ялись  все  на  свете,  приносили  в
жертву самых красивых женщин, лучших коней... А ты только вышел из Леса, в
соплях путался, тени своей  пугался,  на  коня  кидался  с  вилами  --  за
безрогого лося принял... Но вот ты --  молод  и  силен,  хотя  ты  простой
смертный, а я, бессмертный бог, уже стар. И силы мои не те.
     -- Войны становятся все злее, -- напомнил Олег.
     -- Их ведут другие боги. Не понимаю,  как  получается  у  тебя?  Даже
сейчас, когда в мир пришли новые боги, могучие и ревнивые?
     Олег подумал, пожал плечами.
     -- Наверное, потому, что мой бог -- разум.  Знание.  Я  это  насаждал
всегда, всюду. А наш мир, несмотря на все зигзаги, все же умнеет. А я  как
жрец становлюсь сильнее.
     -- Не как бог? Или ты как тот  с  дудочкой...  запамятовал,  как  его
звали, теперь он Сварог?
     Олег рассмеялся, но в смехе сожаления не было.
     -- Мой мир вообще без богов. Так что богом я не стану в любом случае.
Но ты не тревожься. Это лишь сначала мне казалось  легко.  Царство  разума
выстроить во сто крат труднее, чем царство веры. Очень непросто мне даются
даже самые крохотные шажки!

     Глава 14

     Улучив момент, калика шепнул Томасу:
     -- Ума не приложу, как тебе удалось склонить их на  свою  сторону.  Я
уже все способы перепробовал, все доводы привел. Если в  самом  деле  Леля
поможет...
     -- Эта красивая женщина?... Она в самом деле богиня?
     -- Богиня любви и красоты.
     -- А... славянская Афродита?
     -- Афродита -- значит рожденная из пены. Ты  думаешь  случайно  в  ее
имени корень "род", "родить"?.. Словом, нам даже помощь Лели  сгодится.  А
ежели еще и других склонит помочь?
     -- Если ты, мудрый, не уболтал, что я могу?
     Калика покачал головой.
     Томас краем  глаза  следил  за  светлеющим  небом.  Звезды  померкли,
вершины деревьев видны хорошо. Это здесь, в окружении дубов  темно,  а  по
остальной земле  уже  победно  идет  рассвет.  Вот-вот  из-за  Края  Земли
вырвется божественный луч, подожжет облака, пойдет вниз...
     Когда вершины деревьев заблистали оранжевым, он сжался, изготовился к
грохоту, вспышкам... словом, нечисть должна исчезать не просто, а с дикими
стенаниями, воплями, богохульством. Так обещал  их  полковой  капеллан.  А
поляну заполонят запахи серы и паленой смолы.
     -- Томас, -- поинтересовался Олег, -- ты что  надулся,  как  мышь  на
крупу? Или живот схватило? Признаться, еда у них грубая, хоть это и  боги.
Они ничему не учатся, вот их главная беда. Потому их дни сочтены.
     -- Их дни сочтены не потому, -- нашел в себе силы возразить Томас.
     Солнечный огонь медленно сползал по стволам. Костер уже  догорел.  От
углей еще несло жаром, но багровый свет подернулся серым пеплом.
     Калика говорил еще что-то  мудрое,  но  не  очень  нужное,  но  Томас
напрягся, остановившимися глазами  следил,  как  яркий  луч  опустился  на
уровень человеческой головы...
     И тут увидел с ужасом, что из темной чащи вышли языческая богиня Леля
и Яра. Они отсутствовали почти всю ночь и сейчас все еще беседовали  тихо,
шли медленно, касаясь друг друга  кончиками  пальцев.  Но  солнечный  луч,
Томас это видел отчетливо, продырявил зеленую листву  как  раз  у  них  на
пути! В утреннем  полумраке  этот  луч  выглядел  огненным  мечом  в  руке
грозного архангела, который перегородил дорогу нечестивым.
     Томас бросился навстречу. И  с  ужасом  увидел,  что  опаздывает.  Им
оставалось два шага. Лада  на  миг  запнулась,  что-то  объясняя,  но  Яра
продолжала двигаться, ее длиннющие, как у цапли, ноги несли ее  прямо  под
карающий и всесжигающий луч...
     Томас сцепил зубы, зажмурился. В  глазах  ослепительно  блеснуло.  Он
переждал, пока перестанут плавать красно-багровые круги, обреченно раскрыл
глаза, в душе было холодно и гадко.
     Лада и Яра неспешно шагали уже по залитой солнцем поляне. Их  золотые
волосы горели, как расплавленное золото, тяжелыми водопадами ниспадали  на
прямые спины. Искорки прыгали в волосах, похожие на крохотные солнца.
