руди, похоже --
перекрестился, но Томас даже не понял, справа налево или слева направо, --
явилось чудовище озорно, стозевно...  ну,  вы  знаете  о  ком  я.  Взялось
пожирать скот, задирать девок, что в лес  за  ягодами,  и  коров,  что  на
опушках траву, рыбу воровало из сетей... Народ взвыл,  взмолился:  где  же
тот богатырь земли русской, что явится и спасет?
     Князь крякнул:
     -- А что ж сами? Вышли бы с вилами да косами!..  Знаю,  даже  мечи  и
боевые луки есть в каждой третьей хате!
     Старый богатырь с усмешкой развел дланями.
     -- Ты ж знаешь свой народ... Что можно переложить  на  плечи  соседа,
обязательно переложат. А тут еще по новой вере: все в руке бога,  ни  один
волос не падет без его воли... Это лучше, чем тонешь, а к берегу греби, на
богов надейся, а сам не плошай. Словом, молились и ждали. А зверь поел  их
скот, поел их собак, разорил огороды, по  ночам  начал  срывать  ставни  и
проламываться в хаты.  Понятно,  что  утром  находили  только  обглоданные
кости...
     -- А что же соседи? -- вскрикнул князь. На его лице  было  сильнейшее
возмущение, Олег его понимал. Даже Томас хмурился  и  сжимал  кулаки.  Яра
сердито сопела.
     -- А что соседи? Слушали. И знали, что завтра зверь проломится к ним.
Но лишь молились, вместо того чтобы хотя бы  на  ночь  подпереть  двери  и
ставни.  Пожранных  зверем  новый  бог  возьмет  к  себе,  так  сказано...
Неправедно  пострадавшие,  смиренные.  Не  пойму,   зачем   Христу   такие
неумехи?.. Короче, во всем селе остались три  уцелевшие  семьи,  когда  мы
ехали через это село. Про  зверя  мы  не  знали,  потому  дивились  пустым
разоренным избам. На ночь остановились у оставшихся. От них и узнали  все.
Те жалели нас, советовали ехать дальше. Мол,  нам  все  одно  помирать,  а
вам-то зачем?
     -- Ну-ну, -- поторопил князь. -- Ты живой, я вижу!
     -- Да разве это жизнь? -- отмахнулся богатырь. -- Считай,  что  зверь
меня съел. Или ты съел.
     -- Но-но, не заговаривайся. Как зверя убили? Аль только отогнали?
     -- Мы точили мечи, готовились к ночи. На вечерней заре  уже  услышали
его вой, смрадный  запах.  Зверь  шел  большой  и  сильный.  Мы,  охотники
бывалые, знали по запаху многое. Он шел прямо на нас.  Мы,  понятно  дело,
изготовились с мечами да копьями. Кто крещен -- молился, кто в старой вере
-- призвал богов взглянуть на славный бой, а кто ни сюды Мыкыта,  ни  туды
Мыкыта, тот сопел да чесался, ждал. Зверь уже подошел к нашей избе и начал
отдирать приколоченные ставни. Поверишь, князь, толстые доски  он  срывал,
как листья лопуха! Мы уже  видели  его  ужасную  морду,  когда  послышался
конский топот. Со стороны заходящего солнца скакал огромный всадник. Когда
он подъехал к нашему дому, зверь кинулся на него. Клянусь, прямо от нашего
дома он прыгнул саженей на пять прямо на грудь всадника! Конь едва устоял,
а был огромный, как скала, жеребец, всадник же схватился со зверем.
     -- А вы сидели и смотрели?
     -- Обижаешь, княже! Мы высыпали на улицу, едва разобрали подпорки. Но
страшный зверь уже лежал на земле бездыханный, а всадник  утирал  слюни  с
груди. Оказывается, он, не успев выхватить ни меч,  ни  даже  нож,  просто
обхватил зверя и прижал к груди с такой силой, что у того сломались  кости
и обломками проткнули сердце и все внутренности.
