я.
     Томас удовлетворенно повернулся, но половец перекатился через  голову
и прыгнул на железного человека. Томас  не  успел  даже  занести  меч  для
удара. Перед  глазами  мелькнуло  оскаленное  лицо,  он  судорожно  двинул
рукоятью.
     Череп хрустнул, как яичная скорлупа. Томас отступил от  падающего,  с
удивлением осмотрел рукоять, куда месяц назад вбил один  из  гвоздей,  что
скрепляли крест Господень.
     Олег был  уже  на  полпути  к  вершине,  когда  Томас  догнал  его  с
торжествующим воплем:
     -- Свершилось чудо! Пресвятая Дева  снова  явила  мне  милость!  Едва
гвоздь из креста Господнего коснулся неверного, тот сразу испустил дух!
     -- Это зовешь чудом?
     -- А что же еще? Ты снова не веришь в силу креста Господня?
     -- Я бы поверил, -- буркнул Олег, --  если  бы  ты  за  другой  конец
гвоздя не держался, как черт за грешную душу... Слушай, а  как  гвоздь  из
того меча, который ты оставил где-то в Родопах, перебежал в твой  нынешний
меч?

     Глава 5

     Деревянная башня тряслась,  как  стебелек,  по  которому  бежали  два
крупных жука и божья коровка. Томас страшился,  что  ветхие  ступеньки  не
выдержат настоящего англа  в  полных  доспехах.  Тогда  он  перебьет  этих
наглецов внизу, не вынимая меча.  Калика  сказал  бы,  задницей.  Подумать
только, какие грубые слова находит!
     Женщина шла впереди, затем Томас обогнал, двинулся с обнаженным мечом
первым. Что дивило, так странное несообразие. Что  внутри  роскошнее,  чем
снаружи, понятно, так и ожидал: всяк наружу выставляет свою  грубую  силу,
озлобленность, готовность ударить  первым.  Но  почему  при  таком  обилии
ковров и шкур редких зверей оружия нет вовсе?
     Томас заметил шкуры даже белых медведей, но  таких  зверей,  он  знал
доподлинно,  Господь  не  творил.  Такие  звери  обитают   разве   что   в
подземельях, где не бывает солнечного света, он сам в детстве видел  белых
червяков и тритонов. А чешуйчатые шкуры, головы и рога неведомых чудищ?
     -- А что будет, когда поднимемся  к  покои  хозяина?  --  предположил
дрогнувшим голосом. -- Только бы сразу в жаб не превратил! Это  тебе,  сэр
калика, все одно, ты мыслитель, а доблестному рыцарю будет не  по  себе...
Копье в руки не взять, скользко, щит не поднять...
     Впереди была дверь, окованная серебром и золотом. Ручка была  в  виде
львиной головы. Вместо глаз блестели крупные рубины. Томас раскрыл рот  --
такое богатство в глуши! Да на каждый из  таких  рубинов  можно  снарядить
малое рыцарское войско! Еще и обоз!
     Олег же морщился, с неловкостью отводил взор. Вид у него  был  такой,
словно здешний маг сделал нечаянно непристойность, но как-то надо  сделать
вид, что не замечает.
     Томас постучал, прислушался, толкнул дверь.  Отворилась  без  скрипа,
открылась роскошно убранная комната. Осторожно вошли все трое, огляделись.
В глубине низкое ложе, застеленное  богато  расшитым  одеялом,  на  стенах
бесчисленные ковры, на  столе  ковши,  братины,  заморская  посуда.  Томас
приподнял кубок, глаза округлились. Чересчур тяжел, чтобы быть из простого
железа.
     Женщина молчала, но при виде драгоценных камней на посуде и вделанных
в ножки стола и ложа ее лиловые глаза стали зелеными,  как  спины  молодых
лягушат, а щеки порозовели так, что видно было даже сквозь слой грязи..
     -- Богато живут русичи, -- заметил Томас с уважением. --  Наш  король
победнее...
     Он с недоумением потрогал рогатые шишки  огромных  плодов.  Яблоки  и
груши на подносе -- понятно, виноград и ананасы тоже  едал  в  сарацинских
землях, но это вовсе  нечто  несусветное.  Как  и  эти  длинные  изогнутые
огурцы, только желтые и в листьях.
     Женщина коснулась  покрывала,  нежнейшего  и  тончайшего,  сотканного
разве что из лунного света. По краю шел узор золотом, к середке  сбегались
замысловатые знаки.  Ее  пальцы  как  будто  сами  по  себе  терли,  мяли,
исследовали неведомую ткань.
