ред
миром, где правит не разум, а слепая вера, где восхваляются  не  герои,  а
лакеи-угодники!
     Томас разрывался от сочувствия,  Олег  никогда  не  говорил  с  такой
тоской и болью, чувством поражения, обреченности. Фагим вскинул голову,  в
запавших глазах была слепая ярость. Он снова бросился  на  стену,  пытаясь
ухватить за сапог Олега, на этот раз пальцы царапнули почти за подошву.
     -- Ты... враг...
     -- Жгут библиотеки,-- сказал Олег тоскливо,-- зверски убивают ученых,
мудрецов, исследователей... Разрушают школы, а строят монастыри...
     -- Враг...
     -- Эх, Фагим!.. Томас, пойдем,-- сказал Олег.
     Красный  гигант  направился  в  их   сторону,   как   вдруг   донесся
переполненный ненавистью голос:
     -- На шестом уровне внизу... есть ход...
     Олег спросил быстро:
     -- Куда?
     -- Не знаю,--  донесся  шепот,  в  котором  ненависть  клокотала  как
кипящее масло в котле.-- Это подкоп... Его делают уже сто тридцать  лет...
Вчера пробили, но пока никто...
     Красный гигант рванулся в  их  сторону.  Невольники  падали  под  его
ударами как стебли травы под острой косой. Двое с жуткими криками  исчезли
за краем, из бездны донесся удаляющийся крик. Олег с Томасом отступили  за
камни, пригнулись. Слышен был рев, звонкие удары бича, стоны  несчастного.
Лицо Олега было мрачное, глаза отводил, на Томаса не смотрел.
     -- Ты его знаешь? -- спросил Томас шепотом, тут же устыдился  глупого
вопроса. Поспешно спросил: -- Доверяешь?
     -- Нет, конечно,-- ответил Олег тихо.-- Ты же слышал...
     -- Ты убил его, надеюсь, не в спину?
     Олег раздраженно сдвинул плечами:
     -- Да какая разница? Для магов не важно, как убил. Важнее, как жил.
     Щелкающие  удары  пошли  удаляться,  словно  надсмотрщик  по   дороге
раздавал удары направо и налево. Или же, подумал  Олег  хмуро,  но  Томасу
говорить не стал, чудовище погнало несчастного для допроса с пристрастием.
Что-то здесь многое не вяжется. Слишком уж на  каждом  шагу  ждет  засада,
ловушки, словно многое предусмотрено.
     Томас сердито сопел. Убить глаза в глаза или подло в спину -- большая
разница. И какими бы высшими ценностями не бахвалился калика,  но  никакой
мир не будет миром, никакая вера не победит сердца, если можно будет  бить
в спину, лежачего, или втроем одного.

     Глава 5

     Олег шел торопливо, часто оглядывался. Красное небо блекло,  темнело,
словно горячая кровь свертывалась в коричневые комки, медленно  проявилась
громадная, как таз цирюльника, луна. Хотя бы  желтая.  как  покойник,  или
пурпурная,  как  туша  с  содранной  шкурой,  но  луна  засияла  настолько
мертвенно бледным светом, холодным и серебристым, что  плечи  Томаса  сами
собой передернулись как у большого пса, что выскочил из ледяной воды.
     В лунном свете Томас видел только темные впадины вместо  глаз  Олега,
но по всей фигуре было столько напряжения, что  наконец  ощутил,  как  под
доспехами побежали мурашки:
     -- Опасность?
     -- Кто-то идет по следу,-- бросил калика.
     -- Уверен? -- спросил Томас, а руки уже сами потащили меч  из  ножен.
Он начал прислушиваться, оглядываться, сразу же ударился головой о  камень
так, что в  черепе  зазвонили  все  колокола  Британии,  а  перед  глазами
вспыхнул настолько яркий свет, словно Господь творил мир заново. Ругнулся,
помянув всех святых настолько крепко, что у тех кожа от стыда слезет как у
линяющих змей, пошел по-рыцарски вперед и  без  оглядки:  волхв  на  то  и
волхв, чтобы чуять, а он, рыцарь, чтобы защищать простой  люд  с  мечом  в
руке, а не выполнять работу воина-лазутчика.
