изнался,  что  вся
цивилизация -- твоих рук дело. У того, Верхнего, слепая вера,  что  больше
подходит для ленивых недоумков, а у тебя -- гордость и  жажда  знаний.  Но
что-то я сейчас недопонимаю...
     Томас видел, как гордое лицо Сатаны перекосилось, а  глаза  вспыхнули
таким светлым оранжевым  огнем,  что  Томас  на  миг  ослеп,  а  в  голове
пронеслось  потрясенное:  каким  же  великолепием  блистал,  когда  был  у
престола верховного сюзерена!
     -- Даже тебе, гордец... что мне любо... не понять...
     Голос его из мощного и сильного стал глухим,  словно  Сатана,  как  и
калика, тащил на  себе  незримую  гору.  Томас  непонимающе  покосился  на
калику, вот уж не заподозришь в гордости, явно Князь  Тьмы  под  гордостью
понимает что-то другое, а Олег возразил:
     -- Если мы -- твои дети, то когда-то сможем понять.
     -- Когда-то,-- прорычал Сатана. Похоже, Князь Тьмы уже потерял к  ним
интерес, Олег спросил быстро:
     -- Ты... отказался?
     Глаза Сатаны вспыхнули пурпуром. Томас  затаил  дыхание,  гнев  Князя
Тьмы собрался вокруг повелителя красным облаком, но Сатана  лишь  проревел
люто:
     -- Не сдался! Но разве это жизнь? Карабкаться на  гору,  которой  нет
конца? Карабкаться,  обламывая  ногти,  вгрызаясь  зубами,  не  досыпая  и
недоедая, отказывая себе в простых человеческих радостях...
     Олег спросил с угрюмой подозрительностью:
     -- Это каких же простых человеческих радостях?
     -- Сам знаешь! Есть ли выше радость, чем догнать, повалить и овладеть
чужой женщиной, догнать врага и размозжить ему голову, поджечь чужой  дом,
ломать и крушить, слышать рев пожара.
     Он хохотал, воздух  сотрясался,  вокруг  хохотали  толстые  мясозадые
женщины. К удивлению Томаса Олег кивнул:
     -- Ты прав, это как раз и есть главные человеческие  радости...  будь
ты проклят!
     Сатана едва не задохнулся хохотом, стены тряслись, от рева  у  Томаса
гремело в голове.
     -- Благодарю!.. Га-га-га!  Я  постарался,  постарался...  га-га-га!..
Человек -- это не что-то бледное и неживое, как  жаждет  дурак  наверху!..
Человек -- это  плоть,  га-га,  а  плоть  от  меня!..  Тот  дурак  наверху
бесплотный, как и его бесполые -- тьфу! -- ангелы, а  я  и  сам,  погляди,
мужчина аль нет? То-то! Вон у твоей железяки волосы шлем поднимают. А  чем
может похвастаться тот, кто глаголет о любви к ближнему?
     Олег смотрел исподлобья, Томас видел, как напряженно и быстро  калика
что-то мыслит, и наконец выдал:
     -- Ты раньше шел к знанию... а теперь зовешь обратно в пещеры?
     Сатана загрохотал, будто скалы раскалывались от страшного жара:
     -- Не назад в пещеры, дурак, а вперед... в пещеры! Ты хоть  знаешь  к
чему ведет знание?
     Томас ответил с достоинством вместо запнувшегося калики:
     -- Знание -- сила!
     -- Хребет подломится, --  предостерег  Сатана.--  Во  многих  знаниях
много горя. Ты видел хоть одного веселого мудреца?.. А дураки все веселы и
счастливы. Знания никого еще  не  сделали  счастливым.  А  несчастными  --
каждого. Я говорю не о тех мелких знаньицах, как украсть у соседа  кошелек
или выкопать клад, а о больших знаниях, настоящих!
     Томас возразил:
     -- А на хрена они большие? Достаточно, если их  будут  знать  два-три
человека на все королевство. Это не так уж и много: два-три несчастных  на
королевство!
