л  нырнуть  вниз,
сорвавшись буквально с зубов, уронил пару перьев с хвоста.
     Дракон растопырил крылья, парил довольно, на улетающего  лебедя  лишь
повел глазом. Так лев не обращает внимания на глупых  коз,  что  буквально
наступают на царя зверей, когда он дремлет после  обильного  ужина.  Томас
прикинул общий вес стаи, дракон явно  переел  в  охотничьем  азарте,  даже
задышал тяжело, теперь не надо кормить хотя бы час...
     Он перевел дыхание,  впервые  решился  оторвать  взгляд  от  страшной
рогатой морды. По бокам летящего дракона  проскальзывали  плотные  облака,
иногда крылатый зверь поднимался выше, Томас потрясенно рассматривал внизу
белое  поле,  похожее  на  снежное.  Обожравшийся  дракон  забывал  махать
крыльями, медленно снижался, по бокам возникали поднимающиеся снизу клочья
тумана. Иной раз настолько  плотного,  что  крылья  скрывались  полностью.
Оглянувшись, Томас однажды  не  узрел  хвоста.  Туман  скрыл  даже  опасно
близкую голову: Томас торопливо вытащил кус мяса  и  держал  в  протянутой
руке. Если и цапнет, то откусит пальцы, но не сожрет всего...
     Дракон провалился из облаков, внизу проплывали долины,  редкие  леса,
серебристыми  змейками  вилюжились  реки.  Томас  смутно  удивлялся,   что
Создатель так причудливо расставил горы и  долины,  провел  реки,  подумал
озабоченно, что скоро переведутся добротные карты, ибо  драконы  исчезают,
не давая потомства, а как иначе составить точную карту, если не с загривка
дракона?
     Иногда дракон совсем забывал  махать  крыльями.  Земля  приближалась,
Томас  переползал  на  шею,  втыкал  кинжал.  Дракон  вздрагивал,   словно
просыпаясь, панически хлопал кожистыми  парусами,  словно  перелетающая  с
забора на забор курица.
     Земля стремительно удалялась, Томаса распластывало. Уже не трясся,  в
пораженной ужасом душе  проклюнулись  зернышки  восторга.  Христианин,  он
оказался в языческом мире, который еще предстоит очищать огнем и мечом  от
ведьм, магии, драконов, домовых, троллей... Так и сейчас  рогатая  нечисть
вот-вот хряпнется в небесную твердь, расплющит воина Христова, оставив  на
небосводе лишь мокрое место. Томас опасливо посматривал  наверх,  страшась
зацепиться за небесные  гвозди,  которыми  прибита  твердь  --  серебряные
шляпки гвоздей видны только ночью...
     Совсем расхрабрившись, он рискнул оторвать руку от выступающего перед
ним костяного валика, бережно погладил мешочек у пояса с выступающим боком
драгоценной чаши. С нами Бог и кровь Христова! Даже если дракон сотворение
дьявола, то сейчас служит добру. Высшая сила Христа в том, что  не  всегда
обязательно убивать врага, все священники это твердят.  Заставить  служить
себе -- высшая доблесть воина крестоносного войска за  освобождение  Гроба
Христова. Но ежели сарацина убивать не обязательно, то дракона  тем  более
-- зверь не человек, он всегда невинен, даже самый лютый  не  ведает,  что
творит, даже акулы невинны, их такими сотворил Господь...
     Томас  сложил  пальцы  щепоткой,  намереваясь  украдкой  перекрестить
спину, на которой  сидел,  вдруг  заколебался.  А  если  творение  дьявола
вспыхнет адским пламенем и рухнет как факел? Ангелы могут и не  подхватить
верного воина Христова: заняты или не заметят, у Пречистой Девы  на  руках
малый ребенок, так что шмякнется с высоты в одну-две мили,  а  чаша  опять
закатится куда-нибудь.
