ков.  "Косяки
прирублены, -- подумала она, клюя носом, -- комар носа не подточит..."
     -- Все, -- донесся усталый  голос  калики,  --  пора  спать...  Утром
вставать рано.
     Томас косился на широкие нары из тесаных плах. В избушках еще мельче,
как объяснил калика, спят обычно на лавках, здесь  же  для  ночлега  места
больше, теплее. Томас ляжет с краю, привык спать чутко, да и вожак  должен
самое трудное брать на себя. Калику стоит положить к стене, пусть и во сне
слушает, что делается за стеной, там, в лесу...
     Когда Олег встал на лавку и залез на полати, Томас кивнул Яре.
     -- Теперь ты.
     Она вскинула брови.
     -- Там троим будет тесновато.
     Он хотел ответить, что ему тесно с нею  и  среди  широкой  степи,  но
заставил себя ответить учтиво:
     -- Рыцари должны охранять  сон  стариков,  увечных,  детей,  дураков,
беременных женщин...
     Ее лиловые глаза метнули молнию.
     -- А я кто, по-твоему?
     Томас широко улыбнулся, развел руками.
     -- Вообще-то я не закончил перечень,  но  раз  уж,  как  говорил  наш
полковой капеллан, если свинья перебила Кирие Элейсон, то  пусть  же  сама
богу молится... Там было что-то еще, но ты можешь закончить сама.  Словом,
я лягу на лавке возле двери. Я сплю чутко, как сторожевой пес!
     Яра кивнула, поднимаясь на полати.
     -- Тогда тебе лучше ложиться под лавкой. На тряпочке.

     Утром жарили на камнях мясо. Яра отлучилась к ручью, Томас  покосился
ей вслед опасливо.
     -- Сэр калика, это не женщина.
     Калика тоже оглянулся на закрытую дверь.
     -- Да?..  Гм...  А  мне  показалось,  что  очень  даже  женщина...  В
некоторых местах даже слишком...
     Томас вспыхнул:
     -- Сэр калика, я не об этих местах! Я против них  ничего,  даже  тех,
где слишком... Против тех, где слишком, даже очень не против. Еще  как  не
против!.. Но я считаю, что дело женщины -- сидеть и ждать.
     -- Ты считаешь или...
     -- Моя вера считает! Женщина должна сидеть в каменной башне...
     -- А у нас во тереме...
     -- Смотреть вослед отъезжающему рыцарю и махать  платочком.  А  потом
ждать его возвращения и блюсти. Можно даже в поясе целомудрия.  А  с  нами
едет не женщина, а Сатана в юбке!
     Калика оглянулся, с сомнением покачал головой:
     -- Вряд ли. Ведьма -- это точно, можешь не сомневаться, у меня на них
нюх, а насчет Сатаны -- это слишком... Вообще-то ты прав насчет  сидеть  и
ждать. Да еще чтоб  и  рта  не  открывала.  С  дурами  всегда  себя  орлом
чувствуешь. И мудрым вдобавок. Для дур, что в высоком тереме... аль башне,
мы всякие хороши. Они ж не различают!.. А  с  умной  да  такой,  что  сама
чего-то стоит, вся жизнь как на иголках. Надо еще  доказывать,  что  выше,
что умнее, сильнее, что вообще что-то стоишь... И каждый день  доказывать,
потому что она может умнеть, а тебе ж нельзя тогда топтаться на  месте?  А
то и сползать вниз? Ты прав, мне даже  нравится  вера  Христа.  Она  сразу
женщин ставит где-то между коровами и попугаями. А нас, мужчин, без всяких
трудных, хоть и честных турниров, сразу -- в победители! Верно, сэр Томас?
     Томас неуверенно кивнул. Брови его сдвинулись, взгляд  был  устремлен
вдаль. Калика исподтишка любовался непривычным зрелищем. Рыцарь думал!

     Кони шли споро, дорога пошла ровнее, утоптанная, добротная, а  болота
и топи все чаще были вымощены бревнами. Томас торопил коня, жадно  смотрел
вперед.
