Когда  толстые  дубовые  бревна  коснулись  каменного  берега,  Томас
бесстрашно пустил коня вперед. Олег и Яра ехали следом, насторожившись.
     Некоторое время их рассматривали через смотровое окошко. Томас  видел
красную испитую  рожу,  наглые  навыкате  глаза.  Наконец  страж  пробасил
довольно:
     -- С вами женщина?.. Вот здорово! А у меня  есть  запасной  матрас  и
кувшин вина.
     Яра посмотрела на него как на пустое место.
     Заскрипело еще надсаднее, застонали толстые канаты.  Тяжелые  створки
ворот медленно распахнулись.
     В проеме во главе дюжины вооруженных воинов стоял приземистый человек
с красной бородой. Его шлем держал в руках изящный  паж.  Завидев  Томаса,
краснобородый расплылся в улыбке.
     -- Глазам не верю! Томас!
     -- Огрин!
     Он пошел вперед, распахивая объятия. Томас спрыгнул с  коня,  поводья
бросил стражам. Они обнялись со звоном и дребезгом. Воины некоторое  время
смотрели, как оба хлопают  друг  друга  по  плечам,  хохочут,  лишь  потом
заметно расслабились, а на стенах вроде бы опустили арбалеты.
     Краснобородый Огрин отстранился, провозгласил  громким  торжественным
голосом:
     -- Дорой сэр Томас, мой замок в твоем распоряжении!
     Томас повел дланью в сторону Олега и Яры.
     -- Позволь представить моих благородных спутников, сэра калику  Олега
Вещего и Яру, дочь степей и  леса.  Оба  оказали  мне  неоценимую  услугу,
сопровождая из их лесной страны в нашу страну лесную.
     Огрин сделал широкий жест.
     -- Ваш путь был долгим, доблестный сэр и очаровательная  леди.  Слуги
позаботятся о ваших конях, а для вас приготовят комнаты в замке.  Каэрдин,
распорядись!
     Один из воинов, немолодой и с проницательным взглядом,  поклонился  и
ушел, захватив с собой двоих. Огрин, хозяин замка, оставив Томаса,  учтиво
взял Яру за руку, поднес к своему страшному лицу, сделал зверскую гримасу.
Яра удержалась, не отдернула.
     -- Благородная леди,  --  сказал  он,  --  я  давно  не  видел  таких
женственных рук. Прошу вас чувствовать себя в моем замке как дома.
     Олег видел, как побагровел Томас. Рыцарь явно удерживался от  желания
поправить хозяина, что перед ним не благородная леди, что сидит и сопит  в
тряпочку, а всего лишь злобная  амазонка,  с  которой  лучше  не  заводить
шуточки.
     Огрин, продолжая обнимать Томаса одной рукой,  кивнул  Олегу,  и  они
пошли в замок.
     -- Скажите, сэр Томас, а за что ты получил этот знак отличия на своем
доспехе?
     Томас сказал гордо:
     -- Я спас целое войско герцога баварского!
     Огрин гордо подбоченился, орлом поглядел на всех. Он  не  сомневался,
что его двоюродный племянник будет героем:
     -- А как это случилось?
     -- Я зарубил их повара.
     Навстречу  вниз  по  лестнице,  стуча  высокими   каблуками,   бежала
пухленькая молодая женщина. У нее был глубокий  вырез  на  платье,  высоко
взбитые волосы и вздернутый носик на кукольном личике. Глаза были голубые,
опять же как у куклы.
     Она распахнула руки для широкого объятия.
     -- Сэр Томас!..
     Томас расплылся в улыбке, подхватил ее. Ноги ее оторвались от  земли,
она счастливо завизжала:
     -- Ах, сэр Томас!.. Милый сэр Томас!
     Отец смотрел с доброй улыбкой. Олег и Яра  остановились,  ждали.  Яра
едва не грызла взглядом спину Томаса. Олег ждал равнодушно, едва не дремал
на ходу.
     -- Милая Кэтрин, -- сказал Томас галантно,  --  я  только  ступил  на
берег Британии и, как видишь, сразу заехал в ваши владения!
     Он осторожно опустил ее, но она все еще держалась за  него,  смотрела
блестящими глазами, щечки заалели:
     -- О благородный сэр Томас!.. Все-таки вы обещали бывать у нас чаще!
     -- Из Сарацинии трудно наезжать часто,  --  объяснил  Томас,  а  отец
сказал ласково -- Кэтрин, ты успеешь еще поговорить  с  сэром  Томасом.  А
пока отпусти нас...