     Дьявол рыкнул:
     -- Не  получится.  Знания  --  это  курган.  Маленький  холмик  можно
насыпать и втроем, да что с него узришь? А чтобы  заглянуть  далеко,  надо
усилия многих. Я сам пока не могу представить  весь  народ  мудрецами,  но
чутье говорит, что такое произойдет... или  может  произойти.  Я  все-таки
могу заглядывать в грядущее подальше твоего спутника... хотя с ним никогда
ничего нельзя сказать наверняка...  и  я  вижу  такие  ужасы,  что  шерсть
становится дыбом, огни гаснут по всему аду, а сердце рвется от жалости...
     Томас скептически хмыкнул. Внезапно  лицо  Сатаны  исказилось,  Томас
потрясенно увидел, что в красных глазах чудовища в  самом  деле  появилась
боль.
     -- Я надвое сердце свое разорвал для человека, -- голос  Сатаны  стал
хриплым от страдания, -- Я бьюсь за то, чтобы он был счастлив.  А  счастье
-- в незнании.
     Олег выглядел раздавленным,  смятым,  как  старая  тряпка  у  порога.
Прошептал так горестно, что Томас едва расслышал:
     -- Я  был  уверен,  что  тот,  Верхний,  зовет  к  дурости,  тупости,
незнанию, а ты чего-то да стоишь... Но что же тогда хочет тот, наверху?
     Сатана поднялся, жестом  отослал  двух  крупных  чертей,  требовавших
внимания. По его виду, Томас понял, что Сатана сейчас уйдет  следом,  а  с
ними будут покончено.
     -- А он уже ничего не хочет.
     -- Как...
     -- Он раньше  царствовал  и  управлял,  потом  только  царствовал,  а
сейчас.... Следы моей работы вы видите на земле каждый день, а что  делает
он?.. Вот так-то... А теперь, вы двое, я вас, пожалуй, сумею использовать.
У меня для вас есть работа.
     -- Какая? -- спросил Олег, а Томас отрезал гордо: --  Никакой  работы
от врага Господа и Пречистой мы не примем!
     Сатана хмыкнул, перевел огненный взор на Олега. Тот  подумал,  сказал
медленно:
     -- Вообще-то он прав. Мне плевать на его Господа, я господ над  собой
не признаю...
     -- Гордыня! -- вскричал Сатана радостно,  а  Олег  продолжил  так  же
медленно: -- Но мне не нравятся ни твои цели... ни твои методы... ни  сама
идея тащить людей обратно в скотство... Странно, мне казалось, что раз  уж
ты вывел Адама из скотского  Эдема,  разбудил  в  нем  гордость,  заставил
трудиться, копать, сеять, строить, приручать зверей, разводить сады, но ты
и есть Настоящий Бог... А теперь?
     Сатана побагровел. Томасу показалось, что  огромный,  как  наковальня
кулак падшего ангела обрушится на Олега, но Сатана лишь прорычал:
     -- Я увидел, к чему это ведет... и чем кончится! И я... Ладно,  я  не
намерен с тобой спорить, смертный... Эй, в котел их с кипящей смолой!
     Томас ощутил, как сзади схватили огромные ладони.  Мир  перевернулся,
он успел понять, что его  тащат  к  отвратительному  котлу,  оттуда  несет
жаром, воняет горячей смолой, из котла взметываются  языки  жаркого  огня.
Томас пробовал противиться, но держали его множество толстых, как  бревна,
рук, а сам он чувствовал себя слабым, как новорожденный червяк.
     Вдруг все замерло. Его  держали  крепко,  но  черти  оглядывались  на
Сатану. Он как вскинул ладонь, так и держал, а возле него суетился  старый
горбатый черт, мало ему чужого коня, суетливо  нашептывал  князю  Тьмы  на
ухо, злорадно тыкал пальцем в Томаса и Олега.