     -- Впереди -- Британия!
     Яра спросила у Олега преувеличенно громко:
     -- О чем это он постоянно бурчит, словно боится забыть?
     -- Это большое болото за  Муромским  лесом,  --  пояснил  Олег  очень
серьезно, -- Большое и туманное.
     Яра удивилась:
     -- Муром? Он же остался на востоке! Мы должны подъезжать к Турову или
Берестью.
     Олег поморщился:
     -- Яра... Мы же на Руси.
     Томас  уловил  что-то  в  голосе  калики,  предостережение,  что  ли,
насторожился:
     -- Что за Муромский лес?
     -- Сейчас увидишь. Он прямо перед тобой.

     Глава 2

     Впереди вырастал лес,  дорога  нырнула  под  сень  могучих  деревьев.
Лесные великаны стояли  друг  от  друга  поодаль,  они  не  мелочь,  чтобы
держаться стадом или стайками. Каждый из них сам по себе  кое-что  значит,
остальные деревья это знают. Как и всякие там коротко живущие люди,  звери
и птицы.
     Яркие лучи пронизывали редкую листву  огненными  стрелами.  На  земле
двигались солнечные пятна, едва успевая за ветками,  которыми,  как  щенок
тряпкой, играл ветер.
     Когда деревья раздвинулись, они  невольно  придержали  коней.  Поляна
была  с  небольшое  поле,  трава  вытоптана,  а  посредине   гордо   стоял
исполинский дуб. Такие дубы вовсе высятся на просторе или же делают вокруг
себя поляны, ветвям нужен простор, но этот дуб был особый...
     Томас выругался,  лошадь  под  Ярой  тревожно  заржала.  Вокруг  дуба
кучками лежали кости: человечьи и лошажьи,  дотлевала  конская  сбруя,  на
каждой кучке  белел  череп.  На  последнюю  не  хватило  черепа  людского,
неизвестный шутник водрузил конский.
     -- Дракон? -- предположил Томас.
     Он привстал в стременах, пальцы  щупали  рукоять  меча.  Яра  сказала
дрожащим голосом:
     -- Скорее баба-яга...
     Олег чувствовал на себе вопрошающие взгляды.
     -- Не знаю... Драконы в лесу  не  водятся,  им  крылья  растопыривать
ветки не дадут. Баба-яга вообще  мяса  не  ест.  Она  все  травами,  дурью
мается. Жизнь продлевает, мафусаилистка чертова..
     Кони,  нервно  фыркая,  продвигались  через  поляну,   под   копытами
хрустели, рассыпаясь в прах, кости. Путники были в десятке шагов от  дуба,
когда Яра вскрикнула, указала наверх.
     Все верхние ветви были увешаны оружием. На самой маковке  поблескивал
легкий длинный кинжал с узким лезвием. Томас с замиранием  сердца  признал
мизерикордию, ниже висели легкие половецкие  сабли,  короткие  акинаки  из
бронзы и плохого железа, а ниже располагался ряд длинных  мечей  викингов.
Еще ниже на  ветках  покрепче  висели  тяжелые  мечи  русичей  и  огромные
двуручные рыцарские спаты.
     Щиты были прикреплены вперемешку с мечами. Круглые, квадратные,  иные
даже в рост человека, а были и  размером  разве  что  с  блюдце.  Одни  --
плетеные из ивовых прутьев, другие из доски, обтянутой кожей, но три  щита
были из настоящего железа, к тому же  украшенные  медными  полосами,  один
даже с гербом.
     За зелеными ветками Томас узрел  почти  целый  рыцарский  доспех,  на
шлеме еще трепалось по ветру помятое перо диковинной птицы. Доспех  был  в
рыжих потеках: то ли покрылся ржавчиной, то ли его вывозили в глине..
     -- Сэр калика, -- проговорил Томас с  трудом.  --  Поистине  Русь  --
страна чудес! У нас такие деревья не растут.