     Кэтрин только тогда заметила,  что  загородила  дорогу,  вспыхнула  и
прижалась спиной к перилам. И без того  крупная  грудь  стала  торчком,  а
глаза увлажнились.
     Олег слышал, как пренебрежительно фыркнула Яра. Они поднялись на этаж
выше, служанки помчались готовить комнаты для гостей, калика и Яра пошли с
ними, а Томас с хозяином замка пошли в каминный зал. Томас чувствовал, что
за его отсутствие в Британии кое-что изменилось, вряд ли к лучшему. И  чем
быстрее он узнает, тем целее будет его шкура.
     Им поставили на стол еду и вино. Огрин смотрел пытливо на рыцаря, что
сел по ту сторону стола. Уезжал юным и прекраснодушным идеалистом вернулся
мужчиной. В глазах появилось новое, даже тревожащее. В черных  зрачках  до
сих пор видны отблески горящих городов, великих битв,  которые  только  со
стороны великие, а для их участников -- кровавые, тяжелые, изнурительные.
     -- Пока мои спутники отдыхают, --  сказал  Томас,  --  расскажи  мне,
доблестный  сэр  Огрин,  что  за  это  время  здесь  произошло.  Мне  даже
показалось, что и  твои  великолепные  земли...  урезаны.  Я  видел  чужих
охотников, когда мы ехали через твой лес. Я не рассмотрел их цвета, но мне
показалось, что это люди Мангольда.
     На  лицо  Огрина  на  миг  набежала  тень.  Избегая  взгляда  Томаса,
отмахнулся с наигранным благодушием.
     -- Земель у меня еще достаточно. Надо трое суток, чтобы объехать  мои
владения!
     Томас посочувствовал:
     -- Мне тоже как-то пытались всучить такую же клячу...
     Огрин вспыхнул, сказал торопливо:
     -- Томас... Ты устал с дороги. Тебе приготовили постель,  отдохни,  а
утром на свежую голову поговорим. А то сейчас, когда на твоих сапогах пыль
странствий, наши слова могут быть слишком горячими и... опрометчивыми.

     Олег зевал, дорога была  долгой,  смотрел  на  молоденькую  служанку,
которая быстро и ловко стелила ему постель.
     -- Спать, что ли?
     Она оглядела могучего варвара, у которого были такие необычные глаза,
зеленые, как молодая трава, потупилась:
     -- Давай сперва "что ли", а потом спать...
     Олег подумал, почесался.
     -- Ну... ежели здесь ритуалы такие...
     Томас после разговора с Огрином  шел  наверх  задумчивый,  тягостный.
Огрин почему-то не хочет рассказывать о делах королевских. Надо  дождаться
утра, все узнает дома. Коней Огрин обещал дать свежих.
     Он подумал с раскаянием, что Огрин его  друзей  поместил  если  не  в
помещение для слуг, то все же не в залы для людей  благородного  сословия.
Надо бы навестить перед сном, пообщаться.
     Подойдя к помещению, куда поместили Олега,  уже  занес  кулак,  чтобы
постучать, как услышал из-за двери игривый женский голосок:
     -- И как ты находишь мою грудь?
     И хрипловатый голос калики:
     -- М-м-м... еще не нашел.
     Томас опустил кулак, удалился на цыпочках.  Если  правильно  понимает
калику, то в следующий  раз  ответит,  что  находит  с  трудом,  а  еще  в
следующий, что сам удивляется, как находит...
     Сходил в комнаты стражей замка. Как и ожидал, их было  втрое  меньше,
чем раньше, когда уезжал в поход: самые опытные ушли, сэр Огрин явно не  в
состоянии платить как раньше,  а  оставшиеся  больше  похожи  на  сельских
землепашцев, чем на воинов. Да и то, что рассказали, не обрадовало. Огрина
теснят со всех сторон, а король на его жалобы  внимания  не  обращает.  За
поддержку платят землями, а где их взять в давно распределенных землях?
     Ему показалось, что в дальней лестнице мелькнула  знакомая  фигура  в
волчьей  шкуре.  Похоже,  калика  решил  отправиться  по  лесной  привычке
отшельника спать на свежий воздух. Или же решил, как и он, что-то  вызнать
перед дальней дорогой.
     Полночи  Томас  бродил  по  замку,  разговаривал  с  людьми,  узнавал
новости. Даже на кухню спустился, там все еще пекли и жарили, несмотря  на
позднее время. Готовили еду для тех, кто уедет утром. Судя по всему, Огрин
намеревался  снабдить  его  целым  отрядом.  Это  не  обрадовало,   скорее
встревожило Томаса.
     Когда уходил, прибежал заспанный ребенок, кинулся к  подолу  дородной
служанки на кухне.
