  Уцелевшие  жители  спешно  утаскивали
трупы, обшаривали карманы, возвращая отнятое варварами.
     Томас с беспокойством оглянулся на Тилака:
     -- Сколько здесь длятся пиры? Не по неделе?
     -- Хорошие пиры длятся долго, -- ответил Тилак с достоинством.
     -- В таком случае я предпочитаю плохой пир, -- рассудил Томас.--  Нас
с сэром каликой ждет дальняя дорога!
     Тилак ахнул, остановился посреди ступеней. Глаза  были  огромные  как
блюда на праздничном столе:
     -- Сэр благородный крестоносец! Для вас в эти минуты  устанавливается
тронное кресло! Или мы что-то не так поняли?
     Томас покраснел, оглянулся на калику.  Тот  откровенно  скалил  зубы,
наслаждался его растерянностью. Томас сказал торопливо, сердясь на себя за
смущение:
     -- Но ведь... Изоснежда правит справедливо?
     Тилак, не спуская с него изумленных глаз, кивнул, голос стал строже:
     -- Отец в прошлом году погиб,  а  мать  умерла  пять  лет  назад  при
пожаре. Сейчас она потеряла последнего родственника, которому  так  верила
-- подлый казначей был  ей  двоюродным  дядей!  Нашему  королевству  нужна
сильная рука, сэр рыцарь. Мы верны Изоснежде, любим ее, но сэр рыцарь, мы,
ее верные воины, желали бы  на  троне  кого-нибудь  посильнее.  Сегодня  я
слышал разговоры среди воинов... Не сочти за дерзость, но все  уже  как-то
считают тебя правителем!
     Томас сказал с достоинством:
     -- Я не посягаю на суверенные права королевы. Я -- Томас  Мальтон  из
Гисленда, крестоносный воин Христова воинства, человек чести и слова!
     Тилак выставил вперед ладони, сказал убеждающе:
     --  Сэр  рыцарь,  мы  возьмем  все  на  себя!  Сегодня  же   собрание
военачальников провозгласит тебя  нашим  королем.  Мы  верим,  что  ты  не
поступишь жестоко с прекрасной Изоснеждой. Может быть,  женишься  на  ней?
Если она вздумает отказаться, мы, собрание  военачальников,  пригрозим  ей
неповиновением, заставим, принудим!
     Томас мялся, сопел, разводил руками. Олег сжалился, хлопнул обоих  по
плечам, втроем вошли в королевский  дворец.  Томаса  встречали  радостными
криками, взглянуть на него прибегали из другого конца дворца,  а  те,  кто
уже сражался с ним в доблестных трех  сотнях,  гордо  указывали  на  него,
своего вождя, который смел  грязных  варваров,  как  ветер  сметает  сухие
листья!
     В большом зале рассаживались за столы. Слуги  и  челядь  сбивались  с
ног, таская во дворец  из  разгромленных  складов  и  лавок  вино  и  еду.
Изоснежда издали увидела могучие  фигуры  северных  воинов,  просияла.  Ее
лучистые глаза заблестели как утренние звезды.
     У Томаса ноги прилипли к полу, он  прошептал  отчаянным  шепотом,  не
отрывая глаз от сияющей королевы, кланяясь ей издали, натужно улыбаясь  во
весь рот:
     -- Сэр калика, ты в пещерах о стены терся, с богами общался,  хоть  и
языческими, но все же богами... Ты бы объяснил как-нибудь королеве, что  я
душой уже принадлежу другой!
     -- Чтобы выдрала мне глаза? Нашел дурака! Я уже видел ее ногти... А у
нее еще зубы как у акулы.
     -- Ну, королева же, не простая женщина...
     -- Смотрит на тебя не как королева. Нет уж, выкручивайся сам. Не надо
было улыбаться. Они ж все расценивают это как обещание жениться!
     Пир стал одновременно военным и  государственным  советом,  собранием
военачальников,  возобновлением  присяги  на  верность.  Потери  оказались
велики, лица воинов за столом были мрачными. Вино лилось рекой,  но  то  у
одного, то у другого военачальника скрежетали в ярости зубы, а  серебряный
кубок сминался в кулаке, выплескивая вино на праздничную скатерть.