     Вскоре чуткое  ухо  уловило  быстрый  цокот  крепких  когтей.  Камень
отзывался  звучным  щелканьем,  Томас   непроизвольно   определил   размер
когтистой лапы, по спине пробежала дрожь. Он  приотстал,  пропуская  Олега
вперед:
     -- Я встречу первым.
     Олег на ходу оглянулся:
     -- Успей выставить перед собой меч.
     -- Зачем? -- спросил Томас оскорблено.-- Пусть  ощутит  на  себе  мой
удар.
     -- Не успеешь... -- сказал Олег сожалеюще.
     Но охотно прошел вперед, поставив рыцаря между  собой  и  настигающим
чудовищем.  Они  торопливо  пробирались  вдоль   отвесной   стены,   Томас
чувствовал, как Олег отчаянно ищет хоть малую щель, из  которой  могли  бы
тыкать в страшную морду остриями меча и посоха, но выемки были от сколотых
глыб, кулак поместится с трудом, а стук  копыт...  если  бы  копыт,  а  то
когтей!.. чаще, зверь уже почуял, а то и увидел, помчался галопом...
     Томас,  теперь  снова  оглядываясь,  успел  увидеть  в  лунном  свете
блеснувшую  спину  массивного  зверя.  Тот  мчался  за  ними   гигантскими
прыжками, быстро сокращая расстояние. Томас молча  развернулся  и  вскинул
меч над головой. Был соблазн выставить прямо перед собой, как и  советовал
мудрый калика, сейчас Томас и сам понимал, что  так  надежнее,  но  что-то
возмущалось против постоянно правильных решений, он -- рыцарь, а не монах!
-- и теперь весь превратился в комок нервов, вглядывался в темноту, прыжки
все слышнее...
     Когда внезапно оборвались,  Томас  ощутил,  что  зверь  в  гигантском
прыжке падает по дуге на него, и, еще не видя, он со страшной силой  нанес
удар в сторону ожидаемого врага. В  следующее  мгновение  страшный  толчок
обрушился  с  такой  силой,  что  смял  вместе  с  доспехами,   расплющил,
уничтожил, выбил дух и расплескал по всей преисподней...
     Кровь шумела в ушах, в кровавом тумане  что-то  мелькало,  он  слышал
сдавленный звериный рев, клекот, сопение, треск, начал приподниматься, еще
не веря, что в состоянии чем-то  двигать,  рядом  под  серебристым  светом
тяжело боролись две мохнатые  фигуры,  два  зверя.  Томас  шатнулся  в  их
сторону, поскользнулся, успел даже смутно удивиться откуда столько... ага,
кровь, руки его, оказывается, все еще сжимали рукоять меча.
     -- Олег,-- воззвал он хрипло,-- какое из них ты?
     Краешек луны ушел за тучу, во тьме  рядом  хрипели  и  дрались  двое.
Томас хотел было отбросить меч и броситься в схватку,  наощупь  определит,
какое из двух чудищ калика, а какое не калика, но, к счастью, в щелочку на
миг проглянул узкий лучик, прямо перед  ним  оказалась  голая  мускулистая
спина, где из-под лопаток торчали узкие  хищные  крылья.  Томас  торопливо
ткнул мечом, размахиваться не было  времени,  лезвие  с  трудом  вошло  на
ладонь, зверь впервые  взревел,  начал  разворачиваться.  Томас  вскрикнул
предостерегающе:
     -- Олег!.. Отпусти...
     Ему  почудилось,  что   темные   крылья   начали   быстро   светлеть.
