дили  кони  с
опустевшими седлами,  а  из-за  столба  на  помосте  опасливо  выглядывала
женщина.
     Томас помахал ей дланью в железной рукавице.
     -- Леди, сброд разогнан. Я бы почел за великое счастье проводить  вас
к вашему замку, но не могу оставить сэра калику. Он  бывает  так  рассеян,
так рассеян... Со святыми отшельниками это часто бывает. Вчера, к примеру,
он съел мой обед, стоило отвернуться... А потом и мою рукавицу.
     Олег не улыбнулся, зеленые глаза были холодными и неподвижными, как у
большой ящерицы. За церковью суетились, вытаскивали  повозку  на  огромных
колесах, сделанных из сбитых вместе досок.  На  повозке  высился  огромный
сундук, укрытый мехами и пестрыми одеялами.
     -- Откупаться будут, -- предположил Томас победно.
     -- Держи карман шире! Дадут, догонят и еще дадут!
     Степняки торопливо стащили шкуры и одеяла. Сундук оказался клеткой из
толстых железных прутьев. В углу лежала куча тряпья, но когда в нее ткнули
тупым концом копья, тряпье зашевелилось. Половцы разбежались как куры  при
виде лисы. В клетке поднялся мощный мужик, приземистый, поперек себя шире,
с головой, как пивной котел, грудью навыкате.  Руки  свисали  ниже  колен.
Ветер донес сильный запах давно немытого тела, но в знакомом запахе было и
такое, отчего у Томаса волосы встали дыбом. Это было нечто звериное.  Нет,
хуже, чем звериное!
     Степняки  поспешно  накрывали  головы  полами  халатов,  а   всадники
напялили мохнатые шапки по самые уши.
     -- Что это они? -- удивился Томас.
     -- Сам впервые вижу...
     -- Слава Богу, -- перекрестился Томас. -- Я уж боялся, что ты все  на
свете видел и везде побывал.
     -- Завидно?
     -- Убивать таких пора.
     Мужик в клетке оглядел всех злыми глазами, зевнул и  снова  опустился
на грязную подстилку. Всадник закричал тонким сорванным голосом.  Один  из
половцев подобрал брошенное копье, подбежал и ткнул  мужика  уже  острием.
Тот рыкнул, бросился на прутья. Клетка  затряслась,  запах  вонючего  пота
стал мощнее. Половец указал на Томаса и Олега, что-то прокричал.
     -- Никак, драться выйдет? --  забеспокоился  Томас.  --  Сэр  калика,
теперь драться тебе.  Я  не  снесу  позора,  чтобы  супротив  меня  мужика
выставили!
     -- Ты ж только что перебил дюжину!
     -- То в общем бою, а это поединок!
     Половцы снова разбежались, а пленник внезапно сунул четыре  пальца  в
рот, оказавшийся широким, как у жабы, засвистел мощно и страшно. У  Томаса
и Олега заломило в ушах. Свист нарастал, в нем появились переливы,  словно
огромный соловей со скалу размером старался перекричать соседа. Или увидел
вкусного червяка, толстого и длинного, как уж.  Конь  под  Томасом  прядал
ушами, пятился.  Томас  удерживал  железной  рукой,  но  у  самого  сердце
замерло, а вместо жаркой крови словно кто налил холодной ртути.
     Конь под Олегом пятился тоже, пока  не  уперся  в  стену.  Но  мощная
ладонь  свиста  давила  еще,  бедное  животное  задрожало,  колени  начали
подгибаться. Олег с трудом удерживал лук,  а  стрела  на  тетиве  плясала,
острый конец смотрел то в землю, то в небо,
     Поднялись пыль, пепел, закружились. Половцы попадали,  головы  укрыли
халатами, всадники скрылись за  церковью.  Затрещала  крыша  на  ближайшем
тереме, конец обломился, его  унесло,  будто  могучим  ветром.  Деревянные
дощечки черепицы, гонта, посыпались, как орехи, рассыпались без стука: все
заглушал пронзительный свист.
     -- Что делать? -- заорал Томас, покраснев от натуги. -- У меня  скоро
доспех рассыплется, как из сухой глины!
     Олег прокричал в ответ, с трудом перекрывая свист:
     -- Боишься?
     -- Это же мужик! Я покрою себя позором!
     -- Это чудовище!
     -- Чудовищный простолюдин тоже простолюдин.
     Богатырь свистел не умолкая. Олег все ждал, когда он умолкнет на миг,
чтобы набрать воздуха.
     -- Когда же умолкнет хоть на миг!  --  закричал  Томас  тревожно.  --
Должен  же  воздух  набрать!  Воздух  набираешь  ртом,   а   выпускаешь...
