й дурак вздумает помешать вызволить Ярославу.

     Впереди  был  туман,  Олег  заколебался,  Томас  тоже  ощутил   нечто
странное. Но сзади, похоже, погоня, шагнули разом, влажный воздух  охватил
с обеих сторон. Олег двигался осторожно, строгое  лицо  стало  отрешенным,
глаза лишь изредка поглядывали по сторонам. Туман обступал такой  плотный,
что Томас не видел пальцев на вытянутой вперед руке.
     -- А это... чей рай? -- спросил он шепотом.
     -- Не знаю,-- ответил Олег тоже тихо.
     Томас попытался сострить, мол, как здорово, осточертел всезнайка,  но
язык примерз к гортани. Туман странный и страшноватый, в нем гаснет голос,
и чудится, что кроме этого тумана больше ничего не свете нет...
     -- Ты хоть знаешь, в какую сторону идти?
     -- Нет.
     -- Ну и попались!
     Олег  шел,  глядя  под  ноги.  Томас  заметил,  что  хрусталь  исчез,
двигаются тоже по туману, подкованные  подошвы  перестали  постукивать,  в
этом мире исчезли все звуки.
     -- Мне кажется,-- проговорил Олег, голос к  ужасу  Томаса  дрогнул,--
здесь еще нет ни рая, ни ада... нет ничего.
     -- Олег,-- попытался воскликнуть Томас, но голос издал только  слабый
сип,-- как это... нет?
     -- Нет, просто нет.. Ничто. Здесь еще ничего не сотворено.
     Волосы зашевелились, попытались поднять шлем, уперлись, шлем  надежно
пристегнут к доспеху, и волосы в отместку больно укололи обратно  в  мозг.
Томас старался держаться ближе к Олегу, задевал локтем, наступал на  ногу,
толкался железным боком.
     -- А  если...  мы  не  отыщем  выхода?  Если  этот  туман  тянется  в
бесконечность?.. Мы так и умрем здесь?
     Олег ответил после долгой паузы:
     -- Думаю, здесь умереть невозможно.
     -- Что? -- поразился Томас.
     -- Здесь нет времени,-- объяснил Олег.-- Даже от старости не  умрешь.
И никогда не проголодаешься, ибо  свинины  нажрякался  на  всю  оставшуюся
жизнь. На вечность.
     Томас представил как вечно бродит здесь, в этом тумане, можно лечь  и
лежать, мыслить, вспоминать былые битвы, здесь не настигнет ни гибель,  ни
даже просто старость. Он всегда останется тридцатилетним рыцарем.
     -- Да,-- сказал он с сожалением,-- это мечта -- попасть  сюда.  Никто
не помешает мыслить... Как только ты  не  додумался  сюда  забраться?  Это
почище пещер...
     Олег после некоторого колебания сознался:
     -- Верно. Одно пугает: выберешься ли? Ведь мудрость никогда не бывает
нужна только для себя. Истину ищешь, чтобы принести людям.
     Туман заползал под доспехи, вкрадывался в мозг. Томас чувствовал, что
странное безразличие овладевает сознанием. Да пошло  оно  все...  Кровавые
драки, скачки в тяжелом железе на коне, тяжесть, голод,  боль...  А  здесь
ничего нет, кроме вечного покоя.
     Сильная рука потрясла так, что ударился подбородком о свое железо:
     -- Очнись!.. Ты куда пошел?
     -- И ты тоже...-- прошептал Томас.
     -- Что?
     -- Иди...
     Голос калики немилосердно проревел в самое ухо:
     -- Дурень, мы ж явились не  ради  какого-то  королевства...  их  пруд
пруди... а ради Яры!
     Сердце стукнуло сильнее, пошло разгонять застывающую кровь. Взор чуть
очистился, он увидел встревоженное лицо Олега. Тот,  поймав  изменение  во
взгляде рыцаря, кивнул с некоторым удовлетворением:
     -- Ага, зацепило?.. Пойдем.. Надо идти.