     -- Храбрый и находчивый, -- проворчал князь. Брови его сдвинулись. --
И сильный, не возразишь. Кто это был?
     -- Увы, княже! Это был Михаил Урюпинец.
     За столом повисло тяжелое молчание.  Томас  быстро  осматривал  лица.
Некоторые хмурились, другие прятали усмешки. Все посматривали на князя.
     -- Цыц, дурни! -- сказал князь раздраженно. -- Это не слава,  а  беда
Руси, что вместо того, чтобы самим браться за топоры, сидят и ждут  героя!
Да раньше и герои, как гуси, стаями ходили, друг  с  другом  дрались,  ибо
чужих враз зничтожали, а теперь только и остался, что Мишка Урюпинец.
     Богатырь проворчал:
     -- Он не один. Просто говорят всегда  о  сильнейшем.  А  вообще-то  с
новой верой богатыри переводятся. Да и откуда им быть? Теперь подвижниками
считают тех, кто  дольше  сопли  не  утирает,  не  моется,  из  дерьма  не
вылезает. Когда рождается богатырь, его смирению и  послушанию,  как  овцу
учат... А еще придумали это... умерщвление плоти!.. Тьфу!.. Какая же  сила
будет без могучей плоти?
     Князь встал,  ибо  пир  стал  тяжеловат,  лица  бояр  и  приближенных
мрачнели.
     -- А что скажут о своем странствии наши гости?
     Снова все взгляды были на  них.  Яра  постоянно  чувствовала  тяжелый
взгляд высокого мужчины в богатой одежде,  что  сидел  среди  своих  людей
справа  от  князя.  Он  был  хищно  красив,  лицо  в  шрамах,  в   волосах
поблескивали серебряные нити. Она видела,  как  он  запоминает  каждое  ее
движение, старается услышать каждое слово.
     Калика встал, с кубком в руке поклонился князю.
     -- Да ничто не происходит нового на  земле...  Мы  просто  странники.
Идем, никого не трогаем.
     Высокий мужчина, что следил  за  Ярой,  князь  называл  его  Шахраем,
неприятно улыбнулся. Голос его был сильным, прорезал гомон, как нож масло:
     -- Рассказывают, что намедни  через  земли  гобинцов  пришли  трое...
Тамошний князь как раз тешился охотой, а эти ему спугнули дичь. Ну,  князь
хотел в сердцах то ли затравить их псами, то ли просто выпороть... Словом,
эти трое побили столько, что князь взмолился, чтобы те хоть на семя народу
ему оставили.
     Он оглядел заинтересованные лица. Нехорошо улыбнулся.
     -- Эти трое ушли, а с поля охоты... ха-ха... два дня вывозили раненых
да покалеченных. Князю обидно  особенно,  что  среди  троих  одна  была...
женщина!
     -- Поляница, -- бросил кто-то слово, которое многим,  но  не  Томасу,
объяснило все.
     -- Да, -- согласился Шахрай, -- но с князем вместе с загонщиками были
и его воеводы, лучшие из старшей дружины! Даже Твердил и Смарко, известные
поединщики и бойцы. Их тоже вывезли на телегах.
     Воевода справа наклонился к уху князя.
     -- Если это правда, то не напасть ли нам? Пока там то да се?
     Князь отмахнулся сожалеюще.
     -- Сам так подумал. Но ежели  бы  сразу,  а  то  успели  собраться...
Шахрай, ты указываешь на наших гостей?
     Шахрай развел руками с самым невинным видом.
     -- Я ни на что не указываю  пальцем.  Но  я,  постарев  и  отойдя  от
битв...
     Кто-то хохотнул:
     -- Этот старый козел постарел? Ха-ха! Отошел?..
