лапах,  блестящие,  будто
выточенные  из  металла.  Держались  они  угрожающе,   острейшие   челюсти
раздвинулись. Томас  отчетливо  видел  поблескивающие  зубцы.  Усики-сяжки
щупали воздух, тянулись навстречу пришельцам, но сами муравьи с  места  не
сдвигались: бдительно стерегли ход.
     -- Может, вернемся? -- прошептал Томас.-- Или вон в те норы...
     -- То заброшенные.  Или  пустые,  --  ответил  Олег,  не  поворачивая
головы. А нам нужны склады.
     С двух сторон  к  нему  метнулись  гибкие  усики,  начали  ощупывать,
трогать, толкать. Калика погладил эти толстые сяжки с  жесткими  щеточками
на кончиках, тут же протиснулся ко входу, на миг оглянулся,  Томас  увидел
его побледневшее лицо. Он бросился следом, по  доспехам  заскрежетало,  но
проломился как сквозь стену из щитов, копий и  мечей,  привычно  выкрикнул
боевой клич, ухватился на ходу за рукоять меча,  выдернул  до  половины  и
обнаружил, что бежит вслед за каликой по стеклянному полу  внутри  широкой
трубы, которой не видно ни конца, ни края.
     Олег вовремя отскакивал, когда  на  него  бросалось,  как  показалось
Томасу, очередное чудище, а  чудище  с  угрожающе  раздвинутыми  челюстями
мчалось дальше. Томас с колотящимся в панике  сердцем  понимал  запоздало,
что муравей просто бежит по своим делам, а если какой и  сбивает  порой  с
ног калику или Томаса, то и друг с другом сшибаются  часто,  только  треск
стоит от костяных панцирей.
     -- Пропустили? -- крикнул он прямо в спину.
     -- По запаху, -- ответил Олег, не поварачивая головы.-- К тому  же  я
подал им тайный знак...
     У Томаса волосы поднялись дыбом:
     -- Отку...да знаешь?
     -- Подсмотрел,  --  бросил  Олег  нетерпеливо.--  Пока  ты  любовался
красотами!
     Томас от стыда покраснел так, что уши защипало,  словно  на  морозном
ветру:  он,  человек  военный,  просмотрел  пароль,  которым  обмениваются
часовые, а человек религиозного культа,  хоть  и  глубоко  неверного,  все
заметил и правильно истолковал! Все-таки в язычестве что-то есть,  не  все
надо отметать не глядя, как утверждают  осторожные  мыслители,  что-то  из
прошлого можно бы оставить...
     -- Уже ближе, -- проговорил Олег внезапно.-- Крепись сэр Томас.
     --  Крепиться?  --  прошептал  Томас  в  ужасе.--  Неужто  будет  еще
страшнее?
     Вошли в пещеру, где стоял сильный  запах  тления.  Томас  зажал  нос,
ускорил шаг, даже обогнал Олега.  Под  стеной  белели  обглоданные  кости,
Томас лишь бросил взгляд, тут же с дрожью  отвернулся,  едва  не  ударился
лбом о внезапно выпрыгнувшую навстречу стену. Он даже  не  думал,  что  на
свете есть звери такой величины!
     Когда вошли через широкий туннель в следующую пещеру,  Томас  застыл,
не в силах сдвинуться с места, а Олег сказал успокаивающе:
     -- Под стеночкой, под стеночкой!.. Представь себе,  что  идешь  не  в
церковь, а в таверну!
     В неясном свете, странном  и  призрачном,  словно  светила  невидимая
луна,  замедленно  шевелилась  огромная  темная  масса  двуглавого  холма,
слышался тяжелый хруст, треск. Присмотревшись, Томас различил длинные, как
стволы деревьев, бледные лапы  с  зазубренными  голенями,  увидел  толстые
костяные  плиты  и  гребни.  Стоял  неумолчный  треск,  словно  чудовищная
камнедробилка давила в щебень огромные глыбы.
