кие  башни,  те
показались почти на краю видимости:
     -- Золочев. Там расстанемся.
     Томас помрачнел, сказал робко:
     -- Сэр калика... О лучшем напарнике я не мечтаю! Почему  не  проехать
еще хоть недельку бок-о-бок?
     -- Если бы не Константинополь, который невозможно было  миновать,  мы
бы расстались еще раньше,  сэр  Томас.  Но  теперь  перед  нами  вся  ширь
огромной  Европы!  Твоя  дорога  лежит  на   северо-запад,   моя   --   на
северо-восток.
     -- Как твоя страна, говоришь, зовется? -- спросил Томас убито.-- Буду
рассказывать о Великой Скифии... э-э... Скифской Руси...
     -- Просто Русь, -- повторил Олег в несчетный  раз.--  Киевская  Русь!
Червонная Русь. Эх, все равно забудешь или перепутаешь!
     Отдохнувшие в Константинополе кони пытались  перейти  на  рысь,  Олег
придерживал. Конь  Томаса  несет  шесть  пудов  самого  рыцаря,  два  пуда
стальных доспехов, пуд в седельном мешке, где кроме Святого Грааля  разная
походная мелочь, еще попону, седло, потнички, стремена, подпруги, уздечки,
а усталому коню и ухо тяжелое!
     До Золочева к ночи не успели, темнота настигла их в убогой деревушке.
Там и заночевали, а утром напоили коней, проверили подковы  и  выехали  на
дорогу. Томас сдержанно улыбался: за неполный день прошли больше  двадцати
миль. Потом конь малость притомится, но даже по пятнадцать миль в сутки --
вернется на берег Дона с запасом в пять-шесть дней.
     Олег  с  удовольствием  посматривал  на  красивое  мужественное  лицо
рыцаря. В какой-то момент вдруг нахмурился, ухватился  за  обереги.  Томас
спросил насмешливо:
     -- Не моя ли улыбка во все сто зубов тебя напугала?
     -- Она, -- ответил Олег коротко.
     -- Почему? -- насторожился Томас.
     -- Ты чересчур весел, а беда приходит неожиданно. Всегда почему-то  в
разгар веселья. А зубов, кстати сказать, всего тридцать два.
     -- Только-то? -- удивился Томас.-- Никогда бы не подумал!..  Впрочем,
я рыцарь. Мое дело вышибать их на турнирах, а не считать, а считают  пусть
другие.
     Он с легким сердцем пустил коня  впереди  калики.  В  Константинополе
сразил порождение ада, адепт Зла, одного из рыцарей Сатаны -- кто  решится
помешать победоносному возвращению?
     Олег ехал позади. Томас оглядывался, пока  шея  не  заболела:  калика
мрачнел на глазах, обереги не выпускал из пальцев.  Томас  наконец  ощутил
знакомый холодок, встревожился:
     -- Сэр калика, в Константинополе еще не все?.. Мы ж  такого  могучего
помощника Дьявола побили, что на небесах прыгают, осанны поют! Что еще?
     -- Не знаю,  --  ответил  Олег  неохотно.--  Опасность  чую,  большую
опасность, но не могу понять... даже не соображу, откуда придет.
     Томас с христианским негодованием посматривал на  языческие  обереги.
Правда, не однажды спасали их души, вовремя предупреждая об опасности,  но
все-таки поганские, нечестивые! Если бы научиться гадать на  чаше  или  на
гвозде, что в рукояти его меча, то наверняка Пречистая  Дева  посылала  бы
знамения куда более верные, а главное -- христианские.
     -- У тебя ж почти одно зверье, -- заметил он, ревниво посматривая  на
обереги.-- Волки, медведи, даже  драконы.  А  люди  уродливые...  Зачем-то
жабы, птицы, рыбы... А меч только один! И стремя одно, а так не бывает...