     -- Сижу себе в своем кремле, -- продолжал Шахрай, не обращая внимания
на смешки,  --  читаю  умные  книги.  У  меня  находят  приют  менестрели,
кощунники, барды, минизгейстеры... слово-то какое, сказители.  А  в  нашем
мире слухи расходятся быстро. Например, уже пошел слух,  что  некий  герой
натворил нечто такое в Святой  Земле,  ну,  осквернил  могилу  Христа  или
снасильничал малолетних...
     Томас с грохотом обрушил кулак на стол. Синие глаза  метнули  молнию,
калика поспешно накрыл ладонью кулак  рыцаря,  удержал.  В  темных  глазах
Шахрая проскользнула тень тревоги, он продолжил чуть поспешнее:
     -- Словом, куда бы он ни шел, за ним прет темная туча! На него падают
с неба камни, в него бьют молнии, из-под земли вылезают страшные звери,  а
ночью нападают скелеты...
     -- Вот врет, -- прорычал Томас. -- Какие скелеты?
     Яра сказала негромко:
     -- Было. Ты спал.
     -- И не проснулся? -- не поверил Томас.
     -- Ты ж на страже всегда спишь. Ничего, мы отбились.
     Шахрай не отрывал от них насмешливого взгляда. Гости тоже смотрели на
троих гостей, особенно на чужеземного  рыцаря.  На  их  лицах  был  жадный
интерес, только князь нахмурился. Ежели камни с неба, молнии, звери, а  по
ночам скелеты, то пес с ними, бродячими героями, сегодня они здесь, завтра
за тридевять земель, а в его владениях посевы потопчут.  А  то  еще  какие
звери неперебитые останутся. Опять же народ отвлекать  от  работ,  ловушки
ставить, ловчими ямами поля портить... Сражения и подвиги хороши, когда  у
соседей, чтоб с высокой башни  смотреть  и  улюлюкать,  а  у  себя  больно
дороговато.
     -- Мир уже успокоился, -- сказал князь  громко.  --  Не  осталось  ни
чудовищ, их перебили герои, ни самих героев -- вымерли сами. А народец сам
собой измельчал. Как греки.
     Томас не понял:
     -- Какие греки?
     -- Те, которые эллины, -- объяснил  князь  любезно.  --  У  них  тоже
сперва были герои, которые дрались с самими богами. Титаны их звали.  Мощь
их была  такова,  что  отличить  от  богов  трудно:  та  же  сила,  то  же
бессмертие, те же красота, ум... Потом пришло  среднее  поколение  героев.
Этим с богами воевать кишка уже тонка, зато очистили земли от чудовищ. Это
Персей, Геракл, Беллерофонт... Наконец пришло  младшее  поколение  героев.
Этим уже не по силам воевать ни с богами, ни с чудовищами. Дрались  только
друг с другом, так и перебили друг друга. Это всякие  там  Ахиллы,  Аяксы,
Одиссеи, Гекторы...  На  этом  и  перевелись  герои  на  эллинской  земле.
Остались одни греки.
     -- И русы измельчали? -- поинтересовался Томас.
     -- Все измельчали, русы -- тоже. У них были три поколения  богатырей.
Старшие тягались с самими богами,  средние  истребляли  чудищ,  а  младшие
перебили друг друга. На Руси тоже перевелись богатыри.
     -- Вы тоже стали греками? -- полюбопытствовал Томас.
     -- Кем только не станешь... Особенно сейчас,  когда  память  коротка:
младших еще помним,  про  средних  что-то  слышали,  а  про  старших  даже
кощунники не знают...
     Томас просиял.
     -- Я знаю! Сам встречал одного. Он наверняка старший. Здоровый такой,
как сарай у бабки. Ильей его зовут. Родом из Мурома.
     Князь покачал головой.