     Он торопливо развязал узлы, вытаскивать чашу не стал -- сунул руку  в
мешочек. По кончикам пальцев пробежала щекотная дрожь. Выпуклый бок словно
узнал, потеплел от прикосновения защитника, верного рыцаря.
     Томас вздохнул, завязал веревку туже, нахохлился и сунул  ладони  под
мышки. Ветер пробирает до костей, и хотя в доспехах защищен как в собачьей
будке, но в щели дует, у дракона-то шкура толще!
     Небо во всю ширь было синее, справа и слева, спереди и сзади.  Далеко
слева протянулась вереница гусей, но дракон то ли не заметил,  то  ли  был
сыт. Справа тоже наметилось  странное  пятнышко,  Томас,  однако,  слишком
продрог, чтобы всматриваться внимательно, но пятнышко приблизилось, рыцарь
разглядел длинный расписанный всеми красками ковер --  очень  мохнатый.  В
середке сидел согнувшись человек в тюрбане, тоже  явно  замерз:  согнулся,
зябко кутается в цветной халат. Ковер,  колыхаясь,  как  толстая  мохнатая
гусеница, полз почти тем же курсом, но дракон летел намного быстрее. Томас
рассмотрел    смуглое    усталое     лицо,     человек     проводил     их
завистливо-безнадежным взглядом. У Томаса на миг возникло желание показать
ему конец веревки, как делали грубые  моряки,  обгоняя  другое  судно,  но
врожденное благородство рыцаря не позволяло грубых  жестов,  да  и  пальцы
озябли так, что не свернули  бы  даже  фигу,  тем  более  не  удержали  бы
веревку.
     Человек на  ковре  летел  чересчур  низко:  несколько  ворон,  злобно
каркая, погнались за летящим ковром, но человек лишь втянул голову в плечи
и сгорбился еще больше, зябко натягивая  халат  на  уши.  Вороны,  прогнав
врага со своей земли, отстали, начали ходить кругами, как гордые орлы.
     Дракон летел и летел, Томас устал, замерз и  проголодался  как  волк.
Калика уронил голову на грудь, упершись подбородком, висел  без  движения.
Он оставался бледным, словно мертвец. Томас снова отвернулся  со  вздохом,
уже привычно то хватаясь за выступы, то распластываясь под тяжестью.

     Глава 17

     Так они летели до полудня. Калика не  приходил  в  себя,  хотя  корчи
отпустили. Дважды Томас поправлял дракона: тот, как слепой  на  один  глаз
конь, упорно пытался свернуть и  летать  по  кругу,  но  Томас  следил  за
солнцем, благо чаще всего летели выше облаков. Делал поправку на  движения
самого солнца, которое Божьим повелением встает на востоке, тащится  через
небесную твердь до запада, где уходит в нору, а за ночь его  перетаскивают
по всему подземелью проклятые грешники к земному краю на востоке. За  лето
устают, осенью волочат все медленнее, а зимой вовсе двигаются  как  сонные
мухи, так что весной у Повелителя  подземного  мира  терпение  рвется,  он
швыряет  тащильщиков  в  геенну  огненную,  а   в   упряжку   пристегивают
свеженьких. Возможно, в новой упряжке будет сэр Горвель с сарацинами.
     Дракон лишь однажды повернул голову, Томас ловко зашвырнул два  куска
в пасть, а третий полетел мимо: дракон в этот момент начал отворачиваться.
Томас выругался, провожая сожалеющим взглядом увесистый ломоть. В  желудке
тихонько шевельнулось, жалобно квакнуло.
     Томас поерзал: вроде бы нелепо обедать, сидя на летящем  драконе,  но
есть хотелось взаправду, а проклятый дракон чавкает так, что у Томаса  рот
наполняется слюной.
     Он развязал один мешок, другой, отыскал  узел  с  турьими  печенками.
