,
мало ведомы. У нас свои чудеса, у вас свои. Запад есть Запад, Восток  есть
восток, и с мест они... Поведайте за неспешной трапезой о делах и  случаях
ваших стран.
     Бадрутдин отставил кубок, пожал плечами.
     -- У меня самое дивное связано с этим  человеком,  что  сейчас  ведет
себя за  столом  как  неугодное  Аллаху  животное,  чье  мясо  правоверным
запрещено даже касаться. Но у нас его знали совсем другим. Так что я лучше
умолчу, раз он сам молчит. Если есть что рассказать моему другу Афитулу...
     Афитул разгладил усы, на лбу собрались морщинки. Черные, как маслины,
глаза стали задумчивыми.
     -- В дальней дороге случается  разное...  И  приятное,  и  гадкое,  и
доблестное, и трусливое... Но я расскажу, пожалуй, про наш  переход  через
пустыню близ Кокупо. Наши верблюды были истощены, вода  кончилась,  но  мы
были бодры и не тревожились. На горизонте уже виднелись пальмы оазиса, где
был источник с холодной и чистой водой.  Мы  там  всегда  отдыхали,  поили
животных и наполняли бурдюки. Так мы шли беспечно,  верблюды  уже  зачуяли
воду и ускорили шаг, когда вдруг страшный рев потряс воздух...
     Он перевел дыхание, побледнел, заново  все  переживая.  Томас  сказал
нетерпеливо:
     -- Дальше, дальше! Кто это был?
     -- Огромный и страшный дракон. Откуда он появился, лишь Аллах ведает.
     Яра спросила тихонько:
     -- Кто такой Аллах? Еще один вещий калика?
     Купец взглянул на нее строго и торжественно:
     -- Нет Аллаха, кроме Аллаха, и Магомет -- пророк его!
     -- Молодой и строгий бог, -- объяснил калика Яре негромко. -- Они все
по молодости злые и непримиримые, берутся  перевернуть  мир,  очистить  от
зла,  установить  царство  справедливости  за  одну-две  весны...   Потом,
конечно, сталкиваются с реальностью, нашим нежеланием вылезать  из  грязи,
такой теплой и привычной... Боевой пыл угасает, как уже угас,  почти  угас
пыл его старшего брата Христа.
     Томас подскочил.
     -- Сэр калика! Да мы против такого  младшего  Христова  брата  водили
войска всей Европы!
     -- А что, у вас в Британии братья не водят войска  друг  на  друга?..
Аллах моложе  Христа  на  шестьсот  лет,  он  полон  задора,  стремительно
набирает сторонников. Где проповедью, где огнем и мечом... то бишь  кривой
саблей. Ладно, что там с драконом?
     Купец развел руками.
     -- Дракон расположился у самого источника. В его пасти поместился  бы
мул вместе с поклажей! А когти были не короче наших ножей. А зубы  --  как
сабли. Своим длинным телом он обвил источник, замкнув  его  в  кольцо.  Он
спал, но уши дергались, ловили каждый шорох. Я сам видел, как открыл  глаз
и посмотрел на пробежавшую мимо ящерицу. Глаз был с человечью голову!
     Калика  видел  на  лице  Томаса  задумчивое  выражение:  рыцарь   уже
высчитывал размеры и общий вес дракона.
     -- В караване поднялся плач и стенание. Мы знали, что обречены. У нас
не осталось воды на обратный путь, как и не могли идти  дальше.  Проводник
предложил отдать дракону одного-двух верблюдов в жертву, но все мы видели,
что  дракон,  когда  проснется,  сожрет  нас  всех...  Когда   зной   стал
невыносимым, а наши губы лопались от жажды, уже хотели разбудить  дракона,
и пусть на все будет воля Аллаха! Лучше быстрая смерть в  пасти  чудовища,
чем долгая мучительная от жажды...
     Его слушали жадно. У Томаса глаза блестели.
     -- Но Аллах услышал мольбу своих людей. Когда мы начали  приближаться
к дракону, внезапно показался скачущий всадник. Он увидел все, сразу понял
и, не давая коню передохнуть, повернул его прямо к чудовищу.
     -- Храбрый  малый!  --  вырвалось  у  Томаса.  --  Истинно  рыцарский
поступок!
     -- Он налетел на дракона, как блистающий сокол. Его копье ударилось в
голову зверя и разлетелось в щепки. Дракон проснулся и взревел так, что  у
верблюдов подкосились ноги, а люди попадали на землю. Отважный воин  легко
спрыгнул на землю и с мечом в руке напал на чудовище.  Конь,  весь  дрожа,
отбежал и стоял в стороне.