     -- Он сильнейший из младших. Но даже со средними ему  тягаться  кишка
тонка. Это у греков поколения героев  не  соприкасались,  а  у  нас  такое
бывало... Калики перехожие, которые наделили Муромца силой нечеловеческой,
предрекали: "Будешь ты великий богатырь, и смерть тебе на роду не писана",
тем  не  менее  предостерегали,  чтобы  он  не  сталкивался  с  богатырями
предыдущего поколения:
     "Только не выходи драться
     со Святогором-богатырем:
     через силу его земля носит.
     Не ходи драться с Самсоном богатырем:
     у него на голове семь власов чудесных.
     Не бейся и с родом Микуловым:
     его любит матушка-сыра земля.
     Не ходи еще на Вольгу Святославовича:
     он не силой возьмет,
     так хитростью-мудростью".
     Понял, рыцарь? Любой из богатырей старшего поколения  сильнее  самого
сильного из младших богатырей. И еще.  С  каждым  поколением  у  богатырей
падает не только сила, но и способность творить чудеса.  Младшие  богатыри
уже только люди  с  большой  силой,  но  уже  не  могут,  подобно  Вольге,
оборачиваться любым зверей, птицей  или  рыбой,  не  носят  на  плече  всю
тяжесть земли, как Микула, не творят чудеса и не видят грядущее, как Вещий
Олег...
     Томас насторожился, бросил украдкой взгляд на скромнягу калику.
     -- Он в самом деле из средних богатырей, не из младших? А то я видел,
как ваш Илья Муромец разговаривал с ним непочтительно,  сам  хотел  нахалу
дать по роже.
     Князь оживился, но в глазах было недоверие.
     -- Где ты мог его видеть? Сказывают, что он не умер от  змеи,  а  все
еще ходит среди людей, но я не очень-то верю в сказки. С чего бы  он  стал
скрываться?
     -- Ну, -- промямлил Томас уклончиво, -- сказывают, что когда мир  был
молод, сами боги ходили среди людей.
     -- Боги?.. Никто не знает, из средних он богатырей или старших. О нем
даже не говорят. Нечего! Знают только князя Олега, но разве он князь?  Ну,
побыл зачем-то князем. Так он и королем мог бы стать, если бы захотел.
     Томас задержал дыхание, глаза сами скашивались в сторону калики.  Тот
неторопливо насыщался, таскал то из одного блюда, то из другого,  пробовал
мясо в жареных орехах, рыбу  в  голубичных  ягодах,  соловьиные  язычки  в
муравьиной кислоте. Он был просто  мужиком,  любителем  поесть,  полежать,
поглядеть на людей, послушать рассказы. Уже и следа не  осталось  от  того
изнуренного отшельника, который встретился ему в жарких землях Сарацинии!
     -- А по слухам, -- спросил он осторожно, -- что он умел?
     -- Говорят, он  может  в  зверя  и  птицу  перекидываться.  Даже  без
колдовства. Но странный он, если не вовсе помешанный... Какое-то горе  ему
большое выпало, вот умом и тронулся. Ходит по дорогам в тряпках,  бормочет
что-то... А их, бродяг, сколько  вон  по  дорогам,  разве  среди  них  его
заметишь... А зачем тебе Вещий?
     Томас подобрался, ибо тон князя уже был другим, настороженным.  Томас
махнул рукой, стараясь держать голос беспечным:
     -- Да просто так... Теперь я думаю, что тот вовсе не Вещий Олег  был.
Тот был высокий, голос, как труба, взгляд гордый  и  властный,  а  за  ним
ехало двадцать слуг и оруженосцев.
     Князь сразу потерял к нему интерес.

     Ее странные лиловые глаза изучающе смотрели на рыцаря:

     Глава 7

     Внезапно раздалось хлопанье  крыльев.  Огромный  ворон  пролетел  над
двором, над столами, сел  на  окно  второго  поверха  прямо  над  головами
пирующих.  Чересчур  крупный,  нахохленный,  он  свесил  голову   и   стал
внимательно обозревать сидящих за столами. Сразу словно  повеяло  холодом.