выпускаешь сзади. А у него все наоборот!
     -- Странные вещи узнаю о своем друге,  --  изумился  Олег.  --  Я,  к
примеру, и набираю и выпускаю одним местом. И даже не ртом, как-то неловко
даже увидеть рыцаря с раскрытым, как у простолюдина, ртом... Даже у твоего
коня есть ноздри...
     Томас покраснел, даже перья на плюмаже встопорщились.  В  смущении  и
ярости сорвал с седельного крюка боевой рыцарский топор,  размахнулся  так
широко и мощно, что раздался свист рассекаемого воздуха, а затем  и  треск
деревянных брусьев. Клетка содрогнулась, полетели щепки и обломки  дерева.
Свист оборвался, словно обрубленный острым лезвием.
     В мертвой тишине всхрапывали кони. Томас улыбнулся широко  и  светло,
повернулся к деревянному столбу. Женщина покачала головой и махнула ему  в
сторону клетки. Томас поклонился и  величаво  развернулся  к  поверженному
противнику.
     В клетке зияла дыра. Обломки брусьев торчали,  как  сломанные  мощным
ударом зубы. Чудовищный Свистун медленно поднимался с охапки гнилой соломы
и тряпок, по перекошенному лицу текла кровь. Он сплюнул красным,  погрозил
немытым кулаком размером с половецкую голову.
     -- Ну погоди же!.. Я злопамятный!
     -- Дурак, --  сказал  Томас  благожелательно,  --  уходи,  ежели  зад
пролезет!
     Свистун  поспешно  протиснулся,  обдирая  живот  и  локти.  Стражники
поспешно поднялись, бросились с саблями и пиками. Свистун оскалил  страшно
зубы, перекосился, зашипел, как разъяренный  кот.  Свиста  не  получилось,
топор даже на излете сумел своротить  челюсть,  но  все  равно  половцы  в
страхе попадали и закрыли головы халатами.
     Свистун в несколько огромных прыжков, невероятных для такого грузного
существа, домчался  до  городской  стены,  вскарабкался,  на  самом  верху
оборотился, еще раз погрозил огромным грязным кулаком, уже всем  сразу,  и
исчез.
     Половцы поднимались, растерянно поглядывали на хана. На их лицах были
стыд и решимость, в руках вместо луков появились арканы и багры.
     -- Дело худо, -- сказал Олег тревожно. -- Надо уходить.
     -- И недодраться?
     -- У нас много дел, -- сухо напомнил Олег.
     -- Ах, да... А ежели догонят?
     -- Догонят -- разберемся. А если  опоздаешь,  то  Крижана  не  только
замуж выйдет, но и родить успеет.
     Томас заскрежетал зубами. Конь под ним  всхрапнул,  подобрался.  Олег
ожидал, что рыцарь сорвется с места в  галоп  и  помчится  так  до  самого
Лондона, однако Томас рысью подъехал к столбу, протянул руку:
     -- Леди, прошу вас.
     Женщина ухватилась за железные пальцы, их взгляды встретились. У  нее
были  странные  лиловые  глаза,  таких  Томас  у  людей  не  видел,  гордо
приподнятые скулы и тонко  очерченный  нос.  Губы  были  выкрашены  желтой
глиной. Томас улыбнулся своей самой мужественной  улыбкой.  Ему  говорили,
что когда он так улыбается, даже королева добудет для него ключ от  своего
пояса верности.  Женщина  одним  прыжком  оказалась  позади  рыцаря.  Олег
одобрительно свистнул, кони пошли вскачь. Копыта загремели по сухой земле,
взвилось облачко пыли.
     Сзади хан заорал тонким визжащим голосом:
     -- Запереть ворота!
     Сразу несколько голосов заорали подобострастно:
     -- Запереть! Схватить! Не дать уйти!
     Слышно было, как половцы ловили коней  и  вскакивали  в  седла.  Олег
пропустил Томаса с женщиной вперед, наложил на тетиву стрелу. Тяжелые кони
русичей могут с ходу проломить стену, но зато  легкие  кони  половцев  без
труда догонят, а острие копья  вонзится  между  лопаток.  Или  хуже  того,
повяжут  арканами,  будут  изгаляться  долго  и  сладостно,  ведь  утех  и
развлечений у бедного степного народа мало, а потом неспешно сдерут  шкуры
на барабаны.
     Улица вывела на  перекресток,  где  возвышался  терем  --  добротный,
сложенный из толстого мореного дуба, потому  и  не  сгорел,  хотя  весь  в
пятнах копоти. Окна забраны железными решетками, дверь низкая, обязательно
пригнешься, там даже один ратник устоит супротив целого войска.