     Олег осторожно  пошел  вдоль  стены,  избегая  исполинских  лап,  что
скреблись, дергались, пытались тащить безголовые  туловища,  часто  уже  с
оторванными брюшками, выдранными  яйцекладами.  Большей  частью  подземные
чудовища были мертвыми, но полумертвые, демонстрируя  жуткую  силу  жизни,
еще  пытались  ползти,   карабкаться,   подгребали   крючковатыми   лапами
соседей...
     -- Чудища подземелий? -- спросил Томас  тонким  голосом,  за  который
себя сразу возненавидел. Если здесь такие, то представляю, какие водятся в
самой глубине!
     -- В самой глубине...гм...  гигантская  черепаха,  на  которой  стоит
земля, или же слоны? Или киты...
     -- Да нет, не так глубоко, -- возразил Томас.-- Зачем рыть  насквозь?
Думаю, что даже этим геродотовым муравьям не прорыть...
     -- До ада, думаешь, дорылись?
     Томаса передернуло, когда он представил себе, что туннель по которому
идут, выведет  прямо  в  пещеру,  где  полыхают  жаркие  костры,  на  огне
накаляются огромные котлы с кипящей смолой, в ней  страшно  кричат  бедные
грешники... Лучше бы не попадать,  иначе  окажется  в  трудном  положении:
рыцарский кодекс велит бросаться на помощь обижаемым,  но  грешники  ведь,
даже Пречистая не заступается, а он не может быть пречистее...
     Он  протиснулся,  забивая  голову  благочестивыми  мыслями  и   шепча
молитвы,  вслед  за  каликой.  Они  оказались  в  пещере,  перед   которой
предыдущая  выглядела  собачьей  конурой.  По  всему  пространству  лежали
огромные туши  странных  подземных  чудовищ,  --  белесые,  безволосые,  с
омерзительно мягкой на вид кожей. Лишь  головы  были  страшными:  костяные
плиты, плотно подогнанные, глаза в узкой костяной  прорези,  где  вдобавок
опускалась плотная пластина, и огромная пасть, в  которой  поместилась  бы
лошадь...
     Томас дивился в страхе,  почему  вдруг  защищена  лишь  голова,  ведь
копьем можно ударить в сердце: вон просвечивает сквозь полупрозрачную кожу
-- огромное, все слабо пульсирующее, уязвимое!
     -- Постоянно роют норы, --  сказал  вдруг  Олег,  словно  прочел  его
мысли.-- Голова прет впереди, тело тащится  следом,  стискиваясь  в  узком
проходе. Потому они такие мягкие, бесформенные...  А  ты  храбрый  витязь!
Даже здесь о своем думаешь.
     -- Сэр калика, -- проговорил  Томас,  польщенный  похвалой,  --  а  к
похищению оберегов не приложили руку эти Семеро Тайных?
     Олег долго шел, не отвечая, наконец помотал головой:
     --  Вряд  ли.  Муравьи  им  не  подчиняются,  для  них  людишки   все
одинаковые:  Тайные  или  явные.  Семеро  Тайных,  как  мне  кажется,  нас
потеряли... Очень уж неожиданно мы исчезли, подобранные агафирсами!
     -- А потом агафирсы вывели на поверхность  за  тридевять  земель,  --
пробормотал Томас, -- если ищут на прежнем месте, прочесывая леса и  долы,
села и  деревни,  то  сумеем  уйти  незамеченными.  Я  в  Британию,  ты  в
геродотову Русь...
     -- Будем надеяться, -- ответил Олег, но в голосе уверенности не было.
     Томас от сильнейшего толчка  в  бедро  с  грохотом  полетел  в  угол,
поднялся охая, погрозил вслед убежавшему муравью. Едва поднялся, его  сбил
с ног второй --  нес,  цепко  зажав  в  челюстях,  которые  калика  упорно
именовал жвалами, огромную угловатую глыбу. Томас взвыл от двойной досады,
провожая обидчика взглядом: глыба была почти  сплошь  слеплена  слюной  из
огромных сапфиров, самый мелкий -- с кулак!