     -- У меня тоже однажды был такой, -- сказал Томас мечтательно.
     -- Но  меч  отскакивал  от  крепкой,  как  стальные  пластины,  чешуи
дракона. А воин едва увертывался от страшной пасти. Он прыгал  в  сторону,
бил мечом, падал, переворачивался  через  голову,  едва  избегая  страшных
зубов...
     -- Огромные звери неповоротливы, -- не выдержал Томас.  Глаза  рыцаря
горели, а руки дергались, он словно бы повторял каждое движение  отважного
воина. -- Но уж если не промахнется...
     -- Да, воин был не только отважен, но и очень быстр.  Он  всякий  раз
избегал  страшной  пасти,  тогда  дракон  попытался  сбить  его   хвостом.
Поднялись тучи песка, мы едва видели сражающихся. Меч сверкал, как молния,
но если грозе когда-то приходит конец, то рука воина не  знала  усталости.
Мы слышали страшный звон, а когда меч ударялся  о  броню  дракона,  видели
красные искры. Земля вздрагивала от рева и ударов тяжелых лап.
     Когда песок чуть осел, мы увидели, что дракон уже  ухватил  пастью  и
сжевал щит воина, а шлем катится по земле. Волосы воина были  золотыми,  и
мы  поняли,  что  Аллах  в  своей  милости  и  чтобы  показать  нам   свою
безграничную мощь, послал нам могучего франка!
     Они сражались уже грудь в грудь, ибо дракон устал и только огрызался,
стараясь поймать хотя бы его руку с мечом. Мы видели, что  оба  изнемогают
от жажды. Наконец дракон не выдержал, повернулся  и  пополз  к  источнику.
Чешуя на шее раздвинулась, и все мы вскричали: "Бей,  бей  в  голую  шею!"
Увы, воин проявил  благородство  даже  к  дракону.  Он  выждал,  пока  тот
напился, а затем они сразились снова. Дракон нападал с  новыми  силами,  а
воин быстро слабел...
     Томас хватил себя кулаком по боку. Глаза горели, как  звезды,  он  не
мог сидеть, подскакивал, ходил кругами вокруг рассказчика.
     -- Наконец воин вонзил свой длинный меч прямо в  пасть  дракона.  Тот
взревел страшно, сомкнул пасть, и меч сломался.  Но  обломки  вонзились  в
мозг зверя, и он издох в страшных конвульсиях. А воин упал на песок,  весь
залитый ядом дракона и его зловонной кровью...
     Томас подскочил:
     -- Погиб?
     -- Разве мы могли такое допустить? Мы бы сами отдали жизни  за  него.
Наши лекари осмотрели его раны, перевязали,  наложили  благовонные  травы.
Трое суток наши девы и лекари врачевали его, все это время мы оставались в
оазисе, хотя дела требовали присутствия в другом месте. Наконец воин сумел
сесть на коня, попрощался с нами. Мы предлагали дорогие дары, но он ничего
не взял... Он даже отказался провести ночь с прекрасными  девами,  которых
ему предлагали матери,  надеясь  стать  бабушками  полубога.  Дескать,  он
хранит верность своей женщины, самой лучшей и самой красивой  в  мире.  Мы
долго смотрели, как его вороной конь, таких огромных  мы  еще  не  видали,
скачет вдаль, к новым подвигам...
     Томас спросил восторженно:
     -- Как звали этого героя?
     -- Имя его было странное, как у всех франков, но мы запомнили,  чтобы
рассказывать детям и правнукам. Его звали Михаил  Урюпинец,  и  прекрасный
лик его был подобен воину близкого к самому Аллаху.
     Томас снова стукнул себя кулаком в бок.
     -- Ну, доблестный рыцарь, о котором  я  уже  наслышан,  дела  твои  и
подвиги дивны настолько, что их могли творить лишь сильнейшие  из  рыцарей
Круглого Стола!
     Олег покосился на Яру. Ее щеки пылали, а глаза победно блестели.  Она
растерла взглядом рыцаря в пыль, потоптала и брезгливо отряхнула сапожки.

     Глава 11

     На рассвете Томас и калика покинули кремль Шахрая. Одного коня Шахрай
любезно заменил, тот прихрамывал,  а  местный  коновал  брался  за  неделю
подлечить его травами.
     Томас старался не  думать  о  женщине,  которую  оставили  гордому  и
владетельному князю. Конечно, ей просто повезло,  будет  жить  в  чести  и
холе,  но  паскудненькое  чувство  не  оставляло,  будто  совершил  что-то
нехорошее. А что? Сдал против ее воли? Но  разве  всех  женщин  не  выдают
против их желания? Даже королевских дочерей?