Вытащил одну трепещущую, словно живую, скользкую. Пришлось пальцы вгатить,
кровавя, в самую середку, чтобы не выронить. Зубы сами с хрустом впились в
сочную мякоть, кровь брызнула на руки,  но  Томас  уже  вообразил  себя  в
родном лесу на берегу Дона, когда со свитой верных людей  залесуют  оленя,
разделают на месте, собакам бросят внутренности, а сами торопливо разделят
еще теплую печень!
     Он вздрогнул, едва не выронив кусок: сзади раздался хриплый голос: --
Сам жрет... А дракону?
     Калика поднял голову, смотрел вроде бы укоризненно, в глазах блестели
странные искорки. Томас со счастливым воплем бросился к другу,  печень  на
ходу сунул в щель, между пластинами, чтобы ветром  не  сдуло,  ухватил  за
туго связанные плечи:
     -- Сэр калика!.. Ты... проснулся?
     -- Я храпел? -- спросил калика. Его зеленые  глаза  были  чистые,  он
внимательно смотрел на Томаса, на свое туго стянутое веревками тело.
     -- Самую малость, -- заверил  Томас.--  Впрочем,  мы  с  драконом  не
слышали.
     -- Привязал меня ты?
     -- Ну... дракон был занят. Он махал крыльями.  Наши  друзья,  которые
Тайные Семеро, наслали на тебя плохой сон, вот я и...
     Олег кивнул, поморщившись:
     -- Сейчас их натиск ушел. Развяжи.
     Томас смотрел сияющими глазами, гора свалилась с  плеч,  но  руки  от
узлов отдернул:
     -- А ты уверен... что не повторится?
     Олег покачал головой:
     -- Я теперь ни в чем не  уверен.  Правда,  второй  раз  так  внезапно
захватить себя не дам.
     -- Но ты... сэр калика, не обижайся, но как я могу быть  уверен,  что
это не они тобой сейчас руководят? Когда бесы овладевают человеком,  могут
делать с ним все, что хотят! Бывает, сам не знает, что одержим бесом!
     Олег не спускал с него глаз, привычно зеленых, в которых была боль:
     -- Сэр Томас, тебя не зря  назначили  вожаком  рыцарского  отряда!  Я
думал, ты лишь храбрый меднолобый,  но  ты  не  дурак.  Нет,  я  бесом  не
одержим. Доказать не могу, но если не развяжешь, я скоро  умру  от  застоя
крови. Веревки очень тугие, сэр Томас.
     -- Ты чересчур силен, -- возразил Томас, чувствуя себя виноватым.
     Он торопливо развязал узлы на руках калики, вместе освободили ноги  и
тело. Томас заботливо  привязал  калику  толстой  веревкой  вокруг  пояса,
другой  конец  он  заблаговременно  закрепил  на   гребне.   Калика   лишь
усмехнулся. Он посматривал на рыцаря с уважительным удивлением.
     Олег морщась растирал опухшие члены,  Томас  разминал  ему  синие  от
затекшей  крови  ноги.  Один  раз  отвлекся  покормить  дракона,  а  когда
вернулся, калика сказал с насмешкой в голосе:
     -- Что ж ты жрешь сырую печень? Разве ваша религия не запрещает  есть
с кровью?
     -- Я христианин, а не иудей, -- ответил Томас с  достоинством.--  Это
они даже хлеб обрезают и выбрасывают, ежели  собственная  кровь  из  десен
попадет на крошку!
     -- Ах да, -- ответил калика устало, --  я  спутал  вас,  христиан,  с
хазарами... Сэр Томас,  я  еще  не  встречал  такого  отважного  человека!
Просыпаюсь, а он сидит на горбу дракона и жрет мясо, которое предназначено
дракону!
     -- Делать-то больше нечего, -- ответил  Томас  оправдываясь.--  Зверь
летит правильно, ты спишь, женщин и вина нет,  до  корчмы  далеко,  а  мне
холодно и страшно...
