ал его королем, на всякий случай грозно посверкал глазами, а  меч  со
стуком воткнул перед собой в землю. Там  охнуло,  выступила  кровь.  Идрис
довольно улыбнулся:
     -- Что вас сюда привело?
     На лбу Олега  сдвинулись  тяжелые  морщины,  зеленые  глаза  тревожно
потемнели. Томас видел, что калика напряжен как лев перед прыжком,  слышит
любой шорох, по запахам видит все на расстоянии полета стрелы.
     -- Нет,-- сказал Олег негромко,-- ты скажи сперва, как сюда попал ты.
Только говори правду! Ты же знаешь, я смогу отличить ее от твоей брехни.
     Идрис расхохотался:
     -- Главное -- результат, не так ли? А кто  как  сюда  попал,  так  уж
важно?
     Олег сказал еще напряженнее:
     -- Важно даже для меня. А уж для сэра Томаса -- вдвойне. Он настоящий
праведник, в отличие от меня. Но даже я тебя бы сбросил.
     Глаза Идриса насмешливо блеснули:
     -- Рай -- это место, где соблюдаются законы. И законы слова. Но  если
так уж хочешь знать, я упросил  Израила...  тогда  он  стоял  на  воротах,
пропустить меня через зачарованный вход, посмотреть рай.  Хоть  чуть-чуть,
пока Аллаха там не было. Все-таки друг, вместе с ним такое вытворяли,  что
у меня  и  в  аду,  не  поверишь,  вот  такие  мурашки  вскакивали,  когда
вспоминал!.. Даже сейчас спина покраснела. Хошь покажу?
     -- Не надо,-- отказался Олег, морщась. То ли  спину  покажет,  то  ли
место пониже.-- И неподкупный Израил впустил? Брешешь, не поверю.
     Идрис со смиренной рожей развел руками:
     -- Придется поверить. Израил впустил. Правда, сперва взял слово,  что
быстро погляжу и тут же выйду. Дальше понятно?
     Олег покачал головой, понял, а Томас сказал грозно:
     -- Клятвопреступник?
     Идрис надменно усмехнулся:
     -- Я? Я счел бы позором нарушить слово. Спроси своего друга,  нарушал
я когда-либо? Я -- великий воин,  а  не...  Словом,  быстро  оглядел  рай,
вернулся и сказал, что ничего особенного. С каким облегчением он вздохнул,
скотина! Тоже, видать,  начал  побаиваться,  что  останусь.  Как  ангелизм
портит некогда гордых и честных героев! А когда я  хотел  уйти  на  землю,
обнаружил, что забыл в раю обувь... Израил сам пихнул меня в спину: скорее
убери, пока Всевышний не заметил. От его толчка я так и влетел в рай!.. Но
в тот раз уже не давал слово вернуться. Кто упрекнет в вероломстве?
     Томас присвистнул, а Олег поинтересовался:
     -- Измаилу здорово влетело?
     Ухмылка на роже Идриса была гнусная:
     -- Бог милостив... Правда, потом пух и перья сгребали  по  всему  раю
граблями. Измаил до сих пор со мной не общается. Уж не знаю, почему. Перья
ведь отросли ярче прежних! Да и работа теперь поинтереснее. То стоял дурак
дураком на вратах, а  теперь  носится  по  всей  земле,  души  выдирает...
Ангелом смерти стал. А на вратах стоит  другой  здоровяк.  Меня  ненавидит
люто, я к нему боюсь подходить за три полета стрелы. Тупой как те  сапоги,
которые носит.
     Томас зло хмурился, золотой Ридван спас их  от  напавших  ангелов,  а
Олег вдруг протянул задумчиво:
     -- А мне теперь кажется, что он не совсем тупой...
     Взгляд зеленых глаз стал острее. Идрис поежился, спросил нервно:
     -- Ты что задумал? Ольг, мы с тобой не ссорились! Те мелкие  проделки
не счет. Ну, хочешь, я три одеяла притащу? Какого хочешь  цвета?..  Лежать
тебе, правда, некогда, но прихватишь с собой. Вот франк у тебя  без  дела,
понесет... Его это даже украсит.