     Он испустил вздох облегчения.  Значит,  это  он  зажмурился  с  такой
силой, что  посыпались  искры,  а  потом  потемнело.  Но  почему  с  этими
женщинами ничего не случилось? Даже Яра должна если не сгинуть под  ударом
солнечного бича в руке бога, то по  крайней  мере  покрыться  в  наказание
безобразными язвами. А уж языческая демоница... демонесса...
     Леля обратила внимание на встревоженный вид рыцаря:
     -- Сэр витязь, что стряслось?
     -- Это он о нас беспокоился, -- сказала Яра язвительно, -- чтобы  нас
зайцы не задрали. Он зайцев совсем не боится!
     Томас вспыхнул:
     -- Да что б я... Да пусть вас хоть медведи...
     Яра кивнула на него с пренебрежением.
     -- Я ж говорила!  Языком  молотит,  как  помелом!  И  прекрасных  дев
спасает, и зверей не страшится... А теперь видно, каков на самом деле...
     Проходя  мимо,  Леля  подарила  озверелому   от   возмущения   Томасу
понимающую улыбку. За эту улыбку он простил ей  даже  то,  что  она  самая
красивая из собравшихся демонов. Ведь красота -- это личина,  под  которой
Сатана помогает прятать мерзкое нутро. А чем красивее, тем в большей чести
у врага рода человеческого.
     Но когда он отвернулся, Яра была задумчивой, она странно посматривала
на молодого рыцаря, опускала взор. В лиловых глазах было  смятение.  Томас
отвернулся, не выказывать  же  бесчувственной  женщине,  что  беспокоился.
Обещали довезти ее жениху в целости и сохранности. Иначе не заплатит!

     Небо постепенно светлело. Костер догорал, багровые угли  рассыпались,
подергивались серым пеплом. Перун пошевелил веткой в  золе,  словно  искал
испеченное мясо.
     -- Если ты прав, то нам надеяться не на что?
     Древние боги, а ныне демоны,  как  неустанно  напоминал  себе  Томас,
чтобы душить в зародыше зарождающуюся симпатию к  этим  созданиям,  сидели
уже тихо, уставшие от бесовских плясок. Все лица были обращены  к  калике.
Тот выглядел невеселым, глаза запали.
     -- Это пройдет, -- твердил он, -- пройдет.
     -- Когда? -- спросил Перун.
     Томас ощущал, что вопрос задали все обитатели прошлого  мира.  Калика
поднял голову.
     -- Это не зима, что приходит, а затем уходит... Что сейчас с  нами  и
со всем миром -- это не само пришло, это мы, люди, сотворили... Потому что
боги и звери молчали. Как птицы, рыбы, деревья и гады с насекомыми. Только
люди меняли мир. Но каким он будет  завтра,  тоже  зависит  от  людей.  Вы
знаете, что в последнее свое творение,  людей,  измученный  Род,  чувствуя
свое бессилие, просто влил свою кровь... Тем  самым  он  отказался  больше
творить как верховный бог, это было  распределено  между  людьми.  Каждому
досталось по капле, но когда в жилах течет капля  крови  самого  Творца...
Люди стали со-творителями!
     Велес покачал головой.
     -- Да, натворили...
     -- А что, творят только разумное, доброе, вечное?.. Творят всякое. Но
все равно, это лучше, чем  ничего  не  делать.  Стоять  на  месте  --  это
сползать обратно в Хаос. Люди не стоят на месте.  Они  тянут  мир  вперед,
тянут  назад,  толкают  в  сторону,  даже  на  край  пропасти,  заставляют
двигаться быстрее или ползти как черепаха, они бьются между собой  уже  не
только за кусок мяса, но и за то, куда миру идти, каким быть!  Такого  еще
не было. Таким мир стал только теперь. Штиль хуже самой сильной бури!
     В наступившей тишине слышно было, как далеко-далеко  закричал  петух.
Томас вздрогнул, напрягся: все должно рассыпаться,  развеяться  в  дым,  а
исчадия демонов с ужасными криками обратятся в  черный  дым  и  устремятся
обратно  в  ад,  откуда  прибыли.  Даже  прекрасная  ангелоподобная   Леля
превратится в нечто жуткое, клыкастое, прежде чем рассыпаться в прах.
     Петух прокричал снова. Велес нарушил тягостное молчание:
     -- Надо чаще собираться... Авось,  будем  хоть  знать,  что  с  миром
делается. Ведь мы его тоже меняли...
