эти размножатся как египетские
мухи.
     Олег скупо усмехнулся разбитыми губами:
     -- Мудреешь, сэр Томас. Скоро не будешь знать, за  какой  конец  меча
браться.

     Ряды рыцарей-праведников среди зелени множились, словно группировался
могучий рыцарский клин. Над кустами  изредка  проносились  райские  птицы,
яркие и щебечущие, Томас злобно смотрел им вслед:
     -- Что с того, что мы на небе?.. На первом, а это все равно, что там,
на земле. Ярослава  наверняка  на  седьмом,  чую.  Сколько,  говоришь,  от
первого до того? Пятьсот лет на самой быстрой колеснице?
     -- Пятьсот,-- согласился Олег.-- Но не до того, а только до  второго.
А со второго до третьего -- тоже пятьсот.  И  так  везде,  до  седьмого...
Правда, если не на колеснице,  а,  скажем,  на  грифе,  на  котором  небес
пытался достичь  Александр  Македонский...  был  такой...  то  уже  не  за
пятьсот, а так это лет за четыреста  девяносто.  Гм...  Если  же  на  Змее
Горыныче, то даже за все четыреста. Думаю, можно отыскать и такого летуна,
что от неба до неба донесет за триста пятьдесят...
     Томас прорычал в тоске:
     -- Тебе-то что, а я столько не вытерплю.  Триста  лет  не  слезать  с
костлявой спины Змея?.. Да  столько  и  не  проживу!..  Нет,  надо  что-то
другое. А если оседлать какого ангела?
     -- Это мысль,-- сказал Олег. Он посмотрел на Томаса с уважением.-- Из
тебя мог бы в самом деле получиться король! Правда, ангел  может  долететь
только до второго неба, дальше не пустят. Там  только  архангелы.  Ну,  те
рангом выше, а крыльев у них  по  шесть.  Пришлось  бы  пересаживаться  на
архангела, а те тоже могут только до третьего, дальше  им  вход  запрещен,
рылом не вышли. Томас,  мы  на  одних  пересадках  замаемся...  если  даже
придумаем, как оседлать хоть самого завалящего ангела. Ты  ж  видишь,  они
ничего не понимают! Сразу в драку. А ты все: благостные, благостные...
     -- Сэр калика! Ну сделай что-нибудь.
     -- Ну... мы пойдем другим путем.

     Томас за всю жизнь не ходил столько пешком. Даже при спокойном теплом
воздухе, когда  ни  жары,  ни  зноя,  под  железными  доспехами  он  начал
разогреваться. Пот сперва побежал по спине, промочил  всю  рубашку,  потом
крупные капли начали срываться со лба, выедали глаза.
     Они  вышли  к  темной  кромке  леса,  долго   двигались   запутанными
тропинками, пробирались через лесные  засеки,  проныривали  под  зависшими
деревьями, перелезали через валежины  в  пять  обхватов.  Наконец  деревья
расступились, впереди простерлась необъятная степь.
     Томас спроси замучено:
     -- А теперь что?
     -- Вот там... видишь?.. юрты.
     Томас долго всматривался:
     -- Даже если и есть, то я умру раньше, чем добреду в такую даль.
     Олег сказал бодро:
     -- Да стоит ли? Нас уже заметили. Со стражей у них неплохо...
     Облачко  пыли  росло,  двигалось  в  их  сторону.   Вскоре   различил
металлический блеск, наконец из пыли выметнулись всадники. Все  неслись  в
их сторону, зловещие блики блистали на кривых саблях и железных шлемах.
     Он потащил из ножен меч:
     -- Они не выглядят друзьями...
     -- Это гунны,-- объяснил Олег.
     Томас поспешно опустил забрало, шире расставил ноги, а  рукоять  меча
ухватил  обеими  руками.  Олег  пристально  наблюдал   за   стремительными
всадниками:
     -- Опусти меч. Это не ангелы! С этими так просто не совладать. К тому
ж не драться пришли...
     Грохоча копытами, словно рассыпая крупный горох, всадники  с  разгону
окружили, на головами взвились арканы. Томас не успел пальцем  шевельнуть,
как тугие веревки перехватили горло,  стянули  руки,  прижав  к  туловищу.
Сабли сверкали перед самой прорезью  шлема.  Он  видел  разъяренные  лица,
брызжущие злобой губы. Его дергали во все стороны,  в  голове  стоял  шум,
словно лавина подминала лес, ломая вековые деревья.