     Олег прислушался, из-за стены доносились голоса. Слов он не разобрал,
но один из голосов показался знакомым. Он  ощутил,  как  недобрый  холодок
побежал по коже. Он не знал этого человека, но  интонация  была  знакомой,
даже слишком...
     Он толкнул рогатую голову зверя  на  стене,  та  подалась  с  трудом.
Пахнуло травами, щель раздвинулась, открыла потайной ход. Томас  сразу  же
вытащил меч, снова спрятал, вспомнив, что находится в чужом доме.
     Они прошли гуськом через проход среди бревен. Комната была  поменьше,
но обставлена много богаче, ярче, а от сундуков с  висячими  замками  было
тесно. При их появлении померк синеватый свет, словно они своим появлением
задули молниевую свечу, а в глубине комнаты отпрыгнул к  стене  щупленький
старик с коротко стриженной белой бородой. Глаза были испуганные.
     -- Кто вы, прервавшие...? Как сумели войти?
     Томас поклонился.
     -- Приветствуем тебя, мудрый... и богатый! Я  сэр  Томас  Мальтон  из
Гисленда, рыцарь Христова воинства.
     Олег пристально осматривался. Старик, в этой захламленной  редкими  и
дорогими вещами комнате мог  спрятать  дюжину  головорезов,  но  можно  не
сомневаться, что, кроме старика,  здесь  уже  никого  нет.  Однако  же  не
оставляет чувство, что кто--то есть еще...  И  даже  прислушивается  к  их
словам.
     -- Христиане? -- выкрикнул старик.
     Томас снова поклонился.
     --  Нет  более  верного  христианина,  чем  я,   рыцарь   похода   за
освобождение Гроба Спасителя. Спутник мой  тоже  одной  ногой  в  истинной
вере, хотя и  всячески  отрицает.  На  прекрасной  леди,  что  согласилась
почтить нас своим присутствием... на некоторое время, хоть и  нет  креста,
но, судя по ее дивной красе, она не может не быть истинной христианкой...
     Как чешет, как чешет, подумал Олег невольно. Гибкая вера!  С  большим
основанием эту женщину можно счесть орудием дьявола. За то же самое.
     -- Как вы вошли? -- потребовал старик снова.
     Вид у него был злой и  растерянный.  Томас  поклонился  еще  учтивее,
снова избегая прямого ответа.
     -- Дивно и светло  зреть  произрастающую  мудрость  среди  дикости  и
невежества, что ломится сейчас внизу в двери... Мы здесь только  проходом,
по дороге забежали, просим приютить бедную женщину! На ее глазах горел  ее
дом и гибла родня.  Наверняка  это  была  родня,  такие  же  оборванные  и
грязные. Она нуждается в защите.
     Старик отшатнулся.
     -- Женщина? В моем доме? Чтобы я сам, своими руками рушил защиту?  Вы
уйдете, как и пришли, -- вместе.
     Томас сказал осторожно:
     -- Мы прошли долгий путь, но впереди еще дольше...
     Старик прервал:
     -- Погоди.  Сейчас  посмотрим.  Кому  ведомо  прошлое,  тот  знает  и
будущее.
     Дурак, подумал Олег беззлобно. Еще у самого подножья  мудрости,  даже
не лизнул ступеньку, а такие высокопарные  речи.  Один  дурак  изрек,  сто
других повторяют. Мир меняется, в прошлом не было  ни  таких  религий,  ни
таких передвижений племен и народов. Так что  старые  решения  непригодны.
Знание прошлого не дает познать будущее, скорее мешает...
     Старик провел ладонью по зеркалу,  будто  смахивал  пыль.  В  черноте
заблистали звезды, затем  полыхнуло  зарево  пожара,  а  блики  на  саблях
рассыпались, как вылетающие из костра искры. Выметнулся храпящий конь,  на
нем огромная железная фигура рубила направо и налево длинным, как оглобля,
мечом. Люди падали, разбегались с воплями, уползали.
     Томас всхрапнул от  удовольствия,  притопнул  и  гордо  оглянулся  на
женщину. А в зеркале шла рубка, мелькали люди, затем сэр Томас с гордым  и
решительным лицом красиво пронесся из  горящего  города,  унося  на  крупе
спасенную женщину. Калика как-то малозаметно потревожил пчел,  оказался  у
ворот башни, те отворились от слабого толчка.
     Старик напряженно и подслеповато всматривался, почти водил  носом  по
ровной поверхности зеркала. Отпрянул, подозрительно уставился на Олега.
     -- Как отворил?
     -- Не заперто было, -- ответил Олег как можно будничнее. -- Разве  мы
бы зашли? Вежеству с детства учат.