     Томас спросил шепотом у Яры:
     -- Но ведь, как я понял калику, эти демоны...  эти  старые  боги,  не
меняли мир?
     -- Велес, -- ответила она таким жарким шепотом, что у него заполыхало
ухо, -- если верить калике, первый из людей, кто придумал каменный топор и
стал охотиться на зверей. И других приучил. Потом  он  стал  богом  охоты.
Вообще среди богов, созданных Родом, много богов, которые  из  людей  сами
стали богами. Ну, тоже как и Велес. Перун вон  весь  помешан  на  воинских
подвигах, воинской чести и славе, он  был  лучшим  воином  на  всем  белом
свете, он доказывал, что именно война улучшает  породу  людей,  заставляет
больше трудиться... Словом, он стал богом войны,  как  и  другие  боги  из
людей, через своих последователей.
     Прокричали и третьи петухи. Усталые боги прошлых времен  поднимались,
исчезали. Кто просто  уходил  в  лес,  кто  подолгу  прощался  с  другими,
обнимался, проливал слезу, а кто и словно растворялся в воздухе.  Ни  тебе
черного дыма, ни запаха серы и смолы. Даже адским пламенем не  пахнуло,  к
немалому облегчению и одновременно разочарованию Томаса.
     -- Петух прокричал, -- сказал Велес угрюмо, --  гулянка  кончается...
наступает время деловых людей.
     Последние двое лесных  жителей  просто  нырнули  с  мест  в  багровую
россыпь углей, словно в родное болото. Томас ощутил жар, словно  его  душу
уже жгли, пронзив вертелом, над костром.
     Теперь уже ясно, что все их ночные гости пришли из ада!
     Когда трое странников остались одни, калика еще сидел, уронил  голову
на руки, а Томас насторожился, подбежал к краю поляны.
     Их кони, на которых они прибыли сюда, исчезли. Вместо  них  с  кустов
обрывали желтые  листья  трое  самых  совершенных  созданий,  каких  Томас
когда-либо видел.  Нет,  самым  совершенным  созданием  была  его  невеста
Крижана, но следом за нею стояли эти трое сказочно прекрасных  коней.  Все
трое уже оседланные, с полными седельными сумами. Вороной  жеребец,  белый
конь и гнедая кобыла с хитрыми глазами. У всех были длинные гривы,  тонкие
мускулистые ноги и у каждого грудь бугрилась сухими мышцами.
     -- Кони... -- прошептал Томас так, словно боялся спугнуть бабочек. --
Пресвятая Дева! Это нам?
     -- Мне и Яре,  --  буркнул  калика,  поднимаясь.  Он  повел  плечами,
разминая после долгой ночи. -- Одного придется взять в запас...  Ты  ж  не
примешь в дар от демонов?
     Томас оскорбился:
     -- Думаешь, струшу?.. Я поскачу на таком коне, даже если он на полном
скаку может обратиться в дым! Да я на таком коне... Да я... Если  он  даже
от самого дьявола из рук в руки...
     Калика взял себе черного, как  ночь,  жеребца,  Ярослава  вскочила  в
седло гнедого, не дожидаясь помощи  благородного  рыцаря.  Томас  медленно
подошел к белому, как снег, жеребцу, чувствуя значимость  момента.  Белого
коня  всегда  отдают  вожаку,  предводителю.  Он,  Томас  Мальтон,  должен
вернуться в Британию на белом коне. Да и мешок с чашей демоны  приторочили
именно к седлу белого жеребца.
     Только одно смутно беспокоило.
     У всех  троих  коней  глаза  были  багровые,  словно  внутри  черепов
полыхало адское пламя.

      * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *

     Глава 1

     Дорога сама бросалась под ноги, а встречные деревья летели навстречу,
как брошенные рукой великана. Кони мчались, словно  северный  ветер,  люди
лишь пригибались под низкими ветками, судорожно задерживали дыхание, когда
кони-звери взмывали над мелкими оврагами, перепрыгивали разломы, валежины,
пни.
     Томас побаивался за своего белого  коня,  все-таки  несет  настоящего
рыцаря в настоящих доспехах, а они железные, но  тот  скакал  все  так  же
впереди, сухой и неутомимый. Если бы под ним  были  камни,  а  не  влажная
земля, летели бы искры. И Томас не был уверен, что не  пахло  бы  серой  и
горящей смолой.
     Яра в этих местах не бывала,  Томас  тоже,  дорогу  указывал  калика.
Правда, дорог он тоже не знал, но на Руси, как он сказал, дорог нет  вовсе
и вряд ли будут, зато  есть  направления.  Он  и  вел  маленький  отряд  в
северо-западном направлении, ориентируясь по солнцу.