     Олег огляделся по сторонам:
     -- Ты здесь и живешь?
     -- Конечно,-- удивился  Идрис.--  Меня  не  выгоняют,  ибо  что  один
разрешил, не может отменить никто.
     -- Но ты отсюда не отлучаешься?
     -- Нет, конечно!
     Томасу почудилось, что Идрис ответил  слишком  поспешно,  а  в  глаза
Олегу смотрел тоже чересчур честными глазами, просто лопаясь от  святости.
Олег помедлил, сказал в задумчивости:
     -- Выдохся... Жаль,  уходит  старая  смена.  Раньше  был...  ах,  что
говорить.
     Он махнул рукой. Идрис обиделся:
     -- Это я выдохся?
     -- Прости,--  сказал  Олег.--  Это  я  так.  У  всякого  когда-то  да
наступает время, когда жаждешь покоя,  зеленой  травки,  сладкого  вина  в
кубке, что подносят услужливые отроки.
     Он повернулся уходить, сделал знак Томасу. Рыцарь  со  стуком  бросил
меч в ножны, красивым движением забросил тяжелую перевязь за спину.  Идрис
смотрел исподлобья:
     -- Дурень ты, а еще Ольг Богоборец, прозванный Смотрящим! Если  здесь
пробыть хоть неделю, завоешь как шакал! А я похож на шакала?
     Олег помедлил с ответом:
     -- Пока что... нет. Но как?
     --  Отыскал  лазейку...  Иногда  выскальзываю  побродить  по   свету.
Полетать, поплавать...
     -- Своровать, побуянить,-- подсказал Олег.
     -- Пусть и так. Но я не выдохся, понял? Ладно, я тебя вижу  насквозь.
Ты хочешь сам ускользнуть незамеченным, верно?
     Олег заметил:
     -- Ты сохранил свою проницательность.
     -- Что да, то да,-- согласился Идрис польщенно.-- Так и быть, покажу.
Но ты должен поклясться, что  никому  и  никогда...  И  твой  франк  пусть
поклянется. Меня выгнать отсюда не могут, зато не впустить...
     Томас превратился в слух. Олег кивнул с усмешкой:
     -- Явно ты уже еще один лаз приметил. Я тебя знаю!
     -- Пойдем,-- пригласил Идрис.-- Но ты хоть скажешь, что такое  важное
сперли, что боитесь пройти мимо Ридвана?
     Олег помялся, взглянул на Томаса, беспомощно развел руками:
     -- Прости, но это слишком... важное. Когда-нибудь узнаешь.

     Глава 8

     Лазейка вывела в сад который ничем не отличался от того, что  остался
по ту сторону. Калика оскорбительно пробурчал, что оба рая, то бишь  сада,
лишь отгороженные части старого Эдема. Этот тоже  зовется  Эдемом,  только
правила малость иные.
     Томас сказал подозрительно и с язвительностью:
     -- Что-то лучше меня знаешь мой рай,  моих  святых,  всех  архангелов
различаешь... Уж не надумал ли принять истинную веру?
     -- Не надумал,-- коротко ответил Олег.
     Томас хмыкнул, потом ощутил, как словно окатило холодной волной.  Еще
охотнее, чем о друге, вызнают о враге!
     В стороне  промелькнула  быстрая  тень,  Олег  успел  увидеть  только
полупрозрачные крылья, а Томас ахнул:
     - Собака!.. Кто это собаку пустил в рай?
     Олег отмахнулся с раздражением:
     - А чем тебе собака не человек?..
     Но глаза у него были отсутствующие.  Томас  с  еще  большим  холодком
ощутил, что калика отвечает невпопад, напряжен так,  словно  готовится  не
просто помочь отыскать Ярославу, а все здесь сжечь, разрушить, истребить!