     Внезапно голоса  стали  звучать  иначе.  Томас  ощутил,  как  веревки
отпустили  руки,  перехваченное  горло  жадно  хватило  воздух,  сухой   и
напоенный степными  ароматами.  Всадники  расступились,  Олег  толковал  о
чем-то с вожаком отряда. Затем Олегу подвели заводного  коня,  он  вскочил
без разбега, и Томас только сейчас понял, где  калика  мог  научиться  так
садиться на коня: стремян нет, вместо седла лишь простейшая попона, а узда
не узда вовсе, а жалкий недоуздок.
     Олег повернул коня:
     -- Сэр Томас! Я объяснил, что мы друзья. Не  забудь,  что  ты  --  их
потомок.
     Томас ахнул:
     -- Я?.. Потомок грязных гуннов?.. Да ни за что!.. Да лучше я лопну!..
Да чтоб меня в аду варили в самом большом котле!
     Олег сказал укоризненно:
     -- Томас, ты не прав. Во-первых, не такие уж и грязные.  Рыцари  тоже
благоухают не розами... Во-вторых, не так  уж  и  позорно  принадлежать  к
потомству потрясателей вселенной! Вспомни рассказы своего дяди.  Они  были
грозой Европы, а их князя Аттилу прозвали Бичом Божьим. Если  бы  не  были
великими воинами, смогли бы покорить Европу? А в-третьих, ты в самом  деле
можешь быть их потомком. Они изнасиловали всех женщин Европы!.. Прости, но
англы тогда жили еще на материке, ни о какой Британии не слыхали.
     Томас кое-как взобрался на коня, ехал  в  надменной  и  настороженной
угрюмости. С ними осталось двое воинов, остальные унеслись  вперед.  Томас
возразил:
     -- Я не знаю чья кровь подмешалась в чистую кровь моих  предков...  и
знать не хочу. А они в самом деле... потрясали Европу?
     -- Как медведь грушу,--  заверил  Олег.--  Но  только  они  не  знали
грамоты... как и нынешние короли Европы, не вели своих  записей.  Так  что
все, что простой народ знает о гуннах, известно лишь со слов их врагов.  А
враги, сам понимаешь, наговорят правды не больше, чем поместится  яблок  в
наперстке.
     К ним навстречу трижды вырывались дикие всадники на оскаленных конях,
страшно визжали, гримасничали, потрясали  над  головами  дротиками.  Олег,
перехватив встревоженный взгляд рыцаря, усмехнулся и  поднял  над  головой
посох. Мгновенно несколько всадников сорвали с седельных крюков луки,  уже
натянутые, свистнули стрелы. Томас похолодел, проклятые степняки  стреляли
в калику на полном скаку, кто спереди, кто сбоку,  а  кто  и  оборотившись
назад...
     Посох в руке калики подрагивал, отлетали щепки, но не щепки посоха, а
расщепленные стрелы. Затем калика снова крикнул,  убрал  посох  и  вскинул
руку, выставив ладонь. Один из гуннов крикнул на  своем  гортанном  языке,
явно переспросил, Олег кивнул,  и  тут  же  скифы...  или  гунны,  кто  их
разберет, с диким визгом начали пускать стрелы, целясь в ладонь калики.
     Томас никогда не видел, чтобы стреляли так быстро и так  метко.  Луки
короткие, тугие, а стрелы тоже короче,  чем  у  англских  йоменов,  потому
срывались с тетивы чаще, летели стремительнее... На полном скаку,  подумал
Томас, холодея, что этот язычник вытворяет!
     Томас слышал короткий треск, из пальцев Олега вылетали обломки, снова
молниеносное движение, треск, обломки, пока среди гуннов удивленные  вопли
не   переросли   в   восторженные.   Томас   продолжал   ехать,   сохраняя
надменно-презрительное выражение. Пусть видят,  что  для  него  это  вовсе
детская забава. Он рыцарь, а  не  визжащий  степняк,  что  не  знает,  как
подковать свою лошадь, чтобы считалась конем.

     Глава 9

     В стойбище горели костры, в котлах булькала похлебка.  А  на  плоских
раскаленных камнях жарили мясо. Вокруг костров сидели гунны, ревели песни,
по кругу ходили бурдюки с вином. Из шатров навстречу вышли старшие  гунны,
одетые не то, чтобы уж пышно, здесь  одевались  с  суровой  простотой,  но
Томас сразу ощутил в них вождей.
     Загрохотали копыта, всадники неслись со стороны еще более  удаленного
стойбища. Во главе скакал на роскошном белом жеребце статный воин. Красные
волосы трепало ветром, он был в волчьей безрукавке. Конь  несся  сам,  без
поводьев, а всадник еще издали вскинул руки в приветствии.