     Старик подозрительно всматривался в равнодушное лицо калики.  Остался
ли удовлетворен осмотром или нет,  но  снизу  стук  стал  намного  громче,
отвлек. А Томас прислушался, изрек уверенно:
     -- Похоже, дверь высадили... Или ты не запер?
     -- На два запора, -- заверил Олег.  Усмехнулся:  --  Тоже  с  детства
учат.
     Томас медленно потащил из ножен свой великолепный меч. Олег  ожидающе
смотрел на старика. Тот подпрыгнул.
     -- Дверь? Там заклятия!..
     -- Вряд ли сэр калика прикрыл ее плотно, -- сказал Томас  язвительно.
-- Святые отшельники бывают  рассеянными.  Это  ему  только  кажется,  что
прикрыл...
     Олег вдруг вспомнил:
     -- А разве не ты шел последним?
     Топот ног по деревянной лестнице звучал, как частые раскаты грома.  В
окно влетела стрела, впилась в потолочную балку.  Старик  отшатнулся  так,
что едва не переломился в пояснице. Глаза полезли  на  лоб,  однако  Томас
видел, что старика испугала не столько сама  стрела,  как  то,  что  некто
сумел забросить ее в башню, теперь уже ясно, заколдованную.
     -- Что сталось с моей мощью?
     Томас растерянно топтался на месте. Женщина держалась за его  спиной,
молчала. Олег пожал плечами. В окно влетела еще стрела, он  поймал  ее  на
лету, внимательно рассматривал перо.
     Внезапно старика осенило.
     -- Вы не волхвы, я бы учуял... Но что у вас  есть  магическое?  Вещи,
реликвии?
     Олег показал обереги. Старик раздраженно отмахнулся.
     -- Это не магия. Что еще?
     Томас подбоченился  в  красивой  позе.  Голос  был  полон  сдержанной
гордости и силы:
     -- У меня есть христианская святыня! Уже помогла мне в  моем  трудном
квесте, клянусь лбом последнего половца!
     Старик заверещал:
     -- Что за святыня?
     -- Гвоздь из креста, на котором распяли Господа нашего Христа.
     -- Кого-кого?
     -- Их сюзерена, -- объяснил Олег, --  Главного  феодала,  у  которого
даже короли в вассалах. Да где в вассалах -- рабстве. Так что  мощь  этого
нового бога велика, учти... Гм, хотя мне кажется,  в  том  кресте  гвоздей
вовсе не было. Железных! Римляне железо берегли...  Стали  бы  тратить  на
простой крест!.. К тому же ты тот меч давно потерял...
     В дверь грянули тяжелым. Доски затрещали, дверь  едва  не  слетела  с
петель. Глаза старика выкатились, щеки стали белыми, как мел:
     -- Так это из-за него пропала моя защита! Вон отсюда!!!
     Томас взял меч в обе руки. Олег поколебался, сказал медленно:
     -- Они ворвутся сюда раньше, чем мы покинем башню... А пока не уйдем,
ты бессилен. У тебя должен быть другой выход!
     -- Нет другого выхода! -- закричал старик страшно.
     -- Тогда мы все умрем, -- сказал Олег просто. -- Но мы двое еще можем
прорваться, а ты?
     Дверь затряслась с  новой  силой.  С  той  стороны  слышались  крики,
ругань, угрозы. Внезапно в щель под дверью потянуло струйкой  дыма.  Крики
стали громче, торжествующими.
     Томас остановился в двух шагах перед дверью и стал ждать. Меч  в  его
руках чуть поворачивался, словно уже видел сквозь  доски  жертву.  Женщина
сняла с его пояса длинный узкий кинжал, встала рядом. Их плечи были  почти
вровень, хотя сэр Томас отличался ростом даже среди сильнейших рыцарей.
     -- Наверх, -- вдруг закричал старик с  мукой,  --  наверх,  остолопы!
Пусть пропадает, не пропадать же самому...
     Олег первым сообразил, схватил Томаса за локти, вытолкал на лестницу,
что вела к потолку. Крышка лаза откинулась. Томас увидел,  как  по  синему
небу плыли кучерявые барашки, похожие на безмятежные облака. Старик, пыхтя
и отдуваясь, как большой изможденный паук, выкарабкался следом.
     Возле длинной покосившейся трубы лежал свернутый ковер. Старик пинком
развернул его, и в глаза всем четверым ударили яркие, почти  не  выцветшие
краски. Пахнуло восточными цветами и пряностями.  Олег  кивнул  понимающе,
толкнул Томаса на середину. Внизу с  грохотом  вылетела  дверь.  Стремянка
затряслась, по ней кто-то уже лез, пыхтел,  его  ободряли  злые  гортанные
голоса.