     Когда дорога два дня незаметно  спускалась  ниже,  так  же  незаметно
сырая земля перешла в мокрую, а  среди  леса  все  чаще  стали  попадаться
болотца и болота. Огненные кони, готовые по твердому нестись, едва касаясь
земли, начали увязать, чистая кожа покрылась потеками  грязи.  Теперь  уже
калика ехал на расстоянии  от  Томаса,  белоснежный  конь  забрасывал  его
комьями грязи, а Яра плелась еще дальше, берегла одежду.
     Томас оглядывался, наконец сказал с беспокойством:
     -- Сэр калика, ты бы поменялся с женщиной!
     Олег в задумчивости осмотрел свою звериную, пропахшую потом шкуру.
     -- Я тоже думаю, что это ей больше к лицу...
     -- Да нет, местами.
     -- Беспокоишься?
     -- Конечно! Если ее что сцапает, какой овощ мы получим от ее жениха?
     -- От хвоста уши, -- согласился Олег. -- Жаль будет.  Столько  везли,
кормили...
     Яра с подчеркнутой неохотой поменялась с каликой местами, но, как  он
заметил, вскоре уже держалась к рыцарю ближе, чем раньше он  сам.  Видимо,
ее гнедая кобылка не на шутку заинтересовалась белым красавцем жеребцом.
     Когда болота пошли так часто,  что  приходилось  петлять,  слезать  с
седла и вести коней в поводу, Томас бурчал раздосадованно:
     -- Что за земли! То ли  дело  в  сарацинских  песках...  Сэр  калика,
почему здесь на Руси столько болот?
     -- Эт чтоб тебе было привыкшее явиться  в  Британии.  Там  болот  еще
больше. А здесь болотам пришел конец... Это раньше было Болото Настоящее.
     -- Настоящее? А это какое?
     -- Эти болота перед тем что брызги с лап не самой крупной лягушки.
     -- А как же на нем рос лес?
     -- Сэр Томас, когда-то по этому самом месту ползла  льдина.  Так,  не
самая огромная, всего высотой в две-три версты.  Не  таяла  ни  летом,  ни
зимой. И не было здесь жизни никакой вовсе... Люди? Они тогда жили на  том
месте, где сейчас сарацинские пески. Там были болота и вот такой же лес...
Потом  на  белом  свете  потеплело,  а  здесь  и  вовсе  началось  Великое
Отступление Льдины. Она таяла, отодвигаясь дальше  на  Север,  где  сейчас
царство Льда. На том месте,  где  была  Льдина,  образовалось  исполинское
Болото, которое не высыхало ни летом, ни зимой. Но шли годы... какие  годы
-- века!.. и среди пересыхающих болот появились трава, кусты, потом чахлый
лесок, а затем уже и такой Лес, что в южных странах не  поверят,  в  глаза
плюнут.
     -- Да уж, -- согласился Томас. Он  пучком  травы  попытался  обтереть
коня  от  грязи,  но  отшвырнул:  впереди  виднелось  новое  болото,  шире
прежнего.
     -- Тогда-то и пришли сюда первые охотники из южных стран, где  раньше
были цветущие долины, а сейчас  --  жаркие  пески.  Они  основывали  новые
племена среди болот, с  ними  продвигались  вслед  за  отступающим  льдом,
забирались все дальше к  северу.  Среди  них  были  славы,  давшие  начало
славянским народам, германцы, от которых пошли все западные племена,  ныне
-- народы, и... другие. Не все выжили, большая часть сгинула среди  болот.
Выжили сильнейшие.
     -- Сэр калика, что-то я не понял...  Выходит,  когда-то  и  эти  леса
переведутся?
     --  Переведутся,  --  подтвердил  Олег.   Подумав,   поправился:   --
Переведут. Это люди истребили леса в ныне мертвых песках. А без лесов, сам
понимаешь...Вспомни сарацинские пустыни. Да ты не  горюй.  Всему  когда-то
приходит конец. Даже солнце погаснет через каких-нибудь восемь  миллиардов
лет.
     -- Сколько-сколько?  --  переспросил  Томас  встревоженно.  Лицо  его
побледнело.
     -- Через восемь миллиардов.
     -- Уф, чуть сердце не выскочило! Это ж надо так пугать,  сэр  калика!
Мне послышалось, через восемь миллионов. Значит, эти болота  так  и  будут
тянуться до самой Британии?
     -- Ну, разве что для разнообразия будут прерываться болотистым лесом.