     Ряды  праведников  среди  зелени  показались   Томасу   похожими   на
гигантские стаи белых голубей,  что  сели  передохнуть  после  перелета  в
теплые страны. Но эти голуби уже достигли страны обетованной, и  хвалебная
песнь возносилась из тысяч и тысяч душ мощно, хоть и нестройно, но громко.
     -- Вот это рай! -- сказал Томас благоговейно.
     -- Да, рай,-- ответил Олег с неопределенностью в голосе.
     Томасу почудилось что-то  недоброе,  он  покосился  подозрительно  на
язычника, но Олег уже смотрел поверх райских кустов:
     -- Будем проталкиваться?
     -- Да не очень-то и плотно сидят,--  определил  Томас.--  Пройдем.  В
крайнем случае, через кусты.
     Когда приблизились, благостное пение стало настолько мощным, что Олег
ощутил себя мухой  в  патоке.  Томас  ломился  впереди,  в  железе  легче,
праведники в белых одеждах пели самозабвенно, полузакрыв  глаза,  а  то  и
вовсе зажмурившись, отдавшись пению, и когда Олег ненароком пихнул одного,
тот повалился на бок, не выпуская кифару... или что там у него, а рот  все
еще раскрывался, хотя дыхание вышибло.
     Томас сказал нервно:
     -- Ты не больно то... Обрадовался. Я в твоем раю никого не пихал!
     -- Ты сам их валишь как чурки.
     -- Я в своем! К тому же мне кажется,  эта  часть  сада  отведена  для
простолюдинов. Да нет, пахнет  по-райски,  но  больно  рожи  простые,  без
признаков благородства.
     -- Тогда можно пихаться?
     --  Только  мне,--  отрезал  Томас.--  Простой  народ  под  рыцарской
защитой! Иначе кто будет хлеб сеять, замки строить, мясо к столу подавать,
коней подковывать, ежели всякий толкать простых людей станет?
     Когда  миновали  ряды  праведников-простолюдинов,  Томас  сам  выбрал
дорогу,  чутье  подсказывало  где   бы   Господь   разместил   праведников
благородного сословия. Зелень ярче,  кусты  выше,  а  розы  крупнее.  Даже
пахнут мощнее, без скупости и бережливости.
     Когда по ту сторону забора из роз раздались  голоса,  Томас  тихонько
воскликнул:
     -- Они, рыцари!.. Чувствуешь врожденное достоинство?
     -- А если то не рыцари?
     Томас наградил его негодующим взором, но  из  осторожности  не  полез
через  кусты,  раздвинул  ветви.  По  ту  сторону  зарослей  цветущих  роз
прогуливались с арфами в руках рыцари  в  белых  доспехах  из  серебра.  У
каждого за плечами по два белых крыла, забрала подняты, у многих на шлемах
развеваются гордо перья, конские хвосты.  Каждый  держал  на  локте  левой
руки, чтобы не мешал играть  на  струнах,  щит.  Треугольные,  квадратные,
овальные, ромбовидные, с выемками и без них --  все  к  радости  Томаса  с
гербами. Он жадно всматривался в этот  цвет  рыцарства  всех  христианских
королевств Европы, а волхв больше посматривал  наверх,  укрывал  блестящую
спину рыцаря ветками.
     Томас внезапно ахнул, подался вперед так, что Олег вынужденно ухватил
его за плечи, оттянул за укрытие. Томас изумленно прошипел:
     -- В самом деле мир тесен!.. В родной Британии я с ним  всего  дважды
виделся, а здесь только шаг ступил -- сразу же напоролся...
     Он просвистел незамысловатую  песенку.  Один  из  рыцарей  вздрогнул,
остановился, повертел головой. Томас просвистел снова. Рыцарь  повернулся,
постоял в нерешительности, затем Томас с облегчением увидел как направился
в их сторону.