     -- Эйнастию? -- повторил Сатана медленно. Его глаза отыскали Олега.--
Тот самый?.. Быть того не может!.. Эй, пока отпустите обоих, но далеко  не
уходите.
     Томаса поставили на землю. Олег высвободился из цепких  лап,  зеленые
глаза мигом обшарили все вблизи. Томас помнил,  что  в  руках  калики  все
может  стать  оружием.  Сатана  смотрел  на  Олега  пристально,  в  широко
расставленных глазах вспыхивали то недоумение, то странная зависть.
     Олег пробормотал:
     -- Да что вы все... Когда это было!
     Сатана проговорил почти шепотом:
     -- Но ты тогда сотворил такое великое дело... такое грандиозное...
     -- Глупость,-- буркнул Олег. Он покосился на Томаса.-- Не слушай, это
же князь Тьмы.
     Сатана возразил:
     -- Я до сих пор не пойму, как тебе это удалось! Такое исполинское зло
мог  причинить  только....  Только...  Слушай,  я  окружен   болванами   и
бездарями. Мне просто недостает человека такого размаха, как ты, что  умел
творить зла больше, чем  Вельзевул,  Астарот  и  Бергамот  вместе  взятые!
Хочешь, бери с собой и этого, в  железе.  К  чему-то  да  приспособим.  По
крайней мере гордыни у него на целое войско крестоносцев!
     Томас ожидал, что калика станет торговаться, хитрить,  выгадывать,  а
потом, выиграв время, сумеют что-то  да  предпринять,  но  калика  сплюнул
князю Тьмы под ноги и сказал хладнокровно:
     -- Катись ты со своей эйнастией!
     -- Дурак,-- процедил Сатана сквозь зубы.
     Их ухватили сильные руки, голову Томаса больно зажали, а шею сдавили.
Он почувствовал удары молота, толчки сотрясали так, что заломило виски,  а
на губах стало горячо и солоно.
     Когда его отпустили, он поднялся, чувствуя себя униженным. Шею  давил
обруч, тяжелый и холодный на ощупь, но когда Томас его  коснулся,  кончики
пальцев обожгло болью. Он отдернул, увидел как покраснели, на одном  начал
вздуваться волдырь.
     По сторонам захохотали. Его грубо отпихнули,  а  на  колоду  завалили
Олега. Черти быстро вытащили раскаленную полоску из горна,  простучали  на
наковальне. Сворачивая в  полукруг,  пытались  приладить  на  толстую  шею
Олега, но там болтался оберег, а сорвать не  могли.  Сатана  зарычал,  его
огромная лапа протянулась через всю комнату, цепочка вспыхнула в его руке,
а оберег с отвращением зашвырнул в угол.
     Олег проводил деревяшку налитыми  кровью  глазами,  перевел  взор  на
Сатану. Томасу показалось, что князь ада вздрогнул. Но черти  уже  подняли
Олега, тот стоял, угрюмый и насупленный. На его шее Томас рассмотрел такой
же ошейник, из тяжелой меди, по ободку шли колдовские  знаки,  вспыхивали,
поедали один другого как богомолы, становились крупнее.
     Сатана хохотнул, прорычал:
     -- Это не простые ошейники. Ровно через сутки  расплавятся...  Но  не
мечтайте, что выживете. Вашими  головами  мои  черти  будут  кидаться  как
булыжниками, а тела бросят псам. И еще вам повезет, если умрете сразу.
     Томаса  бросило  в  жар,  уже  почувствовал,   как   тяжелый   металл
превращается в огненную полосу, что пережжет шею, и пока будет гореть,  он
будет кричать от боли... А калика сказал угрюмо:
     -- Если нам даны целые сутки, то зачем?
     -- На размышление, как ты уже догадался,-- бросил Сатана.-- За  сутки
не убежишь. Вы сюда добирались три дня  и  три  ночи!  Сейчас  красивые  и
гордые, подавай мученическую смерть,  но  за  сутки  постынете,  подумаете
трезво... да и лучше представите, что вас ждет.