     Напуганные  вожди  окрестных  племен  спешно   прислали   заложников:
наследников или младших дочерей, принесли клятвы верности на мече, огне  и
внутренностях черной собаки. Наследников  сразу  поместили  под  неусыпную
стражу в каменном флигеле в саду.
     Пока вожди приносили присягу, Томас  в  полном  вооружении  стоял  за
креслом  юной  королевы.  Он  был  страшен,  грозно   сверкал   очами,   с
металлическим звоном бросал огромную ладонь в стальной рукавице на рукоять
исполинского двуручного меча, -- уцелевшие варвары, кому удалось вырваться
живыми из города, успели принести вести в свои племена  об  этом  страшном
ненасытном мече.
     Олег сидел за дальним столом вместе с простыми воинами, пил за троих,
ел за пятерых, веселился неестественно. Томас косился  завистливо:  калика
не  высовывался,  проявляя  свой  особый   характер,   как   он   говорил,
свойственный его народу, потому хотя ему и не кричали хвалу как герою,  но
не  сыпались  шишки,  каких  обрушилось  на  него  полный  мешок.  Он   же
неторопливо договорился с Тилаком, спасая Томаса от неприятного разговора,
что тот приготовит для них запасных  коней  с  одеялами,  вином,  мясом  и
овсом, -- вместе с их боевыми жеребцами  рано  утром  выведет  из  конюшни
прямо к мраморным ступеням дворца.
     Пир длился всю  ночь,  Томас  выбрался  к  коню  прямо  из-за  стола.
Прекрасная Изоснежда вышла провожать, продлевая мучения  Томаса.  Огромные
голубые глаза были  полны  слез,  смотрела  умоляюще,  нижняя  губа  мелко
дрожала. Она молчала, боясь своего голоса, только трепетно  трогала  грудь
рыцаря тонкими пальцами, смотрела неотрывно, слезы держались в озерах глаз
на запрокинутом лице, не прорывая запруду.
     Когда Олег  нетерпеливо  напомнил  Томасу  вполголоса,  что  не  надо
продлевать страдания ни свои, ни чужие, Томас стиснул зубы и резко вскочил
в седло. Жеребец вздохнул тяжело, уловив настроение  хозяина,  укоризненно
покосился на королеву.
     -- Прощай, чудный рыцарь из сказочной  страны,  --  прошелестел  едва
слышный голос юной королевы.-- Помни, здесь твое  королевство,  оно  вечно
будет ждать тебя!.. Я останусь девственницей до скончания дней... Когда бы
ты не вздумал вернуться, тебя ждет трон -- я уже  положила  на  него  твою
рукавицу и твой кинжал. Они будут  там  до  тех  пор,  пока  не  вздумаешь
приехать и взять их. И сесть на трон,  если  возжелаешь  --  он  останется
пуст.
     -- А ты? -- выдавил Томас.
     -- Я? -- грустно улыбнулась Изоснежда.-- Буду править  твоим  именем.
Королева, ждущая возвращения своего могучего защитника.
     Олег схватил мощной рукой повод жеребца Томаса, громко гикнул, кони с
места взяли в галоп. Земля загрохотала  под  стальными  подковами,  дорога
стремительно понеслась навстречу, пугливо бросаясь под копыта и  мгновенно
проскальзывая, чтобы позади облегченно вздохнуть и прийти в себя.
     Кони  неслись  тяжелым  галопом,  пока  не  повалил  пар.   Олег   не
оглядывался. Когда белые стены города скрылись  за  зелеными  холмами,  он
позволил усталым коням перейти на шаг, тяжело вздохнул:
     -- Ну, одна рукавица и кинжал -- еще не потери. Хотя и жаль, конечно.
Ты, надеюсь, старую рукавицу положил? Которую вез в мешке про запас?
     Томас оскорбленно вскинулся, сказал с болью:
     -- Сэр калика! Как ты можешь в такую минуту...
     Олег неодобрительно хмыкнул, глаза оставались вопрошающими.
     Томас нехотя признался:
     -- Старую... Но кинжал остался новый!
     Олег кивнул, направил внимание вперед на  дорогу,  брови  сошлись  на
переносице. Томас с неловкостью понял, что заботливый друг уже думает, где
по пути купить трехгранный узкий  кинжал  на  замену,  хорошо  бы  и  пару
запасных рыцарских перчаток, сплетенных из стальных колец, обшитых  сверху
стальными пластинами, ибо боевые рукавицы выходят из строя чаще всего...