     Пригнувшись за кустами, наблюдали, как  блестящий  шлем  проплыл  над
благоухающими розами, застыл. Томас свистнул, и рыцарь,  раздвинув  кусты,
проломился к ним. Крылья  у  него,  как  заметил  Томас,  росли  прямо  из
железного доспеха, так что сэр Гальд явно мог снимать их вместе с железом,
когда ложился, к примеру, на ложе. Но в остальном все  тот  же  доблестный
рыцарь, исполненный всяческих рыцарских добродетелей, знаток геральдики  и
правил рыцарской чести, неизменный судья в рыцарских спорах.
     Седые брови сэра Гальда, кустистые и острые, как  наконечники  стрел,
взлетели на середину лба. Он даже отшатнулся:
     -- Сэр Томас?.. Вот уж не ожидал...
     -- Сэр Гальд,-- произнес Томас польщено,-- я счастлив, что меня узнал
и запомнил такой известный рыцарь, с мнением которого считаются  короли  и
императоры.
     Рыцарь перевел светлый взгляд на калику, смерил его с головы  до  ног
брезгливым взором, снова посмотрел на  Томаса.  На  суровом  лице,  всегда
бесстрастном, как помнил Томас, отразилось удивление и замешательство:
     -- Да-да, сэр  Томас...  Конечно  же,  я  узнал  доблестного  рыцаря,
который так отличился при взятии  Иерусалима...  Который  доблестно  вышиб
главные ворота, ибо, как потом выяснилось,  принял  за  ворота  таверны...
хотя, как известно, Иерусалим вроде бы не на берегу  моря...  Правда,  вас
тогда качало, качало... И он же захватил  сарацинское  знамя,  ибо  спьяну
принял за украденную  с  его  коня  попону...  Причем  зарубил  двенадцать
сарацинских паладинов...
     -- Это несущественно,-- перебил Томас поспешно,-- главное же, что  вы
меня узнали...
     -- Нет-нет,-- перебил в свою  очередь  калика,--  благороднейший  сэр
Гальд, продолжайте, продолжайте! Вы так  хорошо  рассказываете!  И  я  так
много узнаю нового!
     Польщенный сыр Гальд откашлялся и открыл было рот, но Томас с крайней
поспешностью, даже неприличной для короля, вклинился:
     -- Сэр Гальд, я обращаюсь как к старшему и знающему. Вы здесь, как  я
вижу, заниаете место, достойное вашего звания и знаний...
     Краем глаза он видел  проелькнувшее  над  ними  полупрозрачное  тело.
Привычка вона затавила  пригнуться  и  бросить  руку  на  меч.  Сер  Гальд
встревожился:
     - Сер Томас, что с вами?
     - Сер Гальд, вы видели... собаку?
     Старый рыцарь проводил долгим задумчивом взором крохотное тельце, что
сиротливо рыскало над  головами  праведником,  потом  унеслось  в  сторону
главный врат. Гглаза его потеплели, но голос, напротив, стал еще строже:
     - Это не собака, а пес. Благородный! Он  умер  от  тоски,  когда  его
хозяин  был  выбит  из  седла  на  турнире...  э-э...  в  день   коронации
достославного Кнута ударом копья, после чего сломал шею.
     - Но разве самоубийц в рай уже пускают?
     Сэр Гальд отшатнулся:
     - Сэр Томас, как можно!.. Он не убился, а повыл трое суток,  а  потом
помер. Это почти своей смертью! Нет, выше: по табелю о рангах  благородных
смертей это приравнено к гибели в горящем замке, окруженном превосходящими
силами противника. Он и муки принял не только телесные, но и душевные, что
угодно богу...
     Огненные брови сдвинулись на переносице Сатаны. Черти за спиной князя
     - Но все-таки собака... Ведь у животных нет души!
     Олег прервал нетерпеливо:
     - Сер Томас, это слишком сложный  вопрос,  чтобы  обсуждать  его  без
конклава. Думаю, у животных нет, как и  не  у  всех  людей...  женщине,  к
примеру, зачем душа?... а у собак, естественно, есть.  Ты  хотел  спросить
что-то другое.