     Когда конь ворвался в круг пирующих, гунны вскакивали, все  как  один
преклонили колено. Старшие гунны, как заметил Томас,  тоже  опустились  на
одно колено. Всадник соскочил на землю, поводья подхватили услужливо, едва
не подрались. Олег стоял, улыбаясь, а всадник подошел,  раскинув  объятия.
Весь он был жилистый,  широкий,  волосатая  грудь  блестела  как  закрытая
проволокой из меди.
     -- Олег Метатель Топора,-- сказал он.
     -- Аттила Бич Божий,-- ответил Олег.
     Они обнялись, мощно хлопали друг друга по спинам, а Томас смотрел  во
все  глаза.  Воистину,  хронисты  перемудрили,  рисуя  повелителя   гуннов
маленьким и кривоногим ублюдком. Такой вряд ли сумел бы завоевать почтение
диких воинов, смирить, создать из них послушное его воле войско.
     -- Ты совсем не изменился,-- вскрикнул Аттила.
     -- Ты тоже,-- ответил Олег.
     Они снова обнялись, посмеялись, наконец Аттила  высвободился,  сказал
довольно:
     -- Ты все же пришел в наше стойбище! А наши ведуны спорили:  гунн  ты
или больше ихтион. Правы были  те  мудрецы,  что  лишь  смерть  выказывает
истину...
     Олег помялся, ответил с неловкостью:
     -- Да понимаешь... может быть потом... Ну,  там  как  получится...  А
пока у меня есть важное дело...
     -- Какое  дело?  --  удивился  Аттила.--  У  нас  одно  теперь  дело:
пировать, а в перерывах делать набеги на соседние  раи.  Особенно  удачные
походы бывают в джанну. Девки там, с ума сойти можно.
     -- Да нет, не то...
     -- А что? -- не понимал Аттила.
     Томас не знал, как помочь другу, тот все мнется, Аттила уже  начинает
смотреть с подозрением, как вдруг кто-то вскрикнул:
     -- Великий Синий Конь!.. У них тени!!!
     Аттила как ужаленный отпрянул, дико уставился  под  ноги.  От  Томаса
протянулась легкая тень, от Олега -- две. В мертвой  тишине  слышно  было,
как пятятся испуганные воины, а сам Аттила прошептал дрожащими губами:
     -- Но как... как это может быть?
     -- Просто,-- буркнул Олег с неловкостью.-- Мы пока  что  сами  больше
бьем других по головам.
     Люди смотрели на них, затаив дыхание. Аттила все еще говорил шепотом,
словно горло было перехвачено сильной рукой:
     -- Вы... живые?
     -- Это ненадолго,-- утешил Олег.-- Сам видишь, при такой жизни....
     Аттила перевел взор на Томаса, смерил с головы до ног. Лицо  медленно
осветилось радостью:
     --  Да,  он  похож  на  Белунгора,  моего  полководца  и  сильнейшего
богатыря. Мне радостно, что  наша  кровь  столь  предерзостна.  Мы  сейчас
закатим великий пир в вашу честь, герои. Будем пьянствовать сорок  дней  и
сорок ночей, а потом поведаете нам о своих деяниях славных...
     Олег вздохнул:
     -- Я бы с радостью. А Томас, видишь, уже облизывается.  Ему  и  сорок
дней мало, так что потомок хоть  куда.  Но  нам  срочно  надо  попасть  на
седьмое небо. Я знаю, только твои огненные кони могут домчать нас туда еще
до заката. У гелонов тоже неплохие,  но  в  сравнении  с  твоими...  разве
только на мясо.

     Томас с опаской  поглядывал  на  далекий  косяк,  где  едва  различал
конские головы. Среди крестоносцев ходили жуткие рассказы о конях  гуннов,
которые едят только человеческое мясо, бьются с врагом наравне с хозяином,
а если хозяина собьют на землю, то конь все равно хватает его в зубы, хоть
живого или мертвого, и приносит  в  родной  дом.  Такого  коня  невозможно
приручить другому, он умрет от голода или бросится в пропасть,  но  чужаку
служить не станет...
     От табуна отделилась кучка,  Томас  заволновался,  но  Олег  с  двумя
гуннами выехал вперед. Табунщики вели на арканах  двух...  нет,  Томас  не
решился бы назвать их конями, настолько отличались  от  простых  коней,  а
простыми Томас сейчас назвал бы и тех, которых седлают для императоров.
     Рослые, иссиня черные, но с красными гривами и хвостами, они  мчались
легко, едва касаясь земли  узкими  копытами.  Гривы  стелились  как  пламя
пожара, глаза полыхали словно угли костра, а пасти казались пастями  диких
зверей, где белые ровные зубы блестели хищно, пугающе.