     -- Потерпи, -- послышался далекий голос, -- скоро придем.
     -- Хоть знаешь, где обереги?
     --  Откуда?  --  донеслось  удивленное.--  Придется  пошарить  по  их
кладовочкам!
     -- Пошарить, -- простонал Томас.-- Иголку в стоге сена! Ты не мог  бы
вырезать своих лошадок, драконов и прочих зверушек в натуральную величину?
     Тащился уже из последних сил, постанывал, старался  не  выпускать  из
глаз широкую спину, которую перекрещивали длинный меч и лук  со  стрелами.
Калика ускорял шаг, почти исчезая  с  глаз,  нетерпеливо  поджидал,  снова
мчался сломя голову, донельзя радый, что не  в  железных  доспехах.  Томас
однажды догнал, увидел,  что  голые  до  плечей  руки  калики  кровоточат,
покрытые царапинами и ушибами: столкновения с муравьями даром не проходят,
так что доспехи не такая уж бесполезная тяжесть!
     Томас ускорил шаг, налетев на Олега, подумал нервно, что если  калика
вдруг скажет, что идут внутри пасти  огромного  зверя  --  спящего,  давно
умершего или окаменевшего, то не удивится,  лишь  возблагодарит  Пречистую
Деву, чтобы зверь спал как можно дольше. А проснется, чтобы он с муравьями
перебили друг друга за власть в подземном мире, а  последний  из  муравьев
пусть сдохнет от злости.
     Открылась обширная  пещера  со  стенами  из  красного  кварца.  Здесь
муравьи лишь заклеили слюной щели, свет едва  теплился,  но  глаза  совсем
обвыклись -- Томас первым заметил  вдоль  стены  огромные  скрыни.  Ахнул,
пробежал вдоль ряда, насчитав сорок сундуков, один другого  вместительней.
На крышках и на боках каждой скрыни была вырезана  в  дереве  или  металле
огромная сварга -- древний знак. Томас видел подобные у  себя  на  родине,
оставленные первыми переселенцами  на  прибрежных  скалах.  Говорят  такие
знаки  были  всюду,  но  еще  первые  миссионеры  христианства   ревностно
уничтожали их, жгли одежду с изображением сварги, били кувшины,  стесывали
со стен и ставень. Здесь же, судя по огромным изображениям на самых видных
местах, скрыни оставили древние люди! По старым  преданиям,  необыкновенно
могучие.
     Олег раздраженно дернул головой,  быстро  прошел  вдоль  всего  ряда.
Томас ковылял следом, ныл, у последней взмолился дрожащим голосом:
     -- Сэр калика! Хоть заглянуть!
     -- Там замки, -- буркнул Олег,  не  сбавляя  шага.--  Не  думаю,  что
муравьи сунули туда обереги, а потом заперли на ключ!
     -- Обереги найдем! -- уверил Томас горячо.-- Но  любопытственно,  что
же такое там сложили древние? Хоть одним глазком!
     Олег остановился возле крайней, самой  маленькой,  что  не  доставала
Томасу и до пояса. Массивная крышка прилегала плотно, в щель не  просунуть
и волосок, а толстые дужки надежно скреплял пузатый висячий замок. Томас с
азартом повертел замок, упрел, взмок,  наконец  взмолился  с  отчаянием  в
голосе:
     -- Святых  паломников,  понимаю,  такому  не  учат,  но  ты  все-таки
языческий паломник...
     Олег вытащил из кармана травинку, бережно разгладил, сунул  в  темную
скважину замка. Щелкнуло, дужка внезапно удлинилась, освобожденно  повисла
в петлях, а пудовый замок обрушился Томасу на ногу.  Рыцарь  взвизгнул  от
боли и неожиданности, вытаращил глаза:
     -- Как ты сумел?