А еще придется преодолеть полоску соленой воды. И очень мокрой. Вся Европа
живет в лесу, сэр Томас!
     Они выехали на огромную поляну. Ее пересекал  широкий  ручей,  по  ту
сторону виднелось с десяток домиков, перед каждым был распаханный  огород.
Томас кивнул в их сторону.
     -- Даже они? Они землепашцы, а не охотники.
     -- Халупнику до землепашца, -- проворчал Олег,  --  что  плотнику  до
столяра... Ты найди на  свете  землепашца...  или  халупника,  который  не
охотничал бы, не ловил рыбу, не собирал в лесу хворост, не рубил  деревья,
не заготавливал  ягоды,  грибы,  уголь,  лыко  для  лаптей  и  березу  для
растопки, не ставил капканов и ловушек на зверей, силков на птиц...
     Томас поднял руки.
     -- Сдаюсь. Мы все еще лесные люди.
     -- Уже лесные!
     Яра слушала молча, в спорах не участвовала. Держалась она поблизости,
на ее чистом лице иногда возникало загадочное выражение, словно она  знала
некий секрет.
     Олег кивнул на свежепробитую тропку.
     -- Смело начали ходить.
     Томас не понял.
     -- А что тут смелого?
     -- Каждое племя огораживается засеками, сам намучался, не забудешь.
     -- Не забуду, -- содрогнулся Томас.
     -- А  здесь,  не  довольствуясь  лазами  да  скрытыми  тропками,  шли
напрямую. Это раньше мало того, что петляли, да еще  и  ходили  вразбивку,
чтобы трава поскорее зарастала на следах. Видно, сильно побили  половецкую
силу, не скоро их матери вырастят новых  бойцов,  не  скоро  отважатся  на
новый поход...
     Яра сняла с седельного крюка баклажку. Это не укрылось от Томаса:  он
командовал походом, и от его глаз ничто не укрывалось. Особенно, когда это
касалось женщины с лиловыми глазами.
     -- Зачем?
     -- Я хочу пить.
     Калика смолчал, а командующий походом сказал наставительно:
     -- Если поддаться первому же  желанию  напиться,  то  будешь  хлебать
воду, как свинья, весь день. А день только начался.
     Яра заколебалась -- надменный англ чересчур грубил, назло ему  стоило
напиться, даже больше, чем хотелось бы, пусть сам  лопнет  от  злости,  но
калика громко хмыкнул, а Томас неожиданно закончил:
     -- И кто много пьет в пути, опухает, как с перепоя.
     Яра заткнула баклажку и повесила обратно.

     Олег первым вычленил из золотых и красных листьев нечто знакомое:
     -- Кажется, повезло... Лесная избушка!
     -- Баба-яга? -- оживился Томас.
     -- Размечтался.
     -- А что? Может быть хуже?
     -- Еще как.
     -- Что?
     -- А ничо. Простая лесная избушка.
     Избушка стояла на широкой естественной  поляне.  Квадратная  клеть  с
одним окном, крыша односкатная, дверь небольшая и, как заметил  Томас,  из
толстых  досок,  с  деревянными  капами,  насаженная   на   березовые   же
вдолбленные в стену крюки.
     Олег снял колышек, которым дверь  была  закрыта  от  лесного  зверья,
шагнул вовнутрь. Томас зашел следом и понял, что избушка попросту  наросла
из обычного костра, каким пользовались они,  а  до  них  тысячи  и  тысячи
безымянных охотников. Вначале костер попросту обкладывали камнями, а  ложе
для сна выстилали камнями, потом камни поднимали  вверх,  творили  стенки,
сводили вместе. Щели придавали тягу.
     -- Таган, -- сказал Олег и  кивнул  на  очаг,  сложенный  из  крупных
камней.  --  Не  ложись  близко.   Огневушка-поскакушка   может   во   сне
пригрезиться...
     -- А что потом?
     -- Ну... кому что.
     Каменка была раскалена. Угар выветрился вместе с  угасающими  углями.
Олег закрыл кляпом дымоход в  стене,  остаток  ночи  остались  купаться  в
смоляном запахе, теплом, исцеляющем. За стенами шумел ветер, стучал дождь,
а здесь было тепло и уютно.
     Яра представила себе, как бы они  ночевали  там,  в  лесу,  не  найди
лесную избушку, плечи сами  собой  передернулись.  Тут  даже  летом  спать
защищенно от ненавистного гнуса, мошки, комаров, слепней и оводов  --  дым
изничтожит легко, а потом, судя по тому как тщательно  рубили  избу,  сюда
муравей не заползет,  не  обломав  усиков  и  не  ободрав  бо