     -- Неужто страшно? -- изумился Олег. Глаза его смеялись.
     -- Еще как, -- признался Томас. Он зябко  передвинул  плечами.--  Это
вы, язычники, всяких  летающих  жаб  видели,  а  для  меня,  воина  войска
Христова, этот странный зверь в диковинку!
     -- Тем не менее ты сидишь у него на холке и жрешь.
     -- Нужда, -- проворчал Томас, --  научит  калачи  есть,  как  однажды
сказал один мой друг и побратим из Скифии, то бишь Руси.
     Олег устало откинулся, привалившись спиной к  широкому  гребню,  лицо
его было все еще мертвенно бледное. Он сказал:
     -- Мы уже сократили четыре дня...
     -- Четыре? -- изумился Томас.
     Он порозовел, надежда слабо  затрепыхалась  в  сердце.  Олег  прикрыл
глаза, как смертельно измученный человек, прошептал:
     -- Взгляни вниз... Мы уже над петлей реки Дон...
     -- Дон? -- встрепенулся Томас, не веря своим ушам.-- Я еще не летывал
в этих краях, сэр калика!.. Мне сверху узнавать непривычно... пока что.
     -- Дон... только не англицкий, не  славянский...  везде,  где  прошли
скифы, общие предки,  реки  назывались  Дон...  либо,  как  искажено  ныне
живущими племенами: Дно, Днепр, Днестр, Донегол...
     Голос  оборвался,  он  заснул  на   полуслове.   Томас   вздохнул   с
облегчением, не хотелось признаваться, что шея онемела  от  нечеловеческих
усилий держать голову прямо, не давая взглянуть вниз в эту жуткую  бездну.
И так душа скребется в  пятках,  вот-вот  вырвется  на  свободу!  Поспешил
доблестный сэр калика похвалить  за  отвагу,  так  не  признаваться  же  в
трусости? Надо держать рыцарскую честь высоко.
     Он посматривал на страшную рогатую голову, что рассекала воздух всего
в трех-четырех шагах впереди. Почудилось или дракон в самом деле  начинает
поворачивать голову? И почему дергается уголок хищной пасти?
     Калика проснулся через час,  порозовел,  в  тусклых  глазах  появился
блеск. Зябко передернул плечами:
     -- Не учли, надо бы пару одеял... Впрочем, где их  взять?  Летим  все
так же?
     -- На северо-запад, -- ответил Томас, сдерживая щенячью радость,  что
калика проснулся, и теперь можно большую часть  забот  переложить  на  его
плечи.
     -- Ты хорошо знаешь карту, -- сказал калика с уважением.
     -- Зачем мне мелочная карта, -- ответил Томас  надменно,  но  ощутив,
как жаркая кровь начала приливать к щекам,  поспешно  нагнулся,  перевязал
узлы на мешках с мясом.-- Я смотрю на солнце!
     Олег восхитился:
     -- Сэр Томас, ты прямо как древние витязи, что летали на драконах!
     -- Они что же... воевали, как на конях?
     -- В самую точку!
     Томас с содроганием смотрел на затылок дракона, помня, какая  у  него
морда, какие зубы:
     -- А почему перестали?
     Олег подумал, отмахнулся небрежно:
     -- Народ стал иным... К  тому  же  драконы  --  это  большие  жабы  с
крыльями. Когда сытые, дремлют, а когда голодные -- хватают  на  поле  боя
всех без разбора. Для них нет своих или чужих.
     Дракон внезапно сделал крутой вираж. Томас с проклятием уже  привычно
вонзил в щель между плитами меч, придержал навалившегося на него Олега:
     -- Перекормил дурака!.. Резвится...
     Олег молча посматривал на сердитого рыцаря. Дракон пару  раз  хлопнул
крыльями, снова распластал во всю ширь, а Томас с воплем полез по загривку
к торчащему между пластин кинжалу: солнце светило прямо в глаза.