     -- Это ж дуб, -- удивился калика.
     -- С такими плодами...
     Сверху зашуршало, зеленые ветки раздвинулись. На них  злобно  глядело
красное перекошенное лицо. Грубый голос проревел:
     -- А, гости... Давно не захаживали! Соскучился.
     Томас сказал вежливо:
     -- Я слыхивал, что на Руси гостя сразу в  баньку,  накормят,  напоят,
спинку почешут. А потом уже беседы...
     Человек на дереве зло хохотнул:
     -- Будет тебе банька!.. Не только спинку и ниже  спинки  почешу...  у
меня есть чем почесать, но и шею намылю. Тебе баньку по-черному аль иначе?
     Томас хотел было ответить с достоинством, что он-де не черная  кость,
а благородный рыцарь, но среди ветвей  уже  затрещало,  посыпались  сучья,
куски коры. Задев нижнюю ветку,  на  смятую  траву  упал  грузный  человек
поперек себя шире, весь как медведь, с короткими кривыми ногами, цепкий  и
увертливый. В громадном теле чувствовались и громадная  сила,  и  звериная
ловкость. Он был в лаптях, красной рубахе и серых портках с мокрым  пятном
сзади.
     -- Старый знакомый, -- сказал Олег равнодушно. -- Ты гляди,  даже  на
воле можно такую харю отъесть, что щеки из-за спины видны. Значит, назад в
клетку не восхочется...
     Томас ахнул:
     -- Свистун?
     -- Соловей отныне мое имя, -- сказал мужик зловеще. -- Ну-ка, дурачье
неотесанное... сымайте одежку, складывайте сбрую. Монеты в  кучку  справа,
доспехи и ножи -- слева.
     -- А веревку свою брать, аль ты дашь? -- спросил Олег очень тихо.
     -- Каку-таку веревку? -- не понял разбойник.
     -- Да это так, к слову... Нам куды?
     -- Да там и стойте, -- разрешил Соловей. Подумал, махнул рукой. -- Чо
вас, таких согласных, гонять туды-сюды, как клопов? Я вас  там  и  прибью.
Как жаб.
     Томас побагровел, с лязгом опустил забрало. Его пальцы сжали  рукоять
меча. Олег поинтересовался:
     -- Голых?
     -- А чо не так? Бабы соромишься? Так я вас быстро.
     Томас выругался, не стыдясь женщины, выдернул меч и  пришпорил  коня.
Соловей-разбойник торопливо сунул четыре пальца в пасть,  набрал  в  грудь
побольше воздуха, раздулся, как сарай, и свистнул.
     Конь задрожал и попятился. Томас ощутил, как зловещий свист пробирает
до костей, даже до мозга костей.  Пальцы  ослабели,  он  едва  не  выронил
отяжелевший меч. Конь отворачивал морду, приседал на круп, вперед не  шел,
несмотря на понукания и даже острые шпоры.
     Олег прикрылся полой душегрейки, его конь отступал до тех  пор,  пока
не оказался в  укрытии  за  деревьями.  Яра,  бледная  и  с  вытаращенными
глазами, хваталась за руку Томаса. Тонкие пальцы дрожали, она  вздрагивала
и беспомощно смотрела на отважного рыцаря.
     -- Дорогой друг, -- проговорил Томас с трудом, -- мой боевой  конь...
Неужто мы отступим перед какой-то жабой...
     Соловей-разбойник проговорил издевательски, не  вынимая  пальцев  изо
рта, так что изжеванные и обслюнявленные  слова  выползали  в  самом  деле
медленно и трудно, как жабы весной:
     -- Иде... виды...вал жаб на древе...
     --  У  сарацин,  --  прохрипел  Томас,  потому  что  разбойник  опять
засвистел во всю мочь, -- у халдеев... у македонцев...
     -- Счас ты увидишь халдеев, -- пообещал разбойник. --  Эт  те  не  на
каменные стены, как мартовский кот, лазить.