     Он захохотал,  а  с  ним  угодливо  захохотали  и  дьяволы,  а  вслед
засмеялись бесы, демоны, черти. Так, хохоча,  Сатана  выпрямился  во  весь
рост, раздулся в груди, являя чудовищную мощь гладиатора. Он уже  исчезал,
когда вдруг Олег спросил неожиданно:
     -- А если мы избавимся от этих ошейников?
     Сатана захохотал:
     -- Тогда я... ха-ха!.. пальцем вас не трону. Это  не  под  силу  даже
мне... Однажды сделанное богом, как ты знаешь, уже не может быть отменено.
Если ты сделаешь то, чего не могли даже ваши боги Олимпа... или кто там  у
вас, то... освобожу и выполню любую просьбу. Конечно, в моих пределах.  Да
что там просьбу --  требование!  Кто  освободится  сам,  тот  имеет  право
требовать...
     Из-под копыт вспыхнул огонь, полыхнул жаром в лица  Томаса  и  Олега.
Когда Томас протер слезящиеся  глаза,  в  гигантском  зале  клубился  дым,
медленно рассеиваясь, пахло серой, но было тихо и пусто как в  ограбленной
могиле. Калика задрал голову, зеленые глаза изучали высокий свод.

     Глава 15

     Томас сказал с дрожью:
     -- Опять ошейники!..
     Калика не повел и бровью, только голос стал брезгливее:
     -- Тебе-то что. Всего второй раз. К тому же тебе в нем ничего нового.
Ты ж тоскуешь по железу.
     -- А тебе? -- спросил Томас, вспоминая,  что  калике  за  его  долгую
жизнь выпало побольше, чем даже ему, побывавшего в Святой Земле и бравшего
штурмом башню Давида. Не дождавшись ответа, удивился.-- Чего  ж  тогда  не
придумал чего-нибудь?
     -- Против чего?
     -- Да против ошейников.
     Калика пожал плечами, снова не удостоив ответом, и Томас ощутил  себя
совсем дураком. Калика мог придумывать воинские хитрости против  своих  же
демонов, но сейчас в мир пришла совсем другая мощь, величие  христианства,
а калика как не знает света Христовой веры, так и ее  теней,  вроде  этого
ада, Сатаны, бесов, чертей...
     -- Сутки,-- проговорил он нервно.-- А сутки такие короткие.
     -- Смотря  что  ждешь,--  ответил  калика.  В  зеленых  глазах  стоял
затаенный страх.-- Ох,  Томас...  Занесло  же  нас.  Чую,  так  просто  не
выбраться. Мне кажется, это мой последний поход в преисподнюю...
     -- Ты зришь? -- спросил Томас со страхом.-- Тебе видение?
     Лицо калики было отрешенное, невидящие глаза смотрели в пространство.
Пальцы безотчетно двигались, будто пытались ухватиться хотя бы за что-то в
пустоте.
     -- Нет... Тьма.
     Как слепой, он пошел вдоль стен, выставив руки. Глаза  не  двигались,
Томас с ужасом понял, что калика в самом деле ничего не видит.  Раздираясь
между страхом и жалостью, он догнал, опустил горячую ладонь на плечо:
     -- Сэр Олег, я с тобой. Это, может быть, всего лишь из-за подземелья.
Сквозь такие глыбы какой взор проникнет?
     Мышцы под его пальцами дрогнули, словно и они пытались ускользнуть от
гибели, искали спасительную  норку.  Томас  сам  чувствовал  неискренность
утешения, оба чувствовали, что их ждет, а сильные не  нуждаются  в  лживом
утешении. Олег продолжал ощупывать стену, голос прохрипел  как  из  сырого
дупла:
     -- Чувствую... да-да, дальше пустота... Немного, но есть.
     Томас встрепенулся:
     -- Это видение такое?
