з... только мелкие, не больше кошек.
     -- А ты откуда знаешь?
     -- Я сам их видел,-- обиделся Томас,-- и  даже  помогал  ему  ловить!
Чтоб я другу не помог? Плохо же ты обо мне думаешь...

     Лунный свет выхватывал их красноватые тела только на вершине  гребня,
потом черти снова исчезали в тени,  но  Томас  успевал  видеть  блестящие,
словно политые маслом тела, толстые и мускулистые, ноги короткие и кривые,
руки едва ли не до земли, а на  маленьких  головах,  что  сидят  прямо  на
плечах, тускло поблескивают кончики коротких рогов.
     Почти у всех трезубцы, калика их обозвал вилами, хвостов Томас сперва
не разглядел, уже хотел было спросить не родня ли лягушкам, потом  все  же
увидел...
     Олег посматривал на чертей и на Томаса. Рыцарь едва не вываливался из
укрытия,  страха  на  лице  нет,  скорее  --  дурацкий  восторг,  что  вот
наконец-то сразится с врагами своего бога, к тоже же похитившими  невесту.
Когда к высоким мотивам добавляются корыстные интересы, лучшего  воина  не
отыскать.
     Благородный рыцарь задрал лицо  к  луне  и  втягивал  воздух  подобно
охотничьему псу, правда, тоже благородных кровей,  дергал  носом,  наконец
пробормотал недоумевающе:
     -- Что-то кровяной колбасой с  чесноком  пахнет.  Как  будто  караван
рахдонитов на привале.
     -- А почему и нет?
     Томас пренебрежительно фыркнул:
     -- Так рахдониты ж все  --  иудеи!  Скупают  всякую  дрянь,  а  потом
перепродают где-то в глубинах Востока.
     Олег посоветовал:
     -- А ты присмотрись, присмотрись.
     Тучи сползли с мертвой бледной как смерть луны. Призрачный свет залил
мир светящейся дрянью, резче выступили скалы.  Томас  хмурился,  стискивал
зубы. Здоровенные черти, толстые  и  неуклюжие,  с  кожаными  крыльями  за
спиной, другие черти помельче, но у  всех,  теперь  глаза  притерпелись  и
видят все мелочи -- вислые носы, толстые губы, пейсы...
     -- И здесь иудеи,-- сказал Томас с отвращением.-- А кого ж они там  в
котлах, а? Уже и не орут, охрипли... Глотки посрывали.
     -- Крестоносцы,-- невинно сказал Олег, но видя, как рыцарь вскипел  и
начал нащупывать рукоять меча, ухватил за  локоть.--  Постой!  Не  только,
конечно. Всякий там народ, разный. А  сперва  только  своих  сажали...  ты
позаглядывай в котлы, которые тут с самого начала! Одни иудеи.
     Томас зашипел как змей:
     -- Издеваешься?
     -- Клянусь,-- ответил Олег. Томас по тону  понял,  что  на  этот  раз
калика не врет.
     -- Ну тогда ладно,-- проворчал он, все еще не  остыв.--  Если  своих,
то... пусть чуточку и  наших...  которые  преступили  законы  рыцарства  и
чести. Правда, не понимаю: у них же свой должен быть ад! Иудейский! Какого
черта они и в нашем аду, христианском?
     Олег невинно заметил:
     -- А где их нет?
     -- Но все-таки, это же ад, не ихняя чесночная колбаса!
     Калика  сказал  серьезно,  зеленые  глаза  стали  узкими  как   щели,
высматривал проход:
     -- А они перешли из своего ада в ваш. Хотя, по  сути,  это  тоже  их,
только порядки здесь малость другие. В филиалах надо применяться к местным
обычаям... но интересы блюсти свои... Вон  там  тень  лежит  всегда,  даже
когда луна светит вовсю. Там переждем, когда та тучка приползет...
     -- Думаешь, наползет?