     -- Я должен думать о Крижане, -- сказал он вслух, -- и о чаше.
     Он заметил, что калика поглядывает на  него  с  каким-то  болезненным
интересом. Гораздо большим, чем того требовали обстоятельства.
     -- Что-то случилось?
     -- Нет, -- ответил калика, -- просто меня очень занимает  соотношение
между "надо" и "хочу". Я всегда живу по "надо"...  или  почти  всегда.  По
крайней мере, стараюсь жить всегда.  Уверен,  что  если  бы  все  жили  по
"надо", мы бы уже стали вровень с богами. Но так умеют жить только волхвы,
да и то не всегда, а остальной народ  все  еще  чересчур  близко  к  своим
пращурам -- волкам.
     Томас сказал нравоучительно:
     -- Сэр калика, Господь сотворил человека по своему облику и  подобию!
Из простой глины.
     -- Тогда почему он себя ведет, как  зверь?  Тебе  лучше  поверить  во
что-то другое. Например, твой господь, возжелав сотворить  человека  и  не
найдя под рукой подходящей глины, превратил в людей стаю  волков.  А  что?
Величия и мощи твоего бога не умаляет, зато многое в человеке объясняет.
     Мысли Томаса были все еще на оставленной женщине. Спросил хмуро:
     -- И женщин из волков?
     -- Из обезьян, если судить по повадкам. Так вот, все люди знают,  что
должны жить разумом. Даже самый тупой, что в соплях путается, и тот знает.
Но и тупой и умный  одинаково  живут  чувствами,  как  собаки,  кошки  или
гусеницы. Даже когда думают, что сейчас-то  идут  по  уму,  а  на  поверку
оказывается, что вожжи все равно держит либо похоть, либо  жадность,  либо
еще что похуже!
     Томас сказал невпопад:
     -- Сэр калика, а хорошо ли мы сделали?
     -- Не строй церкви, -- ответил калика, -- пристрой сироту! Вот  мы  и
пристроили. Что тебе еще?
     -- Не знаю, -- ответил Томас угрюмо. -- Гадко мне как-то.
     -- Но разве у нас был другой выбор?
     Томас вспомнил нацеленные в его грудь копья и арбалетчиков за дубами,
передернул плечами.
     -- Ты прав.
     -- Разве ей не лучше в замке, чем глотать пыль и грязь с нами?
     -- Ты прав.
     -- Так чего тебе еще?
     -- Гадко мне, -- сказал Томас со злостью.  --  Мало  ли  что  умом  я
понимаю? А может, нам ум даден вовсе дьяволом? Не знаю, сэр калика.
     К исходу второго дня Томас начал поворачивать коня. Олег, словно чуял
что, насторожился.
     -- Куда?
     -- Знаешь, -- буркнул Томас.
     -- Возьмешь кремль штурмом аль осадишь?
     -- Не скаль зубы, сэр калика. Ум говорит, что мы  сделали  верно,  но
рыцарская честь сказала, что я сподличал. Еще: если обещались довезти ее к
жениху, то и должны выполнить, хоть кровь из носа.
     Он пустил коня обратно. Калика, нахмурившись, поехал сзади.  На  лице
его было странное выражение.
     Они проехали не больше двух верст, когда  Томас  ругнулся  и  натянул
поводья. Навстречу несся галопом всадник на взмыленном коне. Конь под  ним
шатался. За ним скакали еще пятеро. Судя по крикам и  выражению  лиц,  они
догоняли убегающего.
     Томас пришпорил коня, выхватил меч.
     -- Кто бы ты ни был, рыцарь всегда на стороне слабейшего!
     Он наклонился к шее скачущего коня, тот перешел в тяжелый галоп, руку
Томас начал  медленно  заносить  для  страшного  разящего  удара.  Всадник
приблизился, ветер сорвал капюшон с головы. Томас ахнул и едва не  выронил
меч.
     Яра пронеслась мимо,  не  подарив  его  взглядом.  Томас  едва  успел
перегородить  дорогу  ее  преследователям,  обрушил  меч  справа   налево,
действуя, как славянский мужик  оглоблей.  Удар  пришелся  плашмя,  одного
вышиб, как чурку в лапте, тот улетел за дорогу, а второго  достал  концом,
благо двуручный рыцарский меч размером в самом деле с оглоблю.
     Двое успели подать коней в стороны, проскочили. Пятый,  раздирая  рот
коню удилами, поднял его на дыбы перед Томасом.  Рыцарь  чуть  подал  коня
назад, с мечом в руке приглашал к бою.