     -- Не я, -- буркнул Олег.-- Разрыв-трава! Языческая.
     Томас  колебался  лишь  мгновение,  принимать  --  не  принимать   от
языческого колдовского зелья помощь, а руки  сами  ухватились  за  крышку,
ноги уперлись в пол покрепче, железная плита поднялась без скрипа.
     Томас привстал на цыпочки, на его  лицо  упал  из  сундука  оранжевый
отсвет. Глаза рыцаря расширились, брови взлетели. Он произнес потрясенно:
     -- Не может быть... Кто собрал столько?
     Олег зачерпнул горсть золотых монет  --  края  неровные,  видел  лишь
профиль сурового лица с горбатым носом,  на  обороте  крупная  сварга.  На
других монетах виднелась трехглавая гора, похожая  на  трезубец,  ее  Олег
хоть с трудом, но узнал: единственная гора  Атлантиды,  ее  моряки  видели
издали -- на вершине в непогоду и по ночам разводили сигнальные костры. На
обороте виднелись странные знаки, что позже превратились в черты и резы, а
с принятием учения Христа вовсе исчезли на Руси...
     Олег потемнел, ощутил боль в сердце, вспомнив, как люди в черном жгли
берестяные книги, записи, уничтожали  манускрипты,  написанные  чертами  и
грамотами, стирали с лица  славянских  земель  местное  письмо  и  местную
культуру, спеша заменить чужой...
     -- Насмотрелся? -- спросил он резко.-- Пошли!
     Не дожидаясь Томаса он быстро пошел из пещеры. Томас раскрыл рот  для
протеста, но фигура калики маячила уже в другом конце зала, и что-то в его
походке, вздернутых плечах подсказывало  рыцарю,  что  ежели  не  поспешит
следом, то придется выбираться самому  --  калика  разгневан,  что  с  ним
бывает крайне редко, виноват Томас или нет, но под горячую руку  лучше  не
попадаться.
     Даже не захлопнув крышку, Томас со всех ног бросился за другом.  Олег
скрылся из виду, Томас спешил, в душе колотился страх,  поклялся,  что  не
даст сатане прельщать ни златом, ни драгоценными камнями, ибо стыд и  срам
христианину поддаться там, где устоял  темный  язычник...  Впрочем,  может
быть язычник просто не знает цены драгоценностям.
     Огромный зал открылся сразу, едва Томас выскочил  из-под  арки.  Ноги
подкосились. Он чувствовал себя раздавленным великолепием. Пещера блистала
зеленым малахитом, стена вертикально стесана,  под  ней  высился  огромный
блистающий трон. К нему вели три мраморные ступени, а над троном  сверкала
золотом огромная сварга!
     Томас пошел рядом с каликой, приотстав  на  полшага.  Сердце  стучало
часто-часто. Ноги ступали по выщербленным ступеням,  изъеденным  временем,
исцарапанным за тысячи лет острыми коготками пробегающих муравьев.
     Чем ближе подходили к трону,  тем  громаднее  тот  выглядел.  На  нем
когда-то сидел человек в три-четыре сажени ростом,  если  это  вообще  был
человек. Томас охнул, тихонько толкнул Олега. Справа от трона на вбитом  в
стену крюке висел широкий меч в три человеческих роста. Бляхи  на  широкой
рукояти были с рыцарский щит, а самые мелкие из драгоценных  камней  --  с
кулак Томаса.
     -- Это богатыри, -- спросил Томас почему-то шепотом, -- или герои?
     Олег рассеянно повел глазами по сторонам, отмахнулся:
     -- Не бери в голову. Обереги ищем, не золотые побрякушки!
     Томас вдруг увидел в другом конце зала огромные  бревна  и  не  сразу
понял, что там белеют  начисто  обглоданные  человеческие  кости  --  если
человек бывает такого роста, -- кости и черепа, словно там навеки остались
последние стражи подземного дворца.