     -- Надо идти,-- согласился Томас вяло.
     Однако ноги двигались уже послушно, он заставил себя думать только  о
Яре. В груди разрасталась сладкая  боль,  он  растравливал  ее,  и  сердце
стучало злее и встревоженнее. Он шел  через  туман  несозданности,  фигура
калики расплывалась, иногда почти исчезала. Томас ускорял  шаг,  усталости
не чувствовал, да и  какая  усталость,  если  здесь  нет  времени.  Калика
выныривал из тумана весь мокрый,  будто  выбрался  со  дна  реки,  красные
волосы прилипли, концы торчали грязными сосульками.

     Они вывалились из тумана внезапно. Только что брели, ничего не  видя,
как вдруг смутно выступили строения,  и  на  следующем  шаге  оказались  в
небольшой бедной сильно затемненной комнате. Серые стены,  серый  потолок,
земляной пол... Олег не успел увидеть есть ли ложе или стол, как мертвенно
серебристый свет упал из окна. Сзади ахнул Томас.
     Во всю ширь окна страшно сияла...  луна,  если  это  луна.  Огромная,
изъеденная коростой,  с  темными  пятнами,  царапинами,  словно  блестящий
поднос протравили кислотой, в бесчисленных бугорках  и  мелких  неглубоких
вмятинах, будто на покрытый воском поднос падали горячие капли и  выбивали
маленькие лунки...
     Томас потрясенно оглянулся на Олега. Тот смотрел, выпучив глаза.
     -- Что это? -- спросил Томас шепотом.
     -- Не знаю... Я бы сказал, что это Луна... если бы...
     -- Если бы не была такой огромной?
     -- Если бы узнал ее.
     Томас сквозь ужас,  охвативший  душу,  наконец  понял,  что  пятна  и
множество лунок выглядят совсем иначе, чем привык видеть на сияющем диске.
     -- Это не луна?
     -- Скорее всего,-- ответил Олег потрясенно,-- все же луна.
     -- Но...
     -- Только видим другую сторону. Обратную. Не заметил, что  всю  жизнь
видишь только одну сторону? Даже в жарких сарацинских странах видел тот же
бок, что и в туманной Британии?
     Тома зябко передернул плечами. Глаза все еще не отрывались от жуткого
зрелища:
     -- Возможно, ты прав. Не задумывался... Но здесь луна  не  такая.  Но
почему?.. Хотя это не мое дело. Мы снова попали в ад?
     Олег с неуверенностью огляделся:
     -- Похоже... Но с другой стороны, не должны бы...
     -- Но это не может быть раем!
     Он оскалил зубы в невеселой усмешке:
     -- У людей бывают странные желания. Возможно, кто-то больше всего  на
свете захотел увидеть обратную сторону Луны.
     Его вытянутая рука прошла стену насквозь. Томас пугливо оглянулся:
     -- А почему тут пусто?
     Олег ответил рассеянно:
     -- Этот чей-то рай на самом краю безвременья. Возможно,  тот  человек
еще не умер... Гм, может быть, еще и не родился.
     Томас шагнул следом с выпученными глазами, даже  не  стараясь  понять
слишком сложный ответ. Пусть калика умничает.  Но  если  за  стеной  снова
проклятый туман...
     Калика уже ждал на краю залитого солнцем берега. От  мокрой  волчовки
валил пар, волосы все еще торчали неопрятными сосульками, но зеленые глаза
смеялись:
     -- Честно скажу, никогда так  не  трусил!  Вот  это  и  есть  ад  для
мудреца: найти Великую Истину... и не иметь возможности ею поделиться!
     -- Похвастать,-- поправил Томас.  Он  улыбался  яркому  свету,  спина
выпрямилась сама собой, а доспехи уже не казались тяжелыми.-- Но  ты,  мне
кажется, еще не нашел.