     Однако противник, глядя через  плечо  Томаса,  ахнул,  конь  под  ним
опустился на все  четыре.  Томас  крикнул  оглянулся,  снова  обернулся  к
пятому.
     Тот повернул коня и погнал его прочь.  Конь  под  ним  шатался,  бока
ходили ходуном.
     Томас швырнул меч в ножны. По дороге ползали,  роняя  кровавые  сопли
двое, а еще двое лежали, как после косьбы на солнцепеке, будто  в  сладком
изнеможении разбросав руки и ноги. Калика держал коня Яры  под  уздцы,  да
тот и не пробовал вырваться -- хрипел, ронял пену,  дико  вращал  налитыми
кровью глазищами.
     -- А, это ты, -- сказал Томас.
     -- Это она, -- подтвердил калика.
     Томас посмотрел мимо Яры.
     -- Прости, если помешал вашей охоте...
     Она посмотрела холодно вдаль, но не мимо, а сквозь железного рыцаря с
его доспехами, выкованными в лучшей миланской оружейной.  Он  ощутил  этот
холодный взгляд у себя  внутри,  сердце  дрогнуло  и  застыло,  схваченное
ледяными пальцами.
     -- Я просто ехала в земли бодричей, -- сказала она. -- Куда ехали эти
люди, я не знаю.
     -- Их беда, что неслись сломя голову, -- вмешался калика.  --  Нельзя
так! Вот и сейчас налетели сослепу, едва с ног не сбили.
     Томас поглядел вслед последнему уцелевшему. Тот удалялся  уже  шагом,
конь едва плелся. Вид у надменного Томаса был таков, что знай он,  за  кем
гонятся эти пятеро, ни за какие пряники не стал бы вмешиваться.
     -- Шахрай вышлет новую погоню, -- заметил  калика.  --  На  этот  раз
настоящую.
     -- Он узнает нескоро, -- бросил Томас. -- Конь последнего  уцелевшего
вот-вот падет. А пешком до замка еще версты три.
     -- Если Шахрай уже не скачет вдогонку.
     -- А он может?
     Калика кивнул, да Томас и сам видел,  что  спрашивать  глупо.  Шахрай
бросит все силы, чтобы вернуть Яру.
     -- Догоняем, -- ответил Олег.
     Яра виднелась уже далеко впереди. Она ехала не оглядываясь, конь  под
ней медленно приходил в себя после  скачки.  Калика  изловил  трех  коней,
Томас поймал четвертого. Кони были измучены долгой скачкой, но  еще  могли
послужить, если чаще пересаживаться с одного на другого.
     Догнали Яру, калика крикнул:
     -- Твой конь запалился. Томас предлагает пересесть на... полусвежего.
     Оба, Томас и Яра, посмотрели на него с великим удивлением, а Яра  еще
и с недоверием Все же пересела, а Томас, похлопав  заморенного  конька  по
взмыленной шее, посочувствовал с фальшивым лицемерием:
     -- Ты прямо дракон!.. Такое нести...
     Яра уже удалялась, ее конь шел бок о бок с  конем  калики.  Держались
они так слаженно, что у Томаса зачесались руки сбросить  друга  наземь,  а
самому ехать рядом со змеей с лиловыми глазами, вот так же  касаясь  своим
стременем ее, где пламенеет красный сапожок из мягкой кожи.
     Лес впереди стоял черной непроходимой стеной. Олег  лишь  смерил  его
сумрачным взглядом, а в ближайшей веси хладнокровно продал коней. Яра лишь
поморщилась, а Томас сказал с благородным негодованием:
     -- Сэр калика!.. Иногда мне казалось,  что  ты  человек  благородного
происхождения, а теперь за версту вижу, что ты даже не рус вовсе!
     -- А кто?
     -- Цыган! -- заявил Томас убежденно. -- Это они постоянно продают  да
покупают коней.
     Калика пожал плечами.
     -- Я продаю с выгодой. Мы продали восемь простых, а когда минуем  лес
с его буреломами, купим на эти деньги четверых добротных.
     -- Я и говорю, что ты цыган.
     Калика замедленно запустил пятерню в рыжие волосы на затылке, почесал
с наслаждением.
     -- Кто знает?.. Может, и цыган тоже.
     Яра сказала ядовито:
     -- Не англ, точно. У цыгана так кошелек с деньгами не срежут.
     Томас потемнел, полдня шел через лес такой подавленный и  молчаливый,
что даже Яре вроде бы стало жалко молодого рыцаря. Калика вел через  чашу,
прислушивался.  Дважды  они  слышали  стук  копыт,  ругань,  затем  голоса
преследователей стихли.