     -- Если какой-нибудь дуралей не вздумает отогнать. Эх, с каким  бы  я
удовольствием связал всех колдунов и магов спина к спине... да забросил  в
самое глубокое место в океане!
     Томас сказал саркастически:
     -- А ты чтоб остался один?
     -- Ах, Томас...  Магом  нравится  быть  первые  сто-триста  лет,  ну,
триста-четыреста. Так же, как хочется быть непобедимым воином в первые сто
лет от рождения. А потом, когда приходит мудрость,  когда  начинаешь  жить
умом...
     Он вздохнул, а Томас, перед  которым  распахнулась  бездна  веков,  о
которых калика говорит так равнодушно, с торопливостью в голосе сказал:
     -- Замолчи, я уже и  так  вон  холодный  камень!..  Кровь  застыла...
Скорее отсюда, а то я и не знаю...
     Он выскользнул из щели, удары тяжелых молотов сотрясали землю, и  чем
ближе пробирались к гряде  скал,  где  можно  укрыться,  тем  сильнее  там
вздрагивала земля.
     Олег поднял руку, Томас застыл с поднятой ногой. Между  камней  брел,
освещенный слабым лунным светом, изможденный человек. Плоть на нем  висела
клочьями, ребра торчали наружу, как голые прутья орешника. Его шатало,  он
тащился медленно, загребая голыми ногами землю. Когда приблизился, Томас с
содроганием разглядел обезображенное лицо. Под  расколотой  бровью  темная
пустая впадина, а глазное яблоко болтается на щеке,  удерживаемое  темными
жилками и сосудами.
     Томас в нетерпении выступил из тени:
     -- Погоди, добрый человек... Ты  здесь,  как  по  тебе  видно,  свой.
Подскажи, как пройти к дворцу Вельзевула?
     Человек посмотрел  тупо,  его  шатало.  Затылок,  как  только  теперь
рассмотрел Томас, был когда-то снесен могучим ударом,  в  открытом  черепе
что-то копошилось белое, склизкое.
     -- Вы,-- проскрипел он, во рту темнели беззубые десны,-- вы..  должны
знать...
     --  Не  получается,--  сказал  Томас.  Его  корчило  от   жалости   и
сострадания, он отводил глаза, но взгляд как зачарованный поднимался то  к
болтающемуся глазу, то к шевелению на  черепе.--  Подскажи,  ты  наверняка
знаешь!
     Человек посмотрел одним глазом, но Томасу почудилось,  что  и  второй
глаз тоже повернулся и смотрит на него недобро, с непонятной злостью.
     -- Как можете... не знать... Это знают все...
     -- Но не мы,-- сказал Томас быстро и умоляюще.--  Помоги,  мы  только
что пришли из мира живых!
     Человек отшатнулся:
     -- Нет!
     Томас вскрикнул тихо:
     -- Кто бы ты ни был, ты же человек был!
     -- Нет,-- ответил человек, обезображенное лице задергалось, на нем  к
изумлению Томаса отразилась злобная радость.-- Не  скажу...  Пусть  и  вам
достанется...
     Он прошел мимо, даже ногами загребал не так сильно. Томас ошеломленно
уставился вслед:
     -- Что с ним?
     -- Пойдем, сэр  Томас.--  сказал  Олег  нехотя.--  Это  и  есть  тот,
которого слепили десятым.
     -- Этот? -- не понял Томас.
     -- Или его потомство.
     -- А-а-а-а,-- наконец сообразил  Томас,--  таких  людей  больше,  чем
хороших. Размножался, мерзавец, чересчур быстро, теперь понятно почему...
     Почва  вздрагивала,  Томас  услышал  далекий   полурев-полустон,   от
которого ужас сковал все  тело.  Земля  дрогнула  снова.  Будто  неведомый
подземный великан пытался выбраться из могилы. Олег бежал с суровым лицом,
Томас, задыхаясь, осмелился спросить:
     -- Никто не выскочит... из-под земли? Нам только оттуда не хватает.