     -- Дурень, под камнями  пустота.  Похоже,  грунтовыми  водами  вымыло
землю.
     -- А нам какая разница? -- прошептал Томас. Он  быстро  огляделся  по
сторонам.-- Надо вытащить этот камешек, поглядеть.
     Калика сказал мертвым голосом:
     -- Томас, очнись. Здесь глыбы как влитые.  Зубами  не  ухватиться.  А
ногти обломаешь.
     Томас уже щупал глыбу, стучал кулаком, пытался ухватиться,  но  зазор
между глыбами слишком мал, удавалось ухватить только кончиками пальцем. От
усилий кровь прилила к голове, волосы слиплись и закрывали глаза.  Тяжелый
крест болтался назойливо, стучал по зубам. Томас отмахнулся, но крест  лез
в ладонь, требовал внимания. Вдруг его пальцы словно  сами  ухватились  за
холодное железо, а сердце застучало как у пойманного зайца.
     Калика  присвистнул,  когда  рыцарь  сорвал  с  шеи  крест  и   начал
остервенело долбить край гранитной  глыбы.  Тяжелый  булат  вгрызался  как
железное зубило.  Мелкие  осколки  летели  как  щепки  из-под  плотничьего
топора.
     -- Ничего себе,-- сказал он удивленно,--  Ты,  того,  поосторожнее...
Крепкое железо хрупкое. Не сломай!
     -- Закрой рот,-- посоветовал Томас.
     -- Ну и железка!
     -- А  ты  не  верил  в  силу  креста,--  упрекнул  Томас.--  Что  нас
вытаскивает отсюда, ежели не животворная мощь святого распятия?
     Калика поспешно сунул пальцы в щель, напрягся,  вздулся,  побагровел.
Заживающие ссадины  полопались,  выступили  крупные  темновишневые  капли.
Томас выдолбил с другой стороны, ухватился. Глыба слегка дрогнула,  калика
зашипел, придавило пальцы,  но  глыба  уже  медленно  выдвигалась.  Пальцы
перехватывали дальше, оба сопели, всхрапывали, наконец камень выполз почти
весь, калика едва успел отпрыгнуть. Томас не стал удерживать, сунул голову
в пахнувшую сыростью  дыру.  Успел  заметить  жидкую  грязь,  в  следующее
мгновение  широкая  спина  калики  заслонила.  Он  встал  на  четвереньки,
заглядывая, выворачивая шею.
     Томас ахнул:
     -- В самом деле выход... Неужто он не знал?
     -- Не знаю,-- ответил Олег  напряженно.--  Может  быть,  просто  дает
пометаться... ведь выхода из его царства все равно нет. Я говорю  про  эти
ошейники.
     Томас спросил нервно:
     -- Но мы все-таки пойдем?
     -- Умирать надо на бегу,-- ответил Олег.-- Даже в грязи до колена.

     Передвигались на четвереньках, ползли по  острым  камням,  обдирая  в
кровь руки, но вскоре потянуло свежим ветром, где запах смолы  перебивался
ароматом пота крепких мужских тел. Томас  пробился  вперед,  торопился,  а
когда  показался  зловещий  красный  круг  света,  он  выдохнул  с   таким
облегчением, будто выбрался из преисподней вообще.
     Бесконечно  кроваво-красное  небо  нависало  тяжелое,  как  проклятие
родителей. С запада летели быстрые хищные птицы, Томас разглядел когти  на
крыльях, а когда стая ушла за горизонт, он сказал тихонько:
     -- А дальше?
     -- Не тыкай сапожищами мне в лицо,--  ответил  калика  раздраженно.--
Отползай.
     Перебежками,  пригибаясь  за  камнями,  они  пробрались  к  ближайшей
россыпи скал. Тень черна как грех, в каменной стене  темнела  нора.  Слева
слышались глухие удары.  Томас  различил  привычные  запахи  пота,  крови,
гниющего мяса. Каменоломня, тюрьма для наказуемых или яма для  несчастных,
которых здесь все еще приносят в жертву,  как  раньше  язычники  приносили
там, наверху, пока не пришла  вера  Христа  и  не  велела  сжигать  только
виновных: всяких ведьм, колдунов, еретиков, а также всех красивых  женщин,
ибо красоту телесную дает, как известно, только дьявол.