     Когда он, выровняв путь, вернулся к  калике,  они  прижались  друг  к
другу, пытаясь сохранить остатки тепла. Томас подумал о  шатре,  но  ветер
сорвет как пушинку, к тому же проворонишь, когда дракон возжелает есть. Он
непроизвольно пощупал мешки с мясом. Олег сказал сонно:
     -- Холодно, потому жрет чаще. В жару -- раз в сутки. Одного быка,  не
больше.
     Когда начало теплеть, что  означало  близкую  землю,  дракон  свирепо
ударил крыльями, и Томас  уже  привычно  сжав  зубы,  вцепился  в  роговые
наросты. При каждом хлопке озябшие пальцы  едва  не  разжимались,  его  то
подбрасывало, то вжимало в костяную спину с такой силой, что  глаза  лезли
на  лоб  как  у  рака.  Кишки  выдавливало  наружу,  а  пальцы   едва   не
расплющивало... тут же ноги отрывались, повисал на кончиках пальцев  и  на
веревке, заранее напрягаясь, ибо в следующий миг  дракон  рванется  вверх,
его бросит на твердую драконью спину.
     Наконец крылья растопырились во всю ширь, развернулись, как  слоновьи
уши. Томаса перестало швырять, как утлый кораблик в бурю.  Олег  пережидал
смиренно, он был калика и отшельник, а  Томас  вздохнул  с  облегчением  и
перекрестился, следя за тем, чтобы незримым крестом  не  задеть  летающего
зверя.
     -- На коне лучше, -- вздохнул он тоскливо.-- Святая земля,  да  такая
твердая!
     -- А пешком, с посохом в руке? -- добавил Олег.-- Идешь  потихонечку,
даже жучка и бабочку --  божьи  творения  --  рассмотришь.  Со  встречными
поздороваешься, о великой Истине  мыслишь...  Вокруг  божий  свет:  степь,
леса, поля, коровы...
     Он вытер  слезы,  выступившие  от  резкого  встречного  ветра.  Томас
наконец-то  начал  посматривать  вниз,  где  в  немыслимой  бездне   очень
медленно, почти не двигаясь, проплывали зеленые бугры гор.  Стиснул  зубы,
сказал дрогнувшим голосом:
     -- Уверен, что догнали четыре дня?
     Олег вытянул шею, едва не свесился с дракона, сказал задумчиво:
     -- Пять... Шестой пошел.
     -- Шестой? -- ахнул Томас.
     -- Дракон поднялся очень высоко, -- объяснил Олег. Вон  там  движется
темное пятно, это половцы или куманы, кочевое племя хана Степана. Для  них
наш дракон выглядит то ли жаворонком, то ли соколом...
     Внезапно гигантская голова повернулась, на  Томаса  взглянули  жуткие
глаза, каждый размером  с  таз,  костяные  наросты  над  глазами  сумрачно
блестели, из ноздрей с  шумом  вырывались  клубы  пара.  Дракон  распахнул
широкие челюсти, небо и язык в обрамлении белых  как  сахар  зубов  пылали
ярко-пурпурным. Томас засмотрелся в жуткий туннель, стены  красной  глотки
блестели мокрым, как покрытые слизью.
     Его толкнуло в плечо, мелькнула рука калики с ломтем мяса. Хрястнуло,
будто столкнулись скалы, туннель исчез, теперь на  Томаса  смотрела  тупая
морда то ли жаворонка, то ли сокола. Челюсти  подвигались,  тут  же  пасть
распахнулась еще шире.  Томас  опомнился,  забросил  несколько  ломтей,  и
дракон величаво  отвернулся,  не  переставая  равномерно  перетирать  еду,
словно корова жвачку.
     -- Здорово? -- спросил Олег с мрачным весельем.