     -- Сэр калика, -- попросил Томас смущенно, -- не упоминай про схватку
с пауками, ладно? Дома смеяться будут. Не поймут, дурни.
     От Мерефы до побережья Черного моря оставалось верст сорок. Выехали с
утра, и даже с коротким отдыхом в жаркий полдень Олег  надеялся  к  вечеру
достичь моря. При удаче на следующее  утро  могли  уже  плыть  по  волнам,
погрузившись  на  какой-нибудь  корабль  --  их  тысячи  у  побережья,  не
рискующих удаляться далеко от земли. Так вдоль берега и  добрались  бы  за
несколько дней до Константинополя, где их пути с благородным сэром рыцарем
разойдутся. Он пойдет по северо-западной  дороге,  которая  через  Сербию,
Хорватию, Германские государства и королевства франков  приведет  в  конце
концов в его Британию, а его, калики Олега,  путь  лежит  на  север  через
опасные земли конных орд печенегов, половцев и других степных народов...
     Томас ехал по-прежнему в полном доспехе, даже шлем не снял --  терпел
жару, парился, хотя на десятки верст ни души, иной раз -- ни кустика, лишь
низкорослая трава, где зайцу не схорониться. Деревни встречались редко, да
и те Томас и Олег проезжали с гордо задранными носами:  мерефяне  снабдили
едой и деньгами на год вперед. При малейшем  воспоминании  о  Мерефе  лицо
рыцаря  омрачалось.  Олег,  жалея  друга,  спешно   начинал   рассказывать
житейские случаи, забавные происшествия из  жизни  царей  и  героев.  Знал
удивительно много, Томас помимо воли заслушивался.
     В полдень, когда знойное солнце пригибало их к земле, Олег, обливаясь
потом, молча указал на два одиноких дуба, что  росли  на  краю  небольшого
ручья. Как водится на просторе, деревья взматерели без помех, пошли вширь,
под их могучими ветвями мог  бы  укрыться  от  солнца  или  дождя  крупный
воинский отряд или караван с верблюдами, ослами и товарами.  Конь  Томаса,
давно глядевший на Олега с надеждой, с готовностью  повернул  раньше,  чем
рыцарь тронул поводья.
     До дубов осталось не больше сотни шагов, когда из-за бугра  от  ручья
на четвереньках взбежала странная фигурка в лохмотьях. Упала  дико  визжа,
поднялась на задние ноги, сделала два ковыляющих шага и снова упала -- уже
под самым деревом.
     Следом выметнулся огромный зверь. Настолько огромный,  что  Томас  не
сразу узнал медведя. Тот бежал не спеша, на лапах и брюхе шерсть слиплась,
словно медведь только что ловил в ручье  рыбу,  в  огромной  пасти  белели
острые зубы. Странное существо оказалось девушкой с грязными растрепанными
волосами. Она прижалась спиной к стволу, смотрела с ужасом на  бегущего  к
ней зверя.
     -- Пречистая Дева! -- воскликнул Томас.
     Он опустил забрало, конь под ним привычно ринулся  в  галоп.  Медведь
взревел, и конь, хоть и штурмовал вместе с рыцарем башню Давида,  задрожал
и пошел по широкой дуге, обходя дикого зверя.
     Томас выругался, швырнул копье на землю, выхватил меч  и  спрыгнул  с
седла. Конь тут же попытался ускакать,  Олег  погнался  следом,  с  трудом
перехватил испуганное  животное.  Томас  с  обнаженным  мечом  бросился  к
медведю, тот  зачем-то  встал  перед  истошно  вопящей  девушкой  во  весь
исполинский рост на задние лапы, раскинул будто в восторге лапы.
     Видя, что не успевает,  Томас  заорал,  изо  всех  сил  швырнул  меч,
впервые в жизни  используя  его  как  дротик.  Меч  пролетел  по  воздуху,
вращаясь, ударил медведя плашмя по спине. Медведь уже схватил было жертву,
тяжелый  меч  ударил  неожиданно,  зверь  отшатнулся.  Девушка  с   воплем
отпрянула, ее голые плечи оросились кровью от медвежьих когтей.
     Томас подбежал,