     -- Дальше, дальше,-- торопил Олег,-- еще насмотришься...
     Томас бежал за ним как легконогая лань. Воздух щекотал  потное  тело,
без доспехов непривычно легко и  гадко.  Когда  на  плечи  давит  приятная
тяжесть железа, на ногах стоишь увереннее, а так сдует любой ветерок...
     Олег прыгал по камням как горный козел,  а  внизу  проскальзывал  как
ящерица. Томас несколько раз терял из виду,  лунный  свет  мерзок,  калика
рычал как зверь, и они снова бежали, прыгали, карабкались,  пока  Олег  не
вскинул руку, что как голова с множеством рогов отпечаталась  на  огромном
круглом тазу луны.
     Томас осторожно выглянул  из-за  плеча  Олега.  Впереди  было  ровное
место, окруженное острыми скалами. Посредине горел  костер,  а  перед  ним
сидела чудовищная женщина, размером со скалу. У  нее  был  вздутый  живот,
вислые груди, а толстые, как бревна, ноги раскинуты в стороны.  На  костре
клокотал закопченный чугунный  котел.  Грязные  неопрятные  волосы  падали
женщине на лицо, Томас не мог сказать бы, сколько  ей  лет,  но,  судя  по
расплывшейся безобразной фигуре, это была старуха или почти старуха.
     -- Томас, слушай внимательно,-- прошептал  Олег.  Глаза  на  покрытом
сажей лице блестели лихорадочно, как  у  больного.--  Ты  делай  все,  что
сделаю я... И как можно быстрее!
     -- Да я вроде не ловлю улиток,-- обиделся Томас.
     -- Как можно быстрее,-- повторил Олег, и настойчивость в  его  голосе
послала вдоль хребта Томаса дрожь. Старый ворон зря не  каркнет,  а  ежели
всегда неторопливый отшельник  велит  поторопиться,  то  надо  все  делать
быстрее молнии.
     -- Ты только мигни, я сам все до-гадаюсь.
     --  А  кому  кол  на  голо...  ах  да,  у  тебя  обычно  шлем,   тебе
бесполезно...
     Не договорив, он выскользнул из тени,  подбежал  ближе,  затаился  на
миг, давая Томасу подобраться ближе. Дальше  было  залитое  лунным  светом
пространство. Томас чувствовал, как громко стучит сердце,  что  земля  под
ногами начинает подпрыгивать, а  котел  на  треножнике  уже  покачивается.
Похлебка  робко  брызнула  на  огонь,  там  яростно  зашипело,  стрельнуло
искорками.
     Женщина проворчала низким хриплым голосом, ногу чуть сдвинула.  Томас
закусил губы, нога великанши как тараном сбила торчащий из земли  каменный
зуб.
     Томас видел, как Олег перемахнул через ногу великанши, прыгнул ей  на
живот  и  обеими  руками  ухватил  за  грудь.  Сам  Томас,  зная,  что  не
перепрыгнет так же легко, обогнул ногу, взбежал по толстой шкуре до  левой
груди в  тот  момент,  когда  великанша  вздрогнула,  ее  огромная  ладонь
метнулась к Олегу... но тот уже припал к ее груди. Томас видел все боковым
зрением, он сам ухватил другую грудь великанши, припал губами к  огромному
соску, похожему на винный бурдюк. Странно,  он  ощутил  если  не  хмельное
вино, то нечто похожее на хмельной мед, сделал глоток, поднял голову.
     Над ними нависало ужасающее лицо. Волосы падали со лба  толстые,  как
змеи, глаза горели дьявольской злобой, а изо  рта  торчали  клыки.  Голос