     -- Мама, у нас на сеновале голые!
     -- Да ладно, -- отмахнулась женщина, --  это  дикие  варвары  сегодня
прибыли...
     -- Это дяденька дикий, а сестренка -- наша...
     Томас вышел на цыпочках. Калика говорил, что если не  хочешь  умереть
от жажды, надо научиться пить из всех кружек. А полезные сведения собирать
отовсюду. Иной раз служанка знает больше, чем король.

     Глава 6

     Томас сквозь сон слышал зов трубы,  скрип  и  звон  цепей  подвесного
моста. Простучали копыта. Голоса звучали возбужденно, но без тревоги.
     Томас быстро оделся, впервые не стал облачаться в доспехи.
     Чувствуя себя непривычно легким, спустился  по  лестнице  в  каминный
зал. С непривычки промахивался мимо ступенек,  едва  не  упал,  потому  не
сразу заметил, как от камина поднялся высокий человек с голубыми  глазами.
Волосы были седыми, до плечей не доставали, подбородок  по  обычаю  англов
был чисто выбрит. У губ  лежали  твердые  складки,  но  взор  был  чист  и
просветлен.
     -- Дядя! -- вскричал Томас. -- Пресвятая Дева, как ты оказался здесь?
     Обнялись, и Томас с удивлением  ощутил,  что  дядя  стал  еще  меньше
ростом, усох,  а  некогда  толстые  кости  стали  тонкими,  как  у  птицы.
Свирепость ушла из лица, теперь он чем-то неуловимым напоминал калику.  На
сердце Томаса легла светлая печаль. У его благородного друга  Олега  жизнь
очень не сладкая. Неужто и дядя из одной войны ушел не на покой, в лишь  в
другое сражение? Невидимое простому глазу?
     -- Двух коней загнал, -- сказал дядя, он же сэр Эдвин Мальтон,  граф,
герой битвы под Лацком. -- Едва мы узнали,  что  ты  высадился  на  берег,
МакОгон хотел броситься тебе навстречу...
     -- Зачем? -- спросил Томас смущенно. -- Сегодня к обеду я буду  дома.
Ты так спешил...
     Дядя, продолжая обнимать его за плечи, увел к камину, усадил. На лице
его было радостное возбуждение, но  и  странное  смущение,  словно  что-то
скрывал от племянника.
     -- Ничего, ничего! С того времени, как я  оставил  меч  и  взялся  за
науки, я почти не садился на коня. Для меня это возвращение в молодость.
     Томас с неловкостью смотрел на дядю. Тот оставил меч не  в  старости,
как другие, не от поражений или болезни.  В  расцвете  мужских  сил  вдруг
воспылал страстью к книгам, старым пожелтевшим листам пергамента, а  то  и
папируса, искал и рылся в старых книгах, жадно собирал новые.
     -- У  тебя  молодость  была  лучше,  --  сказал  Томас,  предотвращая
неловкий вопрос, который обязательно  должен  последовать  сейчас.  --  Ты
ходил даже на соседей, а возвращался с богатой добычей. Я  пошел  в  самые
дальние страны, какие только есть, но вернулся, как и был:  на  коне  и  с
мечом, но с пустым кошелем.
     Дядя покачал головой.
     -- Ты уезжал юношей, вернулся мужчиной.  Это  видно  в  каждом  твоем
движении. Это лучше, чем вернуться с полным мешком золота.
     Томас слушал в удивлении. Дядя, как и все рыцари, раньше был жаден на
золото и прочие драгоценности.
     Сэр Эдвин властно хлопнул  в  ладоши.  Появился  слуга.  Эдвин  велел
принести кувшин пива и ветчины. Когда повеление было исполнено,  он  налил
себе и Томасу  в  кружки,  придвинулся  ближе  к  камину.  Похоже,  скачка
холодной промозглой ночью далась ему труднее, чем он говорил.
     -- Слава Христу, -- сказал он, поднимая кружку, -- что на  земле  еще
есть Сарациния и другие страны. Не  будь  их,  не  знаю,  что  было  бы  с
Британией. Слишком много людей, как среди благородного сословия, так  и  в
простонародье, недовольных всем и вся. Они источники всяческих смут!..  Но
Господь надоумил своего наместника на земле, папу римского,  собрать  всех
смутьянов, вроде тебя, и отослать из Британии воевать в чужие страны. Мол,
если завоюют что-то, то это во славу Британии, если не  завоюют,  то  хоть
ослабят чужие, не христианские страны. А просто так сгинут, в море утопнут
или песками засыплет - и то замечательно...