     Томас в бессилии стискивал зубы, но его оттесняло к  стене  деревьев.
Олег сказал свирепо:
     -- Ты какой-то новый гад, раньше таких на Руси... на земле  не  было.
Но, как говорят здесь, не по росту сук рубишь, не поймавши соколов, а  уже
перья щиплешь!
     Разбойник сузил в щелочки и без того узкие глаза.
     -- А чо ловить-то? Сами явились. Как и было обещано.
     -- Кто обещал? -- насторожился Олег.
     -- Кто знает много.
     Томас пробовал поднять меч, но тот весил  целую  гору.  Оглянулся  на
шорох: Яра, укрывшись с конем за толстенным деревом, доставала  лук.  Одну
стрелу зажала в зубах, вид у нее был лютый.
     Стыдясь, он слез с коня и, выставив  перед  собой  щит,  вышел  из-за
деревьев. Свист хлестнул по ушам, но, странное дело,  щит  все-таки  давал
защиту. Томас навалился вперед, пошел,  продавливая  тугую  волну  свиста,
будто ломился сквозь стену вязкой глины.
     Он почти ничего не видел впереди, в щит  уперся  плечом,  нажимал,  а
когда наклонился чуть  ли  не  до  земли,  свист  оборвался,  будто  ножом
отрезали.  Томас  упал  вперед,  как  подкошенный,  проклиная  хитроумного
противника. Свист тут же снова  хлестнул  по  ушам,  яростный  и  ломающий
кости.
     Волна ветра и раздирающего уши свиста  покатила  Томаса  обратно  как
перекати-поле. Только и успел вцепиться в щит и не выронить меч. Ударило о
дерево так, что в глазах потемнело,  а  во  рту  стало  солено  от  крови.
Затрещало, его вкатило в кусты, прямо перед глазами увидел  торчащие  шипы
терновника. Тут проклятый свистун просчитался, на нем доспехи не  зря.  Но
все равно в  голове  шумело,  как  сквозь  толстое  одеяло  Томас  услышал
встревоженный голос Яры:
     -- Сэр Томас, ты жив?
     -- Спроси чего полегче, -- огрызнулся он.
     -- Тогда помогай калике, -- сказал голос требовательно.
     Томас со стоном попытался подняться. Успел подумать, что, к  счастью,
в Британии женщины не такие. Сидят и ждут. Рыцари за них  дерутся,  ломают
копья и мечи, а они сидят и ждут, чтобы достаться победителю. Оно и верно,
от победителя крепче дети бывают. А на Руси, как рассказывал  сэр  калика,
они сами коня на скаку...
     Он упал бы, но сильные руки поддержали. Томас тряхнул головой, очищая
взор, от чего забрало  с  лязгом  опустилось  и  стало  совсем  темно.  Он
сковырял пальцем грязь с решетки. Яра отпустила  его,  высматривала  из-за
дерева цель. Ветер трепал ее золотые, как спелая пшеница,  волосы,  взгляд
лиловых глаз был хищным и нехорошим. В них была гроза, фиолетовые  тучи  и
злые молнии.
     -- Я сейчас, -- пообещал Томас. -- Я сейчас...
     Прячась за деревом, выждал момент. Разбойник свистел  и  свистел,  не
прекращая жуткий свист, откуда из него и лезло, напротив него качался  под
ударами невидимого ветра калика. Одной  рукой  он  закрывал  лицо,  другой
лапал то ножи на поясе, то пытался достать из-за плеча лук.
     Томас, перебегая от дерева  к  дереву,  начал  заходить  сбоку.  Кони
виднелись за стеной деревьев, они всхрапывали и пытались убежать,  но  Яра
сумела набросить узду на сучья. Разбойник следил за рыцарем налитым кровью
глазом. Не потерять бы чашу, подумал Томас  с  беспокойством.  Уже  терял,
вызволять труднее.