     Олег  вдруг  вздрогнул,  будто  просыпаясь  от  тяжелого  сна,   дико
огляделся вокруг. Глаза  расширились  в  страхе,  словно  увидел  внезапно
выросшее перед ним чудовище:
     -- Сэр Томас! Сэр  Томас,  надо  успеть  проскакать  между  вон  теми
каменными холмами.
     Не дожидаясь ответа,  он  сам  взвизгнул,  хлестнул  коня  и  понесся
галопом. Томас озабоченно смерил глазом путь до холмов, ткнул коня шпорами
в  бока.  Рыцарский  конь  в  состоянии  пробежать   галопом   не   больше
трехсот-четырехсот шагов. Атака тяжелой рыцарской конницы лишь раскалывает
войско противника, для гонки за ним не годится. Разламывает передние ряды,
всадив длинные копья во врага, дальше  вязнет,  начинается  тяжелая  рубка
мечами и топорами, а взмыленные  кони  пытаются  устоять  на  дрожащих  от
усталости ногах.
     Этот конь мог нести тяжеловооруженного всадника почти  версту,  а  до
холмов, на которые указал  калика,  чуть  меньше  версты...  но  если  там
опасность, хорош будет в бою на полудохлом коне!
     Конь  все  набирал  и  набирал  скорость,  превращаясь  в   страшного
закованного в прочный панцирь зверя. Томас еще  не  видел  противника,  но
сердце стучало как молот, кровь резво шумела в жилах.  Разогрелся,  ощутил
приступ священной боевой ярости,  роднящей  воина  с  древними  героями  и
богами: неистовым Вотаном, сиречь бешенным,  с  исступленными  в  схватках
Беовульфом, Русланом, Тором, Боромиром, Арагорном...
     Далеко впереди калика пронесся как стрела между приземистыми  холмами
-- каменными, из серых глыб гранита, рассыпающимися от  старости.  Молодые
зеленые елочки  тянулись  к  небу,  довершая  разрушение  холмов  крепкими
корнями. Калика  лишь  однажды  оглянулся:  проверил,  скачет  ли  рыцарь,
которого маг упорно звал меднолобым,  хотя  со  времен  меднолобых  прошли
три-четыре тысячи лет, и у Томаса  лоб  закрывал  настоящий  булат,  а  не
жалкая медь троянцев или древних эллинов. Томас несется как выпущенная  из
катапульты громадная глыба -- теперь сам  Сатана  не  остановит  отважного
рыцаря на полном скаку!
     Когда конь Томаса пронесся между холмами -- сотня шагов  между  ними!
-- земля под копытами дрогнула, из глубины докатился тяжелый  рокот.  Конь
на скаку пошатнулся, потерял  землю  под  копытами,  и  Томас  напрягся  в
смертельном страхе, живо представив, как  в  полном  доспехе  летит  через
голову. Но конь устоял, выровнялся, пронеслись  мимо  холма.  Томас  успел
понять, что холм -- не холм, а остатки древнейшей  башни  или  крепости...
Боковым зрением ухватил жуткую картину расползающихся  в  дыме  и  грохоте
огромных каменных плит -- трещали корни елочек, а в клубах сизого с черным
дыма из разверзающейся земли вздымалось нечто нечеловеческое, чудовищное!
     В спину внезапно пахнуло жаром. Конь захрипел в ужасе. Далеко впереди
калика остановил коня, призывно махал рукой. Конь вставал на дыбы, норовил
умчаться от страшного места.
     -- Быстрее! -- донесся до Томаса горестный крик.-- Еще успеешь!
     Томас припал к луке, конь уже хрипел, уши прижал,  как  заяц.  Калика
повернул жеребца, выворачивая уздой нижнюю челюсть, Томас  пронесся  мимо,
успев увидеть  бледное  лицо  и  вытаращенные  в  отчаянии  глаза.  Дорога
мелькала под копытами ровная -- хорошие дороги проложили  римляне!  --  но
конь уже хрипел, глаза налились кровью, а серая полоса земли  раздробилась
на камешки, траву и утоптанную глину.