     Томас вскрикнул с горечью:
     -- Дядя, что ты говоришь!
     -- Милый племянник, политика -- грязное дело. Непосвященным лучше  не
знать тайные пружины. Вы шли воевать за благородную  идею  --  освобождать
Гроб Господень от нечестивых сарацин. Но с вашим уходом,  с  уходом  самых
чистых и благородных людей, в стране наступил мир, тишь, перестали гибнуть
направо и налево люди.
     Томас уронил голову, сказал подавленно:
     -- Неужто это правда?
     -- Это жизнь.
     -- А я... где?
     -- Ты в той жизни, какую хотел  бы.  Но  на  земле  жизнь  та,  какая
получается. И когда, не приведи Господь, Сарацинию завоюют, то надо  будет
найти еще земли, хоть за таинственным океаном, куда  удастся  сплавлять...
или сманивать самых буйных. Пусть там трясут основы королевств, низвергают
властителей, завоевывают, переделывают, творят, рушат...
     -- Зачем?
     -- Каждый норовит драку перенести из своего  дома  в  чужой.  Если  и
побьют посуду, то не жалко. А мебель порушат, тогда и вовсе  приятно.  Для
любого правителя важно отыскать такие  черные  дыры,  куда  бы  сбрасывать
излишнюю энергию молодежи... и не только молодежи.
     Томас спросил хрипло:
     -- Дядя, ты все говоришь о политике, общемировых делах, черных дырах,
куда утекает... и должна утекать наша буйная мощь.  Но  почему  молчишь  о
моем отце, моем замке?
     Сэр Эдвин покачал головой.
     -- Что говорить... Я уже сказал. Когда все буйные головы ушли воевать
в чужие края, здесь остались те, кто обеими ногами стоит на земле. И  они,
которые боялись ваших мечей и вашего буйного нрава, осмелели  и  принялись
захватывать земли ушедших.
     -- Как посмели? -- воскликнул Томас яростно.
     -- Рассуждали правильно. Немногие из вас вернутся живыми... И  некому
будет возвращать владения. А кто и вернется, тот столкнется с новой силой.
Эти, оставшиеся, окрепли и укрепились, а к тому же  заключили  союз  между
собой. Чтобы,  значит,  приходить  на  помощь.  Вас  всегда  ненавидели  и
боялись, а теперь -- особенно.
     Томас спросил, грозно сведя брови:
     -- Что с нашими землями? С владением рода Мальтонов?
     -- Если сказать по правде, то от них остался только наш скотный двор.
Не считая укрепленного замка. А скоро и того не останется.
     Томас вскочил в ярости, бросился к  мечу,  что  стоял  в  углу.  Дядя
догнал, повис на руках.
     -- Стой!
     -- Я убью их всех!
     -- Томас!.. Томас, это тебе не сарацины!
     Синие глаза рыцаря налились кровью.
     -- Они хуже!
     -- Хуже, -- согласился дядя, -- но они покрепче сарацин. И  если  там
ты еще как-то справлялся, то здесь... нет, не уверен. Настоящие противники
-- здесь. Они -- настоящие!
     Томас набычился.
     -- А сарацины?
     -- Картонные. Или воздушные. А то и  вовсе  миражи,  сотканные  твоей
мечтой о дальних путешествиях и подвигах.
     Томас потрогал шрам на груди, доставшийся от таких "миражей",  сказал
хриплым, полным решимости голосом:
     -- Завтра с утра я выступлю против мерзавцев,  посмевших  захватывать
наши земли!
     -- Как?
     -- Пошлю им вызов! -- удивился Томас.
     -- А они так тебе и примут! Томас, настали другие  времена.  Тебя  по
судам затаскают. Не докажешь, что это твой меч и твои сапоги.  Судьи  тоже
на их стороне, как и король, что укрепился на троне только с вашим уходом.
Я просто не знаю, что можно сделать... А поспешил я сюда,  загоняя  коней,
потому, что боюсь за тебя! Ты сгоряча  бросишься  в  схватку,  а  на  тебя
приготовлен уже не один меч, не один нож, не одна стрела!
     -- И что советуешь ты, мудрый и ученый дядя?
     Дядя развел руками.
     -- Отступиться.
     Томас смолчал. Сэр Эдвин видел по глазам рыцаря, что если и задумался
молодой рыцарь, то разве что о том, когда выступить: рано утром или  прямо
сейчас, среди ночи.

     Огрин  привел  с  собой  Яру,  а  чуть  позже  явился  калика.  Томас
представил их дяде. Тот покровительственно кивнул калике, Яре  почтительно
поцеловал руку, приняв ее за женщину благородного звания.