     Томас даже попятился с  конем  вместе,  когда  чудо-коней  остановили
перед их маленьким отрядом. Олег соскочил на землю, уже щупал коням бабки,
заглядывал в рот, тыкал пальцем в брюхо, придирчиво похлопывал по крупу:
     -- Да, это та порода... Только вот здесь слабовато...
     Табунщик сказал виновато:
     -- Больно  сочная  трава  выдалась!  Не  успели  сожрать,  как  снова
выросла. Так и не пришлось откочевать на горное пастбище.
     -- Тогда просто бы погоняли,-- сказал Олег сердито.-- Нагрузить  пару
мешков с камнями, пусть побегают одну полную луну. И все подтянется.
     -- Спасибо, Метатель Топоров. Сделаем, как ты скажешь. Какого берешь?
     Олег оглянулся на Томаса:
     -- Пусть сэр рыцарь выбирает. Он у нас благородный! Поверишь ли,  его
самого уже выбрали. Королем. Правда, не нем не больно поездишь...
     Томас чувствовал, что на него посматривают с сомнением.  С  надменным
видом соскочил, стараясь не сильно сгибать колени под  тяжестью  доспехов,
ткнул пальцем в коня, который показался чуть менее диким:
     -- Вот этого. Он вроде бы злее.
     Табунщик поклонился:
     -- Верно! Что значит, нашего корня  воин.  Сразу  коня  видишь.  Этот
любит прикидываться тихоней, но знатока не провести...
     Томас, холодея, как будто голым выскочил на мороз, пробормотал:
     -- Конечно, мне да не понять... гуннского коня?
     Голова его коня была как скала, на лбу  можно  мечи  ковать,  верхнюю
губу чуть приподнял, белые зубы прямо волчьи, только впятеро  крупнее.  Не
то насмехается, не то собрался грызануть. С такими  зубами  любой  панцирь
сомнет как лист подорожника.
     Синие глаза рыцаря встретились с кровавыми глазами  коня-зверя.  Если
ты меня опозоришь, мысленно поклялся Томас, то узнаешь сколько  весит  мой
кулак в боевой железной рукавице. Даже если твоя голова крепче скалы, вряд
ли не разлетится вдрызг...
     Ему показалось, что  в  безумных  глазах  зверя  с  гривой  мелькнуло
какое-то выражение, но разглядывать  некогда,  одной  рукой  ухватился  за
недоуздок,  другую  положил  на  холку,  собрался  с  силами  и...   почти
взапрыгнул на широкую, как стол, спину. Во всяком случае  ощутил  себя  на
коне, тот еще стоял ошеломленный, тряс головой, не в силах придти  в  себя
от такой предерзости, а Томас на всякий  случай  изо  всех  сил,  стараясь
делать это незаметно, сжал конские бока коленями.
     Конь всхрапнул, оглянулся дикими глазами. Томас сказал успокаивающе:
     -- Хороший, хороший...
     Олег взметнул себя на другого коня, голос был бодрым:
     -- Поехали?
     -- Поехали,-- согласился Томас.-- Только, как же они... крылья где?
     -- А зачем тебе крылья?
     -- Ну... на небо же... повыше! Как же иначе?
     Олег отмахнулся:
     -- Как-нибудь на досуге объясню. Сам пока не знаю толком, но заметил,
что ежели очень быстро мчаться, то можно скакать по воде, почти не замочив
копыт... по крайней мере брюха... я видывал одну ящерицу,  что  бегает  по
воде на задних лапах. Быстро-быстро бежит, лапы так и мелькают, а  в  воду
погружается разве что по щиколотку.
     Он тронул коня, тот довольно взвизгнул и с места  пошел  вскачь,  все
убыстряя и убыстряя прыжки. Табунщики с визгом и воплями поскакали  рядом,
но хоть и гнали коней во всю  мочь,  быстро  отстали.  Томас  ощутил,  как
встречный ветер начинает раздвигать  губы,  стараясь  ворваться  в  рот  и
раздуть его как жабу,  выворачивает  веки.  Конь  несся  легко,  но  земля
мелькала с такой скоростью, что слилась в серую полосу. Томас вскрикнул:
     -- Но здесь же не вода...
     -- Если очень быстро,-- донесся едва  различимый  в  завывании  ветра
вопль,-- то и по воздуху... Мне так кажется...