     -- Во имя великого Стрибога... -- начал старик, но Олег прервал:
     -- Тогда уж лучше Борея. Нам к северу.
     -- К северо-западу, -- быстро поправил Томас. -- И невысоко.
     -- И чтоб еще не дуло? -- завизжал старик истошно. -- Садись!!!
     Из квадратного лаза  в  полу  показалась  голова  в  мохнатой  шапке.
Половец сразу завизжал страшным голосом, снизу  завыли  и  заулюлюкали,  а
первый начал  спешно  выкарабкиваться  на  крышу.  Томас  засопел,  ступил
навстречу, поднимая меч.
     Олег прыгнул, сшиб рыцаря на ковер, спасая его от брошенного дротика.
В тот же миг под Томасом заколыхалось, словно он лежал на зыбучих  песках.
Его прижало лицом к ковру. Рядом кто-то тонко вскрикнул,  он  узнал  голос
женщины.
     -- А как же старик? -- вскрикнул Томас. -- Мы ж не скифы!
     Чувствуя себя на зыбком плоту,  что  несется  сквозь  холодный  ветер
навстречу  водопаду,  он  подобрался  к  краю  ковра.  Башня  стремительно
удалялась.  Вокруг  маленькой  фигурки  старика  вспыхнул  зеленый   свет.
Половцы, охваченные огнем, метались по башне, срывались с края.
     Ковер мелко трясло. Томас сцепил зубы, те начали выбивать дробь.  Еще
не от холода, от гадкой тряски. А женщина может  подумать,  что  вовсе  от
трусости! Холод придет позже, он знал по полету на Змее. Но там хоть  края
теплые, а здесь вовсе север, осень, утки летят мохнатые, как шмели.
     -- Управится, -- успокоил Олег. -- Не думал, что в твоей  чаше  такая
сила... Или в гвозде?.. Наверное, в гвозде. Чаша  что,  а  вот  гвоздь  из
креста, в котором, козе понятно, откуда он возьмется -- железо...
     Свирепый встречный ветер трепал красные, как пламя, волосы Олега.  Он
слегка щурился, горбился, но зеленые глаза по-прежнему смотрели  вперед  с
угрюмым недоверием. Волчья душегрейка была распахнута на груди.
     Он с неудовольствием повернулся к распластавшейся на  ковре  женщине.
Старик все-таки втолкнул ее в  последний  миг!  Мог  бы  сам  защитить  от
половцев, но уж очень не хотел связываться с  бабой.  Да  это  и  понятно:
женщина в келье мага приносит несчастий больше, чем на корабле. Он  знает,
это он лучше этого доморощенного отшельника знает.
     -- Кто ты и как тебя зовут? --  спросил  он  хмуро.  --  Как  бы  ты,
девица, не попала из огня да в полымя.
     Женщина вздрогнула, ее пальцы сжались на складках ковра  еще  крепче.
Ветер трепал распущенные космы, серые и неопрятные, зато длинные.
     -- Меня зовут... Ярослава, но лучше Яра.
     Томас оглянулся на них, покачал головой.
     -- Яра... Такого имени нет. Язычница?
     -- Я родилась весной, когда сеют  яровые,  --  пояснила  женщина,  --
потому и назвали Ярославой.
     Калика хмыкнул, но смолчал. Его красные волосы  трепетали  на  ветру,
как пламя. Зеленые глаза бесстрастно смотрели  вдаль.  Женщина  приоткрыла
глаз, с удивительно лиловой сетчаткой, крупной и блестящей, покосилась  на
калику.
     -- Вообще-то все мои братья и сестры, даже двоюродные  и  троюродные,
рождались  зимой.  Моя  старшая  сестра  появилась  на  свет   с   первыми
заморозками, потому ее назвали Льдинка, другая сестра, Снежана, родилась в
день первого снега, потому у нее такое странное для вас  имя.  Я  слышала,
что моя троюродная сестра, что родилась за морем в день страшного  мороза,
когда лед сковал даже воздух, названа Изольдой,  так  как  она  словно  бы
вышла изо льда... Только самый младший братик родился весной, его  назвали
почкой, уже  набухшей  соком,  готовой  распуститься  --  Брунькой,  а  во
взрослости -- Бруниславом.
     --  Языческая  геральдика,  --  пробурчал  Томас.  --   Врет   и   не
поплевывает. Ладно... Баба с воза -- потехе час.
     Калика покосился удивленно:
     -- Это ты к чему?
     -- А так. Нравится мне русская народная мудрость!