     -- Вот-вот схвачу,-- заверил Олег.-- Я уже чувствую ее тепло.
     Томас расправил плечи. Пар  валит  из  всех  щелей,  вязаная  рубашка
немилосердно раздражает тело. Он не знал, как избавиться от зуда, а  угла,
чтобы почесаться спиной, не  находилось.  Он  снял  шлем,  с  наслаждением
запустил пятерню, чесался, даже  постанывал,  глаза  закатил.  На  пальцах
оставалась грязь, будто все еще бродил возле адских котлов.
     Он брезгливо  стряхнул  грязь  с  кончиков  пальцев,  а  Олег  знающе
брякнул:
     -- Вши? Ты, того, поуважительнее с ними. Все-таки  первые,  что  были
созданы после человека. И для человека особо.
     Томас раскрыл рот не сколько  от  возмущения  и  оскорбления  в  свой
адрес, сколько от великого удивления:
     -- Вши?
     -- Точно.
     -- Каким образом?
     -- А твой бог увидел, что Адаму и Еве  заняться  нечем,  от  безделья
дурью маются, уже на дерево начинают  посматривать...  вот  и  создал  это
мелкое подлое создание. Адам и Ева  начали  их  искать  друг  у  друга,  а
занятие это до-о-о-о-олгое. С тех пор люди до сих пор ищут. И павианы.
     Томас поинтересовался:
     -- Что такое павианы?
     -- В другой раз,-- ответил Олег безжалостно.-- От многих знаний много
горя.
     Томас посмотрел на него исподлобья:
     -- Вижу.

     Глава 6

     Сад благоухал, Томас видел пролетающих ангелов все чаще. Похоже, идут
верно, скоро врата Эдема, только с каждым часом пробираться  труднее.  Под
ногами самая мягкая и шелковая трава, по обе стороны ровные линии  зеленых
кустов, диковинные цветы. Вдали видны золотые с красным верхушки деревьев,
в синем небе оранжевое облачко...
     Калика выругался. Томас не успел поморщиться, язычник груб, но  когда
увидел  прущих  навстречу  ангелов  --  сразу  пятеро!  --  выругался  как
крестоносец, что полдня ломал сундук богатого иудея,  а  обнаружил  пустое
дно.
     --- Сзади их толпа,-- сказал он затравленно.-- Что делать?
     -- Давай направо,-- предложил Олег.
     -- Стена терновника! Бык не проломится!
     -- Тогда чего спрашиваешь?
     Томас подвигал плечами, рукоять Зу-л-Факара прямо за  левым  ухом,  а
ноги уже понесли на открытое место. Олег двигался вроде бы неспешно, Томас
однако чувствовал напряжение калики, а его пальцы подрагивали.  Посох  все
так же втыкался острым концом в землю, оставляя круглые глубокие ямочки...
     Ангелы вышли из-за поворота,  Томас  сощурился,  блеск  резал  глаза,
словно смотрел на доспехи, начищенные преданным оруженосцем. Все  в  белых
одеждах, золотоволосые, хотя и с длинными  вислыми  носами,  пейсами,  они
шли, ступая по верхушкам трав, не  пригибая  ни  стебелька,  хотя  могучие
крылья лишь слабо шевелились под легким ветерком.
     Глаза переднего ангела расширились в  изумлении.  Он  смотрел  то  на
пришельцев, то на яму, что осталась после посоха Олега:
     -- А я не поверил... Неслыханно!
     Второй ангел, худой и с суровым лицом, сказал отрывисто:
     -- Падите на колени, презренные. Мы доставим вас... куда нам  велено.
А там решат вашу судьбу.
     Олег буркнул:
     -- Сейчас, только шнурки завяжу.
     А Томас сказал с грозной беспечностью потомка викинга:
     -- Что нам терять?
