великой мудрости решит награждать человека по его
личным заслугам, а не деяниям его далеких предков!
     Яра спросила тихо:
     -- Ты все оправдываешься, что не взял мальчика?
     Томас вспыхнул, хотел возразить, но внезапно сник, признался:
     -- А хоть и так. Я  жизнью  рисковал,  кровью  полил  всю  дорогу  от
Иерусалима до Британии!.. А мне говорят, ты, мол, простых кровей,  а  этот
-- благородных. Ему и нести. Я ж не спорю, ежели  это  был  бы  сам  Иосиф
Аримафейский, тот самый, который... А  кстати,  он  что-нибудь  достойного
свершил, или ему лишь повезло, что в его гробнице  захоронили  Христа?  Ну
ладно, это другой разговор. Я понимаю, как человек становится знатным,  но
в моей простой рыцарской голове не укладывается,  как  можно  унаследовать
знатность! Можно унаследовать землю, замок, деньги,  даже  рост  и  ширину
плечей, но знатность?
     -- Однако пророчество, -- напомнила Яра. -- Если бы  ты  решился  сам
везти чашу,  без  мальчика,  то  ты  выступил  бы  против  самого  Божьего
повеления!
     Томас ответил подавленно:
     -- Сэр калика был прав. Что-то в нас внутри не позволяет делать  одно
или не делать другое. Внутри меня рождается другое повеленье, я его считаю
тоже Божьим. И если  оно  противоречит  прежнему  повелению,  которое  мне
передают люди, будь они священники или епископы... пусть  даже  повелению,
сказанному призраком в ночи, то я выбираю то, что внутри меня. Этот  голос
не врет.
     Сверху топот ног слышался все громче. Ветер над головой выл, свистел.
Их бросало от стенки к стенке. Яра начала беспокоиться, кровь отхлынула от
щек, глаза стали тревожными.
     -- Небо затянуло черными тучами!
     Томас буркнул:
     -- Мы в Британии. Здесь другого неба почти не бывает.
     -- Но ветер уже поднял волны огромные, как горы!
     Томас ощутил беспокойство.
     -- Нам только бури еще недоставало.
     Небо с севера  заволокло  такими  черными  тучами,  что  хмурое  утро
превратилось в сумерки. Ветер посвежел, на тяжелых волнах появились  белые
гребешки пены.
     Когда ветер начал срывать эти гребешки, хозяин судна заорал:
     -- Убрать парус!
     Томас предположил:
     -- Здесь всегда ветер. Нам не добраться.
     -- Идите вниз, -- огрызнулся хозяин.
     Томас выпрямился с великим достоинством.
     -- Со мной даже короли разговаривали вежливо...
     Хозяин развел руками, в глазах была насмешка.
     -- Под нами двести футов холодной воды. Король так же  хорошо  тонет,
как и простолюдин. И даже как простая корова.
     Томас отрезал с достоинством:
     -- Рыцари тонут иначе, чем простые коровы!
     Он взял Яру за руку, увел с  мостика.  Ветер  усилился,  воздух  стал
холодны и колючим. В небе грохотало, потом пошли вспыхивать темно-багровые
сполохи, словно там работали небесные кузнецы.
     Корабль швыряло из стороны в сторону, потом  внезапно  поднимало  так
высоко, что волны исчезали. Томас видел справа только серое небо, а  слева
надвигающийся горный хребет черных туч.
     Ветер крепчал, люди суетились,  Томас  видел  в  лицах  страх.  Здесь
постоянно были тучи, ветер порой рвал паруса, но сейчас надвигалось что-то
небывалое, это замечал по бледным перекошенным лицам.
     Мимо Томаса пробежал плотник с мотком каната. Губы его шевелились, он
вскрикивал:
     -- Только бы не утонуть... Только бы доплыла эта посудина...
     Второй матрос выхватил канат, крикнул с удивленной злостью:
     -- Чего трясешься? Ведь корабль не твой!
     Корабль трещал, начал тонуть. Капитан заорал, торопя, а когда  решил,
что надежды на спасение нет, собрал матросов в круг.
     -- Ну, бездельники, прочтите хоть какую-то молитву!
     Никто не мог вспомнить ни слова.  Как  и  сэр  Томас.  Тогда  капитан
заорал:
     -- Бездельники! Ну-ка ритуальную пляску в честь богов!
     Опять никто не шелохнулся, прятались  друг  за  друга.  Хозяин  судна
плюнул, пустил шапку по кругу.
     --  Мы  должны  успеть  сделать  хоть  что-то  богоугодное!   Быстрее
собираете деньги на постройку храма!