     Томас хлопнул себя железной ладонью по лбу. Раздался густой протяжный
звон, словно ударили в большой колокол.
     - Нам крайне  важно  пройти  к  хехалоту...  так  почему-то  обзывает
небесный дворец мой дикий проводник... а чутью зверей мы доверяем  больше,
чем человеческому.
     Брови сэра Гальда всползли еще выше, а глаза стали вдруг круглые, как
щиты англов:
     -- Сэр Томас! А где ваши крылья?
     -- Крылья? -- удивился Томас. Он обеспокоено пощупал себя по спине, с
облегчением перевел дух: -- Как вы меня напугали, сэр  Гальд!  Мне  только
этой гусиности недоставало. На шлеме, понятно, но чтоб еще и на спине...
     -- Но крылья,-- прошептал сэр Гальд,-- всякая душа с крыльями...
     -- И моя тоже,-- воскликнул Томас,--  наверное,  тоже!  Но  она  там,
внутри, а я -- снаружи. И мне нужен хехалот!
     Рыцарь отступил на шаг, мясистое лицо обрело синюшный оттенок:
     -- Так вы, значит, во плоти? А я ломаю голову, как это  сэр  Томас...
тот самый сэр Томас... да здесь в раю! Тогда кого же в ад?.. И вы  посмели
явиться  в  гнусной   плоти,   подверженной   всяким   страстям,   похоти,
чревоугодию, низменным порокам...
     Он поперхнулся слюной, закашлялся.  Олег  ткнул  Томаса  в  бок,  тот
пригнулся, попятился в  кусты.  Над  садом  стремительно  неслись,  быстро
снижаясь, два крупных ангела в белых одеждах. Полотно трепетало по  ветру,
золотые волосы красиво развевались. Олег придержал Томаса  за  плечо,  они
присели за кустом, сэр  Гальд  недоумевающе  повел  все  еще  красными  от
праведного гнева очами по сторонам, и тут на него и кусты  роз  обрушилась
волна жара. Громко захлопали крылья. Ангелы рухнули с  обеих  сторон  сэра
Гальда. Он вскинул голову в недоумении, а Томас только ахнул, когда ангелы
заломили доблестному знатоку геральдики руки  за  спину  и,  вместо  того,
чтобы взмыть, с грохотом провалились сквозь твердь.
     Донесся удаляющийся крик. Олег выждал,  огляделся,  подошел  к  дыре,
опасливо вытягивая шею. Отверстие, похожее на небольшую полынью для  ловли
крупной рыбы, затягивалось быстрее, чем шнурок  на  калите  скряги.  Томас
вскрикнул негодующе:
     -- Что стряслось? За что?
     Олег подумал, закрыл глаза. Томас сопел в ярости,  топал,  но  калика
думал долго, основательно. Наконец глубоко вздохнул, словно пробуждаясь от
долгого сна, огляделся:
     -- Ну что, пойдем?
     -- Сэр калика,-- прорычал Томас.-- Что с сэром Гальдом? Что эти...  в
перьях? Уж не снизу ли, дабы не дать ему сказать, где Яра?
     -- Ну что ты,-- сказал калика успокаивающе,-- просто закон  для  всех
одинаков.
     -- Какой закон?
     -- Не оставившие потомства в рай не допускаются.
     Томас отшатнулся:
     -- Ну, закон верен... нечего пустоцветами засорять эти сады...  но  у
сэра Гальда были дети! Я даже внуков видел!
     Калика с сочувствием развел руками:
     -- Значит, погибли.
     -- Но при чем здесь сэр Гальд? -- вскричал Томас.-- Не он же убил!
     --  Но  не  дал  им  достаточно  жизненной  силы,--  ответил   калика
невнятно.-- Или хитрости, изворотливости.  Пусть  даже  трусости,  которая
спасла бы от меча, предупредила бы о  беде.  Сэр  Томас,  нет  совершенных
законов! Даже у вас в Британии, разве законы не приближенные?