Ворон везде вестник беды, а этот словно бы выбирает, на кого  ее  нацелить
немедленно.
     Глаза у ворона были желтые, словно у лесного зверя, балка трещала под
крепкими когтями. Он еще смотрел на  гостей,  а  те  бледнели  и  отводили
взгляды, когда вдруг звонко звякнула тетива.
     Ворон подпрыгнул, словно от сильного удара снизу. Полетели  перья,  а
ворон медленно наклонился, когти, царапая балку, разжались.  Он  рухнул  с
высоты на середину стола с таким шумом,  словно  этот  был  матерый  волк.
Посуда подпрыгнула, ворон забился, подпрыгивая  и  царапая  стол  стрелой.
Красные капли крови брызгали из раны.
     Все взгляды, растерянно побежав по залу,  наконец  отыскали  стрелка.
Это была золотоволосая поляница, что пришла  с  рыцарем  и  каликой.  Сняв
тетиву, она деловито смотала ее в  клубок,  сунула  в  мешочек  на  поясе.
Распрямленный лук привычно занял место за спиной. Она опустилась на  лавку
и продолжала деликатно грызть крылышко гуся.
     В зале началось движение. Убитого ворона стащили  на  пол,  потоптали
ногами на всякий случай. Кто-то крикнул, чтобы стрелу не сломили, дорогая.
     Возле князя возникли двое гридней с обнаженными  мечами.  С  голодной
готовностью смотрели по сторонам, готовые отдать жизнь за любимого  князя.
Поморщившись,  князь  отодвинул  обоих:  не  заслоняйте  свет,  все  равно
опоздали, дурни. Не сплоховала только женщина... И сидит себе, ест.  Будто
ничего не стряслось. Или такое для нее привычно?
     Томас косился на Яру. Калика, сдерживая  усмешку,  подался  назад  --
пусть рыцарь подивится настоящей женщине. А что ей  еще  остается  делать,
если кони все скачут и скачут, а избы горят и горят...
     -- Хорошо готовят, -- произнесла Яра. -- Такую стряпуху беречь надо.
     На нее смотрели во все глаза. Острый взгляд князя чуть потеплел:
     -- Моя жена сама готовит.
     -- Верно делает, -- одобрила Яра. -- Готовить -- дело серьезное.  Это
не земли раздвигать мечом.
     -- Я передам жене, -- пообещал князь. -- Она будет довольна.

     Томаса раздражали откровенно бесцеремонные взгляды. Его разглядывали,
как диковинную обезьяну, едва не совали  пальцы  в  рот,  чтобы  посчитать
зубы. Но еще откровеннее рассматривали Яру: она почти не уступала мужчинам
в росте, а здесь собрались богатыри и знатные мужи, и к тому же ее  легкий
доспех никак не скрывал здоровую женскую фигуру.
     Подходили, заговаривали, натыкались на враждебный  взгляд  заморского
рыцаря, отступали с великой  неохотой.  Томас  старался  держаться  рядом,
шепнул:
     -- Ежели что, только кивни! Я им быстро шеи посворачиваю.
     -- За что? -- удивилась она.
     -- Ну как... Ходят, глаза пялят...
     -- А что, -- не поняла она, -- у меня уже и посмотреть не на что?
     -- Да нет, я не о том...
     Ее лиловые глаза стали вопрошающими. Она старалась понять, а  у  него
язык прилип к гортани -- калика бы назвал это иначе. -- не мог  объяснить,
что крещеной женщине надлежит сидеть и сопеть в две дырочки. Ждать,  когда
за нее решат, за нее поймут. А ее дело телячье -- поела и в хлев.
     -- Мы в чужом краю, -- сказал он, сердясь на  самого  себя.  --  Надо
ушки на макушке.
     -- Тебе виднее, -- сказала она. -- А у меня уши на месте.