     Ангелы все еще смотрели грозно, когда  чужаки  свершили  неслыханное:
вместо того, чтобы пасть на колени и молить о снисхождении, или  броситься
наутек, что тоже бессмысленно, оба разом шагнули вперед. В воздух взвились
оранжевые мечи, звякнуло, зашипело, словно на раскаленную  плиту  плеснули
воды. Взвился сноп искр.
     Меч ангела, с  которым  сразился  Олег,  прошел  мимо  и  врезался  в
мраморную плиту. Олег коротко и сильно  ударил  посохом  сбоку  в  голову.
Рядом снова был грохот,  звон,  ангел  растерянно  отступал  под  бешеными
ударами Томаса, рыцарь  что-то  выкрикивал  сквозь  зубы,  а  когда  ангел
коротко оглянулся, словно ища  подмоги,  меч  рыцаря  достал  его  в  шею.
Оранжевый меч вылетел из ослабевшей руки как серебристый судак из  ладоней
неудачливого рыболова.  Томас  задержал  следующий  удар,  а  тело  ангела
вспыхнуло ярким светом,  Томас  отшатнулся,  ослепленный.  А  когда  через
мгновение открыл глаза, на мраморные плиты медленно опускался пустой белый
хитон.
     Рядом калика дрался  с  двумя.  Томас  опомнился  и  обрушил  меч  на
ближайшего.  Ангел  вскрикнул,  его  охватило  желтое   пламя.   Мелькнули
вскинутые руки, раздался сухой треск, и на пол  упали  два  тяжелых  пера.
Запах гари тут же рассеялся. Воздух был чист и свеж как утренняя роса.
     Томас тяжело дышал, глаза были как два нароста на могучем дубе. Меч в
его руке сыпал искрами, дергался, все еще не в состоянии  успокоиться.  По
лезвию  метались  лиловые  молнии,  магические  знаки  то  появлялись,  то
исчезали.
     -- Конь пал,-- сказал Олег странным голосом,-- пчела умерла,  человек
отдал богу душу или преставился, коза издохла... а что с ангелом?
     -- Тебе это важно? -- огрызнулся  Томас.  Его  грудь  вздымалась  как
волны в сильную бурю.-- Ах да, для заклятий нужны точные слова!
     -- И для заклятий,-- согласился Олег, голос был  напряженным,--  и  у
меня  вообще  чувство,  хоть  чувствам  не  доверяю,  что  здесь   кроется
разгадка... Или хотя бы часть разгадки!
     -- Везде тебе чудится,-- прошептал Томас измученно.-- Ты видишь что я
сделал? Что натворил? Я убил божьих ангелов!!!
     Олег сказал успокаивающе:
     -- Положим, ты убил только одного.
     Томас вскрикнул оскорблено:
     -- Двух, а то и трех... Или ранил смертельно, что одно и  то  же.  Но
тебе можно, ты язычник, а я христианин! Мне нельзя! Это же посланцы  моего
Верховного Сюзерена!.. Но все-таки... все-таки мы побили божьих ангелов!
     Калика,   похоже,   старался   держаться   с   прежним    насмешливым
достоинством:
     -- Тебе трупов недостает? Ручьев крови?
     -- Да нет... То у  простых  смертных.  Но  как  мы  побили...  особых
существ?
     -- Давай подумаем. У тебя меч Мухаммада, а это очень  непростой  меч.
Если бы у тебя, скажем, был меч Иоанна Крестителя... хотя тот кроме  палки
ничего в руки не брал, то мечи здешних оказались бы горячее.  Если  бы  ты
взял тогда меч Иисуса, то не знаю, не знаю... Может  быть  дрались  бы  на
равных. А меч пророка... гм... думаю, что магия здешних мечей не действует
на тебя, раз у тебя такой меч, а Зу-л-Факар в свою очередь бессилен против
райских. Словом, все зависит от тебя.
     Томас вздохнул с таким облегчением, что застойный воздух качнулся  на
версту:
     -- Вот и славно. На равных -- это благородно и  не  противно  законам
рыцарства. Но ты... Как выстоял ты?