     -- Как это?
     -- Кто скажет точно, кому голову с плеч, а кого в тюрьму?  А  если  в
тюрьму, то на сколько?.. Круглые цифры всегда врут, сэр Томас.
     -- При чем здесь круглые цифры?
     -- А то,  если  кому-то  в  тюрьму,  скажем,  на  два  года,  то  это
приблизительная оценка. На самом же деле должно быть,  скажем,  два  года,
месяц, шесть дней и три часа с минутами.  Или  год,  одиннадцать  месяцев,
восемь дней и три часа с минутами. Но судьи пока не могут  добиться  такой
точности. А здесь и подавно! Здешние  законы  очень  древние,  а  меняются
медленно... Так что сэр Гальд пострадал за нерасторопность своих потомков.
Ясно?  Но  все  же  давай  отсюда  выберемся  побыстрее.  Неизвестно,  что
расскажет по дороге.
     Томас повесил голову. Калика слышал, как он брел сзади, бормоча:
     -- За грехи отцов -- понятно... но за грехи внуков, правнуков?..
     Лязгнуло. Судя по короткому грохоту, сэр Томас  вздрогнул  или  зябко
повел плечами. Впрочем, подумал он, утешая себя, сэр Гальд, знаток законов
рыцарства, похоже, тоже потомок того... десятого.

     По ту сторону кустов неспешно шел нечесаный человек в  белом  хитоне.
Лебяжьи крылья свисали,  будто  никогда  не  пользовался.  Лицо  выглядело
дерзким, через щеку тянулся длинный шрам. В  правой  руке  держал  длинный
прут, коим время от времени сшибал головки цветов.
     Томас сделал движение вылезти, с таким и поговорить  можно,  но  рука
Олега предостерегающе сжала железное плечо. Человек на ходу смачно сплюнул
в ту сторону, где они прятались, промахнулся в головку розы,  выругался  и
пошел вдоль цветущей аллеи, насвистывая похабную песенку.
     Томас сердито смотрел ему вслед:
     -- Что это за мерзавец? С такой-то рожей  в  раю?  Или  я  что-то  не
понял...
     Калика успокоил насмешливо:
     -- Ты все понял правильно. Это разбойник Рах, которому  Иисус  сказал
на кресте: "Сегодня же будешь со мной в царстве небесном".  Когда  Христос
явился наверх, этот тип уже встречал его... и  его  прародителей,  у  врат
небесных. Ну, пойманный на слове Иисус провел его через ворота... ну,  где
скорее верблюд через игольное ушко...
     Томас спросил подозрительно:
     -- А почему поспел раньше Иисуса?
     Калика удивился:
     -- А разве  не  всегда  так?..  Впрочем  Иисус  после  смерти  сперва
спустился в ад, вывел оттуда Адама и Еву. Тоже, если по справедливости, не
за праведность или другие заслуги, а лишь за то, что прародители. Так же и
с разбойником. Сколько их было распято, повешено, обезглавлено  в  тот  же
день в других краях! Даже достойных людей, но никто  не  попал  в  царство
небесное! Не в справедливости дело, а в том,  чтобы  подсуетиться  вовремя
возле могучего человека. Как этот Рах. Лизнул вовремя, вот и гадит  теперь
в райских кущах.
     -- Ну что ж,-- отрезал Томас  сердито,--  в  исламский  рай  мерзавец
проник хитростью, а в наш -- по доброте сердца Христа, который  на  кресте
брякнул, не подумав... Да и плохо на гвоздях думалось, не так ли?
     -- Гм...
     -- А вообще он,-- сказал Томас, все еще не в состоянии успокоиться,--
этот... десятый. Ну, которого слепили из этих... Хорошие люди плодятся как
хорошие яблони, да и то дичают без ухода, а