     Пир длился всю ночь, но и утром мало кто уходил вовсе, а чаще  просто
отлучался на крыльцо или в углы  двора.  Томас  насытился  быстро,  ерзал,
вести степенные беседы не умел и не хотел учиться,  часто  вставал,  ходил
защищать Яру, но той всякий  раз  никакая  защита  не  требовалась,  и  он
разочарованно возвращался обратно.
     Олег сидел за столом в  одиночестве,  перепил  всех,  двое  не  могли
выползти из-под стола. Перед волхвом стоял кувшин с вином,  а  три  пустые
лежали на боку.
     Томас спросил горько:
     -- Сэр калика, неужто это твое единственное утешение?
     Олег удивился:
     -- Нет, конечно. В княжих подвалах таких сотни две.
     Томас тяжело рухнул на лавку  рядом,  вытянул  гудящие  от  усталости
ноги. Было горько и тоскливо. Похоже, на этот раз застряли  по-настоящему.
Это не в лесу, где только деревья да  звери,  а  в  шумном  городе.  Здесь
намного  хуже,  потому  что  люди  всегда  злее  любых  зверей,   опаснее,
недоброжелательнее.
     Яра неслышно подошла сзади.
     -- Не пора ли уходить?
     -- Куда? -- спросил Томас горько. -- Деньги срезали, коней нет...
     Вместо ответа Яра разжала кулак.  На  ладони  лежали  три  серебряные
монетки.
     -- Откуда? -- спросил калика строго.
     -- У меня нет кошеля, -- ответила Яра, чуть смутившись. --  Я  монеты
держала так... в карманах.
     Томас молчал, не зная, как отнестись к такому унижению, что они будут
жить на деньги женщины. Калика тяжело поднялся.
     -- Здесь поблизости неплохой постоялый двор. И недорогой.
     -- Зачем нам постоялый двор? -- спросил Томас тоскливо. --  Я  наелся
на неделю вперед.
     -- Отоспимся.

     На постоялом дворе они сняли маленькую комнатку под  самым  чердаком.
Калика дремал, а Томас, стоя у окна, наблюдал, как  у  ворот  остановились
три великолепных коня -- высокие, сильные, с выпуклыми мышцами. Их  держал
под уздцы маленький невзрачный человек. Настолько невзрачный, что сошел бы
за невидимого, если бы не кони. Взглянув на коней, каждый  невольно  искал
взглядом владельца.
     Оставив их у коновязи, человек  исчез  на  крыльце.  Томас  сказал  с
сердцем:
     -- Везет же каким-то дурням!
     Калика поднялся, посмотрел:
     -- Ну, дурни на таких не ездят.
     -- Ездят, -- возразил Томас. Кулаки его сжимались. --  Ты  бы  видел,
каких дурней я видывал на аргамаках!
     Раздался  стук  в  дверь.  Яра  открыла.  Через  порог  робко  шагнул
невзрачный владелец коней. Оглядел двух мужчин и женщину, откашлялся:
     -- Здесь  ли  обитает  благородный  сэр  Томас  Мальтон  Гислендский,
владетель земель в Британии, крестоносец, предводитель воинства англов при
взятии крепостей в Рациании, Мупении и Трихании,  рыцарь  меча  и  креста,
обладатель серебряного копья...
     -- Здесь, -- буркнул Олег. -- Удивляюсь, как  он  с  такими  титулами
умещается в такой тесной комнатке.
     Томас выпрямился, бросил гордый взгляд на Яру. Сам же старался вместе
с торжествующей улыбкой сдержать удивление. Его знали  в  войске  славного
Готфрида Бульонского, знали и за пределами, но все же здесь не Сарациния и
даже не Европа, а далекая и странная Русь, куда иначе, чем на драконе,  не
попасть! Если здесь его знают,  то  скорее  от  Тайных,  раньше  чем  сюда
докатилась его воинская слава.
     -- Здесь, -- подтвердил и он. -- Чем могу быть полезен?
     -- Вы можете оказа