     Глава 6

     Женщина держалась на летящем  ковре  без  страха,  правда,  на  самой
середине, плотно зажмурив глаза и вцепившись в  ковер  так,  что  побелели
костяшки пальцев.
     -- Неужели удалось ускользнуть? -- сказала она неверяще.
     Голос ее был низкий, чуть хрипловатый. Томас похлопал  ее  по  плечу,
она  наконец   решилась   приподняться   на   локте   и   открыть   глаза.
Странно-лиловые глаза смотрели ясно, это  было  единственно  ясное  на  ее
перепачканном  сажей  и   пеплом   лице.   Разорванный   сарафан   обнажал
ослепительно белую кожу, но руки до плеч были коричневые от солнца.  Скулы
ее были гордо приподняты, нечеловечески лиловые глаза  смотрели  прямо.  В
них таился страх, но женщина с каждым мгновением загоняла его все глубже.
     -- Кто ты? -- спросил Томас строго. -- Почему в такой стране, что уже
приняла благодатный свет христианства, имя у тебя не христианское?
     Ковер качнуло на воздушном ухабе.  Женщина  осторожно  вытянула  шею,
посмотрела вниз. Ее щеки  побледнели,  но  взор  не  отвела.  Томас  начал
смотреть на женщину новыми глазами. Когда он  впервые  поднялся  на  такую
высоту, его кости тряслись так, что стук был слышен за Рипейскими  горами,
а кровь превратилась в мелкие льдинки и шуршала в жилах,  как  будто  раки
терлись панцирями, выбираясь из корзины.
     Она бросила на него взгляд искоса.
     -- Так отец нарек... Но потом проезжал черный человек, он что-то  пел
на чужом языке и махал крестом. Нам сказали, что теперь мы крещеные.
     Томас шумно выдохнул воздух. Все-таки легче. Двое язычников на  одном
ковре было бы многовато, а так они двое против одного. Правда, упорного  в
своем безверии как медведь в родной берлоге.
     -- А как тебя назвали в новой вере?
     -- Не знаю, -- ответила она просто. -- Больше  мы  того  человека  не
видели.
     Олег хохотнул:
     -- Хороша твоя вера... Держись крепче!
     Их подбросило, затем ковер накренился и понесся, как санки  с  крутой
горки. Ветер засвистел в ушах, Томас сжал в  кулаках  мохнатую  складку  с
такой силой, что потом  все  умельцы  мира  не  разгладят.  Хотел  сказать
женщине, чтобы сделала то же самое, но она уже сама вцепилась,  как  клещ.
На этот раз побледнела, лиловые глаза расширились.
     -- Ничего, -- утешил он неуверенно, -- все равно теперь  ты  спасена.
От половцев.
     Олег услышал, крикнул сквозь свист ветра:
     -- Конечно! Брякнуться всего с пары верст!.. Сэр Томас, ты  расскажи,
как летел вверх тормашками с башни  Давида...  Сажен  сто,  поди,  была  в
высоту? А ты, никак, в полном рыцарском доспехе?
     Женщина обратила к рыцарю неверящие глаза. Томас отмахнулся, едва  не
сорвался с ковра.
     -- Ну, было, упал. Я ж  говорил,  мне  повезло.  Я  успел  взобраться
только на первую ступеньку...
     Ковер опустился до белого слоя облаков. Врезался под углом.  Холодный
туман забивал дыхание. Ковер скоро промок, скользил  под  пальцами.  Томас
держался изо всех сил, а когда наконец вынырнули из белой  мглы,  чуть  не
застонал от злости.
     Они были еще высоко, ковер все так же быстро снижался,  а  летел  над
унылым болотистым краем, словно  уже  попал  в  родную  Британию.  Деревья
торчали редкие, каргалистые, а чем дальше, тем их было меньше,  а  водяных
проплешин больше.
     --  Сэр  калика,  --  сказал  Томас  напряженно,  --  ты  бы   сделал
что--нибудь?
     -- Что?
     -- Ну, что-нибудь свое, нечестивое. Пошепчи, поплюй... Так не хочется
с высоты в такое... благоуханное, как портянки МакОгона, болото!
     Олег буркнул:
     -- Колдовать -- богопротивное дело. А ты -- воин креста.
     -- Да, но... ежели язычник поможет христианину, то уже богоугодное.
     -- А ежели и язычник при этом спасется?
     Томас подумал.
     -- Ну... тогда ничья. Опять же на мне греха не будет.
     Женщина слушала, раскрыв рот. На непонятные речи  железного  человека
еще непонятнее ответил странный человек в волчьей шкуре:
     -- Я так долго старался это забыть, что теперь вовек не вспомню.
     -- Даже болото не ос