     Олег пожал плечами:
     -- Наверное, потому что не признаю христианства. Значит,  не  попадаю
под их законы. Для меня  эти  двое  не  посланцы  грозного  бога,  а  лишь
здоровенные мужики с отменным оружием. Словом, тоже на равных, хоть  мы  и
не рыцари.
     Томас повертел меч в вытянутой руке. Зеленый огонь  медленно  угасал,
волны возбуждения стихали. Загадочные знаки вспыхнули в  последний  раз  и
ушли вглубь металла.
     -- Тогда все терпимо,-- решил он.
     --  Да,--  согласился  Олег,  он  исподлобья,  но  очень  внимательно
посмотрел на Томаса,-- если ты не  очень...  того,  что  поразил  посланца
самого бога...
     Томас даже побледнел, на лбу выступили  капельки  пота,  словно  Олег
безжалостно ухватил и сжимал его кровоточащее сердце:
     -- Сэр калика... Для меня  сейчас  главное  --  найти  Яру.  Найти  и
освободить. И никакие ангелы  или  чертовы  архиангелы...  А  потом,  если
уцелеем, я разберусь с прелатом у бочки с вином, где я  был  прав,  а  где
малость погорячился. Кстати, я все-таки не одного поразил,  а  троих.  Это
точно! А то и четверых..
     -- Ну тогда все в порядке,-- поспешно сказал Олег..-- К тому ж хоть и
ангелы, но простолюдины. А простолюдины с мечами -- это ж оскорбление  для
благородных! И вдобавок -- иудеи.
     Томас с облегчением вздохнул:
     -- Да, конечно... Но в самом деле иудеи?
     -- Да ты погляди на их носы! А пейсы, пейсы! Разве это не оскорбление
для рыцаря?
     Томас поправил меч, спина его снова выпрямилась, и он окинул цветущий
сад гордым и надменным взором настоящего крестоносца.

     За деревьями они разогнулись, а Томас прошипел, болезненно морщась:
     -- Я уже думал, что всю оставшуюся жизнь буду ходить  крючком...  Ох,
спина! Куда теперь?
     -- Это христианский рай,-- огрызнулся Олег.-- ты мне скажи!
     Деревья стояли плотно, но слишком ухоженные, красивые, за  такими  не
спрячешься. По ту сторону видна новая лужайка, белые одежды, даже  слышно,
как хлопают крылья, словно крупный гусь, привстав на цыпочки, готовится  к
взлету.
     Томас переступил с  ноги  на  ногу.  От  долгого  передвижения  почти
ползком взбледнел, с мокрых бровей срывались мутные капли.  Дышал  хрипло,
железо поскрипывало при каждом вздохе.
     -- Ну, ты ж Вещий...
     -- Я разные глупости предполагал, даже видел  в  грядущем,  но  чтобы
христианство... Нет, Томас, мы пойдем другим путем.
     Вид у него был суровый и решительный, взгляд устремлен вдаль. Он явно
видел то, чего не мог увидеть Томас. Томас медленно пошевелился,  страх  и
чувство непомерности задачи сковывали как трескучий мороз лужицу.
     -- Каким?
     -- Мы зашли далеко, согласен? Но теперь отступать  уже  некуда.  Даже
если бы могли. Нависнет  стыд,  что  отступили,  а  это...  гадко.  Редкий
мужчина уснет спокойно,  зная,  что  когда-то  отступил,  где-то  уступил,
попятился. Я хочу сказать, что довольно таиться за  каждым  кустом.  Пусть
охотник, который охотится за нашими шкурами, поймет, что мы не зайчики,  а
хотя бы тигры.
     Томас  разогнулся,  глаза  заблестели.  На  бледных  щеках   выступил
лихорадочный румянец. Некоторое время смотрел неверяще, голос дрогнул:
     -- Сэр калика. Это моя война. А ты... разве  твоя  ненависть  к  вере
Христа так велика?