     -- Не отставай, не отставай! -- прокричал  Олег  как  заклинание.  Он
снова обогнал Томаса, будто впереди ждала беда еще страшнее, и  он  спешил
увидеть первым, отвести ее, закрыть собой друга. Лук, стрелы и меч у  него
оставались за спиной, что вселило еще больший страх в Томаса: калика  даже
не хватался за оружие!
     Сзади тяжело грохнуло,  словно  обвалилась  гора.  Под  ногами  снова
дернулась взад-вперед земля, раздался страшный рев, у Томаса кровь застыла
в жилах.  Кричал  не  зверь,  кричало  нечто  страшное,  нечеловеческое  и
незвериное, как могла бы закричать от боли и ярости ожившая осадная  башня
Давида, когда по ее стенам хлынули потоки кипящей смолы!
     Томас рискнул оглянуться, ахнул, похолодел, а пальцы едва не выронили
поводья. Холм развалился как кротовая кучка, глыбы скатились на дорогу. Из
огромной воронки выползали грязно-зеленые чудовища: ростом со  всадника  с
конем, но втрое длиннее,  массивнее,  укрытые  костяными  щитками,  больше
похожими на каменные плиты. Их  массивные  головы  напоминали  наковальни,
если те бывают с бочки размером, сверху рога, шипы, из пасти  черный  дым,
выстреливаются язычки багрового огня, а глаз не видно в узкой щели.
     Конь зашатался, начал спотыкаться. Томас в страхе  оглянулся.  Первое
чудовище сползло с развороченного холма на дорогу, шумно понюхало  след  и
огромными прыжками  бросилось  в  погоню.  Следом  сбегали  другие  звери:
ярко-зеленые, словно вынырнули из  подземного  болота,  с  головы  до  ног
облепленные ряской, у каждого топорщился острый костяной гребень на спине,
а распахнутые пасти походили  на  горящие  печи.  Земля  застонала,  когда
помчались за всадниками: тяжелыми прыжками, похожие на огромных  вытянутых
в прыжке жаб.
     Томас крикнул отчаянно:
     -- Сэр калика! С великой скорбью должен сообщить,  что  вам  придется
рассчитывать только на себя!.. я не смогу быть полезен,  мой  конь  падает
через сорок восемь шагов...
     -- А сто не вытянет? -- заорал калика, резко притормозив коня.
     -- Я знаю свой вес, доспехи...
     -- Тогда остальные пятьдесят два -- на своих двоих!
     Конь зашатался на бегу, рухнул. Томас уже вытащил тяжелые  сапоги  из
кованых стремян, тяжело спрыгнул. Ноги от усталости подкосились,  он  упал
лицом в дорожную грязь и пыль, сильная рука  рванула  за  плечо,  едва  не
вывихнув, страшный голос проревел в ухо:
     -- Бегом во-о-он до того дуба!
     Томас заставил себя бежать во всю мочь. Прав или не прав  калика,  но
он барахтается, а не ждет покорно гибели, Томас несся  как  олень,  прыгал
через камни и валежины, начал было удивляться своей мощи, когда оказалось,
что рядом скачет конь калики, а сам калика крепко держит рыцаря  сзади  за
плащ, помогая бежать, прыгать. Сзади нарастал рев, грохот, пахнуло жаром и
гарью. Томас пытался на ходу вытащить меч, но та же рука больно ударила по
локтю, и Томас уже не спорил, лишь старался не умереть на бегу,  что  было
бы позором для рыцаря, несколько лет бегавшего вокруг замка  с  тяжеленным
обломком скалы на плечах, как положено в упражнениях для юного англа.
     Дуб  приближался,  но  в  глазах   качалось,   расплывалось.   Колени
подламывались, однако упасть Томас не мог, сильная  рука  волокла  дальше.