Обозначились крупные чешуйки, как на большой рыбе или ящерице,  в  тот  же
миг от зверя отделилась темная  фигура,  коротко  взмахнула  рукой.  Удара
Томас  не  видел,  посох  слишком  тонок,  к  тому  же  сам,  шатаясь   от
собственного богатырского замаха, нанес страшный удар на зверю. Тот  успел
качнуться в сторону, но лезвие достало его  в  плечо.  У  Томаса  занемели
руки, словно ударил по суховатому  дубу,  но  тело  и  руки  помнили,  как
прорубывали толстые доспехи на поединках, и он замахнулся снова.
     Зверь на глазах преображался, наливался светом, но в той стороне была
пропасть, Томас услышал сдавленный крик калики, он словно бы  метнулся  за
зверем, там была возня, сопение, потом  донесся  горестный  вскрик  Олега.
Свечение исчезло. Томас  бросился  к  Олегу,  ударился,  едва  не  сшиб  в
пропасть. Олег придержал шатающегося рыцаря. Томас дышал тяжело,  но  даже
сквозь хрипы в груди услышал тяжелый удар далеко внизу.
     С трудом видел в полутьме как темная  фигура  опустилась  на  камень.
Калика тоже дышал тяжело, а голос прерывался:
     -- Томас... спасибо...
     -- На том свете сочтемся,-- буркнул  Томас,  ругнулся.--  А,  черт...
Сейчас мы на каком?..
     -- Молодец, что не послушал... Ты его почти  разрубил  с  первого  же
удара...
     -- Но какой живучий! Еще как трепыхался!
     -- Да... И последний удар был хорош. Ты перебил хребет.
     Томас спросил с осторожностью:
     -- А сейчас оно... издохло?
     -- Да... Не понимаю только, зачем из последних сил ползло к пропасти?
     Томас посмотрел в темноту, где угадывался край:
     -- Не хотел, чтобы сняли шкуру?
     -- А ты собирался? -- ответил Олег вопросом на вопрос.
     -- Вообще-то нет,-- признался Томас.-- Я ж не дикий рус, что  шкурами
убитых врагов накрывает коня, из  черепов  делает  чаши,  а  кожей  с  рук
обтягивает колчаны! С другой стороны, снимал же с убитых оленей,  кабанов,
медведей, а в Сарацинии -- с ихнего зверья... Хотя нет, не  до  шкур!  При
чем тут шкуры? Даже если золотая, как у того  барана,  за  которой  святой
Язон плавал с двенадцатью монахами. Мы не за шкурами пришли, сэр Олег.
     Край тучи медленно светлел, а внизу смутно проступили сперва  вершины
острых, как зубы, скал, затем засеребрились круглые  валуны.  Олег  сидел,
весь залитый неприятным  мертвенным  светом.  Томас  заметил,  что  калика
морщится, зажимает ладонью правое плечо. Между пальцами проступило темное.
Томас сглотнул комок, молча взмолился, чтобы у  калики  хватило  языческой
нечестивой мощи, дабы заживил раны с той же быстротой,  как  и  на  земле,
когда мог пользоваться своей богопротивной магией. Дыхание из груди калики
вырывалось все еще сиплое, словно там раздували мехи.
     Томас ощутил вину, что он, молодой и полный сил, встречает опасность,
весь закованный в сталь... сейчас уже сильно измятую, а  отшельник  дрался
со зверем грудь в грудь, такой же как и у него голой... ну, пусть такой же
волосатой, сражался голыми руками на равных.
     Из-под ног сильно  пахло  убийством.  Сапоги  чавкали  в  застывающей
крови, а когда Томас рассмотрел под ногами нечто блистающее, он нагнулся и
постарался подцепить блестку, надеясь  втайне,  что  вышиб  зуб  чудовища,
можно взять с собой, а ежели уцелеет, то будет  хвастаться  перед  другими
рыцарями.
     Пальцы подняли из темной крови длинное  жесткое  перо.  Самый  кончик
блистал, там не было крови.
     -- Олег, а такого зверя знаешь?