     -- Это муравьи, -- прошептал Томас еще боязливее.-- Они сожрали?
     Олег отмахнулся еще раздраженнее:
     -- Сэр Томас, перестань забивать голову чепухой! Сами  перебили  друг
друга, муравьи напали или что-то еще -- какое нам дело? Обереги бы найти!
     -- Понимаю-понимаю, -- сказал Томас торопливо и так  закивал,  что  в
шейных позвонках опасно хрустнуло.-- Как-то я прищемил палец  дверью,  так
мне казалось, что гори весь мир синим огнем...
     Олег уже нырнул мимо трона в черный ход -- явно когда-то был  тайным,
-- Томас бросился следом.

     Глава 15

     Томас потерял счет пещерам, переходам, спускам, как синякам и ушибам,
когда Олег вдруг ускорил  шаг,  пробормотал  что-то,  внезапно  свернул  в
боковой ход. Томас держался как привязанная на короткой веревке коза,  ибо
туннель поворачивал часто, его пересекали другие норы, а  калика  увлекся,
не оглядывается, хоть криком кричи, хоть волком вой...
     Внезапно калика вовсе перешел на бег, вскрикнул хрипло:
     -- Обереги!.. Чую обереги!
     Томас стиснул зубы, чувствуя уже кровь на деснах, побежал, выскочил в
громадную пещеру. Калика был уже далеко, едва виден, и Томас с проклятиями
ринулся, прыгая через разбросанные панцири и доспехи странной формы --  из
многих еще торчали человеческие кости, а под железной пятой Томаса трещали
и рассыпались в пыль черепа. Пол не  был  виден  под  горами  оружия  всех
времен и народов, щитами, были даже камнеметы, свирепо  изогнутые  мечи  и
странные копья -- одновременно и топоры, и даже клевцы.
     Калика уже карабкался по горам сокровищ, по оружию, обломкам  золотых
колесниц, статуям из драгоценных  металлов,  разбитым  сундукам,  скрыням,
истлевшим сидельным  сумкам,  из  прорех  которых  при  малейшем  движении
сыпались золотые монетки. Наконец калика  торжествующе  заревел,  едва  не
сорвался вниз вместе с зашатавшейся верхушкой трофеев. У Томаса застыло  в
испуге сердце: внизу среди сундуков  и  колесниц  торчали  остриями  вверх
дротики и мечи. Калика чудом удержался, указал туда,  где  едва  виднелось
злополучное ожерелье:
     -- Нашел!.. Черти подземные, опять затащили в ту же нору!
     Он сбежал вниз, ловко прыгая  по  панцирям,  щитам  и  скрыням.  Лицо
сияло, он на ходу одел обереги на шею, Томас заорал, срывая голос:
     -- Берегись, дурень!
     Олег скакнул в сторону, едва не напоролся на  торчащий  из-под  колес
странной  колесницы  длинный  серп,  а  мимо  прогрохотала  тяжелая  масса
сундуков и щитов. Один сундук лопнул, звонко  посыпались  золотые  монеты.
Томас вздохнул: этими монетами по щиколотку усыпана вся необъятная пещера.
     Калика спрыгнул к Томасу:
     -- Все! Погуляли в холодочке, теперь айда на солнышко.
     -- Я разве хочу остаться?
     -- Так чего расселся? Пошли. Обереги нашлись, боги еще есть на  белом
свете!
     -- Язычник, -- пробормотал Томас.-- Бог един, все другие  --  демоны.
Пречистая в своей непонятной милости еще не прихлопнула тебя как муху, ибо
надеется, что ты еще обратишься в истинную веру. Но ты хоть  знаешь,  куда
идти?
     -- Конечно, -- удивился калика.-- Это же так просто!
     -- Тогда знаю, зачем сохранила тебе пока что жизнь. Веди, подземник.