Внезапно обдало леденящим холодом, Томас  завяз  как  муха  в  янтаре,  но
калика орал и дергал вперед, Томас в смутном удивлении обнаружил  себя  по
горло в воде.  Рядом  разгоряченный  конь  калики  фыркал,  бил  копытами,
захлестывая Томаса. Ему  показалось,  что  раскаленные  от  бешеного  бега
доспехи шипят в воде, поднимается белесый пар.
     Олег выволок Томаса на берег, бросил хрипло, задыхаясь от усилий:
     -- На косогор!.. Вода задержит.
     Он соскочил с коня, тот остался на  дрожащих  ногах,  растопырив  все
четыре, а они побежали вдвоем... Точнее, побежал калика, тут же  вернулся,
ухватил Томаса, у которого изо всех щелей в доспехах хлестали тугие  струи
воды, потащил, заставил двигаться, тяжелого как гору. Томас часто падал  в
изнеможении, на мокрые доспехи  налипла  земля,  сухие  листья,  щепки,  в
открытое забрало влетела разъяренная оса и сразу впилась в губу.
     Калика орал, торопил, наконец Томас вломился за ним в густые  зеленые
кусты, упал без движения. В голове стоял гул, в ушах  стучали  молотки,  а
сердце изнутри разламывало стальные доспехи.
     Впереди из  куста  торчали  ноги  калики.  Томас  с  трудом  подтянул
тяжелое, как павший в доспехах конь, тело, упал рядом.  Калика,  раздвинув
ветви,  смотрел  на  дорогу.  Томас  кое-как  повернулся  на  бок,  смутно
удивляясь своей живучести, выглянул.
     Внизу в сотне шагов от них блестел под ярким солнцем  широкий  ручей,
такой мелкий,  что  отчетливо  просматривались  цветные  камешки  на  дне,
галька, водяные растения и даже  блистающие  в  солнечных  лучах  рыбешки.
Томас застонал от досады: намучался будто море переплывал, чуть не утонул!
     На том берегу  ручья,  стукаясь  каменными  панцирями  и  механически
взревывая, топталось около десятка огромных чудовищ.  Томаса  передернуло,
он покрепче врылся железными  локтями  в  землю,  сжал  челюсти  и  сцепил
кулаки. Когда-то видел огнедышащую гору, из срезанной вершины со  страшным
грохотом вылетали огромные камни, поднимался адский огонь и черный дым,  а
по склонам горы стекала огненная земля -- горящая, расплавленная. Так  вот
эти звери словно вылезли  из  той  горы,  называемой  вулканом,  по  имени
языческого бога-кузнеца, но на самом-то деле в  преисподней  находится  не
кузница, а адские печи для грешников. Господь Бог в своей  милости  иногда
показывает  людям  издали,  что  лежит  под  землей,  дабы  устрашились  и
перестали грешить...
     --  Семеро  Тайных,  --  произнес  калика  с  невыносимой  горечью.--
Расковать этих чудовищ! Дикость.
     -- Теперь уже шестеро, -- ответил  Томас  как  можно  тверже.  Сердце
дрогнуло, никогда не слышал от калики такого отчаянного голоса.-- А где их
заковали?
     -- Там, внизу. Во времена древних богов это зверье населяло землю. Их
было как кроликов... Потом  герои  истребили.  Первый  из  Тайных  спрятал
уцелевших, заключив в каменную гору...
     -- Для такого случая?
     -- Просто спасал от истребления.  Не  задумывался,  просто  спасал...
Первые Тайные были могучими волхвами, с  ними  постоянно  воевали  великие
герои, основатели новых племен и народов.
     -- Тайные всегда были демонами?
     Олег замялся, искоса посмотрел на честное лицо рыцаря.  Отвел  глаза,
ответил неохотно, словно принуждал себя:
     -- Войны никогда не длились бы так долго... и не  начинались  бы  так
часто, если бы права была только одна из сторон. Отдохнул?