     Олег взял перо, стер пальцами кровь, помял, понюхал. Из под  крови  и
грязи  проступила  белизна  с  серебристым   оттенком.   Ноздри   тревожно
дернулись, запах от пера не просто чужой  или  враждебный,  а  такой,  что
мышцы напряглись, а в горле само зародилось  грозное  рычание.  Рыцарь  не
учует, он слишком благороден, а это уже наполовину  слеп,  а  он  сохранил
лесную привычку улавливать даже  самые  слабые  запахи.  По  запаху  любой
охотник определит матерость зверя, стать, силу, возраст... Олег чувствовал
как шевелятся, понимаясь, волосы на затылке. Он знал, что уже повидал всех
зверей на свете. Они  не  берутся  ниоткуда.  Но  с  этим  зверем  еще  не
сталкивался.
     Томас видел, как лицо Олега  потемнело.  Рыжие  брови  сдвинулись  на
переносице, глаза посуровели.
     -- Что-то знакомое? -- спросил он с тревогой.
     -- Нет,-- ответил Олег медленно.
     -- Слава богу!
     Олег покачал головой:
     -- Меня незнакомые пугают больше.
     -- Да ладно,-- возразил Томас.-- Справились же.  А  перья...  что  ж,
значит, черти бывают не только в шерсти как наш полковой прелат,  но  в  и
перьях. Только и все! Скажу ему, ахнет.
     Он говорил беспечно, но в  голосе  угадывалось  страшное  напряжение.
Олег отвел взор. Рыцарь чувствует, что он недоговаривает что-то важное. Но
пусть пока  не  догадывается,  насколько  важное.  И  насколько  важно  то
странное превращение, которое успели прервать!

     Они прошли всего несколько шагов, когда  Томас  внезапно  метнулся  в
темноту. Олег услышал жалобный  крик.  Вскоре  рыцарь  вытащил  низенького
человека, вовсю пинал  ногами,  свободной  рукой  бил  по  затылку.  Когда
подтащил ближе, Олег разглядел что человек странноват: слишком  темен,  из
курчавых волос торчат короткие  рога,  а  те  побелели  от  старости.  Под
истрепанным лапсердаком на спине вздувается уродливый горб.
     -- Мерзавец! -- орал Томас.-- Наконец-то я тебя поймал.
     -- Ясновельможный рыцарь...
     -- Я ж говорил, и в аду отыщу?
     Олег услышал жалобный крик:
     -- Да-да, конечно... Только вы говорили про себя,  потом,  ой-ой!....
конечно, я обязан был слышать!
     -- Да я шкуру спущу! Чучело набью... Раздеру... Нет, лучше  в  геенну
зашвырну, а то без грешников и не геенна вовсе...
     Олег наблюдал с любопытством. Гордый рыцарь не часто  бывал  в  такой
ярости. Разве что когда обгорелый утащил Ярославу.  Не  иначе  как  что-то
столько же важное.
     -- Сэр калика, я изловил мерзавца, который подлым обманом, хоть и без
колдовства,  признаю,  выиграл  коня.  После  чего  я   как   распоследний
простолюдин тащился, как и ты, пешком.
     Он разжал пальцы. Горбун рухнул Олегу в ноги:
     -- Смилуйтесь, господин! Замолвите слово перед грозным  рыцарем.  Это
же дракон, а не рыцарь! Я сам искал вас.
     -- Ах, искал! -- проревел Томас. Он дал пинка в бок.-- Что, еще и  на
мой меч глаз положил?
     -- Зачем бедному иудею меч?
     -- Ах, так ты и без меча обдерешь как русский медведь липку?
     Горбун ухватил Олега за ноги:
     -- Замолви слово, у него ж ноги железные, как и лоб!
     Олег кивнул Томасу, тот видел напряжение и тревогу в зеленых  глазах.