     Ветер стал резким как нож, сек лицо, Томас поспешно опустил  забрало,
но и в узкую щель поток воздуха врывался  острый,  режущий,  злой.  Он  не
знал, как можно по воздуху без крыльев, но дядя говорил, что и майский жук
с его пузом и тяжелым задом летать не должен, но жуков летает столько, что
кружку пива не выпьешь теплым  майским  вечером  в  саду,  чтобы  туда  не
нападало этих проклятых толстяков...
     Он пригнулся, зарывшись головой в конскую гриву. Если бы не в железе,
вспомнил оружейников, встречным  ветром  разнесло  бы  в  клочья.  Кто  бы
подумал, что их панцирь защитит не только от стрел  и  мечей,  но  и  куда
более опасных разящих струй воздуха!
     Рядом несся как выпущенная из лука  гигантская  стрела  черный  конь.
Красные волосы Олега слились с его красной гривой, как и Томас  пригнулся,
но не вцепился судорожно, его пальцы похлопывали по шее коня, поглаживали.
Мол, хорошо, так и давай, но ты можешь и быстрее, знаю...
     Томас не выдержал, отвернул лицо от секущего ветра.  Ощущение  такое,
что  в  узкую  щель  забрала  настойчиво  протискивается  холодный  клинок
мизерикордии, так пусть же пытается пробиться сквозь железный шлем, а  для
ушей, слава Пречистой, пока что дыр не придумали.
     Олег указал пальцем вверх. Томас  не  понял,  а  когда  внезапно  все
озарилось светом,  мелькнули  блестящие  изломы,  словно  со  всех  сторон
сверкали гигантские глыбы льда, а потом снова свистящая  в  ушах  пустота,
запоздало  сообразил,  что  проскочили  слой  второго  неба,  где  обитают
небесные существа повыше ангелов.
     Прозевал он и третье небо, лишь четвертое успел  заметить  издали  по
внезапной полоске света, но конь к тому  времени  разогнался  так,  что  в
глазах вспыхнуло на короткий миг, и снова Томас прилагал все усилия, чтобы
спрятаться за гордой гривой, не дать себя сорвать уже не ветру, а ревущему
урагану.
     Пятое заметил только но вспышке, оставалось  одно,  последнее,  ветер
ревет вроде бы не так свирепо, или же привык, притерпелся, в теле был жар,
почему-то по лицу потекло соленое, дышать  стало  тяжело.  Решил,  что  от
страха, но когда плечи прижгло как горячим железом, он в панике сообразил,
что печет в самом деле железом! Железо доспехов какой-то нечестивой магией
разогрелось как в костре, печет проклятое, будто не  хозяина,  а  еретика,
врага церкви!
     Сияние впереди выросло, охватило мир. Надвинулись и пронеслись по обе
стороны блистающие стены горного  хрусталя.  Томас  успел  различить  даже
вкрапления халцедона и яшмы, так это в милю-другую  шириной,  затем  блеск
остался позади. Сквозь  невыносимый  жар  он  понял,  что  кони  замедляют
скачку, чтобы с разгону не врезаться в твердь над седьмым небом, потому  и
шестое успел заметить,  потому,  если  вытерпит  раскаленные  доспехи  еще
чуть-чуть, то уцелеет... может быть.
     Он чувствовал, как слезы от боли смешиваются с соленым  потом,  благо
-- язычник не зрит, надсмехаться не сможет. В глазах стоял красный  туман,
выедающий глаза, от гладкой конской кожи несло жаром как  из  озера  лавы,
где топнут нечестивые души...
     Сквозь рев урагана услышал вскрик калики. В залитых  потом  и  кровью
глазах мелькнуло странное видение: исполинские  зубчатые  колеса,  тяжелые
жернова, размером с горные хребты. Снова зубчатые колеса вовсе  немыслимых
размеров, все хитроумно и сложно сцепленные  одно  с  другим,  Томас  даже
услышал скрип, тяжелый ропот, потрясенно понял,  что  это  и  есть  колеса
мироздания, которые движут небесными сферами, на которых укреплены звезды,
Луна и даже само Солнце...
     Он пытался смахнуть пот, железная перчатка звякнула по железу  шлема.
Он зарычал в бешенстве, тряхнул головой,  порыв  ветра  вцепился  и  начал
отрывать от коня. Томас застыл в страхе,  вцепился,  взмолился  Пречистой,
чтобы хоть поддержала в этот страшный миг, всего лишь поддержала за спину,
а даже он сам, от ужаса, вспотел так, что  глаза  залило  как  при  ливне,
доспехи шипели, охлаждаясь, он с нечеловеческими усилиями снова прильнул к
спасительной конской шее, схоронившись в красной  гриве  как  ребенок  под
одеялом, под ним начало потряхивать, он все  не  раскрывал  глаз,  ещ