     Томас сказал жалким голосом:
     -- Мне надо отдыхать годика два-три...
     -- Вставай, сэр  Томас!  Тебя  ждет  прекрасная  Крижина.  Эти  звери
соображают медленно, но вот-вот додумаются  свалить  вон  тот  исполинский
дуб. Бобры уже сообразили бы. А потом притащат и  перекинут  с  берега  на
берег.
     Олег встал, Томас со стоном поднялся на дрожащих ногах. Олег  смотрел
с  восхищением,  сочувствием:  рыцарь  не  сбросил  ни  малейшей  железки,
мужественно таскает два пуда закаленного железа и тяжелый двуручный меч!
     Томас спросил прерывающимся голосом:
     -- А почему не перейдут... как мы?
     -- Родились в жаркой пустыне. Древней, настолько знойной  что...  Они
мерзнут  сейчас,  сэр  Томас!  Очень  мерзнут!  Умирающий  от  жары  Томас
всхлипнул то ли от изнеможения, то  ли  от  зависти  к  мерзнущим  зверям,
потащился за каликой. Продрались сквозь кустарник,  долго  карабкались  по
каменистому склону, затем куда-то спешили  по  крутому  косогору.  Усталый
Томас постоянно натыкался на громадные  валуны,  гремел  доспехами,  будто
падал со стены дома патриция на вымощенную камнем  улицу  Константинополя,
шипел как разъяренный змей от бессильной злости.
     -- Куда бежим?
     -- Не сбивай дыхание!
     Калика проламывался сквозь зеленые заросли, придерживая ветки, ожидая
Томаса, забыв, что панцирь саблей  не  просечь,  копьем  не  проткнуть,  а
забрало рыцарь опустил, чтобы сучки не вышибли  глаза.  Под  ним  как  под
зверем дрожала земля, и Олегу порой казалось, что чудовища вот-вот прыгнут
на плечи.
     Томас хрипел как загнанный конь, на губах выступила желтая пена. Ноги
заплетались, он кое-как нащупал рукоять меча, просипел:
     -- Сэр калика... я... останусь...
     -- Быстрее!
     Позади внезапно страшно  взревело,  послышался  тяжелый  удар.  Земля
завибрировала, донесся частый треск  деревьев,  кустарника.  Олег  ухватил
Томаса, потащил, пиная и подталкивая, через кусты вверх по косогору:
     -- Они переправились!
     -- Я не пойду... -- выдавил Томас.-- Все равно догонят... я видел  их
лапы... А так с честью... Грудь в грудь...
     -- Если бы!.. Их меч не берет!
     -- Я р-рыцарь... Недостойно аки заяц...
     -- Сэр Томас, укрепись  сердцем!  Отвага  в  бегстве,  а  трусость  в
схватке!
     Томас не понял, в голове снова стоял грохот, но, понукаемый  каликой,
уже не помня себя, дотащился до гребня длинного как ящерица холма.  Далеко
внизу извивалась у подножия широкая  дорога,  ветерок  гнал  столб  ржавой
пыли. По ту сторону желтела стена доспевающей пшеницы, а по  самой  дороге
как раз у подножия холма, на  вершине  которого  они  стояли  полумертвые,
медленно и уныло брели по  двое-трое  в  ряд  паломники  --  в  лохмотьях,
полуголые и в дырявых плащах, наголо обритые и обросшие длинными волосами.
Их было три-четыре десятка, все  выглядели  жалко,  но  почти  все  тащили
огромные цепи, вериги, железные кольца.
     Олег выдохнул пересохшим голосом:
     -- Ежели хочешь, чтобы Крижина не выплакала очи, успей добежать!
     -- Но я не...