     Другая мысль мелькнула в разгоряченной голове. Рядом с  чашей  подлое
колдовство язычников теряет силу, это убедился еще в деревянной  башне.  А
если попытаться и здесь?..
     Он отступил, сорвал мешок с седла. Калика держался изо всех сил, ноги
его пропахали в земле две борозды, но его отжимало все дальше к  деревьям,
не давая натянуть лук.
     -- Да черт с нею, -- процедил  Томас.  --  Что  чаша,  когда  друг  в
беде...
     Он начал подкрадываться ближе. Если швырнуть мешок так, чтобы если  и
не шарахнуть врага по башке, то хотя бы попасть поближе...
     Сзади раздался треск ветвей.  Раздвигая  кусты  орешника,  на  поляну
выехал на огромном черном жеребце грузный воин. Тоже поперек себя шире,  с
окладистой бородой, в  кольчуге  из  таких  крупных  булатных  колец,  что
походила на рыбацкую сеть. Воин был в остроконечном шлеме,  в  богатырских
рукавицах. На правом локте висела на ремне булава чудовищных размеров.
     Разбойник резко повернулся к нему. Свист стал оглушительным.  Всадник
наклонил голову и прикрыл рукавицей лицо. Конь попятился. Всадник проревел
люто:
     -- Куды, волчья сыть? Свиста не слыхивал?
     Он угрожающе  взмахнул  плетью.  Конь  попробовал  остановиться,  еще
четыре канавы вспороли землю.  Всадник  с  бранью  хлестнул  коня  плетью.
Ремень с вплетенными полосками свинца распороли бок животного. Конь заржал
от боли, прыгнул вперед.
     Свист стал таким оглушительным, что Томас присел и  зажал  уши.  Конь
остановился после прыжка, свист толкнул его назад, конь опустился на круп.
Богатырь, чувствуя, что вот-вот потерпит поражение, сорвал с руки булаву и
с оглушительной бранью, перекрывшей свист, швырнул ее в разбойника.
     Булава как огромный валун понеслась через поляну.  Томас  видел,  как
она начала замедлять движение, с трудом проламываясь сквозь стену  свиста,
может быть, не долетела бы и  упала  на  землю,  но  Соловей-разбойник  не
выдержал, в последний момент метнулся в сторону. Свист на миг прервался.
     Богатырь, опытный боец, знал, когда  ковать  железо.  Сорвав  с  руки
окованную стальными полосками рукавицу, швырнул  ее  с  такой  силой,  что
Томас услышал лишь шлепок, словно о  стену  ударило  комом  мокрой  глины.
Разбойник свалился, как подкошенный, в воздухе мелькнули задранные лапти.
     Богатырь  соскочил  тяжело,   но   проворно.   Разбойник   не   успел
подхватиться, как тяжелое, как скала, колено прижало к земле:
     -- Опять буслайничаешь, волчья сыть?
     Разбойник захрипел, выдавил с трудом:
     -- Так я ж чо?.. Жисть такая, волчья, беспросветная...
     -- У всех беспросветная, -- прорычал богатырь, -- так  в  лес  же  не
идут?
     -- Так они ж не живут, а так... Ты хоть маковки с  церквей  посшибал,
потешился, отвел душу!
     Богатырь, прижал огромной ладонью шею так, что разбойник  не  то  что
свистеть, едва дышал.
     -- Ладно, отвезу в Киев. Довольно тебе буянить.
     --  И...Илья,  --  прохрипел  Разбойник,  --  мы  ж  не  первый   раз
схлестываемся... И в Киев ты меня уже... Только  нет  больше  Владимира...
Дерьмо там, а не князья... А мы с тобой еще помним настоящих...
     Богатырь сказал упрямо, но уже с меньшей уверенностью в голосе:
     -- Разбойничать нельзя даже при плохих князьях...
     -- Илья!.. Если князю можно грабить народ, почему нельзя мне?