Да и сам, несмотря на  ярость,  ощутил  недобрый  холодок.  Почему  горбун
бросается искать защиты от могучего рыцаря к простолюдину, да  еще  такому
неприметному: в старой звериной шкуре, нечесаному, неухоженному.  Знает  о
них больше, чем они показывают?
     -- Погоди,-- остановил Томас Олега.--  Пусть  сперва  признается.  Ты
все-таки черт?
     Горбун умоляюще посмотрел на Олега, но, видя, что  защиты  пока  нет,
искательно и с некоторым укором поднял взор на грозного рыцаря:
     -- Ай-яй-яй, ясновельможный рыцарь, а рассуждает как  простой  йемен.
Это для простого люда мир прост как их коровник, а рыцари... тем более  --
короли, знают о разных тайных службах, о другой жизни вроде  бы  привычных
явлений...
     Томас гаркнул, бешено раздувая ноздри:
     -- Ты мне голову не морочь! Я не строю из себя умника, того бы ты уже
обвел вокруг пальца,  а  сейчас  вот  мой  меч  --  твоя  голова  с  плеч.
Посмотрим, у черта вырастет ли другая?
     Он зловеще выпростал меч, широко замахнулся. Горбун  в  диком  страхе
обхватил колени Олега:
     -- Неужто рыцарь ударит в спину?
     Олег предостерегающе протянул руку:
     -- Томас,  погоди.  А  то  ненароком  и  мне  обрубишь...  хоть  я  и
отшельник, но все же. Что-то мне его гнусная рожа кого-то  напоминает.  Ты
случайно не сын Исхамона?
     Горбун вскрикнул, растирая по лицу крупные, как капли нефти, слезы:
     -- Сын. Но почему случайно?
     -- Такая рожа могла получиться только случайно. Говори,  кто  послал?
Зачем? Что велел? Сбрешешь -- умрешь не от меча. Я не рыцарь.  Ты  у  меня
издохнешь так, что ваш Сатана примчится перенимать опыт.
     Горбун пролепетал:
     -- Да-да, наслышан. Я могу отличить рыцаря от... не рыцаря.
     Томас насторожился, видел, как Олег метнул  в  его  сторону  огненный
взор:
     -- Наслышан? От кого?
     -- Ну, о великих героях, как и великих  злодеях,  все  почесать  язык
любят. Я уж не упомню, кто и что говорил, но говорили... Не то у тебя шубу
украли, не то ты украл... А шел я, чтобы  повиниться  перед  рыцарем.  Все
равно конь мне не достался.
     Томас онемел от такой наглой  лжи.  Его  могучий  кулак  взлетел  над
головой черта, тот втянул ее в плечи, а калика сказал быстро:
     -- Говори, что слышал о женщине из мира живых?
     -- Какой... женщине?
     Олег сказал раздраженно:
     -- Не прикидывайся. Не каждый день, даже не каждый век из мира  живых
уволакивают человека. Кто?
     Томас ухватил черта за черную шею, сдавил. У того  глаза  полезли  на
лоб, посинел, пасть открылась, высунулся лиловый язык. Оба едва расслышали
слабый сип:
     -- Ры... царь... Гудвин...
     Томас чуть разжал пальцы, черт уже закатывает глаза,  а  Олег  сказал
нетерпеливо:
     -- Это своей чертовой  бабушке  скажи.  Гудвин  --  тля,  мальчик  на
побегушках, как и все рыцарство. Кто послал Гудвина?
     Томас, дернувшийся при оскорблении рыцарства в  лице  Гудвина,  снова
сдавил шею черта, а другой рукой прищемил ему нос:
     -- Говори.
     Черт просипел, из лиловых глаз выкатились две крупные слезы:
     -- Меня прибьют...
     -- Разве ты смертен? -- удивился Олег.
     -- Или сошлют,-- прошептал черт.
     -- А что может быть дальше ада?
     -- Это... цветущий сад... в сравнении... что ждет вас...
     Томас поежился, но голос держал рыкающим, нагоняя на иудея ужас:
     -- И туда придем... за правом первой ночи!  А  ты,  если  не  скажешь
сейчас...