     Томас ощутил сильный толчок в  спину,  невольно  сделал  пару  шагов,
чтобы не упасть, а дальше повлекло  как  на  канате  --  деревца  и  кусты
помчались навстречу, он часто-часто перебирал ногами, страшась врезаться в
толстое дерево или споткнуться о  валун.  На  бегу  отчаянно  хватался  за
ветви, но это раньше кустарник был как кустарник, а нынешний хилый  рвался
как гнилой ситец, оставляя в руках зеленые ветки: девять пудов костей, жил
и стали неслись по склону как лавина, и  он  снова  задыхался  от  жары  и
мелькания в глазах, уже мечтал встретить любое дерево, пусть даже огромный
валун в человеческий рост...
     Зелень внезапно кончилась, он промчался по пыли,  ноги  не  выдержали
внезапно потяжелевшего тела, земля прыгнула навстречу,  он  сшибся  с  ней
грудь в грудь. Хрустнуло, затрещало. Он ощутил во рту горячее  и  соленое,
перекатило, наконец распластало с  горячей  пыли.  Когда  поднял  ошалелый
взгляд, перед ним стоял лохматый с бородой как веник -- одет  в  тряпичный
плащ, латка на латке, в прорехах, а через плечо перекинута железная  цепь,
каждое звено с ладонь, конец тащится по дороге, загребая пыль.
     -- Что за диво? -- спросил старик ошеломленно.
     Томас с трудом сел, упираясь в землю обеими руками. В ребра кольнуло,
он мотнул  головой,  стараясь  прийти  в  себя.  С  косогора  стремительно
катилось тяжелое, трещали кусты. Томас услышал вопль:
     -- Именем великого Рода! Во имя Христа, Будды,  Магомета,  Войдана  и
всех богов! Помогите!!!
     Олег выскочил на дорогу с дико вытаращенными глазами,  взлохмаченный,
мокрый  как  выброшенная  прибоем  мышь.  Седой  старик  степенно  огладил
роскошную бороду, в  которой  однако  виднелись  репья  и  колючки,  остро
взглянул из-под нависших колючих бровей:
     -- Ежели в наших силах... Что за беда?
     -- За нами погоня!
     -- На белом свете завсегда кто-то за кем-то гонится. Переходи  в  наш
мир.
     -- Я уже был в нем, -- ответил Олег быстро, его широкая  грудь  бурно
вздымалась, он  часто  оглядывался  через  плечо.--  Сейчас  я  в  Большом
подвижничестве.
     Он сделал странный знак пальцами, Томас не углядел -- слишком быстро,
но глаза старика расширились. Он наклонил голову, без  особой  охоты,  как
заметил Томас, сказал уже другим тоном:
     -- Признаем... Но мы еще в малом отшельничестве.  А  в  нем,  как  ты
знаешь, надо уходить от мирских дел.
     -- Особый случай! -- вскрикнул Олег.
     Он снова пугливо оглянулся через плечо. В той  стороне  уже  слышался
глухой гул, земля подрагивала. Старик ответил сурово, Томасу  в  скрипучем
голосе послышалась насмешка:
     -- Для тебя? Соблазны принимают разные личины, сам знаешь... Мы вышли
из мирских деяний...
     Из-за гребня донесся мощный рев, послышался треск ломаемых кустов, со
склона вниз на дорогу вылетели камни, обгоняя обрушивших их чудовищ. Томас
поднялся на слабых ногах, вытащил меч и встал на краю дороги:
     -- Сэр калика!.. Разве не сражались только вдвоем?
     Олег в бешенстве оглянулся на старика,  за  тем  в  молчании  плотной
толпой стояли калики. Их глаза были пустые, погасшие, худые жилистые  руки
сжимали толстые  посохи,  ветер  брезгливо  шевелил  лохмотья.  На  Томаса
пахнуло нечистыми телами, он повел  благородным  носом  и  отодвинулся  на
самый край дороги.
     -- Да, -- вздохнул Олег.-- Сэр Томас, последний наш бой!..
     Он медленно вытащил громадный меч, устало  подошел