     Томас, как услышал мысли Олега, у порога  соскочил,  могучими  руками
снял женщину. И вовремя: с той стороны уже несся отряд. В  руках  были  не
сабли, а более опасное -- булавы, палицы и арканы.
     Олег влетел в дверной проем следом, быстро  заложил  в  железные  уши
деревянный брус. Томас и женщина уже поднимались на верхний  этаж.  Сильно
пахло гарью, из-под ног вздымались тучи золы. В бревнах  еще  таился  жар,
кое-где поднимались дымки. Огонь, не  одолев  с  наскоку,  пытался  грызть
мореный дуб изнутри.
     -- Погоди, -- сказал Олег досадливо, -- не отбиваться же здесь...
     -- А что, -- бодро сказал Томас и победно посмотрел  на  женщину,  --
здесь можно драться против всего войска сарацинов!  Надежные  дома  строят
твои русы. Помню, когда однажды...
     -- Надо торопиться, -- прервал Олег. -- Хрен редьки не слаще!
     -- Чего? -- не понял Томас.
     -- Половцы не слаще сарацинов.
     -- А-а, -- протянул Томас, но, судя по озадаченному виду, славянского
юмора все-таки не уловил.
     Олег повернулся спиной к стене, уперся. Лицо  покраснело  от  натуги.
Томас тут же грянулся всем весом, навалился. Под окованными сапогами,  как
молодой лед, затрещали  толстые  доски.  Бревенчатая  стена  зашевелилась.
Сверху посыпалась зола, горячие угольки. Снизу тяжело бухало, в дверь били
тяжелым.
     -- Крепко строят, -- прохрипел Томас. -- А зачем? Все равно спалят...
     Он наваливался всем весом, на миг отпускал, снова упирался  изо  всех
сил, Олег раскачивал равномернее, старался попасть  точно  в  ритм.  Стена
трещала, но стояла. Олег присел еще ниже, ухватился обеими  руками  внизу,
напрягся. Томас давил изо всех сил, готов был уже отказаться, когда  рядом
оказалась женщина.  Ее  лицо  было  перепачкано  сажей,  в  серых  волосах
застряли угольки.
     -- Ну-ка, разом! -- сказала она властно.
     Уперлись втроем,  качнули.  У  Олега  глаза  расширились,  он  уперся
сильнее. Качнули еще, а с третьего раза стена затрещала, дрогнула.  Бревна
зашевелились,  стали  проворачиваться,  оставляя   следы,   наконец   одно
выскользнуло, как на мокрой глине, и вся стена обрушилась.
     Бревна с грохотом сыпались вниз, там слышались душераздирающие крики,
ругань, дико ржали кони. Взвилось черное облако гари и дыма.
     Олег с грохотом слетел вниз, мгновенно наложил стрелу на  тетиву.  Их
кони от грохота и горячей золы рванули на другую сторону  улицы.  Половец,
который уже положил ладонь на  седло  лошади  Олега,  сполз  на  землю  со
стрелой в спине. Второй быстро и хищно повернулся. Увидев бегущих на  него
железного рыцаря и волхва, исчез так стремительно, что Томас  выругался  и
перекрестился.
     -- Прямо и налево, -- сказал Олег напряженно. -- Там выход из города.
     -- Точно? Ты здесь бывал?
     -- Этого города год назад еще не было.
     -- Так откуда знаешь?
     -- А, мир одинаков...
     Они уже сидели в седлах, когда на  порог  выскочила  женщина.  Увидев
своих спасителей в седлах, застыла, ухватившись за косяк.  Глаза  ее  были
тревожны, но она медленно выпрямилась, подняла руку в прощальном жесте.
     -- Спрячься! -- крикнул Олег. -- Ты еще можешь...
     Он сам понимал, что ей не спастись: она разделит судьбу тысяч и тысяч
других, растерзанных, поруганных, убитых или проданных в рабство. Впрочем,
разве те виноваты, что им не встретились могучий англ и умелый волхв?
     Томас бессильно выругался. Если бы женщина умоляюще протягивала руки,
с плачем просила взять с собой, он нашел бы, как  отказать,  но  она  лишь
гордо стояла и молча смотрела им вслед. Он выругался  еще,  чувствуя  себя
дураком.
     Олег покачал головой, когда рыцарь  резко  развернул  коня  и  вскачь
вернулся к терему. Женщина почему-то отстранилась от его  железной  длани.