     Олег буркнул:
     -- Я помогал тебе из-за Яры, а не какого-то там Христа.
     -- Тем более, это моя война!
     Олег поднялся, огляделся:
     -- Дальше пойдем, не прячась. Вернее,  прячась,  но  так,  чтобы  нас
заметили. С трудом, но заметили.
     -- И тогда?..
     -- Будем знать, когда нападут. А это уже что-то.

     Деревья становились все роскошнее, а  цветы  пахли  одуряюще  сладко,
зазывно. По воздуху плыли  струи  нежнейшего  аромата  роз,  еще  каких-то
цветов, Томас их не знал, это дядя разбирался в цветах так же,  как  он  в
оружии, отец в конях, а Макдональд в  геральдике.  Трава  с  каждым  шагом
нежнее, под сапогами хрустит и вдавливается в землю  так,  словно  по  ней
прет осадная башня.
     Томас, только что бодрый и весь оскаленный  от  макушки  до  пят,  на
глазах грустнел. Лицо вытянулось даже не как у его толстомордого  коня,  а
как у сарацинского, худого и поджарого. Голос дрогнул:
     -- Не знаю, что со мной происходит... Только что  я  рвался  разнести
здесь все в щепки, только бы вызволить Яру. А  сейчас  меня  ужасает  сама
мысль, что я дерзновенно вторгся, грязными сапожищами топчу райскую траву!
Уже молчу, что я сделал с Божьими посланцами...
     Калика сказал, не оборачиваясь:
     -- А что, раньше ты сам всегда был в ладу с самим  собой?  И  тебе  в
самом деле никогда не хотелось надавать себе по морде?.. И не было  стыдно
за свои мысли... цели... желания?
     -- Господь говорит,-- возразил Томас  значительно,--  что  христианин
должен быть постоянно ясен.
     -- Тот, кто постоянно ясен, тот, по-моему,  просто  глуп...  Кто  это
сказал? И я не помню. А ты в самом деле постоянно ясен?
     Томас запнулся, в ясных глазах мелькнуло сомнение.
     -- Ну,-- сказал он с неохотой,-- я к этому стремлюсь!
     -- Все стремимся,-- вздохнул  Олег.--  И  палачи,  и  жертвы.  Что-то
замедлять шаг стал... Это верно, когда лежишь, мыслится лучше.
     Томас зашагал, будто его пнули в спину, и он старается удержаться  на
ногах.
     Пчелы и мотыльки перепархивали с цветка  на  цветок,  Томас  злорадно
указал калике на двух сцепившихся стрекоз. Тот с  каменным  лицом  в  свою
очередь указал на нечто блистающее впереди. Томас разглядел  арку,  а  еще
через сотню шагов увидел такую  же  блистающую  фигурку.  От  арки  в  обе
стороны тянулась решетчатая стена, огораживая остальную часть сада.
     --- Ну и что? -- спросил Томас.
     -- Джанна, --- объяснил Олег.
     -- Я понимаю, что джанна,-- огрызнулся Томас.-- Ну и что?
     -- Джанна -- рай ислама. А там эти утехи не возбраняются, а наоборот,
наоборот...
     Томасу показалось, что в голосе калики звучит то ли  зависть,  то  ли
насмешка   над    христианскими    добродетелями,    целомудренностью    и
непорочностью, нахмурился, надменно вскинул подбородок.
     У  врат  сада  прохаживался  взад-вперед  высокий  ангел  с   суровым
худощавым лицом. В его руках был длинный меч, он забросил его на плечо,  и
так бродил перед воротами, видимо устав стоять, как предписано.
     Затаившись  в  кустах,  Томас  напряженно  всматривался  в   золотого
гиганта. Весь в чешуйчатой броне, голову  закрывает  конический  шлем,  за
плечами круглый щит. Иногда снимал меч  и  мимолетно  касался...  нет,  не
касался, а слишком близко проносил кончик меча над землей, там  вспыхивало
быстрое злое пламя