     --  Из  Тартара?  --  переспросил  Олег,--  да  пока  еще  никто   не
выбирался...
     Уверенности в его голосе не было,  Томас  сжался  в  комок,  прибавил
шагу, хотя уже купался  в  ручьях  рыцарского  пота.  Олег  поглядывал  по
сторонам, бежал как белка по дереву, на замученного рыцаря внимания  почти
не обращал. В голове Томаса стучали молоты, он даже калику видел смутно, а
когда тот на ходу обратился с вопросом, Томас не услышал, переспросил:
     -- Что?
     -- Впереди говорю, нарака, а слева от нараки диюй. Как думаешь, проще
через нараку? Или через диюй?
     Томас прохрипел, качаясь от усталости:
     -- Через диюй...
     -- Понятно,-- согласился Олег,-- значит, через нараку.
     Томас зло просипел:
     -- Так чего ж спрашивал?
     -- А чтобы не ошибиться,-- ответил Олег убежденно.-- Тут один  шаг  в
сторону -- и костей не соберешь. Обязательно надо с тобой советоваться.
     Томас прошептал про себя, что когда-нибудь рассчитается  за  все  эти
штучки.
     Он смутно помнил, что, пройдя половину  мили,  оглянулся,  а  на  том
месте, где был диюй, взметнулись фонтаны  огня,  и  все  плато  рухнуло  в
темную бездну.
     Олег сказал в сомнении:
     -- Не поспешили мы? Нам все равно туда спускаться...
     -- Куда?
     Олег кивнул, Томас сквозь завесу пота  усмотрел,  что  дальше  дорога
вроде бы обрывается. Шатаясь, он  подошел  к  краю,  а  дальше,  прямо  за
сапогом  открывалась  бездна.  Он  отшатнулся  при  мысли,  что   придется
спускаться Из  провала,  до  краев  заполненного  ядовито-желтым  туманом,
поднимался едкий и густой смрад. Олег поморщился:
     -- Переведи дух... Пусть к вони привыкнет нутро.
     -- Неужели к такому можно привыкнуть? -- простонал Томас.
     -- Человек ко всему привыкает,-- утешил калика с хмурой  бодростью.--
А потом и замечать перестанешь. Другие заметят, что в дерьме сидишь, а  ты
-- нет.
     Отдыхать не дал, торопил, крылатые твари потеряли на время,  но  если
постоянно не двигаться...
     Томас двигался как железная кукла, почти не понимая, что делает. Руки
механически цеплялись за выступы, ноги нащупывали опору, иногда чувствовал
руку калики, тот что-то орал в ухо, толкал, Томас послушно сдвигался, тело
как одеревенело, но  вниз  все  же  легче,  чем  наверх,  он  спускался  и
спускался, затем ноги перестали нащупывать выступы, что-то вроде площадки,
он рискнул повести затуманенными глазами по сторонам.
     Он стоял у подножья отвесной стены, дальше расстилалась  безрадостная
выгоревшая степь, покрытая серым  пеплом.  Красное,  как  объятое  заревом
пожара, небо нависало по-прежнему низко, тяжелые громады  туч  бежали  как
стада туров, оттуда шел неумолчный грохот, не оглушающий, но  от  которого
мурашки бежали по коже. Томас чувствовал, что над ним  двигаются  каменные
лавины, и что в любой миг могут обрушиться вниз.
     В трех сотнях шагов был огонь, извилистый и подвижный, Томас не сразу
понял, что там страшная огненная река. Ветер пахнул с  той  стороны,  кожа
вскрикнула в ожидании ожога: пахло не только огнем, но и почему-то горелым
мясом.