     Кто-то успел бросить монету, но порывом бури шапку вырвало из рук,  а
несчастный вскрикнул, когда его  метнуло  через  всю  палубу,  едва  успел
ухватиться  за  переплетение  канатов.  Рядом  с  Томасом  трясся  матрос,
которого хозяин именовал священником, потому что у  него  на  шее  блестел
большой золотой крест.
     --  О  могучие  боги  моря!  Не  губите!  Если  нам  позволено  будет
спастись... я принесу вам в жертву стадо коров!
     Томас, удерживая одной рукой Яру, чтобы не сдуло за борт, поразился:
     -- Святой отец, ты сбрендил? Где у тебя на судне стадо коров? А  если
ты думаешь на моих коней, которых я оставил там на берегу...
     Матрос с крестом неумело перекрестился, прошипел сквозь зубы:
     -- Умолкни, сын мой! Только бы сейчас спастись, а там поглядим!
     Томас вытаращил глаза. Сглотнул, покачал головой.
     -- Говорили мне, не грызи с англом орехов... Ишь, сэра  Бога  норовит
надуть! Что ждет Британию, ежели тут такой народ...
     Ледяной ветер пронизывал до костей. Тяжелая волна ударила  в  борт  с
такой силой, что корабль затрещал. Гребень волны обрушился на палубу.  Яру
подхватило, как перышко, она едва успела вскрикнуть, как железная  рука  с
такой мощью ухватила ее поперек туловища, словно благородный рыцарь  ловил
свою улетающую душу.
     -- Благо... дарю...
     Грохот волн и рев бури заглушили  ее  слова.  Он  только  видел,  как
распухшие от холода губы шевельнулись, затем ее с силой прижало всем телом
к его груди. Томас напрягся, задержал дыхание. Тяжелая волна ударила,  как
лавина, едва не расплющила вместе с панцирем.
     Чувство полнейшей беспомощности охватило Томаса с такой силой, что  в
глазах  потемнело.  Волны,  как  живые,  озверевшие  горы,  ветер  швыряет
полуразбитый корабль, как  щепку.  Нет  противника,  с  которым  можно  бы
сразиться и красиво погибнуть. Мачты уже  сломаны,  паруса  унесло  бурей,
борта разбиты...

     Сквозь рев бури они услышали страшный треск. Их  швырнуло  на  доски,
Томас  едва  не  вылетел   вслед   за   волнами,   что   без   препятствий
перехлестывались через разбитый корабль. Руку едва не выдернуло из  плеча:
он намотал на нее канат, другой рукой прижимал к груди Яру.
     Ветер ревел, волны швыряли в лицо  злые  брызги,  но  Томас  внезапно
ощутил, что уже слышит свой сорванный голос. Буря явно ушла  дальше,  море
начало успокаиваться.
     В полной темноте он услышал свой сиплый голос:
     -- Похоже, нас выбросило на камни... Еще повезло!
     -- Если следующая волна не смоет... -- донесся едва слышный голос  от
его груди.
     -- Не дадимся, -- заверил он, но с чувством  полнейшей  беспомощности
понимал, что от него ничего не зависит. Тьма, хоть глаза выколи, не видно,
что рядом.
     В небе блеснул просвет, затем тучи снова сомкнулись,  но  просветлело
сразу в двух местах, наконец блеснули мелкие холодные звезды. Небо  начало
очищаться.
     -- Смотри! -- вскрикнула Яра.
     Край тучи озарился ярким светом, выглянула луна. У Томаса перехватило
дыхание. Они на обломке корабля висели высоко над  бушующим  морем.  Волны
перекатывались далеко внизу, а корабль висел, зажатый между двумя  темными
скалами. Вдали виднелась темная масса берега.
     -- Не шевелись, -- предупредил Томас, -- и даже не дыши!
     Яра была прижата к его груди щекой,  он  не  видел  ее  глаз,  только
ощутил едва заметное движение, словно она хотела кивнуть.

     Когда наступил слабый рассвет, Томас спустил на  веревке  Яру,  затем
слез сам. Вода здесь доходила до пояса. Волны прибоя били с силой, он  сам
дважды падал, но в доспехах сшибить труднее,  а  Яру  отнес  к  берегу  на
руках. Она попробовала высвободиться, он пригрозил:
     -- Брошу!.. Не понимаешь, что так я устойчивее?
     Он вышел, преодолевая волны, упал месте с нею  на  камни.  Задубевшее
тело не слушалось, он чувствовал, что душа расстается с телом.
     Яра потрясла его за плечи.
     -- Смотри!
     Ближе  чем  в  полумиле  горел  огонек  в  окнах  рыбацкого   домика.