Либо от страха помутился ее рассудок, либо огромного чужеземного рыцаря  с
закрытым железом лицом страшилась, как и половцев. Олег молниеносно  метал
стрелы, а когда колчан опустел, в его руках заблистал длинный меч.
     Женщина наконец ухватилась  за  протянутую  железную  руку.  Томас  с
седоком за спиной и Олег пронеслись  по  улице,  стоптали  двоих.  Впереди
четверо половцев насиловали  двух  женщин,  а  чуть  дальше  распинали  на
входной двери старика. Томас заскрипел зубами,  но  послушно  пустил  коня
галопом за каликой. Вслед им орали, запоздало щелкали тетивы.
     Из-за поворота словно выпрыгнули навстречу городские ворота. Половцы,
не слезая с коней, спешно вкладывали брус в железные скобы. Томас  яростно
засопел, пригнулся к гриве и опустил руку  с  мечом,  нагнетая  кровь  для
удара. Олег остро пожалел, что расстрелял все  стрелы:  успел  бы  уронить
этих вместе с брусом. А другие... пусть гонятся.
     Из  переулков  выбегали  преследователи.  Томас  оглянулся,  встретил
взгляд нечеловечески лиловых глаз.  Чувствуя  свою  полную  беспомощность,
половцы уже размахивают над головами арканами, более опасными, чем сабли и
стрелы, Томас взмолился:
     -- Пресвятая Дева! Взгляни на своего верного рыцаря!
     Олег пустил коня по кругу, оставив Томаса с женщиной в середке. Меч в
его  руке  падал  настолько  быстро  и  точно,  что  Томас  только   зябко
передергивал плечами, Что--то  в  движениях  волхва  было  нечеловеческое,
словно бы видел и чувствовал каждое движение противника  заранее.  А  что,
подумал Томас, сердясь за свою слабость,  если  бы  я  прожил  такую  тьму
веков? Так бы насобачился в воинском деле, что всех рыцарей Круглого Стола
сшиб бы одним копьем! Да еще тупым концом!
     Внезапно земля перед воротами вспучилась. Бугор быстро  вырос,  комья
полетели в разные стороны. Из норы выскочил гигантский  крот,  так  сперва
показалось Томасу. Половцы шарахнулись во  все  стороны.  Крот  оборотился
горбатой старушкой. Томас едва успел заметить, что старуха выхватила из-за
пазухи пучок травы, как тут же неведомая сила ударила  в  ворота  с  такой
силой, что створки едва удержались на железных петлях, а брус разлетелся в
щепки.
     -- Где-то я уже видел эту богородицу! -- крикнул Олег насмешливо.  --
Вперед!
     Они пронеслись в ворота, пользуясь замешательством половцев.  Старуха
отскочила проворно. Томас успел увидеть сморщенное,  как  печеное  яблоко,
лицо, губы жемком, беззубый рот в усмешке. Тут же старуха нырнула в  нору.
Полезли половцы вслед или же нора затянулась, как  тина  после  брошенного
камня, Томас не видел -- впереди блеснул спасительный простор.
     -- Все-таки позорно! -- прокричал он Олегу.
     -- Что?
     -- Показал язычникам спину! Я на стенах Иерусалима...
     -- Ты спасаешь женщину, -- напомнил Олег.
     Он начал придерживать коня, потому что конь Томаса под двойным  весом
уже хрипел и ронял пену.  Рыцарь  кивнул,  но  неожиданно  за  его  спиной
раздался женский голос, сильный, но приятный:
     -- Я тоже могу драться.
     Томас посмотрел на калику с укором: даже женщина  рвется  в  бой,  но
Олег сильно хлестнул коня Томаса.
     -- Тогда думай, что половцы видят не твою спину,  а  испачканный  зад
твоего коня!
     Он развернулся навстречу погоне.  Дробный  перестук  приближался,  из
ворот выметнулись на легких  конях  трое  всадников.  Увидев,  что  дорогу
перегородил зеленоглазый всадник с красными волосами,  передний  остановил
коня так резко, что едва не разорвал рот удилами. Другие проскочили  чуть,
стали оглядываться. Хан их не видит, зачем  класть  головы?  Этот  воин  в
волчьей шкуре перебил не меньше десятка воинов! А их только трое.
     Олег очень медленно погрозил им пальцем -- такая  многозначительность
пугает больше, чем если бы орал и угрожал мечом.  Половцы  горячили  своих
лохматых злых лошадок, но оставались на местах.
     Волхв неспешно  пустил  коня  по  следам  Томаса.  Пальцы,  перебирая
обереги, то и дело натыкались на бусину  в  виде  подогнутой  лапы.  Опять
бегство, словно вся жизнь в  том,  чтобы  убегать  или  гнаться.  Впрочем,
человек на самом деле всю жизнь убегает от беды и гоняется за счастьем.  И
либо шатается под ударами, либо наносит их сам.