     Отдыхать калика не давал, гнал и гнал через  лес.  Яра  снова  стерла
ноги, но терпела, не желала унижающей человека жалости. Тем более от этого
отвратительного надменного бесчувственного англа, который весь  в  железе,
как перловица в раковине, словно такой же слизняк и неумеха...
     Она вспомнила его белую, нетронутую загаром  грудь,  густые  кудрявые
волосы на широких пластинах мышц, два узких  шрама  слева  от  ключицы,  и
кровь прилила к щекам, а ноги потяжелели еще больше.
     Привал был, как отпущение всех грехов. Яра ощутила такое  облегчение,
что едва не потеряла сознание. Мясо  выпадало  из  ослабевших  пальцев,  а
челюсти едва двигались. Она засыпала от изнеможения с куском хлеба в руке,
когда донесся приглушенный голос:
     -- Они близко.
     -- Оставили коней? -- спросил Томас.
     -- Шахрай все оставит, кроме этой женщины. Вот дурак, а?
     -- Ты сам говорил, на дураках мир держится. Затаимся или...?
     -- Ты затаись, присмотри за Ярой. А я схожу посмотрю.
     Послышалось шуршание, затем голос Томаса:
     -- Я пойду... Мы пойдем по твоим следам. Пока сможем, конечно.
     -- Лады. Как потеряешься, сразу схоронись и жди.
     Шаги калики удалились, стихли. Яра с усилием  разомкнула  слипающиеся
веки. Вздрогнула: темнота была такой, словно она не  раскрывала  глаз.  Из
тьмы медленно выступали деревья, а  на  темнеющем  небе  уже  поблескивали
звезды.
     Томас властно поднял ее на ноги.
     -- Надо идти. Я помогу.
     Яра вяло отстранилась, вложив в это движение  все  душевные  силы.  И
остаток телесных. В голове гудело, виски начало ломить  тупой  болью.  Она
чувствовала, как рыцарь вешает и ее мешок на свои плечи, но  сделала  вид,
что не заметила. Пришлось бы благодарить, а кто знает, какой благодарности
возжелает  этот  наглец,  которому  там  какие-то  на  Востоке  доказывали
преимущества ислама.
     Они шли в темноте, и она стукнулась о  его  спину  так,  что  думала,
собьет с ног. Наконец его сильная рука ухватила ее за локоть, удержала.
     Несколько мгновений слушали ночь. Тишина  стояла  мертвая,  даже  она
чувствовала что-то противоестественное в такой тиши. Наконец она  решилась
освободиться от его руки,  шевельнулась,  но  пальцы  стиснулись  с  такой
силой, что едва не вскрикнула.
     Почти одновременно донесся волчий вой. Томас  пригнулся,  потянул  ее
вниз. Яра сжалась, понимая, какой дурой оказалась и что в самом деле могла
погубить их всех. Томас прижал ее к земле, она слышала его дыхание. Он был
тяжел, как скала, хотя она чувствовала, что опирается на локти.
     Потом в ночном воздухе что-то произошло. Она ощутила легкое движение,
словно огромная сова бесшумно пролетела над ними. Томас вжимал ее в землю,
пальцы второй руки накрыли ей рот. От него тоже пахло потом, а у  нее  был
хороший конь, она любила его купать и чистить, любила его запах...
     Она расслабилась, это было незнакомое  приятное  чувство.  И  приятно
было ощущать его сильные пальцы на губах.
     В ночи раздался другой волчий вой. Томас напрягся, шепнул:
     -- Оставайся здесь. Не двигайся!
     Он неслышно исчез, но с ним ушло и ощущение защищенности, надежности.
Теперь она лежала на спине, открытая всем опасностям.

     Его не было долго,  она  издергалась  в  ожидании.  Волком  выл,  без
сомнения, калика. Удивительно,  что  Томас  понимал.  Или  у  всех  воинов
похожие знаки?
     Когда  Томас  возник  рядом,  она  ощутила  такое   облегчение,   что
непроизвольно ухватила рыцаря за руку. Он был слишком занят  разговором  с
каликой -- тот явился тоже, не заметил даже,  она  же  сразу  ощутила  уже
испытанное чувство защищенности.
     Они двигались через лес зигзагами. Яра  сразу  потеряла  направление,
ибо  сворачивали   часто,   иногда   затаивались,   без   всякой   причины
останавливались, нюхали воздух. Один раз ей показалось, что уловила  запах
дыма, но ощущение сразу же исчезло. Ветки  скрывали  небо,  она  не  могла
понять, как находят дорогу, однако мужчины часто задирали  головы,  что-то
высматривали.
     Постепенно ноги  стали  тяжелыми,  а