Поддерживая друг друга, они потащились, едва передвигая ноги.
     Томас был в глубоких царапинах, что саднили от морской воды, половину
лица занимал кровоподтек. Из разбитой о  камни  губы  сочилась  кровь.  Но
голос его был полон злой силы:
     -- И все-таки... Все-таки мы добрались до Британии!
     Яра смотрела жалостью и сочувствием.
     -- Да, ты сделал больше,  чем  дано  человеку.  Ты  не  просто  сумел
вернуться целым... гм... живым из Святой Земли, но ты добыл Святой Грааль,
ты пронес его через весь огромный белый свет и вручил Иосифу, когда  через
пролив уже видны были скалы твоей родины!
     Томас прислушался к свисту ветра -- на лице появилась волчья  улыбка.
Вид у рыцаря был упрямый и злой.
     -- Я сделал больше, чем дано человеку. Я кое-что взял и  сам!  Калика
говорил, что звезды  указывают  дорогу  слабым,  а  сильные  сами  двигают
звездами. Пророчества -- для слабых, нищих и трусливых!
     Она смотрела непонимающе. Оскал на разбитом лице рыцаря стал шире:
     -- Дело в том, что чаша в моем мешке на поясе. Хочешь посмотреть?
     Она ахнула:
     -- А что... а что в мешке у Иосифа?
     -- Ну... я спер старую чашу на постоялом дворе. Ей грош цена, на  ней
видны зубы всякой  дряни,  что  пьянствует  там  дни  и  ночи,  но  я,  не
беспокойся, оставил за нее серебряную монету.
     Он остановился,  с  трудом  развязал  тугую  веревку.  Святой  Грааль
заблистал в его мощно  вскинутой  руке.  Яра  не  могла  оторвать  от  нее
зачарованных глаз. От чаши исходила неведомая  мощь,  более  сильная,  чем
магия, колдовство или волшба.
     -- Зачем... зачем ты это сделал?
     Его улыбка была жестокой.
     -- Не знаю. Показалось, что так лучше. Не люблю, когда мне указывают,
как жить, куда идти, что делать. Только и всего.

     Их отогрели, напоили горячим, высушили одежду. Но и накормленные, они
дрожали и лязгали зубами. Ужас пережитого, войдя в  самые  кости,  выходил
медленно, по капле. Лицо Яры было  совсем  бледным,  под  глазами  повисли
темные мешки, острые плечи зябко вздрагивали.
     Хозяин, низкорослый неопрятный человек, весь пропахший рыбой, смотрел
вытаращенными глазами, дети прятались, как испуганные зверьки. Только жена
хозяина  хлопотала  вовсю,  отхаживала  спасенных,   отпаивала   целебными
отварами из рыбьей печени, от которой Томаса и Яру едва не  вывернуло,  но
сил, правда, прибавилось сразу.
     Томас, жадно глотая горячий грог, втолковывал хозяину:
     -- Как называется этот край?.. Далеко ли до Лондона?
     -- Лондона?
     -- Да. Какая дорога ведет к Лондону?
     Хозяин медленно покачал головой.
     -- В мире нет никакого Лон... дона.
     Сердце Томаса превратилось в лед. И от этой льдинки  пошел  холод  по
всему телу, сковал руки и ноги. Замерзающими губами прошептал:
     -- Как... нет?
     -- Просто нет. Я знаю весь мир. Лондона в нем нет...
     Томас уронил голову на руки. Услышал напряженный голос Яры:
     -- Ты уверен... Нет, что ты называешь миром?  Как  можно  знать  весь
мир? Ты маг?
     И хриплый голос рыбака:
     -- Мир -- это мир. Вокруг него вода. В мире три поселка. В каждом  по
пять-восемь домов. Все мы живем рыбной ловлей.
     Наступила тишина. Томас медленно поднял голову. В глазах был ужас.
     -- Нас выбросило! выбросило на островок! Откуда нет выхода.
     Еще больший ужас был в глазах Яры. Она неотрывно смотрела на  мешочек
на поясе Томаса. Ей показалось, что там издевательски блеснуло.
     -- Значит, чаша так и не  попадет  в  Британию,  --  прошептал  Томас
раздавленно. -- С Богом драться -- зубы не соберешь...
     Яра судорожно перевела дыхание. Щеки были  еще  бледные,  как  старый
пергамент:
     -- Они ловят рыбу, -- указала она. -- Но, похоже, лодок не знают.
     Хозяин сказал:
     -- Я не знаю, о чем вы говорите... Но к  нам  иногда  выбрасывают  на
камни остатки больших плавающих домов. И трупы.