     Когда из пещеры с сокровищами пролезли через низкий темный ход  --  в
иных местах приходилось двигаться на четвереньках, -- Томас молился Святой
Деве, чувствовал, как давит на плечи каменная  гора.  Камни  потрескивали,
смещаясь под страшной тяжестью, кое-где сыпалась земля, мелкие камешки.
     Томас  при  первой  же  возможности  разогнул   усталую   спину,   от
неожиданности  остановился.  Впереди  высился  исполинский  лес   странных
полупрозрачных деревьев. Стволы в  три-четыре  обхвата,  высотой  всего  в
три-четыре роста, вместо ветвей вздуваются  наросты,  листьев  нет  вовсе.
Внутри странных деревьев медленно двигаются темные  струи,  расслаиваются,
закручиваются хвостатыми кольцами.
     Между странными  деревьями  неторопливо  бродили  такие  же  странные
муравьи: полупрозрачные, медлительные, с просвечивающимися внутренностями.
Маленькие острые челюсти, тускло блестели, муравьи надсекали  ими  стволы,
из надрезов выступал белесый шар тягучего сока, муравей припадал,  выпивал
без остатка, медленно уходил, волоча по земле раздутое брюшко.
     Между призрачными деревьями иногда прошмыгивали невиданные  животные,
настолько  чудовищные,  что  у  бедного  Томаса  волосы  встали  дыбом  от
неразрешимого вопроса: неужто сам Бог создал эту мерзость? Если бы  Дьявол
-- понятно, но ведь Всемогущий все творил сам, дьяволу вроде бы  не  давал
воли...
     -- Не отставай, -- процедил Олег сквозь зубы, -- застреваешь, как  на
ярмарке!
     -- Чудища...
     -- Это домашнее зверье.
     -- Домашнее?
     -- Ну, комнатное. Пещерно-комнатное! Сами боги  могли  позабыть,  для
чего муравьи вывели себе таких зверюшек. Да и муравьи  могли  забыть.  Для
забавы ли, для работы или для охоты?
     Томас  вмазывался  в  стену,  пропуская  омерзительных  зверей  мимо,
подпрыгивал, если какое прошмыгивало между ног, а у крупняков с  отчаянием
сам прошмыгивал между лап, с грохотом бросаясь на брюхо, звеня доспехами и
плотно зажмуриваясь.
     Томас нырнул вслед за каликой в темный ход,  пошел,  где  пригибаясь,
где опускаясь на четвереньки. Ход поднимался круто, иной  раз  приходилось
карабкаться почти по отвесной стене.  Воздух  постепенно  теплел,  сырость
уходила. Томас разогрелся, взмок, наконец выдохнул со злостью:
     -- Что идем наверх, чую! Но ты уверен, что выход  там  есть?  Муравьи
что-то совсем перестали попадаться!
     -- Разве обязательно возвращаться именно в то же место?
     Томас хотел сказать,  что,  конечно  же,  необязательно,  главное  --
выбраться наверх, а там хоть в лесу, хоть в жаркой пустыне,  хоть  посреди
кочевья страшных кровожадных печенегов,  но  в  голосе  калики  почудилась
издевка. Он помедлил, и перед глазами возникла горка  золотых  самородков,
которые оставил в сотне шагов от входа в муравьиную нору!
     -- Ладно, -- ответил он с усилием, -- где выйдем, там выйдем. Лишь бы
солнце!
     Олег сказал задумчиво:
     -- Тогда придется задержаться... Сейчас наверху еще ночь.
     -- Сэр калика!
     -- Иду-иду, -- ответил Олег, слыша опасные нотки в голосе измученного
рыцаря.-- Звезды тоже для кого-то солнце.
     Олег протянул руку, пытаясь помочь Томасу карабкаться: тяжелая  броня
-- не легкая рубашка, но рыцарь с негодованием отстранился,  лишь  спросил
сипло:
     -- А ск