     Черт дрожал, из  глаз  ручьем  катились  крупные  слезы,  с  шипением
шлепались на землю, исчезали,  оставляя  выжженные  круги.  Калика,  гадко
ухмыляясь, взял его за хвост и начал наматывать на кулак. Черт  побледнел,
скосил  умоляющий  взор  на  рыцаря,  но  тот  уже  побывал  в  Сарацинии,
насмотрелся, лицом не дрогнул, слыша как  скрипит  кожа,  а  потом  уже  и
трещит. Черт взвизгнул:
     -- Ее... увели... к Вельзевулу!
     -- Врешь! Вельзевул о ней и не слышал. Кто еще мог приказать такое?
     -- Не знаю... не смею... Тогда только сам...
     Олег внезапно ухватил горбуна за ворот, рванул.  Томас  едва  удержал
добычу, ветхая ткань затрещала, он заранее задержал дыхание и сморщил нос,
но на месте отвратительного горба зашевелилось  грязное  тряпье,  лохмотья
перепрелых кож, выпростались,  и  Томас  от  изумления  едва  не  выпустил
пленника.
     Горб расползся в  стороны  старыми  кожаными  крыльями,  похожими  на
крылья огромной летучей мыши, потертыми, с трещинками на суставах. Остатки
шерсти сохранились только на внутренней стороне, а сухожилия  от  старости
выцвели, сухие, словно выбеленные ветрами кости.
     -- Так он и летать может? -- ахнул Томас.--  И  ему  понадобился  мой
конь?..
     Он люто тряхнул пленника. Тот бросил быстрый взгляд  на  Олега,  лицо
посинело, из перекошенного рта вырвалось причитание:
     -- Разве это крылья? Вы бы видели мои крылья, когда я был молодым! То
были крылья! А сейчас всяк норовит пнуть старого иудея...
     Олег кивнул Томасу на край пропасти:
     -- Сбрось.  Проверим,  в  самом  ли  деле  здесь  горячий  воздух  не
возносится... или только глазам мерещится.
     Черт взвыл, его затрясло:
     -- У вас же говорят, что если смолоду ворона не летала в  поднебесье,
то не полетит и под старость!
     -- Самое время научиться,-- подбодрил Олег.-- Ты ж не ворона, а орел!
     Томас подтащил черта, тот вопил и упирался, падал ниц и  хватался  за
железные  рыцарские  колени.  Томас  с  превеликим  удовольствием  стукнул
железным кулаком между ушей. Олег посматривал по сторонам,  но  пока  лишь
голые скалы.
     -- Я не смогу,-- вскрикнул черт.
     -- До дна далеко,-- сказал Олег ободряюще,-- успеешь.
     А Томас добавил злорадно:
     -- Или успеешь вспомнить всю свою нечестивую жизнь, покаяться.
     Он поднял его за пропастью. Черт зажмурился, завопил тонким голосом:
     -- Все-все, я понял! Вам нужно добраться до самого Сатаны, так понял?
Если не так, меня можно поправить.
     -- Так,-- ответил Томас. Он поднял  его  на  головой  повыше,  словно
пропасть казалась ему недостаточно глубокой.-- И что ты понял еще?
     -- Что только я смогу провести вас к  нему,--  почти  прошептал  черт
упавшим голосом, он всячески отворачивал голову от огненной  пропасти,  на
шее вздулись сухие старческие жилы.-- Только я знаю, где он трудится,  где
развлекается...
     Томас отпустил на землю, сунул под нос железный кулак:
     -- Понюхай, чем пахнет? Вздумаешь обмануть, я тебя расплющу на милю в
длину.
     А Олег спросил заинтересованно:
     -- А чего ты... дело прошлое... так страшишься пропасти?  Все  равно,
клочья сползлись бы обратно, кости бы срослись... постепенно.
     Черт вытер дрожащей