     Вдали по берегу неслись три крохотные фигурки.  Томас  сперва  решил,
что к ним скачут всадники, но нечто странное было в  их  скачке,  пока  не
понял потрясенно, что к ним спешат люди-кони, до пояса люди, а  дальше  --
лошади! На скаку быстро стреляли в реку, Томас всмотрелся,  теперь  и  ему
показалось, что изредка мелькают  головы,  кто-то  пытается  выбраться  на
берег, но безжалостные стрелы сбрасывают обратно.
     Олег, оставив  Томаса,  пошел  навстречу.  Томас  с  сильно  бьющимся
сердцем и мечом в руке спрашивал себя,  почему  не  бросается  на  помощь,
сейчас же убьют дурака,  вон  уже  луки  натянули,  целятся,  а  все  трое
громадные, как быки, хоть и наполовину кони.
     Олег обернулся, помахал Томасу. Кентавры опустили луки,  Олег  сказал
торопливо:
     -- Томас, нас перевезут через огненную реку. Нет,  они  тоже  сгорят,
ежели вплавь, но ниже по течению есть брод... Хилон, перейти сможем?
     Самый старый из кентавров бросил хмуро:
     -- Там едва по копыта. Несс перенесет обоих.
     Кентавр, самый молодой и с дерзким лицом, словно взорвался:
     -- Опять я? Прошлый раз перевозил этого...  как  его,  пиита,  копыта
обгорели, до сих пор хромаю. Ну, почти хромаю. Пусть Фол, ему все непочем.
     Хилон в сомнении посмотрел на третьего:
     -- Если не уронит...
     -- Да он сегодня не так уж и пьян! -- возразил Несс.
     -- Гм... Ну да ладно, уронит так уронит.
     Подхватив луки, они снова помчались по берегу, тетивы щелкали звонко,
Томас слышал частые щелчки по задубевшей коже рук, крики  несчастных,  что
падали обратно в огонь. Фол кивнул:
     -- Пойдемте. Тут близко.
     Он слегка раскачивался на ходу, от него несло ароматом хорошего вина.
Вид у кентавра был  благодушный.  Томас  понял,  что  здесь  многих  чудищ
прошлых времен приспособили к делу, ибо если рождены до Христа, то  нельзя
сказать, что обязательно были бы его врагами. Но и  в  рай  таких  пускать
нельзя...
     Томас от усталости даже не  очень-то  удивился,  что  едут  на  таком
странном звере. Фол часто поворачивал голову, завел разговор с каликой  об
устройстве мира, едва не сверзился в огонь. От  него  несло  вином,  Томас
вяло подумал, что наверняка сам свалится в огненный поток, либо их уронит,
но сил не было спорить, равнодушными глазами смотрел, как  кентавр  выбрал
самое широкое место, огонь полыхает так, что не видно другой берег.
     -- Держитесь крепче,-- предупредил Фол.
     По железу звякнуло, Томас ощутил, что панцирь сминается  под  ладонью
калики,  их  прижало  друг  к  другу,  пахнуло  огнем.   Оранжевая   стена
надвинулась, вокруг запылало.
     Копыта гремели, кентавр все же успевал увидеть торчащие  из  огненной
лавы камни, раскаленные  и  обугленные.  Однажды  вскрикнул,  явно  копыта
попали в кипящее, или же волна плеснула выше, но могучие мышцы ходили  под
Томасом как сытые удавы, тугие как старое  дерево,  кентавр  сопел,  почти
рычал, огонь бросался в лицо уже не оранжевый  --  красный.  Томас  обеими
руками закрывал голову. Волосы мигом высохли,  трещали,  он  уловил  запах
паленого, и тут впереди в красной ревущей  стене  огня  мелькнуло  на  миг
коричневое, они влетели  в  эту  щель,  впереди  раскинулась  безжизненная
каменная россыпь с почти черной  стеной  впереди.  Копыта  простучали  уже
медленнее, могучий голос прохрипел:
     -- Слезайте... Фу, старею.