     -- Меня тревожит тот паломник, что  просидел  весь  вечер  у  камина,
слушая наши речи, --  сказал  калика  задумчиво.  --  А  потом  исчез  так
неожиданно.
     -- Торопился, -- предположил Огрин безучастно.
     -- Да, но к кому? --  спросил  калика.  --  Ручаюсь,  появление  сэра
Томаса здесь -- что камень в тихое болото с лягушками.
     Огрин и сэр Эдвард переглянулись. Яра увидела по их глазам,  что  это
был не камень, а глыба. И волны от этой глыбы пробегут высокие.
     Огрин спросил раздраженно:
     -- Его хоть рассмотрели?
     Все разводили руками. Томас наморщил лоб.
     -- Ему приносила кружку пива и ломоть хлеба молодая девчушка... Может
быть, она его рассмотрела лучше? Такая хорошенькая куколка,  что  попалась
нам уже трижды то на лестнице, то в коридоре... Яра, ты заметила ее?
     -- Та перезрелая яловая телка? -- спросила  холодным  тоном  Яра,  ее
лиловые глаза с подчеркнутым удивлением смерили рыцаря с головы до ног. --
От которой, как от коня, несет потом, потому что моет только в  бесстыдном
вырезе платья, где все равно нечего показать?.. Эта?..  Ну,  которая,  как
ворона, одела все яркие тряпки, потому что свою  серую,  как  земля,  рожу
тоже размалевала мелом, румянами  и  сажей,  как  ряженая?  С  наклеенными
ресницами из шерсти своих тощих собак, покрытых лишаями? Нет,  конечно,  я
ее не видела, с какой стати я буду замечать такую?
     Дядя спрятал усмешку, а Томас развел руками.

     Огрин настоял, чтобы сэр Томас взял его доспехи. Когда-то  сэр  Огрин
был неплохим воином,  одерживал  победы  на  турнирах,  но  в  этой  жизни
отяжелел чересчур быстро, на боках наросли  валики  жира,  живот  выпирал,
словом, пришлось заказать новые  доспехи  по  изменившейся  фигуре.  Томас
принял доводы,  дяде  этот  панцирь  уже  не  носить,  к  тому  же  только
одалживает на время, померил, приятно удивился. Огрин если бывал  небрежен
с  женщинами,  то  к  доспехам  относился  с   большой   осторожностью   и
тщательностью. Панцирь был  из  закаленной  стали,  чуть  ли  не  в  палец
толщиной, сочленения подогнаны так тщательно,  что  никакая  самая  острая
стрела не найдет щель, а забрало шлема не своротить и ударом молота.
     -- Новые доспехи, -- сказал Томас с легкой грустью. -- А  все-таки  я
так привык к старым! Я в них на башню Давида...
     -- В одной шерсти даже собака не живет, -- утешил калика.
     -- Сэр калика! -- оскорбился Томас.
     -- А чо? И гусь, и конь линяют. Даже блохи, наверное, линяют, хотя не
присматривался. А то и те блошки, что живут на простых блохах. Вот  и  ты,
считай, облинял. Я твои доспехи уже как твою кожу принимаю. Ты в  них  был
толстокожее носорога. Даже рожей стал носорожистее.
     -- Как это? -- спросил Томас подозрительно.
     -- Твердость во взгляде, -- объяснил калика  уважительно.  --  Гордая
надменность, одухотворенность... Ты говорил, что в  твоем  роду  все,  как
доски в заборе, сплошь солдаты и поэты?
     -- Это на моем гербе!
     Калика покосился на щит со звездным небом, где крест накрест были меч
и лира, похожая на павлиний хвост.
     -- И носороги линяют, -- утешил он. --  Ты  не  видел,  как  носороги
поют?..
     Огрин отправил десяток своих воинов провожать их до  границ  владений
Мальтонов. Томас отказывался, но Огрин настоял, да и дядя был  не  против,
еще как не против. Оба уверяли, что людям  Огрина  приятно  побыть  в  его
обществе подольше, по дороге послушают о подвигах в Святой Земле, но в  их
голосах проскальзывала неясная тревога.
     Томас был не суеверен, но когда после плотного  завтрака  выехали  из
замка, на душе  было  тяжело  и  горько.  Не  таким  он  представлял  себе
возвращение на родной берег!
     Отдохнувшие за ночь кони шли резво. Сырые туманы  наконец  поднялись,
кони  шли  по  сырой  земле,  через  промозглый  воздух.  Воины  перестали
досаждать Томасу расспросами, убедились,  что  рыцарь  погружен  в