     -- Значит, какой-то выход в настоящий мир есть, --  прошептал  Томас,
он так и не мог заговорить в полный голос. -- Или... только вход сюда. Как
в царство мертвых, откуда нет возврата?
     Хозяин повторил тупо:
     -- Не знаю, о чем вы говорите. Но за миром живут только демоны.

     Глава 3

     Жена рыбака сказала, застенчиво улыбаясь:
     -- Рубашка ваша уже подсохла... Я  еще  заштопаю  дыру,  если  вы  не
против.
     Томас спросил безразлично:
     -- А велика ли дыра?
     -- Ну, воротник уцелел...
     После скудного ужина оба без сил повалились в углу на тряпки, что для
них постелили бедные рыбаки. Томас провалился в сон сразу,  а  Яра  лежала
рядом, чувствовала его жар, все еще несломленное упрямство.
     Она изо всех сил отводила глаза от изнуренного лица  рыцаря,  но  они
как заколдованные снова поворачивались к нему, куда бы она ни поворачивала
голову. Он держался из последних сил, это видно было по  запавшим  глазам,
желтой коже. Нос заострился, как у покойника, глаза запали, сухо блестели.
Губы были плотно сжаты даже во сне, словно рыцарь по-прежнему был  нацелен
на трудный, хоть и безнадежный бой.
     Утром он без слов поднялся, вышел из хижины. Берег  был  обрывист,  а
внизу волны разбивались об острые, как зубы,  камни.  Здесь  корабли  явно
приставать не могли. Томас двинулся по кромке, зубы сцепил,  будто  держал
их на горле злейшего врага. Глаза у него были  такие  отчаянные,  что  Яра
ощутила боль в сердце.
     По дороге они поднялись на холм, и  Томас  в  бессилии  опустился  на
землю. Отсюда остров был виден  весь.  Три  крохотные  деревушки  на  всем
острове. Одна на восточной стороне, две -- на  западной,  а  вокруг  этого
мира бедных рыбаков серое, как свинец, грозное море.
     -- Берег обрывист всюду, -- сказала Яра, -- корабли  сюда  просто  не
могут приставать... Но могли бы лодки. Если  бы  нашелся  смельчак,  чтобы
проскочить между торчащими из воды скалами.
     -- А с кой стати он сюда приплывет?
     -- Ну, мало ли сумасшедших на свете? Я знала даже такого, что ездил в
дальние страны отвоевывать гроб!
     Томас вытащил меч и воткнул  перед  собой  в  землю.  Взгляд  его  не
отрывался   от   блистающего   лезвия.   Глаза   странно    блестели    на
смертельно-бледном исхудавшем лице.
     -- Что ты задумал? -- спросила Яра напряженно.
     -- Я не хочу умереть, как рыба, выброшенная на берег. Я человек.
     -- Никто не хочет...
     Она  умолкла,  взгляд  ее  был  прикован  к  двум  темным  точкам  на
грязно-сером небе. Они двигались, росли. Томас, не замечая их,  проговорил
изменившимся голосом:
     -- Только зверь стремится сохранить жизнь любой целой. Но у  человека
есть еще гордость, честь, достоинство. А если он еще и рыцарь...
     -- То у него эту жизнь попытаются отнять, -- закончила Яра угрюмо.  В
ее руках появился лук. Она торопливо накинула петлю тетивы на угол, уперла
в землю и, согнув  с  усилием,  набросила  петлю  на  другой  конец.  Туго
натянутая тетива зазвенела.
     Томас оглянулся, едва успел пригнуться, схватил, падая, меч. Над  ним
пронесся огромный крылатый зверь. На людей пахнуло  запахом  гнилой  рыбы,
водорослей. Звонко щелкнула тетива: Яра обернулась и  быстро  послала  еще
две стрелы вдогонку крылатым чудовищам.
     Они развернулись в воздухе и снова ринулись на людей. Томас встал  во
весь рост и вскинул меч. Глаза его сверкали  счастьем.  Он  погибнет,  как
отважный рыцарь!
     Стрелы Яры, ударившись об оперение,  со  звоном  отскакивали.  Томасу
показалось, что он видел искры, когда булатный наконечник с  силой  бил  в
серебристые перья.
     -- Нагнись! -- заорал он.
     -- От креветки слышу, -- ответила она зло.
     Они встали плечом к плечу. Она пускала  стрелы,  Томас  подался  всем
телом вперед и замахнулся мечом. Чудовищные  птицы  растопырили  когти,  а
лапы были, как жерди,  когти  были  с  наконечники  копий,  а  клювы,  как
короткие мечи древних римлян.