     За конем Томаса следы оставались размером с тарелку. Если бы  половцы
даже ослепли, хан отыщет на ощупь и все равно заставит пойти по их  следу.
Человеком движет месть, многие в этом видят главное  отличие  человека  от
зверя.
     Томаса Олег обнаружил на краю огромной поляны. Рыцарь  слез,  оставив
женщину на коне, осматривался с  удивлением  и  тревогой.  Поляна  была  с
большое поле и вся уставлена  крохотными  домиками,  похожими  на  собачьи
будки. А на другом краю  поляны  высилась  башня  из  толстых  укороченных
бревен. Видна была дверь, но прямо перед порогом росла высокая  нетронутая
трава.
     -- Сэр калика, -- воззвал Томас тревожно, -- это дома гномов?
     Олег покосился на женщину. На ее пухлых  губах  проскользнула  слабая
улыбка.
     -- Да, -- ответил он, -- только очень маленьких.
     -- А гномы и есть маленькие.
     -- Эти скорее эльфы... только толстые.
     Томас прислушался, сорвал с седла огромный меч.
     -- Все-таки гонятся... Придется драться, мой конь вот-вот падет.
     Женщина подала голос, и снова Томас удивился, насколько чисто и  ясно
он прозвучал:
     -- Можно поискать убежище... в башне.
     -- Кто там?
     -- Волхв, который нашел уединение.
     -- Уединение находим только  в  домовине,  --  буркнул  Олег,  --  со
скрещенными на груди руками.
     А Томас поморщился:
     -- Язычник... Куда смотрит святая церковь?
     Но ухватил коня под уздцы и  потащил  через  странное  поле.  Женщина
спрыгнула, пошла с другой стороны.
     Половцы показались, когда рыцарь и женщина были уже  у  порога.  Олег
выхватил меч, погнал коня через поле, на ходу бил направо и  налево  мечом
плашмя, будочки отзывались мощным гудением. Томас оглянулся непонимающе.
     Олег подскакал, спрыгнул с волчьей усмешкой на лице.
     -- Это их задержит!
     -- Что? -- не понял рыцарь.
     Но Олег уже колотил  рукоятью  меча  в  запертую  дверь.  А  на  поле
творилось невообразимое. Кони метались, едва не  сбрасывая  всадников,  те
отмахивались,  закрывали  головы  халатами,  словно  от  жуткого   свиста.
Присмотревшись, Томас увидел черные облачка, что зло метались от одного  к
другому, надолго облепляли  со  всех  сторон,  отчего  половец  становился
похожим на будяк, пораженных тлей.
     -- Не по-рыцарски, --  сказал  он  с  невольным  восхищением,  --  но
здорово... Помню, у нас был  сэр  Ропуха,  горазд  на  трюки.  Мог  самого
дьявола заставить себе сапоги чистить...
     Он поспешно опустил забрало. О железо  застучали  крохотные  камешки,
словно внезапно посыпался град, или он попал под дефекацию  козы.  Пахнуло
кисло-сладким. Томас начал поспешно отступать, держа меч наготове. Двое из
половцев, что катались  по  земле,  сумели  выбежать  с  жалящего  поля  и
набежали прямо  на  Томаса.  Рыцарь  лениво  махнул  мечом,  один  отлетел
оглушенный, вряд ли понял, что за  ужасная  пчела  ударила  на  этот  раз,
второго Томас угостил ударом кулака. Несчастный рухнул, как бык на бойне.
     Олег отбросил стебелек разрыв-травы -- служит  один  раз,  дальше  ее
можно класть в суп и даже скармливать кролям -- пропустил женщину вперед и
пошел следом в башню. Ступеньки вели вверх, веяло  покоем,  а  запах  меда
смешивался с ароматами трав. На миг мелькнула зависть: живет себе в покое,
размышляет над судьбами мира... В покое, напомнил себе со злой иронией.  А
половцы? Видать, недавно выбился в мудрецы. Еще не научен жизнью...

     К Томасу подскочил на коне визжащий половец, в руке  сверкала  сабля.
Пчелы облепили ему голову, но один глаз все еще горел  неугасимой  злобой.
Половец ударил саблей, промахнулся, а рыцарь, жалея несчастного,  с  одним
глазом не боец,  смачно  хлестнул  плетью.  Тяжелый  ремень  с  вплетенным
свинцом с треском разрубил халат на спине. Половец  подпрыгнул,  выгнулся,
словно пряча спину, слетел с кон