     Томас покачивался, одуревший от жара, скачки, грохота.  В  спину  все
еще пекло, страшная река еще близко, а Олег спрыгнул, Томас услышал голос:
     -- Да нет, Фол. Это у моего друга задница тяжеловата.
     Томас всхрапнул от оскорбления как кентавр, поспешно соскочил следом.
Колени подогнулись, спина кентавра выше чем  у  рослого  боевого  жеребца,
Томас уперся  ладонями  в  каменистую  землю,  разогнулся  с  достоинством
высокорожденного.
     Река страшно горела в десятке шагов, ветерок относил  жар,  но  Томас
чувствовал, как продолжают накаляться доспехи. Калика  и  Фол  беседовали,
Томас уловил насмешку в голосе кентавра, калика раздраженно  оправдывался,
промелькнуло что-то о бабах, затем Олег звучно шлепнул по лоснящемуся боку
кентавра:
     -- Знаешь, когда  начинается  старость?  Когда  все  молодые  женщины
начинают казаться красивыми.
     Кентавр почесался, хвост его мерно шелестел  по  бокам.  Какие  мухи,
подумал Томас, вместо веера...
     Олег толкнул, Томас поспешно попятился от реки, успел поклониться  их
перевозчику с достоинством, хоть и  наполовину  человек,  но  зато  другая
половина -- не какая-нибудь корова, а благородный конь, Томас разбирался в
конях достаточно, чтобы оценить стать, красоту  и  мощь  ног  этого  Фола,
высоту бабок, подтянутый пах и ширину костей груди.

     Навстречу дул злой пронизывающий ветер. Доспехи быстро остыли,  Томас
чувствовал как узкие струйки врываются в  щели.  Рубашка  быстро  высохла.
Холодные струи неприятно холодили кожу.
     Олег гнал почти бегом, камень гремел под тяжелыми сапогами.  Каменная
гряда приближалась, и только когда вбежали в тень, такую  же  черную,  как
деготь, Томас слышал как волхв перевел дух:
     -- Ты голый без доспехов... а я -- на этой равнине, где и  спрятаться
негде.
     -- Я не только голый,-- признался Томас,--  но  и  со  снятой  заживо
кожей.
     Олег метнул быстрый взор, Томас поспешно отвел глаза. Если он  дважды
ощутил чей-то недобрый взгляд на себе, то калика с его чутьем, мог ощутить
и нечто больше.
     Запыхавшись, они взбирались по скалам, надо уйти как можно дальше  от
места, где их заметили, когда Олег  насторожился,  вскинул  ладонь.  Томас
мгновенно замер. Некоторое  время  слышал  только  свое  хриплое  дыхание,
надсадное, как у старого Змея, затем  донеслись  далекие  удары  железа  о
камень.
     Олег хмуро бросил:
     -- Знакомо, не так ли?
     Дальше  была  неслыханно  огромная  яма   с   круглыми   краями.   До
противоположного края с полсотни верст, яма опускалась  в  бездну  мелкими
уступами. На каждом уступе черно от копошащихся фигурок, а  стук  кирок  и
молотов сливался в неумолчный шум, словно шел нескончаемый  дождь.  Марево
пыли закрывало ту сторону, как и глубь,  видно  только,  как  на  ниточках
канатов выныривают комочки камня.
     Томас проговорил ненавидяще:
     -- И тут каменоломня!
     -- Глядишь,-- добавил Олег,-- все  тот  же  барон  Оцет  строит  себе
замок. А почему в аду должно быть что-то иначе?  Как  будто  не  люди  его
строят!
     -- Ладно,-- прохрипел Томас,-- как обходить будем?
     -- Зачем?
     -- Это тебе везде тепло,-- бросил Томас раздраженно.-- Думать, Истину
искать, всякую хреновину придумывать на головы простых честных рыцарей...
     -- Простых королей,-- добавил в тон Олег.-- Простых, как твой конь.
     -- У меня не было простых коней,-- огрызнулся Томас оскорблено.