     В последний миг Томас дал подножку Яре -- та и не  думала  прятаться,
-- упал на колени, одновременно ударив мечом по  пронесшейся  над  головой
тяжелой туше.
     Меч со звоном выбило из рук. Ему показалось,  что  он  со  всей  дури
рубанул по скале. Вверху раздался раздраженный удаляющийся крик. Торопливо
перекатившись в сторону, он  подхватил  меч,  ахнул.  Лезвие  выщербилось,
словно он в самом деле ударил по камню.
     Яра вскочила, но не разъяренная, а встревоженная.
     -- Цел?
     -- Ненадолго, -- успокоил ее Томас, -- Эти вороны всю стаю созвали...
     В западной  части  небо  пестрело  темными,  быстро  увеличивающимися
точками. Чудовищные звери, покрытые железными перьями,  быстро  снижались,
Томас уже различал горящие багровым огнем круглые глаза.
     Первые две птицы сделали короткий круг и  снова  ринулись  на  людей.
Томас встретил доблестно, с мечом,  Яра  выпустила  оставшиеся  стрелы.  В
последний миг оба бросились на землю, но и  птицы  как  будто  ожидали  их
маневр: одна ухватила Томаса когтями за плечо и шлем,  подняла  в  воздух,
вторая бросилась на женщину.
     Яра  в  страхе  ткнула  луком  в  раскрытую  пасть.  Тетива  лопнула,
напоровшись на острый, как бритва, зуб, хлестнула птицу по языку  и  небу.
Птица страшно вскрикнула. Яра, едва живая от страха, не  успела  проводить
взглядом чудовище, как в десятке шагов грохнуло металлом -- в когтях птицы
остался шлем рыцаря и стальной наплечник.
     Томас с трудом поднялся, золотоволосый, с царапиной на бледном  лице,
безоружный: меч остался далеко. Яра подбежала встревоженная.
     -- Ты ранен?
     Сердце его сжалось от боли и тревоги  за  нее.  Платье  на  ее  плече
пропиталось кровью, в ее глазах была боль, но она спрашивала, не ранен  ли
он, сэр доблестный рыцарь!
     Воздух был  пропитан  запахом  рыбы.  Томас  стоял,  выпрямив  спину,
смотрел гордо и бесстрашно. Яра встала рядом.
     Но птицы почему-то не нападали. С  суматошными  криками,  от  которых
лопались уши, носились над головами, орали, на землю падали  металлические
перья, шерсть, экскременты. Томас вскинул голову, хотя в  шею  стрельнуло,
словно отсидел вместе с ушами.
     С востока быстро приближалась... нет, не точка, а стремительно  падал
по крутой дуге огромный Змей! Крылья его были, как у  исполинской  летучей
мыши, все тело  покрыто  толстыми  плитами,  Томас  знал  их  несокрушимую
крепость.
     Змей был похож на дикого кабана, только размером со скалу с крыльями.
Пасть его была, как пещера, в которой полыхает  пламя.  Томас  успел  даже
разглядеть блестящие искорки на зубах, как вдруг Яра  вскрикнула,  указала
на спину летящего чудовища.
     Там сидел, прячась за гребнем от встречного ветра, человек в звериной
шкуре. Ветер трепал ярко-рыжие волосы.
     Змей с наслаждением врезался в стаю гадких  птиц,  послышался  глухой
удар. В разные стороны полетели перья, брызги. Змей дохнул огнем, еще пара
птиц закричала в муке и пошла горящими факелами к земле.

     Змей тяжело рухнул на остров. Под  ногами  Томаса  и  Яры  качнулось,
будто на землю обрушилась  луна.  Змей  пробежал,  тормозя  растопыренными
крыльями, вспахивая каменистую почву лапами.  Человек  спрыгнул,  пошел  с
широкой улыбкой навстречу рыцарю и Яре, раскрывая объятия.
     Яра бросилась  со  счастливым  криком  навстречу.  Калика  обнял  ее,
погладил по голове. Его зеленые глаза стали еще  ярче,  а  худощавое  лицо
заострилось, скулы выпирали сильнее. Он встретился взглядом с  Томасом  --
тот шел навстречу солидно, сдерживая ликующую щенячью радость, но губы все
равно неудержимо раздвигались в улыбке.
     -- Как там, в аду?
     -- Сухо, -- ответил калика.
     -- Чтоб ты да не нашел, где промочить горло? -- удивился Томас.
     Они обнялись, не выпуская Яру, что  счастливо  цеплялась  за  калику,
словно тот мог исчезнуть снова.
     Вблизи раздавался  страшный  хруст,  треск,  чавканье.  Змей,  тяжело
скакал,  волоча  хвост,  п