     Томас  нахмурился,  оглянулся  на   звук   шагов.   Калика   неспешно
приблизился. Богатырь оглянулся. На Томаса внимания не обратил, мало ли их
возвращается через Русь после похода на Восток, что  они  там  назабывали,
дурни меднолобые, но при виде калики глаза расширились.
     -- Ты?
     -- Какой ты невежа, -- мягко укорил калика. -- Это вместо здравствуй?
     Илья ответил, нахмурившись:
     -- На заставе богатырской вежеству не учат. Я не  просиживал  задницу
на пирах Владимира!
     -- И я не просиживал, -- ответил Олег негромко.
     Он поднял мешок, отряхнул.
     -- Ну, сэр Томас? Поехали дальше?
     Затрещали кусты -- Яра вела под уздцы коней. Лицо ее было  надменное,
без тени прежнего испуга.
     Разбойник  под  коленом  богатыря  уже  едва  шевелил   конечностями.
Багровая рожа вот-вот лопнет, глаза вылезали на лоб.
     -- Эй... ты кто?.. Из настоящих?  Замолвил  бы  словечко  перед  этим
зверем. Он, когда трезвый, мил-человек, но вчера,  видать,  ему  два  туза
выпало...
     -- Замолчи, волчья сыть!
     -- Грубый ты, Илюша, -- сказал  Разбойник  печально.  --  И  коня,  и
такого замечательного человека, как я, кличешь одинаково.  У  тебя  других
слов нету, да?
     Томас ступил в стремя, зло покосился на русского  богатыря.  В  самом
деле,  разве  можно  и  подлого  разбойника  и  благородного  коня   звать
одинаково?
     Олег был уже в седле. Обернулся.
     -- Быстро ты из Царьграда. Как там?
     -- Долго ли умеючи, -- буркнул Илья Муромец.
     -- Умеючи -- долго, -- возразил Олег с легкой насмешкой.
     Томас не понял, почему богатырь засопел и зыркнул  зло,  явно  где-то
попал впросак на глазах калики, но Разбойник сказал с обидой:
     -- Ты иди себе, иди!  Мы  с  Илюшей  поссоримся,  мы  и  помиримся!..
Правда, Илюшенька? А то ходют тут всякие, а потом вещи пропадают.
     Внезапно глаза Олега изумленно расширились. Томас поспешно оглянулся.
Из-за дерева в блестящем доспехе, в шлеме, с легкой саблей и  кинжалом  на
поясе, за плечами  виднелся  лук  в  дорогом  чехле.  Еще  и  оглядывалась
сожалеюще: на дереве оружия оставалось на добрую дружину.
     Богатырь тяжело поднялся, вернулся к чудовищному  жеребцу.  Разбойник
тащился следом, в чем-то убеждал. Богатырь огрызался коротко и зло. Увидев
в просвете между ветками отъезжающих путников, Разбойник заорал:
     -- Эй, калика!.. А ты хто?... Ты, случаем, не из нашей породы? Не  из
старых?
     Сопляк, подумал Олег брезгливо. Увидел бы ты настоящих старых, портки
бы пришлось менять.

     Кони осторожно ступали через покрытые мхом валежины.  Калика  был  по
обыкновению задумчив, с женщиной Томас разговаривать не желал:  курица  не
птица, сиди и сопи в тряпочку, куда конь с копытом, туда и рак с  клешней,
то да се, еще подумает, что они равны. Наконец не утерпел:
     -- Святой калика!
     -- Ну?
     -- Мне почему-то кажется, -- сказал Томас  осторожно,  --  что  не  в
первый раз они схлестываются.
     Олег усмехнулся, смолчал. Томас смотрел подозрительно.
     -- Что?
     -- Да случай вспомнил...
     -- Про Муромца?
     -- И его свистуна...
     -- Расскажи!
     -- Ну, разве чтобы дорогу скрасить.  Как-то  идет  Муромец  по  лесу,
глядь -- этот Соловей-разбойник  распластался  на  дороге.  Побитый  весь,
скула сворочена, сопли кровавые... Дву