     Ветерок  качнул  марево  пыли,  среди  человеческих   фигурок   яснее
проступили нечеловеческие, в полтора раза выше, с плетьми в длинных руках.
Томас услышал  окрики,  свист  рассекаемого  воздуха,  крики  боли.  Плети
врезались в плоть каторжников с резкими хлопками,  и  в  шум  дождя  часто
вплетались эти щелчки, будто  часть  капель  щелкала  по  туго  натянутому
бараньему пузырю в окне.
     Олег присмотрелся,  начал  спускаться,  выбрав  узкую  тропку  слегка
наискось.  Томас  оглядывался,  держа  меч  наготове.   Мокрые   от   пота
изможденные  фигуры  каторжников  приближались.  Олег  пробрался  над   их
головами, присел на корточки.
     Каторжники с усилием втаскивали на толстых пеньковых канатах огромные
глыбы с уже обтесанными краями. Каждый камень поднимали по восемь человек,
жилы натягивались так, что едва не рвались от натуги.  Под  тонкой  кожей,
изорванной бичом, ребра ходили ходуном,  а  сиплое  дыхание  вплеталось  в
общий мерный шум каменоломни.
     Олег всмотрелся, позвал тихонько:
     -- Фагим!.. Эй, Фагим!
     Один каторжник вздрогнул, дико огляделся. Томас видел, как вздрогнул,
когда поднял голову, и глаза нашли Олега. Красноволосый отшельник выглядел
в самом деле страшновато, но Томас считал,  что  он-то  привык,  а  другим
может стать не по себе даже в аду.
     -- Ты... -- прошептал невольник.-- Ты тоже здесь...
     -- Судьба,-- ответил Олег.
     Невольник, которого Олег называл  Фагимом,  выпустил  из  рук  канат,
опасливо оглянулся, сделал шаг в сторону,  оказавшись  прямо  под  Олегом.
Вдруг глаза расширились:
     -- Ты... ты во плоти?
     -- Да,-- ответил Олег,-- потому мне труднее, чем тебе.
     Фагим отшатнулся. На лице отразилась хищная радость, потом недоверие,
снова радость, что перешла в  ликование.  Он  оглянулся,  поискал  глазами
здоровенного беса, тот в двух десятках шагов нещадно стегал  кого-то  так,
что летели клочья.
     -- Надо быть безумным... -- прошептал он крепнущим голосом.
     -- Ты мне  это  уже  говорил,--  напомнил  Олег.--  И  не  один  раз.
Подскажи, как добраться до Вельзевула?
     Фагим отшатнулся. Круглые глаза стали как у ястреба:
     -- Я?
     Олег развел руками:
     -- Больше спросить не у кого.
     -- Что... что дает тебе думать, что помогу злейшему врагу?
     Олег посмотрел на Томаса, на красного гиганта с бичом:
     -- Да просто... просто в самом деле спросить не у кого.
     Фагим задергался изо рта пошла желтая слюна. Голос  стал  хриплым  от
ненависти:
     -- Ты... ты, который меня убил... Ты такое... мне? Ты, который всегда
был всезнайкой...
     Олег тяжело поднялся, колени хрустнули. Томас тревожно поглядывал  на
красного гиганта с бичом. Тот ощутил непорядок, подозрительно всматривался
в их сторону. Фагим ударил  обеими  руками  по  каменной  стене,  едва  не
дотянувшись до сапог Олега, захрипел, а когда  сполз,  на  стене  остались
кровавые следы.
     -- Фагим,-- сказал  Олег  просительно,--  ты  же  знаешь,  я  не  был
всезнайкой... Потому столько ошибался, получал по голове. И сейчас я  знаю
намного меньше тебя! В наш старый добрый мир, где мы... словом,  ворвалась
нелепая рабская вера христиан. И культура, и цивилизация равно  сметены  и
втоптаны в грязь! Все мои знания, умения, даже магия  --  бессильны  пе