     -- Великолепный зверь, --  ответил  Томас  искренне.--  Каких  только
чудес Господь не творит! Но это еще что... Я  в  своих  странствиях  видел
совсем уж дивных чудищ! Один был ростом с трех быков, поставленных друг на
друга, только раз в пять тяжелее, уши висят по бокам  как  кожаные  плащи,
изо рта торчат клыки -- поверишь ли! -- в руку длиной, а  нос  как  кишка,
даже длиннее. Кишкой ломает ветки и жрет! С земли  поднимает,  не  нагибая
голову, всякое нужное и тоже жрет!.. Поверишь ли?
     -- Много чудесного на свете, -- ответил Олег уклончиво.
     -- Но самое чудесное,  что  тамошние  люди  пошли  дальше,  чем  твои
древние витязи! Научились на тех зверях ездить,  пахать,  таскают  на  них
огромные камни, толстые бревна, а держат их, как наши крестьяне коней  или
коров! В сараях, загонах, на выпасах. Кормят даже не вволю, а лишь  бы  не
подохли.
     Под ними костяные  пластины  терлись  одна  о  другую,  поскрипывали,
трещали.  Олег  сунул  руку  в  щель  между  костяными  плитами,   бывшими
чешуйками, грел озябшие пальцы: от спины дракона  шло  тепло.  Под  ногами
посвистывало с натужными хрипами: дракон явно застудился в холодной  сырой
пещере. На привале неплохо бы сварить настой  из  трав  и  кореньев...  то
бишь,  из  деревьев  и  кустов,  отпоить  зверя.  Правда,  завтра  уже  не
понадобится, можно отпустить, но за добро надо платить добром даже  зверю.
Так завещали древние боги.
     Солнце начало клониться к западу, а дракон летел все  так  же  ровно.
Томас удивился, сколько же продержится в полете,  ни  одна  птица  уже  не
осталась бы без отдыха, но калика  не  отвечал  --  спал,  привалившись  к
гребню, тяжко дался невидимый бой с Тайными Владыками Мира.
     Томас заметил, как беспокойно задвигались валы ушей дракона. Едва тот
повернул голову, Томас начал зашвыривать  ломти  мяса  в  пасть,  стараясь
попасть прямо в зияющий туннель глотки: вдруг там и дыхательное  горло  --
поперхнется или нет?
     Дракон был похож на жаворонка разве что тем, что тоже жрал на лету, а
огромные ломти мяса  для  него  были,  как  мошки  для  жаворонка.  Калика
проснулся, тут же принялся  помогать  рыцарю,  хотя  тот  явно  не  считал
зазорной такую работу: даже короли иной раз сами  кормят  и  чистят  своих
боевых коней,  а  драконы,  если  верить  калике,  когда-то  были  боевыми
зверями.
     -- Жаворон...ночек, -- выдохнул он,  когда  очередной  ломоть  влетел
дракону в пасть.
     -- Кто? -- не понял Олег.
     Томас швырнул  окровавленный  ломоть,  дракон  наконец  отвернулся  с
раздутыми щеками:
     -- Сокол на лету только бьет, а ест на  земле.  А  мы  бросали  мошек
именно жаворонку.
     Олег хмыкнул, вытер ладони  о  костяную  плиту.  Под  ними  постоянно
шевелилось, словно Томас и Олег сидели на стаде двигающихся черепах.
     -- Мяса осталось на одну кормежку! -- напомнил Томас тревожно.
     -- Пусть это прожует, -- ответил  Олег  недовольно.--  Нажрался,  как
хомяк. Щеки из-за спины видно!
     Щеки дракона в самом деле раздулись, он мерно жевал, ветер  сорвал  с
уголка губ слюну. Олег вовремя отшатнулся, на  рыцаря  ляпнулась  капля  с
ведро размером, он с проклятиями начал выпутываться из липкой слизи,  даже
не  заметил  в  ярости,  что  дракон  снова   забил   отчаянно   крыльями,
стремительно набирая высоту.
     -- Эта зверюга не заморилась?
     -- Не помню, -- ответил Олег